"Почему любое казенное белье всегда пахнет тиной?" По давней привычке спать без подушки он отшвырнул ее на кресло, улегся, удобно вытянулся, закрыл глаза. Но сон, как назло, не шел.
Поворочавшись какое-то время, Башуров приподнялся, чтобы глянуть на часы. В темноте осенней ночи, усиленной плотными шторами гостиничного окна, камешек на материнском перстне светился, словно огонек сигареты, он напомнил Виктору Павловичу кровожадно-красный глаз неведомого хищного зверя.
"Радиоактивный, что ли?" Не поленившись, Борзый встал, включил свет и принялся тщательно рассматривать материнский подарок. Кольцо как кольцо, простенькое, без наворотов, скорее даже позолоченное, железяка. И камешек больно уж на стекляшку смахивает, хотя, черт его знает, надо бы проконсультироваться…
"Вот не было печали". Башуров хмыкнул и потянулся за своей профессорской тростью. Повернув массивную костяную рукоять на пол-оборота, он вытянул из деревянных ножен отлично сбалансированный клинок, свободно перерубающий гвоздь-двухсотку. Однако, странное дело, хваленая золингеновская сталь не оставила на поверхности кольца ни царапины.
"Ни хрена себе!" Удивившись, киллер попробовал еще раз - результат тот же. Кончилось все тем, что Виктор Павлович здорово распорол себе в нескольких местах палец, туго замотал его куском простыни и снова улегся в постель. Усталость наконец взяла свое, он уснул, но назвать это сном можно было лишь с большой натяжкой.
Башуров внезапно ощутил жаркое дыхание хамсина - сухого, горячего, как лучи Шу в полдень, - он моментально покрылся потом и, сплюнув захрустевший на зубах песок, вдруг понял, что невидим. Совсем рядом, в пяти локтях, осыпав его колючим дождем, промчались две колесницы; не обратив на киллера ни малейшего внимания, возничие натянули поводья неподалеку от огромного алебастрово-белого изваяния Сфинкса.
Судя по богатым украшениям и стати коня, тот, чья кожа имела медно-красный оттенок, был эрпатом, но, приблизившись, Виктор Павлович увидел на его челе урей и понял, что лицезреет самого фараона. Второй возничий, эфиоп, своим непокрытым, наголо обритым черепом напоминал обычного жреца, однако на груди его сияла золотая цепь наподобие царской, и разговаривал он с владыкой Египта без тени подобострастия, даже не меняя положения головы.
Справа Башуров заметил небольшую рощицу, где в тени персей фараона ожидали колесницы семеров, а вот привычных очертаний Великих Пирамид - горизонтов Хуфу, Хафры и Менкауры - он не увидел, на их месте был только рыжий выжженный песок. Снова подул хамсин, взметая своими горячими крыльями облако бурой пыли, от нее воспалялись веки, текли слезы, и плохо было тем, чьи глаза не были накрашены сурьмой. "Чертов песок!" Невольно прищурившись, Башуров приблизился к Сфинксу, с интересом вслушался в разговор, - древний язык был понятен ему.
- Так чего же ты хочешь, Гернухор? - Фараон поправил ниспадавшие на грудь края клафта, украшенные цветными полосками, и его тяжелый взгляд уперся эфиопу в широкую переносицу. - Или ты забыл, что говорил Теут? Маг, употребляющий свое могущество для достижения личных целей, подобен пирамиде, стоящей на вершине. Вспомни, нас было двое достойных, - владыка Египта расправил широкую грудь с хорошо прочеканенными, выпуклыми мышцами, - и каждый получил от Теута свое. Ты - перстень, я - двойную корону страны Кемет. Может, ты забыл, какие добродетели таит в себе тень Сфинкса? Так я напомню!
- Ты, Мина, так ничего и не понял! - Гернухор внезапно рассмеялся, неестественно белыми показались его зубы на черном овале лица. - Добродетели твои нужны слабым. Смотри. - Его сжатая в кулак рука стремительно взметнулась к изваянию, с ладони беззвучно слетела фиолетовая молния и, ударив в лицо Сфинкса, страшным образом преобразила его. - Вот видишь, в мире все решает сила. Я хочу, - Гернухор задумчиво смотрел на облако пыли, медленно оседавшее на каменные лапы изуродованного исполина, - чтобы мой старший сын Сеттети получил корону Нижнего Египта, чтобы моя дочь Шунефру стала сестрой фараона. Да и мне, чей Ка обласкан самим созидателем мира Птахом, давно пора осесть Верховным Мистиком в его обители, мемфисском храме.
На мгновение какая-то тень заслонила добела раскаленный солнечный диск, и оба собеседника удивленно возвели глаза к небу, - ведь в это время года над Египтом не бывает облаков! Однако они ничего не увидели и вновь встретились взглядами, теперь уже ненавидящими.
- Гернухор, - голос фараона Мины был тих, - ты осквернил наследие богов, сила покинет тебя, твой Ка лишится защиты, и твое зло к тебе вернется.
- Уж не ты ли будешь в этом повинен? Разве ты забыл? Наши силы всегда были равны, а теперь у меня есть кольцо! - Эфиоп снова рассмеялся и, развернувшись, направился к своей колеснице. - Лучше думай о моих словах: через три восхода я все возьму сам.
Глубоко вдохнув, фараон молча устремил свой взгляд ему в затылок, и, повинуясь непонятной силе, Гернухор обернулся:
- Готовься к свадьбе, царь!
В этот миг, взметая тучи пыли, взмахнул своим крылом обжигающий хамсин. Лошади испуганно запрядали ушами. Внезапно, словно учуяв змею, вороной жеребец, впряженный в колесницу Гернухора, яростно захрипел, встал на дыбы и тяжело опустил переднее копыто на голову хозяина.
Удар был страшен. Череп эфиопа, подобно переспевшему ореху, раскололся надвое, обломки кости глубоко вонзились в податливую желтизну мозга, и, прижав окровавленные ладони к раздробленному затылку, Гернухор упал ничком на безжизненный рыжий песок. Конь тут же успокоился, негромко заржал и в нетерпении начал переступать ногами. Молча фараон приблизился к поверженному, ногой, обутой в высокую сандалию из золоченой кожи, перевернул растерзанное тело на спину.
Черный маг умирал. Все лицо Гернухора было залито кровью, из приоткрытого рта вместе с черными сгустками с бульканьем вырывался воздух. Однако внезапно веки его затрепетали, толстые губы скривились в презрительной усмешке.
- Я еще вернусь… - прошептал он еле слышно, глаза его широко раскрылись и неподвижно уставились закатившимися белками в безоблачное голубое небо.
"Готов, холодный". Стараясь ничего не пропустить, Башуров подобрался к месту действия вплотную, его ноздри ощутили сладковатый запах крови.
- Хвала тебе, о Теут, могущественнейший и мудрейший! - Фараон воздел руки к солнцу, уголки губ владыки Египта подрагивали. - Ты сам осуществил то, что тяжким грузом лежало на моем сердце!
Не замечая незримого присутствия ликвидатора, он достал висевший на боку тяжелый меч из кости Сета и, поймав полированной поверхностью клинка солнечный лучик, послал его в сторону рощи, где ожидала повелений царская свита.
Сейчас же из-за стволов персей вылетела колесница, и могучий маджай в железной броне, привезенной из дальних северных стран, уже через минуту низко склонился перед фараоном:
- Повелевай, владыка обеих земель!
Это был начальник личной стражи царя, носитель опахала по его правую руку, Тети, возвеличенный из простых сенени за доблесть, трижды помноженную на преданность и готовность выполнить любой приказ.
- Тело сожги, а останки развей. - Фараон мечом указал маджаю на обезображенный труп Гернухора. - Пусть его Ка тысячу лет блуждает без пристанища и жрет пепел со своего кострища! Но прежде сними с его пальца перстень, не касаясь его, и пусть будет передан он служителям Белого дома. Смотри же, исполни все в точности, ибо есть ли такое несчастье, которое не навлечешь тына себя, если посмеешь ослушаться!
- Клянусь ликом твоим, о великий владыка, я сделаю так, как ты велишь. - Маджай низко склонил голову и, развернувшись, отсек мечом руку эфиопа с перстнем. Подхватив обрубок, он ловко накинул на ногу мертвецу ременный аркан, приторочил другой его конец к своей колеснице, и, подняв два облака пыли, владыка Египта и его преданный семер стремительно исчезли вдали…
"Да, совсем ты, братец, пить разучился". С трудом разлепив глаза, Виктор Павлович обнаружил, что уже далеко за полдень. Потянувшись так, что хлипкая гостиничная кровать затрещала, он встал, зевнул и направился по своим утренним делам в "гованну" - совмещенный санузел при апартаментах. Сразу выяснилось, что время удивляться только начинается. Изрезанный накануне палец был цел и невредим, если не считать, конечно, чуть заметного шрама на месте вчерашнего глубокого пореза, зато вот с зеркалом души, с глазами, то есть, имела место быть проблема. Очи ликвидатора были жутко воспалены и гноились.
Кое-как умывшись, он почти на ощупь пробрался в комнату и, к великой радости обнаружив на столе чашку с остатками вчерашнего чая, поставил на глаза примочки. Минут через десять полегчало, теперь пора было приступать к лечению самым кардинальным образом.
"Так, завтрак я, кажется, проспал, придется обедать исключительно за свой счет". Борзый заставил себя сделать получасовой разогрев суставов, слегка потянулся и, прилепив фальшивую растительность, отправился в буфет.
День прошел незаметно, в мелкой будничной суете. Ликвидатор капал в глаза альбуцид, занимался организацией поминального стола и терпеливо выслушивал причитания тети Паши. А когда наступила ночь, ему опять привиделась какая-то галиматья из эпохи Древнего царства. Блистающие в солнечных лучах семицветные пирамиды, верхушки которых покрыты золотом, рыжие пески, величественные храмы и священный Нил с дико воющими в тростниках священными котами.
Утром ни свет ни заря дежурная по коридору - по его же просьбе - подняла его телефонным звонком. Зверски не выспавшийся, Башуров привел себя в профессорский вид, облачился в черный костюм со снежно-белой рубашкой, повязал "селедкой" траурный галстук и, ощущая полное отсутствие аппетита, направился прямиком к лифту. Нажал кнопку вызова и стал ждать, - было слышно, как наверху с шумом кого-то грузили.
Лифт спустился плавно, незаметно, двери кабины со звоночком разъехались в стороны, и Башуров, шагнув внутрь, мгновенно окунулся в густую атмосферу вони. Пахло только что пользованным женским телом и коньячно-пивным перегаром, смешанным с "Мажи Нуар" одесского производства. Не удержавшись, он чихнул.
- Гриппуешь, папаша? - Смазливая, молоденькая совсем проститутка среднего звена пьяно подпирала стенку кабины. - Тебе тоже вниз?
Не дожидаясь ответа, она ткнула длинным черным ногтем в какую-то кнопку, и лифт, бесшумно захлопнув двери, мягко начал опускаться. Однако, проехав совсем немного, он вдруг дернулся, свет в кабине погас, и она неподвижно зависла между этажами.
"Этого еще не хватало". Щелкнув зажигалкой, Виктор Павлович попытался связаться с дежурной, но динамик молчал, на громкие крики, перемежаемые грохотом ударов, тоже никто не реагировал, и единственным живым существом, обратившим внимание на старания ликвидатора, была только шкура попутчица.
- Попали мы с тобой, папаша. - Проститутка хихикнула и закурила, атмосфера в кабине сделалась совершенно невыносимой. Выписывая огоньком сигареты замысловатые восьмерки, служительница Эроса придвинулась к Башурову поближе. - Непруха, бля. Вечером вчера "субботник" отработала, а на ночь двух черножопых мне устроили. Я ж им русским языком, блядь, в жопу не даю! Козлы! Гориллы ебаные! - Она вдруг легко, как большинство пьяных женщин, пустила слезу. - Я ж теперь срать неделю не смогу! Да еще на халяву… Ну чего ты, папаша, засох? - Башуров вдруг почувствовал, как женские пальцы профессионально ухватили его за ягодицу. - Давай отсосу.
Инстинктивно он отшатнулся, а попутчица равнодушно хмыкнула:
- Че, западло, что ли? Гордый? - и принялась расстегивать молнию на джинсах. - Щас обоссусь, а-а-а…
Раздалось мощное журчание струи, резко запахло аммиаком, и Башуров в бешенстве пнул двери так, что весь лифт заходил ходуном. Ну не ломать же в самом деле потолок и карабкаться вверх по тросу! С профессорскими-то сединами!
Минут через сорок плафоны внезапно вспыхнули. Нажав на кнопку, Виктор Павлович, уже не веря, вдруг почувствовал, как пол начал двигаться вниз, и, когда наконец-то двери лифта распахнулись, он выскочил как ужаленный, даже не взглянув на попутчицу, сладко почивавшую со спущенными штанами в луже собственной мочи.
"Хорошенькое начало дня!" Выбравшись на улицу, Борзый поспешил за угол, где под нескончаемым осенним дождем мокла его "девяносто девятая". Приблизившись, он неожиданно замер, и нехорошая ухмылка искривила его лицо, - левое переднее было спущено. Успокаивая себя - ничего, мол, бывает, - он принялся доставать из багажника баллонник с домкратом, а вот проклятый ключ от секретки отыскался не скоро, И Башуров выехал с парковки лишь минут через двадцать.
Дождь лил не переставая, проезжая часть была скользкой даже для переднеприводной "девяносто девятой", но, памятуя о потерянном времени, ликвидатор держал стрелку спидометра на сотне. Само собой, немного не доезжая Московских ворот, его тормознули гибэдэдэшники, затаившиеся с радаром в засаде. Разошлись, впрочем, полюбовно, - кушать всем хочется. Однако едва Башуров тронулся с места, как заглох двигатель и больше уже, несмотря на все старания, так и не запустился.
- Скорее всего коммутатор. - Блюстители законности, испытывавшие к нарушителю с недавних пор самые теплые чувства, помогли ему откатить машину к тротуару и, посоветовав: - Возите всегда запасной, - отправились дальше нести свою нелегкую службу.
"Не хватало еще на похороны опоздать!" Виктор Павлович стремительно преобразился и выскочил на проезжую часть с поднятой рукой, однако энтузиаст, готовый прокатиться к Обводному каналу, отыскался не сразу.
Словом, когда на раздолбанном желтом таксомоторе Борзый подкатил к церкви, то услышал:
- Похоронный транспорт уже минут двадцать как уехамши.
- Жми, друг.
Башуров вытащил зеленую бумажку с Франклином в овальной рамке, в ответ "Волга" взревела прогоревшим глушителем и, громыхая разбитой подвеской, понеслась в облаке водяных брызг по Московскому проспекту. Когда наконец, миновав памятник Победы, выехали на Пулковское шоссе, ликвидатор облегченно вздохнул: в боковом окошке тащившегося в крайнем правом ряду похоронного автобуса он увидел зареванное лицо тети Паши.
- Поезжай впереди гробовоза, пересаживаться не буду, скоро кладбище. - Виктор Павлович не удержался и похлопал водилу по плечу. - Молодчина, успел!
А в это время сзади полыхнуло, раздался оглушительный взрыв, и ощутимо плотная волна воздуха кинула "Волгу" на обочину.
В ужасе Башуров распахнул дверь, выскочил под дождь, и сразу же протяжный дикий крик ярости вырвался из его груди. На месте автобуса, который вез гроб с телом его матери, пылал огромный, в полнеба, костер.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
- Трогай, живо. - Инстинкт мгновенно бросил Башурова в салон машины, и только чуть позже, оглядываясь на стремительно удаляющийся столб огня, он отчетливо понял, что чудом избежал смерти.
Сразу же пришло спокойствие, эмоции пропали, исчезли где-то в глубине сознания, осталось лишь одно желание - выжить; так, наверное, ощущает себя загнанный в угол зверь. Остановив машину у поворота на Авиагородок, киллер протянул таксисту еще сотню баксов:
- Забудь все, похороны отменяются.
- Похороны? - Тот явно был не дурак и, быстро сунув "зелень" в карман, понимающе взглянул Башурову в глаза. - Какие похороны? Что-то не припомню…
- Ну и ладно. - Борзый на всякий случай запомнил номер, дождался, пока такси пошло на разворот, и, без труда ангажировав следующее, направился в сторону Московского проспекта.
"Ловко, сволочи, придумали. - Он неожиданно поймал себя на мысли, что, невзирая на весь этот чудовищный кошмар, ему безумно хочется снова ощутить на своем лице жаркое дыхание хамсина, увидеть плавное течение Нила, величаво несущего свой воды вдоль заросших клевером берегов, красивых меднокожих женщин в почти прозрачных струящихся одеждах, величественные храмы и пышные религиозные шествия. Отгоняя эти бредовые мысли, киллер потряс головой, заставил себя сосредоточиться. - Наверняка Зойку разговорили, вычислили адрес матери, затем место и время похорон, а заложить заряд с замедлителем уже дело техники. И заминировали, суки, именно гроб, - номер известный".
- Ну-ка, браток, тормозни на минутку! - Чтобы водила не подумал чего плохого, Башуров бросил на "торпеду" полтинник, быстренько купил в "Автозапчастях" коммутатор и весь оставшийся путь сидел молча, думая о рыжих песках Египта.
Когда сквозь серую пелену мороси показалась арка Московских ворот, он вылез и, проводив "волжанку" взглядом, направился к своей "девяносто девятой". "Удивительно, как это щетки с лобового стекла не помыли? - Башуров сел в машину, привычно изменил внешность на профессорскую и, машинально вставив ключ в замок зажигания, нехорошо усмехнулся. - Совсем крыша поехала, тачка-то не едет. Ну-ну, давай попробуй". Попробовал, - странно, но двигатель завелся с полуоборота. Чудеса, да и только.
Не переставая изумляться, он остановился у ближайшего таксофона, достал междугородную карту с Ладой Дэнс на ламинированной поверхности и позвонил к себе на службу, в столицу.
- Оздоровительный центр "Пульсар". - Мелодичный голос Зои Васильевны, как всегда, нес в себе могучий заряд резко положительной энергии. Узнав, кто звонит, она обрадовалась, а затем вдруг ехидно поинтересовалась: - Виктор Павлович, ты что ж это, правда злостный алиментщик?
- Откуда такой вздор? - Ответ ликвидатор примерно уже представлял.
- Да тут третьего дня разыскивали тебя двое муровцев, ксивы все под нос совали, говорили, дюжину детей по всей стране прижил, а содержать отказываешься. Ну ты, Витенька, и шалун. Когда ждать-то тебя?