Он не знал, что его спасли от мер более строгих дети лейтенанта Жанибекова. Их у него четверо. А будет семеро, так они договорились с женой. Четверо детей, из-за которых лейтенант нередко теряет голову, - расстраивается из-за них, торопится, забывается. Он представил на миг: вот если бы его жена сидела сейчас с детьми неизвестно где, в темноте, без света, без его защиты, - и покрутил головой. Жалко! "Ладно, пусть едет, надо. А на правилах мы его погоняем".
23
Водитель "Волги" 09-76 АТЖ ехал медленно не только для того, чтобы успокоить лейтенанта-автоинспектора. Водитель следил за ним в зеркало заднего вида. Мотоцикл прошел следом за "Волгой" до ближайшего разворота и пошел обратно. И тогда "Волга" снова понеслась с еще большей скоростью.
Путь на Каменку лежал прямо, но "Волга" прямо не пошла, а, не доезжая дома отдыха "Каргалинка", свернула направо и понеслась мимо крайних микрорайонов к выезду на автомагистраль Алма-Ата - Фрунзе.
Мимо поста ГАИ "Волга" прошла медленно, согласно знаку "тихий ход", а затем стрелка спидометра от цифры 30 быстро доползла к цифре 100.
Через три с небольшим часа, уже глухой ночью, "Волга" ехала по улицам Фрунзе. Погода резко изменилась, шел дождь с мокрым снегом. Водитель включил отопление, теплый воздух подул в ноги. Не было уже ни автобусов, ни троллейбусов, только изредка попадались такси навстречу. На их стеклах махали дворники, будто делая знаки алма-атинской машине.
"А если на перевале снег?" - подумал водитель. Он спокойно проехал безлюдный город, строго соблюдая правила. Медленно провел машину мимо поста ГАИ на выезде из города. Автоинспектор в дождевике с капюшоном внимательно на него посмотрел, но знака остановиться не сделал. "Служба, - посочувствовал ему водитель. - Днем и ночью и в любую погоду".
Не доезжая села Калининского, машина свернула влево на Сосновку. Дальше дорога пошла в гору, в ущелье, и снег уже лежал на дороге белыми пятнами, не успевая стаивать.
Водитель хорошо знал дорогу, ехал он по ней не первый раз. Маршрут он выбрал в Алма-Ате и менять его не хотел, даже если на перевале снег. Можно было не сворачивать на Сосновку, а ехать прямо, через Джамбул и Чимкент на Ташкент. Но в столицу Узбекистана он попадет уже днем, а завтра Первое мая, толпы на улицах, большой город проедешь не сразу. К тому же, завтра в Ташкенте наверняка будут задерживать все алма-атинские машины и проверять не только номера спереди и сзади, но и поднимут капот, чтобы сверить номера шасси и двигателя по техталону.
Он выбрал маршрут через перевал, не предполагая, что 30 апреля, в самый разгар весны, уже после того как в Алма-Ате и во Фрунзе была жара до двадцати восьми градусов, вдруг перед самым маем пойдет снег...
Щетки дворника мелькали перед глазами, щелкали по стеклу. У нижнего обода снег уже сбился в ледяную кромку. А впереди, в свете фар, желтыми от света струями падал и падал снег.
Подъем становился все круче, двигатель уже не тянул на прямой передаче, водитель переключил на вторую и всем телом подался вперед, насколько позволяла рулевая колонка, жадно вглядываясь в дорогу. Еще минуту назад рядом чернела река, а теперь и она пропала, и только белая сплошная пелена лежала впереди машины. Подъем становился все круче, двигатель гудел натужно, но водитель все-таки держал скорость не меньше сорока, сорока пяти километров. Лишь бы подняться к туннелю, а там уже пойдет Сусамырская долина, где дорога спокойнее. Газу, газу! И вдруг - разворот, тупой и глухой удар. Водителя отбросило вправо, он ударился головой о дверь, руки сорвались с баранки. Двигатель заглох, и машина, какое-то мгновение постояв, медленно пошла назад. Водитель ухватился за баранку, не понимая, что случилось, выпрямился и нажал на тормозную педаль, но не резко, а плавно, стараясь не допустить юза. Светила только одна фара, левая, а правая, как он понял, разбита. Ему удалось развернуть машину поперек дороги, и скольжение прекратилось. Поставив на передачу, водитель вышел из кабины, Прошел к месту столкновения и увидел черный след шины на мерцающем льду. Машину занесло на подмерзшей лужице и ударило о высокий бордюр. Не будь бордюра, машина рухнула бы с обрыва. Бампер справа был сорван с кронштейна и задран, капот вздыбило, фару смяло. Наверняка что-то и с двигателем, однако капот он поднимать не стал, чтобы не пугать себя прежде времени. Торопливо сел в машину, повернул ключ зажигания - двигатель заработал. И снова он повел машину на подъем, твердя себе: "Не спеши, медленно, медленно!.. Лишь бы дотянуть до тоннеля..." Двигатель гудел тяжело, глуше и глуше. Педаль газа почти касалась пола. Сцепив зубы, не замечая холода, он всем нутром чувствовал, что с двигателем что-то неладное, но все еще надеялся, что сможет подняться на перевал, а там будь, что будет. Но вот из-под капота взметнулся пар, двигатель заглох. Он глянул на щиток приборов - стрелка температуры воды ушла вправо, за сто. Пришлось снова разворачивать машину поперек спуска.
Других машин не было. Никто ему не поможет. Да и какой дурак рискнет ехать через перевал в снег? Замерзать ему здесь, пропадать в одиночестве...
Поднял капот, заглянул - и все понял. Удар был так силен, что крыльчаткой водяного насоса разворотило трубки радиатора. Вода вытекла, двигатель перегрелся. Он оставил капот открытым - быстрее остынет. На капоте нелепо торчал кустарный олень.
Через полчаса ему удалось завести двигатель. Развернул машину и поехал обратно.
То включая, то выключая двигатель, давая ему остыть, к рассвету он добрался до окраины Фрунзе. Здесь, возле длинного забора, за которым виднелись недостроенные здания, он оставил машину. Снял номера спереди и сзади, взял портфель и быстро пошел, свернул за ближайший угол.
Снега в городе не было, шел дождь, здесь было теплее, но у пешехода стучали зубы. Увидев троллейбусные провода, он пошел по ним, высматривая остановку. Скоро должны пойти первые троллейбусы. Он доедет до автовокзала, сядет в рейсовое такси и еще успеет на демонстрацию.
24
Начальнику милиции Советского р-на г. Алма-Аты от гр-на Загоруйко, работающего механизатором в колхозе "Горный гигант"
З а я в л е н и е
30 апреля я вместе с друзьями приехал на своей машине "Волга" М-21 в город на хоккей с шайбой. Я живу в "Горном гиганте" рядом с Алма-Атой и всегда приезжаю на футбол, на хоккей и на ипподром, смотреть скачки и бега. Я болельщик. Машина у меня с двумя хитрыми секретами, и я ее оставляю смело.
30 апреля я вышел с друзьями из Дворца спорта, приблизительно, в 10.30 вечера и увидел, что мою машину увели.
Приметы: синего цвета, на капоте самодельный олень, выточенный на станке, пробег 52 тысячи, вместо чехлов постелен на сиденья ковер, старый, разрезанный пополам, цвет ковра пестрый, красноватый и желтоватый. Госномер 21-12 АТД. В багажнике находится зап. колесо, инструмент, буксирный трос капроновый, 8 бутылок пива "Жигулевское", 500 гр. колбасы в газете, для друзей, сам я в рот не беру.
Один секрет у меня под капотом, спрятан за аккумулятором, размыкает массовый провод. Второй секрет я придумал сам, приделал задвижку в конце выхлопной трубы, по принципу, как для трубы в печке. При закрытой задвижке машина пройдет метров 15-20 и заглохнет, что я сам пробовал.
Номер шасси и двигателя прилагаю.
25
Семейные торжества Решетовы проводили скромно, без гостей. На день рождения Игоря приходили его родители, Геннадий Иванович и Мария Рудольфовна, оба инженеры-строители, исколесившие всю страну с новостройки на новостройку. Приходили они и на день рождения внучки Ирочки. А вот дня рождения Тони свекор и свекровь не помнили, и к Решетовым являлся один только Лев Москвитин.
Он и сегодня пришел, 3 мая, в день, когда Антонине Петровне исполнилось двадцать восемь лет. Явился без приглашения, как и два года назад и три. Когда Тоня открыла дверь после звонка, она увидела сначала некое сооружение из неструганых реек, а внутри желтый картон упаковки. В таких клетках продают обычно стиральные машины.
- Па-асторонись! -пропел Лев голосом носильщика на вокзале. Тоня отступила, а Лев торжественно пронес свой подарок прямо в гостиную, не забыв на ходу вытереть ноги. Поставил на пол рядом с ковром, довольно быстро распаковал и осторожно извлек огромную, больше метра высотой японскую вазу - темно-синюю, мерцающую, с золотистым рисунком.
- Поздравляю, желаю и прошу принять, - сказал Лев.
- Да ты в своем уме! - воскликнула Тоня.
- Скромно, недорого, - попытался оправдаться Лев. - А вид, как у сторублевой. - Он уже был навеселе, галстук съехал набок, на новом костюме виднелись следы упаковочной стружки и бумажной пыли.
- Она стоит сто двадцать рублей, - сказала Тоня с упреком. - Я видела эту вазу в ювелирном, - продолжала она без всякой радости. - Ты просто пьян, Лев.
- Когда я пьян, а пьян всегда я-а-а, - пропел он. - Можно хотя бы ручку поцеловать? В честь дня рождения.
- Ох ты, Лев, непутевый, - вздохнула Тоня. - Бить тебя некому. - И поцеловала его в щеку.
Решетов стоял в двух шагах, засунув руки в карманы, и, покачиваясь с носков на пятки, любовался вазой. Он рассеянно улыбался, будто тоже опьянел от вида Льва, давнего своего приятеля, а еще больше - от вазы: Решетов любил дорогие вещи.
- Не зря, значит, на Сахалин съездил, - сказал он. - Соришь деньгами?
- Ха, привет! - воскликнул Лев. - Тех денег уже давно тю-тю. После Сахалина целый год прошел.
Подбежала Иринка с большим розовым, как заячьи уши, бантом в волосах, ухватилась за вазу, привстала на цыпочки, пытаясь заглянуть внутрь, но не смогла заглянуть, ваза была выше ее головы.
- А там больше ничего нет? - спросила Иринка.
Лев рассмеялся от ее маленькой хитрости, незаметно для девочки достал из кармана шоколадку, сунул руку в вазу и - как будто оттуда извлек.
- На сегодня последняя, - сказал он. - Остальные потом. - И прикоснулся ладонью к торчащему банту девочки.
Сели за стол, раскупорили шампанское. Лев сказал тост - общие слова насчет здоровья, счастья, хотя ему наверняка хотелось сказать и не общие, а особенные слова. Он знал Тоню давно, еще когда она была студенткой медицинского института и Решетова в глаза не видела. Тоня ему нравилась, если сказать приблизительно. Если же говорить точнее, что ж - не судьба...
Решетов отпил глоток, и Тоня отпила глоток, а Лев выпил до дна. Решетов вообще не пил, все знакомые знали об этом и давно перестали его уговаривать. Он и не курил, кстати, совсем, никогда. Игорь Решетов был полной противоположностью Льву Москвитину.
- Что мне у вас нравится, - проговорил Лев, - можно локти на стол. И не залезешь в салат или в соус. - Он заметил, что Тоне его слова не по душе, и быстро уточнил:- Терпеть не могу, когда стол ломится от закусок. Когда все для обжорства. А у вас все в меру, идеально. Культура стола.
- Спасибо, - пробормотала Тоня. Какая-то обида, связанная со столом, все-таки в ней сидела. Лев понял, что всколыхнул ее обиду нечаянно, но что теперь делать - он хотел похвалить хозяйку.
- А как вы насчет коньяка? - спросил Лев.
- Мы как всегда, - Решетов сидел откинувшись на спинку стула и медленно что-то жевал. - А ты будь как дома.
- Дома у меня сухой закон, - с показным унынием сказал Лев. - Трезвое одиночество.
Тоня откупорила коньяк, налила Льву. Чем-то она все-таки опечалена. Но не подарком же.
- А что тебе муж подарил? - поинтересовался Лев.
- Сердце, - ответила она. - Как всегда.
- Самый дорогой подарок, - заключил Лев.
- Дарит и дарит, - сказала Тоня с улыбкой. - Сердце и сердце. Не меняет ассортимент.
- Через год подарю тебе сердце в томате. - Решетов скупо улыбнулся. - Есть такие консервы. Семипалатинского мясокомбината.
Лев выпил коньяк. Супруги прикоснулись к своим бокалам с шампанским. За них старалась Иринка, все подливала себе и подливала лимонаду и громко чокалась со Львом.
- Да вы не так! - восклицала она. - Надо, чтобы звенело! Двумя пальчиками надо держать. - Она тоже успела выдуть целую бутылку.
- А кто пьет на ночь? - строго сказал Решетов. - На горшке будем спать?
- На горшке, - согласилась Иринка, не обижаясь.
Тоня подала на стол небольшой лист прямо из духовки, на листе - бурый цельный кусок мяса и вокруг россыпь пропеченных румяных картофелин.
- Предупреждаю, - сказала Тоня, - это не телятина, а...
- Нетелятина это прелесть! - воскликнул Лев, хватаясь за нож. - Обожаю нетелятину, сто лет не ел! Где вы ее раздобыли?
- Простая говядина, - продолжала Тоня, - и, наверное, жестковата.
- Да что ты, Тоня, она просто тает во рту, - отозвался Лев, не отведав еще и ломтика, а лишь начав пилить ножом кусок мяса с краю.
- Говядина - не сайга, - заметил Решетов.
- И очень хорошо, что не сайга, - сказала Тоня.
Решетов не спеша отрезал себе мяса, перенес на тарелку, сказал:
- Она у нас сайгу не любит. А французы закупают ее десятками тон. Как деликатес.
- Очень люблю, - возразила Тоня. - Она в два раза дешевле баранины.
Лев уже догадался, что попал либо на продолжение супружеской размолвки, либо на ее начало. Лев знал - Решетов скуповат, а Тоня с этим, видимо, не всегда мирилась.
- Давай, Лев, к мясу. - Решетов налил ему коньяку.
- Тоня, а почему ты не пьешь? - возмутился Лев. - У меня, что ли, день рождения? Раньше-то мы с тобой - на равных.
- То было раньше... - Тоня чуть сконфуженно улыбнулась. - А теперь... я бы сейчас грибов соленых, груздей! - Глаза ее заблестели от детского вожделения. - Ведро бы съела!
Лев не мальчик, Лев понял сразу, как вошел, что она ждет ребенка. Пополнела, губы припухли, лицо стало совсем детским и еще более миловидным.
- Груздей бы и я сейчас, - сказал Лев с неожиданной грустью. - С удовольствием бы... Ну, а как у тебя, Игорь? Как твои тюбинги, способ продавливания?
- Готовлю.
- Пора бы, пора, принцип новый. А то другие дорогу перебегут.
Решетов не ответил, не поддержал тему.
- Ну, а как машина? - продолжал Лев. - Бегает?
- Моя-то бегает, - отозвался Решетов, не замечая перемены настроения у Льва. - А вот как твоя? Сколько лет ты ее собираешь?
-Да собрал давно, будь она проклята! Но-я-на-ней-и ша-гу-не-сде-ла-ю! - воскликнул Лев. - В гробу я ее видал! Тебе этого не понять.
Решетов следил за ним с едва уловимой усмешкой. У него всегда было такое лицо, не поймешь, что он думает, что чувствует, непроницаемое лицо. А Лев продолжал яриться:
- Чокнулся народ, осатанел! В "Неделе" писали, что у нас в стране каждый пятнадцатый житель стоит в очереди на машину.
- Закономерно, - отозвался Решетов. - Век техники, больших скоростей. Растет благосостояние.
- Левачат, халтурят, рвачеством занимаются! - не унимался Лев. - Машину, машину, скоро уже по улице не пройдешь. Но это еще полбеды, люди меняются, вот в чем беда. Механизированное мещанство! Уже не фикусы в полхаты и не перины до потолка, а мотор, мотор! Рубли, рубли, тысячи, десятки тысяч.
- И отлично, - сказал Решетов. - Время больших скоростей, время больших чисел. Миллионы пудов, миллионы киловатт-часов, миллионный посетитель выставки. И мы этим гордимся. Большие числа сами по себе имеют притягательную силу. И тебе, как механику...
- Да при чем здесь механика! - перебил Лев. - Здесь психика, а не механика. Будь моя воля, я бы везде понавешал "Берегись автомобиля!" В ЦУМе, в ГУМе, в гастрономе. И в спальне у каждого, чтобы человек засыпал и просыпался с мыслью: берегись психоза. Таблетки пей. И в морг почаще заглядывай.
- Смешно, - Решетов фыркнул. - По всей земле идет научно-техническая революция, процесс необратимый, новой техникой оснащается не только промышленность, но и весь быт людей, их досуг, а человек с высшим техническим образованием рассуждает, как обыватель. Ты плохой марксист, Лев.
- Согласен, пусть. Но Маркс что говорил? "Каждая вещь как бы чревата своей противоположностью". Почему люди не хотят замечать вот эту самую чреватость? Не автомобиль для человека, а человек для автомобиля, с потрохами - со своей зарплатой, со своими днями отдыха, со своей возможностью почитать книгу, пойти в театр, в кино, просто прогуляться пешком.
- Действительно, какое-то сумасшествие, - согласилась Тоня.
- Да! - подхватил Лев. - Шествие с ума. - Он поперхнулся, глотнул коньяку. - Ты, кстати, почему на демонстрации не был? Заварзина тебя разыскивала. Ну эта, из партбюро треста. Я говорю: болен, простудился, ангина у него. Она тебе домой позвонила, а Иринка ей говорит: дома никого нет, мама ушла на демонстрацию, папа уехал на рыбалку. - Лев спохватился, погладил девочку по голове и, чтобы не получилось, что он ее обвиняет, - ведь отца выдала, проговорилась, - добавил для Иринки: - Ты правильно сказала тете, все правильно, молодец. - И замолчал.
- Я тебя предупреждала, Игорь, - озабоченно сказала Тоня. - Все-таки демонстрация, праздник, не просто выходной день.
Решетов спокойно отрезал еще ломоть мяса, перенес на тарелку.
- Ну, а что дальше? - спросил он.
- Я, похоже, не туда заехал, - пробормотал Лев. - Автобум меня ошарашил.
- Кушай, Лев, - сказала Тоня, - ты совсем не закусываешь.
- Ну, а что она еще говорила, Заварзина? - монотонно продолжал Решетов, неторопливо прожевывая.
- Как водится... Начальник СУ, а ответственности настоящей нет. И текучесть у него большая, и зарплата опережает выработку на одного рабочего.
- Все знает, - ровно сказал Решетов и налил себе минеральной воды.
- Нет, Игорь, это возмутительно! - проговорила Тоня с досадой. - Ты как будто сам не знал, что именно так получится. Пойди к ней и сам с ней поговори. Извинись, объясни или как-нибудь еще, не знаю... Но - возмутительно. Едешь на рыбалку в канун такого праздника. Сам же ставишь себя в дурацкое положение.
- Не спорю, - согласился Решетов. - Пойду поговорю.
- С ним вообще что-то творится неладное в последнее время, - заговорила Тоня, обращаясь ко Льву. - Смотри, как поседел, просто сивый стал.
- Лучше быть седым, чем лысым. - Лев легонько почесал свои поредевшие на темени волосы.
Решетову было тридцать лет, как и Льву, но выглядел он гораздо старше.
- Есть от чего поседеть - текучка, - Решетов слабо усмехнулся. - Выработка, понимаешь, отстает. Оставим.
- Нет, не оставим, - возразила Тоня. - Если Лев тебе друг, а я тебе жена, то мы и должны поговорить втроем.
- Нет, оставим, - тверже проговорил Решетов. Запахло скандалом.
- Я с ним сам поговорю! - угрожающе сказал Лев, но - слишком угрожающе, несерьезно. Не мог он, не умел он "поговорить" ни с кем, а с Решетовым тем более.
Тоня замкнулась. Молча собрала косточки со стола, тщательно завернула их в газету.
- Опять санитарке? - спросил Решетов.
- Опять санитарке, - с вызовом ответила она.
- Сме-ешно, - решил Решетов.
Лицо Тони потемнело.
- Понимаешь, Лев, у нас нянечка работает, Семеновна, пожилая, одна живет, с двумя детьми. Частный домик, собака там у нее. Семеновна просит: не выбрасывайте косточки, приносите мне. Вот я и приношу. Что здесь плохого?
- Ничего, - ответил за Льва Решетов. - Просто несолидно врачу таскать кости для санитаркиного барбоса.