- Да, маниакальный психоз, навязчивая идея. - Пиновская согласно кивнула, потрепала Филю по хребту. - Ученость - вот беда, ученость - вот причина. Помните, Осаф Александрович, как монахи-доминиканцы вздумали изучать китайские премудрости? Сразу головками тронулись. А ведь что китайские, что египетские, хрен редьки не слаще. Взять хотя бы профессора этого, Чоха, он разве нормальный? Только и разговоров что о фараонах, гробницах и иероглифах, психотическая личность. Я думаю, что это близость с Петренко так повлияла на Берсеньева. Маниакальный психоз - вещь заразная.
Они подождали немного, но едва собрались продолжить наблюдение, как из рации послышалось:
"Отбой" - и прошла команда о возвращении на базу.
- Ну вот и ладно. - Дубинин шмыгнул озябшим носом, шумно высморкавшись, улыбнулся Пиновской. - Давайте я возьму Филю, у вас, наверное, руки устали?
- Спасибо, Осаф, вы настоящий друг. - Марина Викторовна тоже улыбнулась, отдала ему собачий повод, и они поспешили за угол, там, в автобусе прикрытия, их ждали Фаульгабер и группа поддержки. Из приоткрытого окна слышалась задорная частушка:
А на полу в думской уборной
Депутат лежит холодный,
У него оторваны
Половые органы.
Великан, приласкав ручищей кружку с кофе, разгадывал кроссворд в "Вестнике демократии", Толя Громов играл с самим собой в покер на щелбаны, Катя Дегтярева разглядывала "Космополитен", хмурила соболиные брови: красавицы называются! Ни падать не умеют, ни передвигаться "лесенкой", ни подъем переворотом сделать по полной боевой. Ни суплеса, ни мускулатуры. Дешевки.
Услышав собачий визг, она схватила полотенце и первым делом кинулась к Степашке, стала вытирать ей лапы и массировать живот, та вскоре должна была щениться. Филя тут же получил порцию питательного супа, чуть теплого, чтобы не заварить чутье, и, благодарно завиляв хвостом, энергично встряхнулся, в нагретом салоне от него шел пар.
- Хорошо тут у вас- Пиновская и Дубинин нырнули в автобус, усевшись, блаженно вытянули уставшие ноги. - Ташкент.
Глотните. - Кефирыч налил им огненного кофе, порезал торт "Поморский" и, с хрустом сняв пробу, скомандовал водителю: - Давай на базу, в темпе вальса.
Долетели быстро, с мигающими фарами, под вой сирен и проблески сигнальных маяков, в туче радужных водяных брызг.
- Дежурный, ружпарк открывай. - Спецназовцы пошли разоружаться, Дегтярева занялась собаками, а Пиновская и Дубинин, как были мокрые, разомлевшие после кофе и "Поморского", отправились наверх к шефу.
Плещеев был задумчив и мрачен. Он только что вернулся из высоких кабинетов, где ему сказали без обиняков: "Довольно онанировать, Сергей Петрович. Москва жмет, а ты все тянешь кота за яйца. Быстренько сочини сказку, что Берсеньев - это замаскировавшийся Башуров, проводи отстрел и радостно рапортуй. А то ведь Москва бьет с носка, можно самим без яиц остаться".
"Нет уж, все мое пусть будет со мной". Плещеев сурово нахмурился, не спеша закурил и, выдержав паузу, указал подчиненным на кресла:
- Довольно онанировать, господа…
Дела минувших дней. 1966 год
- Себе оставь, пригодится. - Ксения Башурова, давно уже махнувшая неизящную кликуху Крыса на вполне цивильный псевдоним Петрова, осчастливила топчилу червонцем и элегантно вылезла из расписухи.
Стоял погожий летний вечер, в скверике вокруг цветов сирени жужжали пчелы, от нагретого тротуара пахло асфальтом и суетой.
На воротах сегодня торчал дядя Петя - строгий взгляд, благородная седина над ушами, не то полковник, не то капраз в отставке. При виде Башуровой он вроде бы честь отдал даже и моментально распахнул дверь, мол, милости просим. А ведь было время, и поревом крестил, и насчет бабок напрягал, сволочь лампасная.
Чувствуя, что на нее обращают внимание, Ксения остановилась перед зеркалом и, поправляя прическу, быстро глянула по сторонам. Что-то громко лопоча по-своему, из автобуса кучно выгружались узкопленочные, скорее всего лямло, у мимозы порядка побольше, возле киоска с сувенирами пара черноволосых фирмачей - френги или макаронники - вяло мацали русских матрешек. На диване в углу холла затаился старший лейтенант Коновалов, - что, гнида ментовская, усох насчет приставки?
"Покатит, вывеска клевая". Башурова оторвалась от зеркала и хорошо поставленной походкой, от бедра, вальяжно двинулась в направлении ресторана. Она была в английском светло-голубом костюме, строгом, правда, только с первого взгляда. Обтягивающая юбка красноречиво намекала, что ноги под нею красивы и длинны, а кружевная блузка под изящным жакетом нисколько не скрывала отсутствия бюстгальтера. Такой уж у Ксении был стиль - развратно-академический, это пусть сявки таскают черные чулки в крупную сетку и прозрачный нейлон на голое тело, а солидным мужчинам больше нравятся женщины загадочные и с первого взгляда неприступные.
Народу в заведении было достаточно. Сновали между столами халдеи, на сцене уже лабали, однако было пока что не до танцев, - интуристы с увлечением ужинали. Хрустели жареной осетринкой, ели блинчики с черной икрой, наваливались на буженину, поросенка с гречневой кашей жрали и умилялись: а ведь и в самом деле хорошо в стране советской жить!
"Шелупонь". Окинув взглядом жующую толпу, Башурова оценивающе прищурилась и, улыбаясь, привычно двинулась проходом в глубину зала. Неизвестно откуда вывернулся мэтр Владимир Андреевич - бухарик, взяточник, по морде видно, что стукло комитетское, - изящно склонил плешивый пробор:
- Выглядишь, Ксюша, очаровательно. Вон там, в углу.
- Спасибо, Вовчик. - Сверкнув бриллиантами в ушах, она повернула голову и невольно вздрогнула: за столом сидел в одиночестве здоровенный черный болт. Запивая мясо холодненьким каберне, он с аппетитом поедал свиную бастурму.
- Приятного аппетита. - Мэтр как-то странно посмотрел на негра и, отодвинув стул, оглянулся на Башурову: - Прошу вас, сейчас пришлю официанта.
- Спасибо. - Ксения уселась и, скользнув глазами по меню, улыбнулась сотрапезнику: - Извините, вы случайно салат из крабов не заказывали? Съедобный?
- Очень вкусный. - Кожа у негра была цвета переспевшей сливы, лилово-фиолетовая, а по-русски он изъяснялся вполне сносно, густым басом. - Вы во всем так осторожны?
- Как говорил Омар Хайям, не ешь что попало и не люби кого попало. - Башурова многозначительно посмотрела на гостя из дружественной страны и скомандовала подскочившему халдею: - Салат, крылышко цыпленка и маслины, только чтобы непременно были черные испанские. И томатного сока отожмите в большой фужер.
- Будет сделано. - Официант удалился, а негр, потягивая свое каберне, посмотрел на Ксению заинтересованно: - Вы активистка общества трезвости?
Он явно прибыл из той части Африки, где строить коммунизм не собирались, - костюм на нем был дорогой, сверкали алмазами запонки, в перстне багровыми сполохами сияли рубины.
- Отчего же? - Башурова отпила маленький глоток томатного сока и, изящно промокнув губы салфеткой, занялась салатом. - Был бы повод достойный.
- Тогда давайте за знакомство. - Негр явно обрадовался и осторожно налил каберне в чистый бокал. - Отличное вино, рекомендую, говорят, нейтрализует радиацию. Меня зовут Алсений.
- Звучит необычно. А мое имя Тамара. - Прищурившись, Башурова покрутила в руке бокал с кровавой кислятиной, посмотрела на свет, пригубила. - Красивый оттенок. Вы, Алсений, танцуете?
Тем временем весьма кстати лабухи заиграли что-то медленное.
- О, конечно, - с готовностью поднявшись на ноги, негр принялся выдвигать из-под дамы стул, - с удовольствием.
Плавно закружилась Ксения со своим черным партнером в белом танце, нежно прижимаясь к нему то высокой грудью, то волнующе упругим бедром, и вывороченные губы Алсения ласково коснулись ее уха:
- Ах, Тамара, вы восхитительны.
С фронта врубился черножопый, в цвет попал: нынче в натуре была она не чеканка какая-нибудь шелудивая, а чамовитая изенбровая бикса, слегка путанящая на пользу отечества: маникюр, педикюр, эпиляж, макияж, частокол доведен до нужных кондиций, даже волосня на лоханке особым образом подстрижена и надушена. Не сразу, конечно, удалось так высоко взлететь, всякого дерьма нахлебалась вволю.
Года два назад все бановые биксы на Московском вокзале попали под облаву. Пашку откомандировали на сто первую версту - кукурузу разводить, а Крысу отмазал субчик один, с тем чтобы фарт свой та отработала передком. Вскоре он отпулил ее в счет замазки центровому халдею Абрашке, успешно совмещавшему профессию шестерки со статусом валютного шмаровоза. Нахватавшись верхов, стала Крыса потихоньку путанить, однако, как говаривали древние, все в этом мире течет, все изменяется. На шмаровоза наехали менты, и он отчалил в места не столь отдаленные, а Ксюха доблестно влипла в дерьмо покруче: свой недремлющий глаз на нее положили чекисты.
Когда однажды коленно-локтевым манером ублажала она заморского гостя, внезапно щелкнул замок и в номер пожаловала делегация - два хобота с хмарой.
- О, майн готт! - Фирмач поперхнулся, сразу утратив потенцию, и со страху едва не накрылся копытами. Однако по нему лишь скользнули косым взглядом, в оборот взяли Крысу. Навели с ходу шмон, надыбали две сотни баксов - вот лимонка позорная, не успела слиться! - и, выведя из позиции прачки, повезли на черной "Волге" в дивное серое здание. Говорят, такое высокое, что из подвалов его видна Колыма.
"Писец приканал, затрюмуют за грины". Крыса приготовилась к самому худшему, даже пустила скупую девичью слезу, однако вышло все наоборот. Привели ее в кабинет совсем не страшный: фикус разлапистый в бадье, вождь бородатый в рамке со стены смотрит. Выслав хаверов за дверь, тетка усадила Ксюху перед собой, мол, тащишь ли, лакшовка, куда попала? А чтобы та надолго в распятие не впадала, представилась:
- Майор Снобкова, помощник начальника пятого отдела УКГБ СССР по Ленинградской области.
Назвалась и тут же стала Крысе перспективы рисовать: про статью злую, восемьдесят восьмую, валютную, про самый гуманный в мире советский венец да про зону женскую, с кабанами, скрипками да продолговатыми, туго теплой кашей набитыми мешочками. Одним словом, довела до расстройства бедную девушку, а когда та пустила слезу вдоль бедра, ласково так намекнула, что у матери-родины сердце доброе и зла на раскаявшихся она не держит. Только надо сильно-сильно полюбить эту счастливую землю, имя которой Страна Советов, и, крепко уперевшись рогом, высокое доверие оправдать.
Крыса, не будучи пробкой, вписалась в тему с легкостью:
- Для любимой отчизны отдам сокровенное!
Не глядя подмахнула заручную, окрестилась кликухой Петрова и, проводив заявившихся от переживаний "гостей", отправилась служить державе.
Работа предстояла непростая, деликатная: трахаться с кем прикажут, зато в свободное время снимай для личной пользы кого угодно, слова плохого не услышишь. Конкуренции нет и в помине, официанты стелются травой, спецура вообще в твою сторону не смотрит, понимают, гады красноперые, что человек ты теперь государственный, а на кого конкретно пашешь в данный момент, на себя или на державу, это уже не их собачье дело. Словом, служа родине лоханкой, политику партии одобряла Крыса всем сердцем, и в душе ее царила гармония.
Между тем лабухи иссякли, и негр, припав сизыми максами к руке Ксении, потянул ее назад к столу. За разговорами выпили бутылку игристого, черт знает почему названного советским шампанским, съели калорийнейшее ленинградское мороженое, и как-то само собой получилось, что к себе в номер Алсений отправился в обществе Ксении.
Щелкнул выключатель, повернулся ключ в замке, а где-то, невидимые глазу, ожили кинокамеры, и, чтобы предстать перед ними не только в инфракрасном спектре, Башурова нежно обняла нефа за талию:
- Алсений, мне больше нравится при свете…
Тот, однако, ее уже не слышал - тяжело дыша, принялся срывать с Ксении одежды и, быстро стащив с себя костюм, опрокинул ее животом на стол. Это только цветом рожи напоминал он фиолетовую сливу, а болт у черного болта был темно-розовый - огромный, вздыбленно-изогнутый. Когда он принялся свое хозяйство в Башурову вгонять, та закричала вроде как от боли, пускай запишут, хуже не будет.
Всю ночь напролет порочный сын Африки изводил животной страстью русскую девушку, а когда вернулся поутру из душа, ее и след простыл, - видимо, компромата уже было собрано достаточно. Покрутил черный болт в недоумении курчавой башкой своей, оскалился белозубо и, радуясь разливавшемуся за окном рассвету, запел что-то басом, не подозревая даже, что тащившаяся в рябухе Башурова тоже находилась в настроении превосходном, - компромат, должно быть, получился что надо.
* * *
И… восстал Каин на Авеля, брата своего,
и убил его…
(Бытие 4:8)
За окном было тоскливо - серым-серо от породнившегося с грязью снега. "И скучно, и грустно, и в койке пусто". Антонина Карловна тяжело вздохнула, задернув занавесь, вернулась к столу. Настроение было хуже некуда. Во-первых, коты вчера сожрали красавца вуалехвоста, имевшего неосторожность подняться из глубины аквариума за кормом. Во-вторых, глубокую трещину в личной жизни до сих пор заделать никак не удалось. А в-третьих, что самое поганое, на взятке сгорел прямой начальник Астаховой, и стать полковницей в ближайшее время ей уже не светило. Эх, жисть-жистянка…
"На пенсию бы уж скорей, что ли…" Закурив, она заперла дверь кабинета, ткнула в розетку кипятильник и в ожидании чая принялась раскладывать на служебном столе карты: где же ты, червонная королева, нежная и ответная на ласку? Ни черта подобного - выпадали исключительно грубые мужицкие хари. "Нет в жизни счастья. - Презрительно посмотрев на трефового короля, слепленного из двух одинаковых отвратительно усатых половинок, от внезапной мысли подполковница забыла про чай, и рука ее сама потянулась к телефону. - Господи, как же все, оказывается, просто!" С полчаса она сидела у аппарата, потом оставила боевой пост и скоро, оседлав частника, уже стояла перед обшарпанными дверями, над которыми значилось безрадостное: "Детский дом-интернат".
Пахло здесь карболкой, обреченностью и бедой, а визит Антонины Карловны ни у кого удивления не вызвал.
- Вы насчет Криулиной? - И. о. заведующей, морщинистая пожилая брюнетка, мельком взглянула на милицейский документ, вздохнув, нервно сунула руки в карманы халата. - Так вроде бы суд уже был, восемь лет ей дали…
- Да нет, бог с ней, с Криулиной. - Подполковница посмотрела на притулившийся в углу холодильник "ЗИС" - Господи, сколько же ему лет? - и, не спрашивая, уселась. - Меня интересует ваш бывший воспитанник, Михаил Васильевич Берсеньев.
- Ах вот оно что… - Заведующая поднялась из-за стола и, оказавшись вдобавок ко всему колченогой, неловко пошагала к дверям. - Подождите, пойду узнаю насчет ключа. А то он был на связке У бухгалтерши, ее ведь тоже того… - И, сделав неопределенный жест рукой, она захромала по коридору.
На стене негромко тикали часы с выцветшей надписью по кругу: "Пятьдесят лет Октябрю", в углу на разъехавшихся ножках скособочилась огнеопасная "Радуга". "Да, обстановочка. - Астахова вздохнула, достала было сигарету, но передумала. - Мрак". Наконец ключ отыскался, и, двинувшись за заведующей следом, Антонина Карловна скоро очутилась в подвале, в котором было тепло и сыро. Под ногами хлюпала сырость, пахло крысами и болотной тиной. Миновав ржавые залежи кроватей, поверх которых прели свернутые рулонами матрацы, они остановились у железного стеллажа.
- Какой, говорите, год выпуска-то? - Заведующая поднялась на цыпочки, разворошила стопку папок и, поднеся одну из них к лицу, близоруко сощурилась: - Вот он, Берсеньев Михаил Васильевич собственной персоной. Если хотите, идите наверх, там светлее.
- Ничего, мне недолго. - Астахова придвинулась к грязной, тускло мерцавшей из-под пыли лампочке и принялась шуршать листами. - Ага, вот, в годовалом возрасте после смерти родителей Мишаню отправила в детский дом его бабушка по причине невозможности ухода. А проживала старушка по улице Халтурина, дом такой-то. Спасибо большое. - Антонина Карловна вернула папку заведующей и вдруг почувствовала горячее желание убраться отсюда побыстрее. - Не провожайте, я сама.
На улице было все так же - сыро и пакостно. Вечерняя мгла уже опустилась на городские улицы, гнойный свет ртутных ламп разгонял ее лишь частично. "Да, тяжелое детство было у Мишани…" Астахова покурила, села в троллейбус и через полчаса очутилась в небольшом дворике на Миллионной улице.
Поднявшись на второй этаж, она остановилась перед дверью, косяк которой был облеплен доброй дюжиной звонков, и, не обнаружив ни одного, связанного с семейством Берсеньевых, нажала на первый попавшийся. Было слышно, как в глубине квартиры загудело, затем раздались тяжелые шаги, и низкий женский голос спросил:
- Вам кого?
- Открывайте, милиция. - Подполковница поднесла к глазку обложку своего удостоверения, щелкнул замок, и она очутилась в длинном, теряющемся в полумраке коридоре.
Перед ней стояла настоящая русская красавица - пышная, с косой, румяная, широкоплечая, прямо-таки девушка с веслом в теплом стеганом халате. Посмотрев на ее мощный бюст, Астахова улыбнулась:
- Скажите, а что, Берсеньевы не живут здесь больше?
- Это я не знаю. - Красавица повела под халатом могучим бедром и наморщила крупный, в черных точечках нос. - Мы с супругом тут всего с неделю как прописаны. У Пантюховых вам спросить надо, у деда ихнего, он давно здесь живет. Вон их комната. - Красавица ткнула пальцем в соседнюю дверь и белой лебедью поплыла к высунувшемуся в коридор супругу, а подполковница, дивясь и покачивая головой, постучала.
Дед Пантюхов действительно был стар, почитай девятый десяток разменял, однако с ним Астаховой пообщаться не довелось.
Дело в том, что сын его, Егор Семенович, тоже хорошо помнил Берсеньевых и, будучи человеком хлебосольным, усадил подполковницу за стол, рассказав за чаем нижеследующее.
Пантюховы были коренными питерцами, в этих вот хоромах семейство их проживало еще с революционных времен, да и теперь, к слову сказать, перспектив выехать из коммуналки тоже не предвиделось, - пока ни один новый русский глаз на нее не положил, дом-то капитального ремонта требует. Так вот, где-то в начале шестидесятых в двух самых дальних по коридору комнатах поселились Берсеньевы - муж с женой и теща. Глава семейства - военный летчик, майор, супруга - операционная сестра в роддоме, мамаша ее на почетном отдыхе. Все хорошо, только детей у них не было. И вот вдруг раз - появился у них наследник, горластый такой, Мишкой звать. Катали его всем семейством в коляске, нарадоваться не могли, а тут еще майор "Москвича" купил, бежевого такого, вообще полный ажур. Только через эту машину и хлебнули они лиха. Повез как-то майор жену с сыном в гости, ну принял, конечно, на грудь да и влетел на всем ходу под "МАЗ" - один только Мишка и остался жив, чудом. Теща с горя в лежку, через полгода ее совсем кондратий хватил, а пацаненка, соответственно, отправили в детский дом. Такая вот история.