- Что?
- Поставить себе неразглашаемый номер, тогда никакие психи не будут нам звонить.
Синтия отрицательно покачала головой:
- Нет, мы этого делать не станем.
- Не думаю, что такой номер стоит намного дороже и, кроме того…
- Нет, мы этого делать не станем.
- Почему?
Она сглотнула.
- Потому что когда они решат позвонить, когда моя семья наконец захочет связаться со мной, у них должна быть возможность до меня дозвониться.
У меня был свободный урок до ленча, поэтому я улизнул из школы, доехал через весь город до магазина Памелы и вошел туда с четырьмя стаканчиками кофе, которые купил по дороге.
Это не был модный бутик, и Памела Форстер, подружка Синтии еще со средней школы, не пыталась заигрывать с молодой, модной клиентурой. Она продавала довольно консервативную одежду. Как я любил шутить с Синтией, такую предпочитают женщины, носящие туфли на низком каблуке.
- Ну и что, пусть это не "Эберкромби энд Фитч", - соглашалась Синтия, - но они не позволят мне работать в те часы, которые меня устраивают, а Пэм разрешает. И я могу забирать Грейс из школы.
Коротко и ясно.
Синтия стояла в глубине магазинчика, рядом с примерочной, и разговаривала через занавеску с покупательницей:
- Не хотите примерить то же самое двенадцатого размера?
Она меня не заметила, но Пэм увидела и улыбнулась, сидя за кассой.
- Привет!
Пэм, высокая, худая, с плоской грудью, неплохо смотрелась на каблуках в три дюйма. Ее бирюзовое платье до колен было достаточно стильным, чтобы намекнуть - оно приобретено не в ее магазине. Она обслуживала клиентуру, не знакомую с моделями из "Вог", но это вовсе не означало, что Пэм от них откажется.
- Ты чересчур добр, - сказала она, глядя на четыре стаканчика кофе. - Но в данный момент здесь только мы с Син, держим круговую оборону, Энн ушла на перерыв.
- Возможно, до ее возвращения кофе еще не остынет.
Пэм сорвала пластиковую крышку и положила в кофе пакетик заменителя сахара.
- Как дела?
- Хорошо.
- Синтия говорит, все еще ничего. С телевидения.
Почему люди предпочитают обсуждать только эту тему?
Лорен Уэллс, моя дочь, теперь Памела Форстер?
- Правильно, - подтвердил я.
- Я ей не советовала соглашаться, - покачала головой Памела.
- В самом деле? - Я об этом не знал.
- Давным-давно. Когда они в первый раз позвонили и предложили сделать передачу. Я тогда сказала: "Лапочка, не надо будить спящих собак. Никакого смысла ворошить это дерьмо".
- Да, конечно, - согласился я.
- Я тогда сказала: "Послушай, это произошло двадцать пять лет назад, так? Что бы тогда ни случилось, это случилось, и если ты не можешь жить нормально, хотя столько воды утекло, подумай, что с тобой будет через пять лет или через десять?"
- Она об этом не рассказывала.
Синтия заметила, что мы разговариваем, и махнула рукой, но не покинула свой пост рядом с примерочной кабинкой.
- Дама в кабинке примеряет всякое дерьмо, в которое не влезает, - шепнула мне Пэм. - Она уже пыталась выйти отсюда с неоплаченными вещами, так что мы за ней присматриваем, когда она тут появляется. Персональное обслуживание, так сказать.
- Она ворует в магазинах? - удивился я.
Памела кивнула.
- Если она украла, почему вы ее не сдали в полицию? Зачем снова пускаете в магазин?
- Не можем доказать. У нас одни подозрения. Мы вроде как даем ей понять, что знаем, и никогда не спускаем с нее глаз.
Я попытался представить себе женщину за занавеской. Молодая, грубоватая с виду, вздорная. Именно такую вы выберете из ряда других как воровку. Может быть, татуировка на плече.
Занавеска отодвинулась, и вышла низенькая, грузная дама лет пятидесяти или чуть старше, и протянула несколько вещей Синтии. Я бы решил, что она библиотекарша.
- Я сегодня ничего себе не подобрала, - вежливо сказала она и прошла мимо нас с Памелой к двери.
- Она? - спросил я у Памелы.
- Вылитая женщина-кошка, - кивнула та.
Подошла Синтия и поцеловала меня в щеку:
- Угощаешь кофе? По какому поводу?
- Пустой урок, - пояснил я.
Памела извинилась и удалилась в глубину магазина, забрав с собой свой кофе.
- Из-за утренних событий? - спросила Синтия.
- Тебя очень расстроил этот телефонный звонок. Я хотел посмотреть, как у тебя дела.
- Все хорошо, - заверила она с не слишком большой убежденностью и отпила глоток кофе. - Все нормально.
- Я не знал, что Пэм отговаривала тебя от телевизионного шоу.
- Ты ведь тоже поначалу возражал.
- Просто ты ни разу не упомянула, что она была против этой идеи.
- Ты ведь знаешь, Пэм никогда своего мнения не скрывает. Еще она считает, что ты мог бы похудеть фунтов на пять.
Она с ходу поставила меня на место.
- Так эта дама, которая примеряла одежду, в самом деле воровка?
- Ты считаешь, что можешь определить, кто хороший, а кто плохой, но так не всегда получается, - сказала Синтия, снова отпивая кофе.
В этот день мы после работы встречались с доктором Наоми Кинзлер. Синтия договорилась, что завезет Грейс к подруге после школы. Мы посещали доктора Кинзлер раз в две недели последние четыре месяца. Нам ее порекомендовал наш семейный доктор. Он сам безуспешно старался помочь Синтии с ее тревогами и посчитал, что лучше обратиться к психиатру, чем подсаживаться на какое-то лекарство.
С самого начала я скептически относился к вероятности того, что психиатр может как-то помочь, и, побывав у доктора почти десять раз, своего мнения не изменил. У Наоми Кинзлер был офис в медицинском центре на востоке Бриджпорта, с видом на шоссе, если жалюзи не закрыты, как сегодня. Думаю, она заметила, что я поглядываю в окно во время этих драгоценных визитов и отвлекаюсь, подсчитывая число проезжающих трейлеров.
Иногда доктор Кинзлер беседует с нами обоими или же кто-то из нас выходит, чтобы дать ей возможность поговорить один на один.
Я никогда раньше не бывал у психотерапевтов. Все мои познания получены из телесериала "Клан Сопрано", в котором доктор Мелфи помогает Тони разобраться со всякими трудностями. Я все не мог решить, серьезней наши проблемы, чем у него, или нет. Вокруг Тони люди исчезали постоянно, но зачастую именно он об этом и позаботился. У него было явное преимущество: он знал, что с ними случилось.
Наоми Кинзлер мало напоминала доктора Мелфи. Низенькая, толстенькая, седые волосы стянуты в пучок. На мой взгляд, ей было около семидесяти, и занималась она этим делом достаточно долго, чтобы не позволять боли других людей проникнуть ей в душу и там угнездиться.
- Что нового за этот период? - спросила она.
Я не знал, станет ли Синтия говорить о сегодняшнем утреннем звонке психа. Наверное, мне самому не слишком хотелось в это вдаваться, я не пытался придавать звонку такое уж большое значение и полагал, что нам удалось все сгладить утром в магазине. Поэтому, прежде чем Синтия открыла рот, сказал:
- Все хорошо. Все просто прекрасно.
- Как Грейс?
- И Грейс хорошо, - ответил я. - Провожал ее сегодня в школу. Мило поговорили.
- О чем? - спросила Синтия.
- Просто поболтали. О пустяках.
- Она все еще проверяет ночное небо? - осведомилась доктор Кинзлер. - Ищет метеоры?
Я небрежно отмахнулся:
- Это ерунда.
- Думаете? - спросила она.
- Конечно. Ее очень интересуют Солнечная система, космос, другие планеты.
- Но вы купили ей телескоп.
- Разумеется.
- Поскольку она тревожится, что астероиды могут разрушить Землю, - напомнила мне доктор Кинзлер.
- Телескоп помогает ей успокоиться, к тому же через него она рассматривает звезды и планеты. И соседей, как я догадываюсь, - улыбнулся я.
- А как насчет общего уровня ее тревоги? На ваш взгляд, он вырос или, наоборот, понизился?
- Понизился, - сказал я.
- Все тот же, - одновременно со мной произнесла Синтия.
Брови доктора Кинзлер слегка приподнялись. Я ненавидел, когда она так делала.
- Думаю, Грейс все еще тревожится, - взглянула на меня Синтия. - Порой она очень уязвимая.
Доктор Кинзлер задумчиво кивнула. Потом спросила, глядя на Синтию:
- Как вы считаете, в чем причина?
Синтия дурой не была. Хорошо понимала, куда клонит доктор - проходила все это раньше.
- Вы полагаете, из-за меня?
Плечи Наоми Кинзлер слегка приподнялись.
- А вы как думаете?
- Стараюсь не волноваться в ее присутствии, - сказала Синтия. - Мы не говорим об этом при ней.
Наверное, я издал какой-то звук, фыркнул или хрюкнул, короче, привлек их внимание.
- Да? - повернулась ко мне доктор Кинзлер.
- Она знает, - сказал я. - Грейс знает много больше, чем показывает. Она видела шоу.
- Что? - удивилась Синтия.
- Она видела его в доме у подруги.
- Какой подруги? - возмутилась Синтия. - Я хочу знать имя.
- Не представляю. И не думаю, что стоит выколачивать это имя из Грейс. - Я взглянул на доктора Кинзлер. - Это я просто неудачно выразился.
Доктор кивнула.
Синтия закусила нижнюю губу.
- Она еще не готова. Ей не нужно знать все это обо мне. Не сейчас. Ее надо защитить.
- Это как раз самое трудное, что необходимо понять родителям, - заметила доктор Кинзлер. - Вы не можете защитить своих детей от всего.
Синтия немного подумала, потом сказала:
- Мне позвонили.
Она поведала доктору Кинзлер подробности слово в слово. Та задала несколько вопросов, сходных с моими. Узнала ли она голос? Раньше он не звонил? И так далее. Затем спросила:
- Как вы думаете, что он имел в виду, говоря, будто ваша семья вас прощает?
- Это ничего не значит, - вмешался я. - Позвонил какой-то псих.
Доктор Кинзлер одарила меня взглядом, означающим только одно: "Заткнитесь".
- Я об этом все время думаю, - призналась Синтия. - За что они меня прощают, как он сказал? За то, что не разыскала их? Не постаралась узнать, что с ними произошло?
- Вряд ли можно от вас это требовать, - сказала доктор. - Вы же были ребенком. Четырнадцать все еще детство.
- А потом я подумала: вдруг они считают меня виноватой в том, что это вообще случилось? И уехали из-за меня? Что такого я могла сделать, чтобы заставить их уехать среди ночи?
- Вы все еще отчасти считаете себя ответственной, - заметила доктор Кинзлер.
- Послушайте, - заторопился я, опережая Синтию, - это звонил какой-то урод. Ведь шоу видели самые разные люди. Ничего удивительного, что появилось несколько психопатов.
Доктор Кинзлер тихо вздохнула и посмотрела на меня:
- Терри, возможно, будет лучше, если мы с Синтией немного поговорим один на один.
- Нет, все в порядке, - вмешалась Синтия. - Не надо ему уходить.
- Терри, - произнесла доктор с таким терпением, что я сразу понял, насколько она рассержена. - Разумеется, это мог быть какой-то псих. Но его слова все равно возродили в Синтии определенные чувства, и если мы поймем ее реакцию на эти чувства, то скорее во всем разберемся.
- В чем конкретно нам требуется разобраться? - поинтересовался я. Не собирался спорить, просто действительно хотел знать. - Я не пытаюсь мешать, но, видимо, в какой-то момент потерял ощущение цели.
- Наша задача помочь Синтии справиться с травматическим воздействием на ее жизнь того случая из прошлого, отголоски которого чувствуются по сей день, причем не только ради нее, но и ради ваших взаимоотношений.
- О наших взаимоотношениях не волнуйтесь, - сказал я.
- Он иногда мне не верит, - выпалила Синтия.
- Что?
- Ты иногда мне не веришь, - повторила она. - Я чувствую. Например, когда я рассказала тебе о коричневой машине. Ты решил, будто я все придумала. И сегодня, когда этот тип позвонил, а ты не мог найти следов звонка в аппарате и засомневался, был ли действительно этот звонок.
- Я никогда ничего подобного не говорил. - Я посмотрел на доктора Кинзлер, как будто она была судьей, а я обвиняемым, жаждущим доказать свою невиновность. - Это неправда. Я никогда ничего похожего не говорил.
- Но я знаю, что ты так думал. - В голосе Синтии не было злости. Она протянула руку и коснулась моего плеча. - И если честно, то не очень тебя виню. Я знаю, какой была. Знаю, как трудно со мной жить. И не только эти последние месяцы, но все время нашего брака. Это всегда над нами висело. Я пыталась отодвинуть эти мысли, спрятать в дальний ящик, но то и дело случайно открывала крышку, и все снова на меня наваливалось. Когда мы встретились…
- Синтия, ты не должна…
- Когда мы встретились, я понимала, что, сблизившись с тобой, передам тебе часть боли, которую испытывала, но поступила как эгоистка. Мне так хотелось разделить твою любовь, даже если это означало, что тебе придется разделить мою боль.
- Синтия.
- Но ты был таким терпеливым, правда. И я люблю тебя за это. Ты был самым терпеливым мужчиной в мире. На твоем месте я бы быстро от меня устала. Хватит, сколько можно, так ведь? Все случилось слишком давно. Как Пэм говорит. Хватит уже, твою мать.
- Я никогда ничего такого не скажу.
Доктор Кинзлер наблюдала за нами.
- Ну тогда я сама себе это говорила, - заявила Синтия. - Сотни раз. И мне хотелось бы забыть. Но иногда, и я знаю, что это покажется безумием…
Мы с доктором Кинзлер сидели очень тихо.
- Иногда мне кажется, что я их слышу. Слышу, как они разговаривают, моя мама, брат, папа. Как будто находятся здесь, в одной комнате со мной. Просто разговаривают.
Доктор Кинзлер заговорила первой:
- Вы им отвечаете?
- Наверное, - сказала Синтия.
- Когда это происходит, вы дремлете?
Синтия призадумалась.
- Скорее всего. В смысле - вот сейчас я их не слышу. - Она печально улыбнулась. - Я не слышала их в машине, когда сюда ехала.
Я внутренне с облегчением вздохнул.
- Так что, скорее, это происходит во сне или в дреме. Но мне кажется, будто они вокруг меня и пытаются поговорить со мной.
- И что они хотят сказать? - спросила доктор Кинзлер.
Синтия сложила руки на коленях и переплела пальцы.
- Я не знаю. По-разному. Иногда они просто разговаривают. Ни о чем. Что ели на обед или что показывают по телевизору. Ничего существенного. Но иногда…
Вероятно, я выглядел так, будто собирался вмешаться, потому что доктор Кинзлер снова одарила меня взглядом. Но она ошиблась. Я открыл рот в ожидании того, что Синтия собиралась сказать. Ведь я впервые узнал, будто члены ее семьи говорили с ней.
- Иногда мне кажется, что они зовут меня присоединиться к ним.
- Присоединиться к ним? - переспросила доктор Кинзлер.
- Прийти, чтобы мы снова стали одной семьей.
- И что вы им отвечаете?
- Говорю, что мне бы очень хотелось, но я не могу.
- Почему? - спросил я.
Синтия посмотрела мне в глаза и печально улыбнулась.
- Потому что туда, где они находятся, я, возможно, не смогу взять с собой тебя и Грейс.
ГЛАВА 8
- Что если я все эти другие вещи опущу, а сразу сделаю то, что требуется? - спросил он. - Тогда я смогу вернуться домой.
- Нет, нет и нет, - рассердилась она и подождала, пока не успокоилась. - Я знаю, что ты хочешь вернуться. Я тоже хочу этого больше всего. Но мы должны сначала разделаться со всеми этими вещами. Не следует быть нетерпеливым. В молодости я тоже проявляла нетерпение, была слишком импульсивной. А теперь знаю - лучше не торопиться, но сделать все правильно. - Она услышала его вздох на другом конце линии.
- Я бы не хотел все испортить, - сказал он.
- Ты и не испортишь. Ты всегда старался мне угодить, поверь мне. Приятно иметь в доме хотя бы одного такого человека. - Она хмыкнула. - Ты славный мальчик, и я люблю тебя больше, чем ты когда-либо будешь знать.
- Я уже давно не мальчик.
- И я тоже уже не маленькая девочка, но всегда вспоминаю, каким ты был раньше.
- Сделать это… будет неприятно.
- Знаю. Но именно это и хочу тебе сказать. Если наберешься терпения, то со временем, когда все будет подготовлено, тебе это покажется самым естественным поступком в мире.
- Наверное. - Но в голосе не было уверенности.
- Одно ты должен помнить всегда. То, что ты делаешь, является частью большого цикла. И мы тоже его часть. Ты ее уже видел?
- Да. И чувствовал себя странно. Отчасти мне хотелось сказать: "Привет, - и добавить, - эй, ты не поверишь, кто я такой".
ГЛАВА 9
В следующие выходные мы отправились навестить тетю Синтии, Тесс, живущую в небольшом, скромном доме на полпути к Дерби, рядом с идущей лесом дорогой из Милфорда. До нее было всего двадцать минут езды, но мы навещали ее не так часто. Поэтому в особых случаях, например, на День благодарения, Рождество или, как на сей раз, день ее рождения, обязательно к ней ехали.
Меня это вполне устраивало. Я любил Тесс почти так же сильно, как Синтию. Не только за то, что она была замечательной старушкой, как я ее называл, когда позволял себе с ней шутливо пофлиртовать, но прежде всего за заботу о Синтии после исчезновения ее семьи. Она взяла к себе четырнадцатилетнюю девочку, которая, по признанию самой Синтии, порой бывала трудным подростком.
- Так у меня не оставалось выбора, - как-то сказала мне Тесс. - Она была дочерью моей сестры. А сестра пропала вместе со своим мужем и моим племянником. Как еще я могла поступить, черт возьми?!
Тесс была сварливой, немного резкой, но этот способ она выработала, чтобы защитить себя, белую и пушистую. Кстати, она вполне заслужила право на некоторую вздорность. Муж бросил ее еще до того, как в доме появилась Синтия, предпочтя ей официантку из бара в Стамфорде, и, по словам самой Тесс, убрался куда-то на запад к чертям собачьим, так что она ничего о них больше не слышала, и слава Богу. Тесс, которая за несколько лет до этого ушла с фабрики радиодеталей, нашла бумажную работу в дорожном управлении и зарабатывала ровно столько, чтобы содержать себя и платить за коммунальные услуги. Растить подростка ей было практически не на что, но она поступила так, как должно. Тесс не имела собственных детей, а когда ее недотепа-муж сбежал, ей было приятно, что в доме появился другой человек, хотя обстоятельства этому сопутствовали таинственные и, вне всякого сомнения, трагические.
Сейчас Тесс было под семьдесят, она жила на пенсию и те деньги, что получала от графства по социальной страховке. Она возилась в саду, выращивала цветы в горшках и иногда путешествовала, как, например, прошлой осенью, когда ездила через Вермонт и Нью-Гемпшир, чтобы посмотреть на осенние листья: "Господи, полный автобус старичья, я думала, что повешусь". Но Тесс редко выходила из дома. Не играла в карты, не посещала собрания пенсионеров. Но следила за новостями, подписывалась на "Харперз", "Нью-йоркер" и "Атлантик манфли" и никогда не стеснялась озвучить свои левые политические убеждения.