Приняв решение, я почувствовал себя намного легче. Почти что в эйфории. Без понятия, что из этого может получиться, но готов я был к любому варианту. Такое ощущение не покидало меня всю ночь, весь следующий день на работе, пока я готовил лабораторный отчет, успокаивал Деб, крал пончик у Винса Мацуоки. Оно было со мной, пока я ехал домой по радостно-смертоносным вечерним автострадам. Я был в состоянии готовности категории "дзэн" - к любому сюрпризу.
Или я так думал.
Я только успел вернуться к себе в квартиру, развалиться в кресле и расслабиться, как зазвонил телефон. Я не стал ему мешать. Хотелось просто подышать пару минут, в тот момент я не мог думать ни о чем неотложном. Опять же, я ведь выложил почти пятьдесят долларов за автоответчик. Пусть отрабатывает.
Два звонка. Я закрыл глаза. Вдох. Расслабься, старик. Три звонка. Выдох. Автоответчик щелкнул, и зазвучал мой изысканный голос: "Привет, меня сейчас нет дома, но я вам перезвоню сразу же, как только вернусь, если вы оставите сообщение сразу после сигнала. Спасибо".
Какой восхитительный голос! Какое всепроникающее остроумие! Все вместе - великое выступление! И звучит вполне по-человечески. Я горжусь собой. Я сделал еще один вдох, слушая последовавший мелодичный "би-и-ип".
- Привет, это я.
Женский голос. Не Дебора. От раздражения задергалось веко. Почему столько людей начинают свои сообщения с "это я"? Конечно, это ты. Но кто, черт возьми, ты такая? В моем случае диапазон выбора достаточно ограничен. Я знаю, что это не Дебора. И, кажется, не Ла Гэрта, хотя все может быть… Так что осталась…
Рита?
- Ох, извини, я… - произносится на долгом выдохе. - Слушай, Декстер, извини. Я думала, ты мне позвонишь, а когда не позвонил, я решила… - Еще один долгий выдох. - В общем… мне нужно поговорить с тобой. Потому что я поняла… то есть… черт… не мог бы ты… позвонить мне? Если… ну, ты знаешь…
Я не знаю. Совсем. Я даже не уверен, кто это. Действительно Рита?
Еще один долгий вдох.
- Извини, если… - Очень длинная пауза. Два полных вдоха. Глубокий вдох - выдох. Глубокий вдох - резкий выдох. - Пожалуйста, позвони мне, Декстер. Понимаешь…
Долгая пауза. Еще один вдох. Повесила трубку.
Много раз в жизни мне уже казалось, как будто я что-то пропустил, какой-то очень важный ключ к головоломке, который есть у всех, а они об этом даже не подозревают. Обычно я особенно не комплексую, потому что в большинстве случаев все оборачивается изумительно тупым фрагментом вселенской мудрости типа правил игры в бейсбол или как себя вести на первом свидании.
Но иногда мне кажется, будто я прохожу мимо какого-то огромного резервуара неиссякаемой мудрости, средоточия смысла, который мне неведом, а люди чувствуют его настолько глубоко, что им даже не нужно об этом говорить, да они и не смогли бы облечь его в слова.
Сейчас как раз один из таких случаев.
Я понимаю, что должен бы сообразить: на самом деле Рита имеет в виду нечто из ряда вон, ее паузы и запинания должны означать что-то большое и чудесное, понятное существу мужского пола интуитивно. Но у меня нет ни малейшего понятия, что бы это могло быть и как понимать. Подсчитать вдохи? Засечь длительность пауз и перевести цифры в стихи Библии, чтобы разгадать код? Что она хочет мне сказать? И почему, кстати, она вообще пытается что-то мне сказать?
Насколько я понимаю положение вещей, когда я, подчинившись какому-то странному и глупому импульсу, поцеловал Риту, я пересек ту черту, которую мы оба договорились не пересекать. Сделав такое, назад уже не повернешь. В своем роде этот поцелуй явился неким актом убийства. По меньшей мере думать так - уже утешение. Я убил наши осторожные отношения, убил своим влажным языком, просто спихнул со скалы. Бах - и уже мертвец. С тех пор я ни разу даже не вспомнил о Рите. Она просто ушла, ее что-то вытолкнуло из моей жизни, какая-то непостижимая прихоть.
А теперь она звонит мне и записывает мне на забаву свое дыхание.
Зачем? Она что, хочет на мне оторваться? Обругать, ткнуть меня носом в собственную глупость, заставить понять чудовищность нанесенного оскорбления?
Все это уже начало раздражать меня сверх меры. Я мерил шагами квартиру. С какой стати я должен вообще думать о Рите? В настоящий момент у меня есть гораздо более серьезные заботы. Рита - это просто моя борода, дурацкий маскарадный костюм, который я надеваю по выходным, чтобы замаскировать тот факт, что я не такой, как все, что я совсем недавно занимался теми же штуками, которые этот, тоже небезынтересный парень, проделывает сейчас, а я почему-то - нет.
Это ревность, что ли? Разумеется, я не занимаюсь такими делами. Я только недавно закончил. Пока. И я, естественно, не собираюсь больше ими заниматься в ближайшее время. Слишком рискованно. Я еще ничего не приготовил.
И все же…
Я вернулся в кухню и качнул голову Барби. Тук. Тук-тук. По-моему, я что-то чувствую. Игривость? Глубокое и постоянное беспокойство? Профессиональную ревность? Я не мог ответить, а Барби молчит.
Это уже слишком. Банальная, лживая исповедь, осквернение моего уединенного убежища, а теперь еще и Рита? Человеку не вынести столько. Даже такому лжецу, как я. Вдруг я почувствовал себя неустроенным, сбитым с толку, запутавшимся, гиперактивным и безразличным одновременно. Подошел к окну, выглянул наружу. Уже стемнело, далеко над водой в небо поднимался свет, и при виде его откуда-то из глубины донесся тонкий и зловещий голос.
Луна.
Шепот на ухо. Даже не звук, лишь легкое ощущение, будто кто-то произнес мое имя, совсем рядом. Очень близко. Никаких слов вообще, только сухой хруст без голоса, звук без звука, мысль на одном дыхании. Лицо стало горячим, неожиданно я услышал, как дышу. Снова возник голос, его мягкий звук будто дотронулся до моего уха. Я повернулся, хотя и знал, что никого нет, и дело не в ухе, а это мой дорогой внутренний дружок из-за луны и неизвестно из-за чего еще вдруг пришел в себя.
Какая же она толстая и веселая, эта болтунья луна! О, как много ей хочется сказать! И как бы я ни старался объяснить ей, что не тот момент, что слишком рано, что надо еще сделать кое-что другое, очень важное, у нее всегда на все находятся слова. И даже если я уже стою здесь четверть часа и спорю, на самом деле никаких вопросов нет.
Я уже отчаялся, воюя со всеми этими уловками, и когда понял, что у меня ничего не получается, сделал то, что потрясло меня до самого основания. Я позвонил Рите.
- О, Декстер, - проговорила она. - Я… я просто боялась… Спасибо, что позвонил. Я просто…
- Я понимаю, - сказал я, хотя, конечно, ничего не понимал.
- Можем мы… Я не знаю, что ты… Могу я тебя увидеть и просто… Мне правда нужно с тобой поговорить.
- Конечно, - ответил я, и мы договорились встретиться позже у нее, а я все думал: что у Риты могло быть на уме?
Оскорбления? Слезы и обвинения? Ругань во весь голос? Там я буду на чужой территории - можно вляпаться во что угодно.
Я повесил трубку, и почти полчаса все это дело превосходно отвлекало мои мысли, а потом мягкий внутренний голос вновь скользнул в мозг, упорно нашептывая, что сегодняшняя ночь на самом деле будет особой.
Меня что-то снова потянуло к окну, и вот оно опять: огромное счастливое лицо на небе - ликующая луна. Я опустил занавеску и отвернулся, кружа по квартире из комнаты в комнату, трогал вещи, говорил себе, что еще раз проверяю, не пропало ли что, зная наверняка, что ничего не пропало, и также зная почему. И каждый раз, завершая круг по квартире, я все ближе подходил к маленькому столу в гостиной, на котором стоял мой компьютер, и я знал, что именно мне хочется сделать, но не хотел этого делать, пока наконец через три четверти часа напряжение не стало невыносимым. У меня кружилась голова так, что, казалось, я просто рухну в кресло, коль скоро оно настолько близко, а раз уж я там, я включил компьютер, и, как только он загрузился…
Но ведь еще ничего не сделано, подумал я, я не готов.
И, разумеется, это было не важно. Готов я или нет - нет никакой разницы.
Оно было готово.
Глава 14
Я был почти уверен, что это именно он, но только почти, а ведь раньше я никогда не был почти уверен. Я чувствовал себя слабым, опьяненным, наполовину больным от комбинации возбуждения, неуверенности и полной ненормальности ситуации, но, конечно, теперь управление взял на себя с заднего сиденья Темный Пассажир, и ему уже совершенно безразличны мои ощущения, ведь ОН чувствует себя сильным, и холодным, и жаждущим, и готовым. И вот он уже разрастается внутри меня, ящерицей выползает из самых темных уголков мозговых извилин старины Декстера, и все это может закончиться лишь одним, и все сходится именно на этом человеке.
Я нашел его несколько месяцев назад, тем не менее после недолгого наблюдения решил, что заняться надо священником, а этот может еще подождать, пока я окончательно не определюсь.
Как я ошибался! Только сейчас я понял, что он уже не может ждать.
Он жил на маленькой улице в Коконат-Гроув. Если пройти несколько кварталов в одну сторону от его убогого жилища, увидишь бедные дома чернокожих, дешевые забегаловки и разваливающиеся церквушки. В полумиле в противоположном направлении - современные дома-переростки, принадлежащие нашим миллионерам. Их окружают стены, похожие на коралловые рифы, цель которых - держать подальше людей вроде него. А Джейми Яворски жил как раз посередине, деля свою конуру с полумиллионом пальмовых жуков и псом, уродливее которого я не встречал.
Впрочем, содержание даже такого дома было ему не по карману. Яворски работал на полставки вахтером в средней школе Понс де Леон, и, насколько мне известно, то был его единственный источник дохода. Он работал три дня в неделю; этого могло хватать на жизнь, но не более. Разумеется, меня не интересовало его финансовое положение. Зато меня очень интересовало другое: после того как Яворски начал работать в Понс де Леон, там наметился небольшой, но все же ощутимый рост числа побегов детей. Все - от двенадцати до тринадцати лет, все - светловолосые девочки.
Светловолосые. Это важно. По какой-то причине такие детали остаются незамеченными полицией, но всегда бросаются в глаза таким, как я. Наверное, это политически некорректно: и темноволосые девочки, и темнокожие девочки должны иметь равные возможности быть похищенными, изнасилованными, а потом зарезанными перед камерой, как вы думаете?
Яворски слишком часто оказывался последним, кто видел исчезнувшего ребенка. Полицейские разговаривали с ним, задерживали на ночь, допрашивали, но так и не смогли ничего на него повесить. Разумеется, они обязаны придерживаться определенных требований закона. Пытки, к примеру, в последнее время все чаще осуждают. Однако без достаточно сильных мер убеждения Джейми Яворски никогда не соберется пооткровенничать по поводу своего хобби. Я точно знаю.
А еще я знаю, что он этим занимается. Он помогает девочкам исчезать, сделав им очень быструю и сразу же последнюю карьеру в кино. Я почти уверен в этом. Я никогда не находил частей тел, никогда не заставал его за работой, но все сходится. В Интернете мне все же удалось локализовать несколько особенно искусных фотографий трех из исчезнувших девочек. Они не выглядели слишком счастливыми на этих фото, хотя некоторые штуки, которые они проделывали, должны бы приносить радость. Мне рассказывали.
Я не мог категорично связать Яворски с этими картинками. Но адрес почтового ящика был в южном Майами, в нескольких минутах от школы. И жил он не по средствам. И в любом случае мне все с большей настойчивостью напоминали с темного заднего сиденья, что я выбиваюсь из графика, что это не тот случай, когда уверенность имеет первостатейную важность.
Только этот уродливый пес беспокоит меня. Собаки - всегда проблема. Они меня не любят и часто не одобряют того, что я делаю с их хозяевами, и особенно, что я не делюсь с ними лучшими кусками. Мне нужно как-то найти обходной путь вокруг собаки Яворски. Может быть, он сам выйдет. А если нет - придется как-то попасть внутрь.
Я проехал мимо дома Яворски три раза, но в голову так ничего не пришло. Мне нужно немного везения, причем до того, как Темный Пассажир заставит меня сделать что-то необдуманное. И как только мой темный друг начал нашептывать неблагоразумные предложения, на мою долю выпал маленький кусочек удачи. Когда я в очередной раз проезжал мимо, Яворски вышел из дома и забрался в свой разбитый пикап "тойота". Как только мог, я сбросил скорость; через мгновение он дал задний ход и рванул на своем маленьком грузовичке в сторону Даглас-роуд. Я развернулся и последовал за ним.
И опять мне повезло - машин было необычно мало. Яворски поехал на юг в сторону Олд-Катлер-роуд, примерно через милю повернул налево, в сторону воды. Там велась очередная стройка века, которая должна улучшить всем нам жизнь, превратив деревья и животных в цемент и стариков из Нью-Джерси. Яворски медленно ехал вдоль стройки, мимо наполовину готового поля для гольфа - с расставленными флажками, но без травы, пока не доехал почти до воды. Скелет большого, наполовину достроенного ряда кондоминиумов загораживал луну. Я отстал от него, погасил фары, а потом медленно подъехал достаточно близко, чтобы видеть, на что это мой парень настроился.
Яворски припарковался рядом с будущим кондоминиумом. Выйдя из машины, остановился между ней и большой кучей песка. Несколько мгновений он просто смотрел по сторонам, и я съехал на обочину и заглушил двигатель. Яворски поглядел в сторону домов, потом - на дорогу в направлении воды. Кажется, он успокоился и зашел в здание. Я почти уверен, что он высматривал охранника. Кстати, я тоже. Надеюсь, он сделал домашнее задание. Чаще всего на таких крупных суперстройплощадках один-единственный охранник ездит из конца в конец на электромобиле для гольфа. Так дешевле, и потом - мы же в Майами. Определенный объем накладных расходов любого проекта приходится на материалы, которые тихо и быстро исчезают. Похоже, в планы Яворски как раз входит помочь застройщику поскорее выбрать эту квоту.
Я выбрался из машины, сунув разделочный нож и клейкую ленту в захваченную большую сумку. Еще раньше я положил туда прорезиненные садовые перчатки и несколько фотографий, скачанных из Интернета. Повесив сумку на плечо, я тихо двигался в ночи, пока не дошел до его грязного грузовичка. В кузове, как и в кабине, никого не было. На полу - стаканы и салфетки из "Бургер-Кинга", пустые пачки от "Кэмела". Ничего, что не было бы таким же маленьким и грязным, как сам Яворски.
Я посмотрел вверх. Над верхней границей полудостроенного кондоминиума маячил только отсвет луны. Ночной ветер дул в лицо, неся с собой чарующие ароматы нашего тропического рая - дизельного масла, разлагающейся растительности и цемента. Я глубоко вдохнул их и вернулся мыслями к Яворски.
Он где-то внутри каркаса здания. Я не знал, сколько у меня времени, поэтому тоненький внутренний голосок подгонял меня. Я отошел от грузовичка и направился к зданию. И как только я пересек дверной проем, я услышал его. Или, скорее, услышал странное стрекотание или потрескивание: это, должно быть, он или…
Я остановился. Звуки доносились откуда-то сбоку, и я, крадучись, направился в ту сторону. По стене вверх шел гибкий шланг, электропроводка. Я дотронулся до него и почувствовал вибрацию, как будто внутри что-то двигалось.
Просветление в мозгах. Яворски вытаскивает провод. Медь очень дорога, а черный рынок меди в любой форме продолжает процветать. Еще один скромный способ пополнения скудной вахтерской зарплаты, помогающий сгладить долгие периоды нищенского существования между побегами малолеток. На одной ходке с медью он мог зарабатывать по нескольку сотен долларов.
Теперь, когда я понял, на что нацелился Яворски, в голове начал укореняться пока еще неясный контур идеи. Судя по звуку, он где-то выше меня. Я легко могу вычислить его местонахождение, тенью следовать за ним, пока не наступит момент, а тогда уже напасть. Но ведь я здесь практически голый, полностью открытый, неподготовленный. Я привык такие вещи проделывать определенным образом. Сама мысль о выходе за пределы собственных границ предосторожности действует на меня крайне дестабилизирующе.
Легкий озноб пробежал по спине. Зачем я это делаю?
Мгновенным ответом было, конечно же, что я ничего вообще не делаю. Все делает мой дорогой друг из темноты заднего сиденья. Я здесь просто потому, что у меня есть водительские права. Но мы пришли к соглашению, он и я. Мы достигли тщательно сбалансированного режима сосуществования, этакого варианта совместной жизни - по рецепту Гарри. А сейчас он буйно рвется за пределы аккуратных и прекрасных линий, которые мелом нарисовал Гарри. Почему? Злость? Неужели вторжение в мой дом настолько оскорбительно, что может побудить его к ответному удару, в отместку?
Я не чувствую, чтобы он злился; как всегда, Темный Пассажир кажется хладнокровным, спокойным и приятно удивленным, готовым к охоте. И я тоже не злюсь. Я чувствую себя… полупьяным, как змей в вышине, балансирующим в эйфории на лезвии ножа, вздрагивая внутренним трепетом, который удивительно похож на то, что я называю эмоциями. И легкомыслие, возникшее от всего этого, и привело меня в опасное, нечистое, незапланированное место, чтобы я сделал под воздействием момента то, что всегда так тщательно планирую. Но, даже понимая все, я очень хочу это сделать.
Должен.
Ну, хорошо. Однако я не обязан делать это раздетым. Я осмотрелся. В дальнем конце помещения штабелями лежали обернутые полиэтиленовой пленкой упаковки керамической плитки. Несколько минут работы - и я сделал себе из этой пленки фартук и странного вида прозрачную маску: вырезал нос, рот и глаза так, чтобы можно было смотреть и дышать. Плотно затянул импровизированные завязки на затылке так, что мое лицо превратилось в нечто неузнаваемое. Идеальная анонимность. Выглядит туповато, конечно, но я привык охотиться в маске. И, если не брать в расчет мое невротическое стремление делать все правильно, я таким образом просто уменьшал число возможных осложнений. Это меня слегка расслабляет, так что ничего тут плохого нет. Я достал из сумки перчатки, натянул их. Вот я и готов.
Я нашел Яворски на втором этаже. У его ног поблескивала груда электрических проводов. Я стоял в тени лестничной клетки и наблюдал, как он вытаскивает провода из изоляции. С помощью клейкой ленты я развесил фотографии, которые принес с собой. Милые маленькие фотки сбежавших девчонок в вызывающих и очень откровенных позах. Я приклеил их к бетонным стенам, так, чтобы Яворски обязательно заметил их, выходя на лестницу.
Я снова взглянул в сторону Яворски. Он вытянул еще футов двадцать провода, но тот вдруг застрял и больше не хотел вытягиваться. Яворски крякнул, потом достал из заднего кармана большие кусачки и перекусил провод. Поднял провод, лежащий под ногами, и стал скручивать, наматывая его на локоть. Потом направился к лестнице - в мою сторону.
Я отступил в темноту лестничной клетки и затаился.
Яворски даже не старался не шуметь. Он не ожидал, что ему может что-либо помешать, и, конечно же, он не мог ждать меня. Я прислушался к его шагам и легкому царапанью провода, который тащился за ним. Ближе…
Яворски появился в дверном проеме и перешагнул через порог, не замечая меня. А потом увидел картинки.