Величайшим усилием воли он сохранил равнодушное выражение лица, даже когда Таккеры встали от него по обе стороны и уперлись плечами, сковывая движения.
- Я как раз собирался на завтрак, - сказал он. - Так что позвольте?
- Мэк, - сказал Джек, и глотнул еще раз, дернув кадыком. - Кажется, Спейди нас не любит.
- И не уважает ну ни на сраный грош, - согласился Мэк, тоже глотнув как следует. - А ведь такой светский джентльмен. У меня чувство, будто он думает, что лучше всех.
- Что лучше нас, ты хотел сказать.
- Вот. Точно подмечено. Именно это я и говорю.
- И правильно ведь говоришь, брат.
- Но ты себе представляешь, как это печально?
- Да просто траурно, брат.
- Жуть до чего грустно, - заключил Мэк.
Ухмылка будто прилипла к его физиономии, а зеленые глаза горели тусклым пламенем.
- Ох, помилуй Господь мою душу грешную! - Джек заметил фигуру на камне. - Гля, куда Спейди вытаращился.
Мэк тоже увидел и мрачно кивнул.
- Ага, гля. Туда, гля, и вытаращил глазенапы.
- Да он бы и лапы туда вытаращил, - сказал Джек.
- Да и не только, - согласился Мэк.
- Вот оно как, брат, - сказали оба почти в унисон.
- Джентльмены! - начал Мэтью, серьезно задумавшись об отступлении, потому что в воздухе висела ощутимая угроза. - Восхищен вашим вкусом при выборе женщин. Хотел бы спросить, где вы достали такой прекрасный экземпляр.
- Экземпляр! - повторил Джек, фыркнув и брызнув при этом соплями. - Это что же, значит, наша Штучка - какой-то вонючий червяк? Так, что ли?
- Слизняк из-под камня, - уточнил Мэк.
- Никоим образом не хотел выразить неуважения. - Мэтью понял, что дело швах: эти ребята собирались его измолотить, что бы там ни было, и он решил переключить их мысли на Штучку, а потом - не думая уже о достоинстве - рвануть с балкона изо всех сил. - Просто интересно, где можно найти женщину этой породы?
- Да купить, пацан, на бляжьем рынке. - Джек подался ближе, оскалясь. Дыхание его несло запах виски, усиленный ароматом рыбы. - Я-то думал, это твое дело, знать должен.
- Только Штучку мы не покупали, - доверительно сообщил Мэк, обнимая Мэтью за плечи так, что у него мурашки побежали по спине. - Мы ее когда встретили, ею владел один игрок-джентльмен в Дублине. Выиграл ее в фараон в запрошлый год…
- За год до того, - поправил Джек.
- А по фигу. - Мэк сильнее сжал плечи Мэтью. - Мы решили, что она нам нужна. Ты слушай, слушай! История хорошая. Решили мы ему объяснить, что в этой таверне нельзя играть в фараон без нашего разрешения, нам не отстегивая, да еще подчесывая фишку против понтирующих лохов. Помнишь, как он потом уполз?
- Ага, и кровью блевал, - вспомнил Джек.
- Потому что когда у человека коленей нет, - поучительно сказал Мэк, - ему приходится ползать.
- Ходить он потому что не может, - пояснил Джек и прижал горлышко бутылки к губам Мэтью. - Давай-ка, Спейди, выпей со мной.
Мэтью резко мотнул головой, уловил движение и заметил, что за этой драмой наблюдает Штучка, стоящая на своем камне.
- Спасибо, не хочу, - ответил он, видя, как индеанка повернулась спиной и нырнула с камня в море.
Волны сомкнулись над коричневым телом, оставив пенный след.
- Ты меня, пацанчик, не слышал. - Голос у Джека был абсолютно спокоен. - Я тебе сказал: "Хочу, чтобы ты со мной выпил".
- А потом со мной! - Мэк тоже прижал бутылку ко рту Мэтью. - Промочи свистелку, пока можешь.
- Нет, - повторил Мэтью. Его терпение кончалось. - Спасибо. - Он стал отодвигаться от братьев, хотя они продолжали давить с двух сторон. - Извините, но я должен…
Мэк внезапно выбил у него из рук "Малый ключ Соломона" и сильно ударил его этой книгой в нос. От резкой ослепительной боли глаза Мэтью наполнились слезами. Не успел он опомниться, как Джек схватил его ладонью за шею сзади и ударил головой в лоб. В мозгу вспыхнули копья света и пылающие звезды. Руки и ноги сразу же онемели, превратившись в мертвый бесцельный груз.
- Держи его, - услышал он слова одного из них, подобные эху в длинном разветвленном коридоре. - Этот говнюк и не весит ничего.
- Стой, идея есть. Не давай ему упасть.
- Хочешь, чтобы я двинул его коленом в яйца?
- Не, пусть лучше поплавает. Только сперва… тащи его вот сюда. Щас я шнуры сниму с портьеры.
- Чего придумал, брат?
- Придумал, что Спейди нажрался, залез на эту штуку, она упала, и… вот туда он и полетел.
- Имеешь в виду - замочить его?
- Смыть с наших рук это мелкое говно, вот что имею в виду. И закинуть поглубже, где его никто не найдет. Тащи пацана сюда.
В тумане оглушенного мозга, сквозь пульсирующую боль, Мэтью сообразил, что ничего хорошего для его будущего не происходит. А происходит что-то очень плохое.
Его куда-то потащили. Глаза ослепило солнцем и черными тенями, что мотались туда-сюда перед туманящимся зрением. Он попытался встать, поднять голос протеста против такого жестокого обращения.
- Смотри, оклемывается.
- Дай ему еще.
Последовал удар головой в лоб. Вспыхнули, взрываясь, световые шары. Ноги затанцевали по собственной воле - наверное, Гиллиам Винсент его похвалит. Он ведь сейчас в таверне Салли Алмонд? И это скрипка играет - хотя фальшивит немилосердно, - и барабан гремит над самым ухом?
Гулкие голоса вернулись.
- …туда его сверху сажай. И руки сзади свяжи.
- А шнуров не хватятся?
- Не наша забота, брат. Может, подумают, что он своему коню поводья делал - и в них запутался.
Коню? - подумал Мэтью в глубине темной пещеры. - Какому коню?
Боль в плечах. Руки завели назад. Связывают за спиной?
- А вот этим шнуром к коню его привязывай. Да быстрее же!
К коню? - еще раз подумал Мэтью. Казалось очень важным понять, что это значит, но мозг отказывался что-либо соображать.
Кто-то обматывал его веревкой. Щас я шнуры сниму с портьеры, вспомнил он.
- Поймут же, что это мы.
- Нет, брат, не поймут. Бутылку поставь на перила, поможешь мне этого гаденыша спихнуть. Готов?
- Всегда готов.
- Толкаем!
Мэтью ощутил, что падает. Попытался проморгаться ничего не видящими глазами. Из губ рвался крик, но рот не хотел открываться.
Конь, подумал он.
Морской. Морской конек.
В воду он плюхнулся боком.
Холод воды чуть прояснил мысли, и он успел набрать полные легкие воздуха перед тем, как погрузиться во мрак.
Всплываю, вспомнил он свой ответ Сирки.
Но до него сразу дошло, что ни один человек, если его привязать к нескольким сотням фунтов каменной статуи, всплыть не сможет, и сейчас он, отчаянно зажимая воздух в легких, со связанными за спиной руками, летел под волнами верхом на своем коне вниз, вниз, в синее безмолвие.
Глава двадцать третья
Погружаясь, Мэтью переворачивался. Морской конек оказывался то над ним, то под, унося юношу к смерти. В ушах трещала боль. Слышно было, как булькают, вырываясь изо рта, пузыри. Глаза затягивало синим. Мэтью заставлял себя вырываться из пут, связывающих руки, но силы из него частью выбили, а частью они иссякли сами по себе. Пустым сосудом опускался он в удушающее, засасывающее жерло океана.
Бессмысленный приступ паники заставил его задергаться изо всех сил.
Из легких, изо рта вырвалась очередная порция воздуха. Давление в ушах было неумолимо, как ожидающая его судьба. Ревела в голове водяная могила, разверзшаяся поглотить его труп и навеки скрыть от солнца, - а может, это был голос какого-нибудь демона из "Малого ключа Соломона", радующегося гибели христианской души.
Каменный конь Мэтью вдруг наткнулся на что-то с приглушенным водой стуком, приземлился на основание. Спуск прекратился.
Повсюду виднелись только полосы и тени, странные формы - быть может, угловатые камни, обточенные временем и водой. Сердце колотилось, и Мэтью знал, что после следующей потери воздуха страдающие легкие перестанут цепляться за жизнь, океан ворвется в них и закончит работу, начатую Таккерами.
Освободиться он не мог. Не мог вывернуться из петель, привязывающих к каменной лошади. Мэтью понял, что ему пришел конец. Что не отняли у него пороховые бомбы, то заберет холодная синяя глубина.
Кончено, подумал он. Но Боже ты мой, я еще не готов…
Вдруг к нему прижался рот. Губы к губам. В легкие с силой выдохнули воздух. Завертелся перед глазами вихрь черных волос. Кто-то пилил веревку, связывающую руки, по коже царапнуло острым. Кусок стекла, разбитая раковина? Надо продержаться еще момент, одно мгновение, если бы он только мог…
Тело дрожало и дергалось в изнурительной битве с подступающей тьмой. Еще бы мгновение, одно мгновение…
Веревка поддалась, и индеанка освободила ему руки.
Но оставалась веревка, привязывающая тело к статуе. Обернутая вокруг талии. Он схватил ее двумя руками, потянул - она влипла туже насосавшегося крови клеща. Где же узел? Где-то под статуей?
Снова припал к нему рот девушки, делясь дыханием. Острие стало резать веревку на левом боку. Пилит отчаянно, подумал Мэтью, так отчаянно, как он бился с грохочущей наваливающейся темнотой. Юноша глянул вверх - серебристые пузыри рванулись изо рта и ноздрей, потому что он не мог больше сдерживать выдох. Сверху на воду светило солнце. Какая здесь глубина? Тридцать футов, сорок? Ему не выплыть.
Девушка потянула его - веревка достаточно ослабла, чтобы можно было освободиться. Мэтью отчаянно дернулся вверх, но индеанка тянула в другую сторону. Кажется, еще глубже. Да она с ума сошла, пусть она русалка, да ведь он не тритон; но все же девушка тянула настойчиво, обхватив его рукой, побуждая плыть вместе.
Это не конец, подумал он в этом мучительном синем тумане. Мне еще многое надо сделать. Это не конец… но я должен ей верить.
И он отталкивался ногами, помогая ей, и серебряные пузыри вылетали изо рта и носа, - и вот еще три толчка, а индеанка все тянула вниз. Куда-то в неопределенное темное место, какое-то отверстие. Пещера? - подумал он, чуть не упустив последний воздух из легких. Нет, не пещера…
Еще несколько секунд, и вдруг девушка резко поднялась вверх, и голова Мэтью выскочила на поверхность, в солоноватый свежий воздух. Мэтью сделал гигантский вдох, от которого затрясся всем телом, и тут же был наказан рвотными спазмами. Девушка поддерживала его над водой, пока он опорожнял желудок. В синем мраке виднелись камни стены справа и фута на два над головой - камни и балки какого-то потолка. Мэтью поднял обе руки, хватаясь за балку. Дерево размокло и превратилось в губку, но вес человека еще могло держать, и там он повис, мучительно кашляя и дрожа не от холода, а от осознания, что смерть прошла рядом, разминувшись лишь на волосок.
- Боже мой, - прохрипел Мэтью. И добавил, не зная, что еще сказать: - Боже мой!
- Держись, не отпускай, - сказала Штучка, сама уцепившаяся за полусгнившую балку и прижимавшаяся к нему сбоку. - Слышишь?
По-английски она говорила идеально, без малейшего акцента.
- Слышу, - ответил Мэтью голосом, больше похожим на лягушачье кваканье, чем на человеческую речь.
- Дыши, - сказала она.
- Это лишняя… инструкция, - сумел ответить он, хотя дышать приходилось ртом: разбитые ноздри распухли и практически закрылись. В голове гремело, сердце готово было высадить ребра, живот сводило судорогой. Мэтью закрыл глаза. Болезненная слабость стала его новым врагом. Разожмутся пальцы, соскользнешь - и все, конец.
- Будешь жить, - сказала она.
Он кивнул, хотя подумал, что вряд ли поставил бы на это деньги. Глаза открылись, и он снова оглядел обстановку. Не пещера, а… какое-то здание?
- Где мы?
- Город под водой, - ответила Штучка. Черные волосы обрамляли ее лицо синеватой тьмой. - Я нашла его в первый день, как сюда попала.
Мэтью решил, что его перегруженный событиями мозг дает сбой.
- Город? Под водой?
- Да, много домов. В некоторых еще держится воздух. Я сюда часто плаваю.
- Город?
Мэтью все еще не мог сообразить, что случилось. Наверное, Штучка увидела, как он падает с балкона, и разбитым стеклом разрезала его путы.
- Они знают? - Он решил пояснить: - Братья. Они знают?
- Про это место? Нет. Этот город отвалился от острова при землетрясении, много лет назад.
- Землетрясении, - повторил он, снова переходя на попугайскую речь. Это согласуется с дрожью, которая до сих пор ощущается на Маятнике. Голова была будто набита жеваной бумагой. - А кто тебе про него сказал?
- Одна из служанок. Она была ребенком, когда землетрясение случилось.
Мэтью кивнул. Он все еще пребывал в оцепенении, вял и оглушен. Внезапно пришла мысль, как будто раньше он не замечал, что вот это прекрасное создание рядом с ним - совершенно без одежды.
- Кто ты? - требовательно спросила девушка. - Ты не такой, как все они. Ты не из них. Кто ты такой?
- Не могу объяснить, - уклончиво сказал он. - Но когда-то я знал одного храброго ирокеза по имени Он-Тоже-Бежит-Быстро. Он…
- …был на том корабле вместе со мной, - перебила Штучка. - И с Проворным Скалолазом. Откуда ты его знаешь? И что с ним сталось?
- Он вернулся на вашу родину. В свое племя. И он… помог мне в одной важной миссии.
- Он погиб, - сказала она. - Слышу это в твоем голосе.
- Да, он погиб. А тебя звали…
- Я знаю, как меня звали. Это было очень давно.
- Теперь ты досталась этим двоим. И они…
- Не нужно о них сейчас. Но скажу, что не вся я им досталась. У меня всегда есть, куда уйти. Как, например, вот сюда. В этом молчании - я могу думать. Могу быть. - Она перехватила пальцы на балке, потому что они медленно погружались в черную гниль. И договорила голосом тихим и далеким: - Я люблю океан. Этот синий мир. Он со мной говорит. Он меня скрывает. Защищает от всего.
Единственная в мире, наверное, девушка, подумал Мэтью, которая чувствует себя в безопасности на глубине сорока с чем-то футов под водой, высунув голову в тесное пространство в руинах провалившегося города. Но смысл ее слов он понял.
- Я никогда не смогу вернуться. Ни на свою землю, ни к своему народу.
- Почему? Если ты вырвешься отсюда - и от них - то почему нет?
- От них не вырваться. - Сказано было с изрядной долей холодной ярости. - Попробуешь - и они тебя убьют.
Мэтью слабо улыбнулся:
- Но это же не все, на что они способны?
- Они способны на гораздо большее. Я видела, как они делали… страшные вещи. И со мной тоже. Я с ними дралась, но за это мне доставалось. Теперь не дерусь, но мне тоже достается. Им это нравится. Для них это огромное удовольствие.
- Я тебя от них увезу.
- Нет, - ответила она с твердостью камня, который не сдвинуть, - не уведешь. Потому что если бы даже ты мог - а это не так, - мне некуда идти. Кроме чужой кровати в чужой комнате чужого дома, принадлежащего чужому мужчине. Я… как это у вас говорят… предмет спроса. Уже не такой дорогой, как раньше, потому что таких, как я, много перевезли через океан. Но все равно я еще редкость.
В синем полумраке ее лица было не разглядеть, но Мэтью показалось, что это лицо человека, потерявшего способность улыбаться, человека, для которого счастье - тишина и покой в любой возможный момент. Не хотелось даже думать о том, что грубые руки и жадные зубы с ней делают. И не хотелось думать, что повидали ее глаза.
- Я могу тебе помочь, - предложил он.
- Я никогда не смогу вернуться, - повторила она. - Такая, как сейчас - нет.
Это было сказано в индейской манере: констатация факта, точное описание реальности без капли притворства или жалости к себе.
- Ну что ж, - согласился Мэтью.
Но он хорошо себя знал. И знал, что к добру или к худу, но никогда не сдается.
- Пора двигаться вверх, - сказала Штучка. - Сделай несколько глубоких вдохов и будь готов. Для меня это легко, для тебя может оказаться трудно. Я буду держать тебя за руку всю дорогу.
- Спасибо.
Мэтью подумал, что фраза звучит как приглашение на прогулку вдоль Больших доков, но на той прогулке обычно никто не погибает, а здесь эта возможность была совершенно реальна.
- Готов? - спросила она через минуту.
Вот вопрос, который пугает до дрожи, подумал Мэтью. А каков ответ?
- Насколько могу быть, - ответил он, хотя колотящееся сердце громко протестовало.
Штучка протянула руку, он взял ее своей левой рукой.
- Держись рядом, - велела девушка. - Проплывем сейчас через дверь, потом через разбитое окно - и мы снаружи. Осторожнее, там снизу в окне стекла торчат.
- Учту.
Если уж его не зацепило на пути сюда, то и обратно не зацепит. А к девушке он приникнет как можно ближе - насколько позволят приличия.
- Вдох и выдох, - сказала она. Мэтью показалось, что он видит блеск уставленных на него глаз. - Теперь вдох - и задержи его. Как только сделаешь - поплыли.
Мэтью кивнул. Черт возьми, в глубокий же ад он забрался. Чуть не до потери сознания пугало воспоминание о том, как сводило легкие: еще чуть-чуть - и утонул бы. И совсем он не был уверен, что у него хватит силы мышц и силы воли выполнить этот заплыв. В голове стучало, нос ощущался на лице нашлепкой горячей смолы. Сломана, что ли, эта проклятая кость? Ладно, сейчас не время думать о такой ерунде.
Мэтью сделал вдох, затем выдохнул. Было страшно, но Штучка сжала ему руку, и он сделал еще один вдох - глубокий, как можно глубже, задержал его, - и Штучка тут же ушла под воду, увлекая его за собой. Он отпустил руку, державшуюся за балку, и поплыл вместе с индеанкой под музыку пульсирующего в жилах ужаса.
Как они проплывали через дверь, он не заметил, ощутив лишь толчок боли в плечо, которым он зацепил за косяк. Черт побери! - подумал он, продолжая удерживать в легких воздух. А Штучка тянула юношу с потрясающей силой. Это была ее стихия, ее голубой мир. Разбитое окно они уже проплыли? Мэтью точно не знал, потому что видел лишь пятна и полосы. Может, что-то и зацепило его за чулки, хотя в этом он тоже не был уверен. Свет, струящийся сверху, начал становиться ярче - они поднимались из глубины. Мелькнул размытый образ чего-то - возможно, белая статуя морского конька, крепко устроившаяся на покосившейся крыше. Вокруг стояли каменные дома, образующие улицы и переулки. В этой голубой дымке Мэтью показалось, что среди них есть совершенно целые, а есть полностью развалившиеся то ли трудами подводных течений, то ли землетрясением. И больше он уже ничего не мог воспринимать, потому что от боли в легких мутилась голова, а до поверхности еще оставалось около тридцати футов.
Девушка потянула его вверх, крепко держа за руку. Вероятно, подъем был быстр. Для Мэтью, который старался сдержать и спазм легких, и наваливающийся на него ужас, это было путешествие из ночи в день. Никогда еще не казалось ему расстояние, которое он легко преодолел бы пешком, таким далеким и страшным.