Переулок капитана Лухманова - Крапивин Владислав Петрович 19 стр.


Паруса Феди Огонькова

Сразу после гонок Данька Заборов написал Огоньку письмо. Он и раньше хотел это сделать, да не решался. Потому что Огонек не знал третьеклассника Богдана Заборова: тот появился, когда Федя давно уже лежал в клиниках - то в московской, то в германской. Данька лишь слышал рассказы про Огонька и видел игрушки, которые тот слепил для друзей. Но так же, как все, Данька боялся за Огонька, радовался, когда тому стало лучше. И когда Элькин отец сказал, что Федю привезли из Германии обратно в московскую больницу…

Даньке казалось, что если бы он встретился с Огоньком, то они стали бы друзьями - такими же, как с Крылатым Эльфом. В чем тут загадка, Данька не знал. Просто он чувствовал, как любят Огонька другие, и ощутил такую же привязанность.

Гораздо позже, в начале лета, брат Мака Рощина - Мирослав объяснил, что здесь сработало квантовое сцепление. Но что это такое, Мирослав рассказать не сумел, потому что сам, наверно, толком не понимал (а скорее всего, не понимал Данька). Ладно, дело не в объяснениях. Просто все сильнее Даньке казалось, что Огонек - его далекий, но крепкий друг.

Про письмо Данька посоветовался с Эльфом. У них не было секретов друг от друга. Крылатый Эльф горячо одобрил Данькин план.

- Давно пора! А то мы только изредка посылали письма с его мамой, когда она ездила к нему.

- Надо адрес…

- Не надо адреса! У него теперь есть ноутбук с Интернетом, папа говорил. Просил только не заваливать Огонька письмами: он еще слабый. Но сейчас каникулы - кто будет "заваливать"? А одно письмо - это в самый раз…

- У меня же нет компьютера…

- Отправь с моего!

- Андрей Ренатович разрешит?

- Еще как разрешит!

Данька пришел к Ибрагимовым, приткнулся к компьютеру и старательно настучал на клавиатуре:

Здравствуй, Огонек! Меня зовут Богдан Заборов, а правильнее Данька. Я в третьем "Б" классе. Ты меня не знаешь, но я тебя будто бы знаю, потому что много слышал про тебя и видел игрушки, которые ты вылепил, и кажется, что они как живые, особенно Крылатый Эльф. Мы с ним подружились. Мне хочется подружиться и с тобой. Возвращайся скорее домой. Тебя все ждут. И я тоже…

Здесь, казалось бы, надо застесняться, потому что предложение дружбы - это почти что объяснение в любви (взрослые всегда стесняются). Но Данька, дойдя до таких слов, понял, что смущаться не будет, потому что была в этой строчке только правда и еще желание, чтобы Федя Огоньков и в самом деле вернулся поскорее.

Затем Данька написал:

Недавно у нас была парусная регата маленьких корабликов. Твой кораблик мы тоже пустили в плавание, и он занял…

- Эль, какое место занял кораблик Огонька?

- Понятия не имею. Я и про свой-то не знаю - забыл. Мир и Мак тоже не помнят.

- У Маши четырнадцатое место, у меня восьмое… А про Огонька не знаю…

- Потому что сразу договорились: главное не победа, а участие, как в Олимпийских играх, - напомнил Элька.

- Это для нас. А Огоньку, наверно, хотелось бы победного места…

- Тогда напиши, что первое, - без раздумий посоветовал Крылатый Эльф. - Ой, нет, первое у Маринки - это все знают… Напиши, что второе…

- Он сразу догадается, что вранье, - для утешения сказал Данька.

- Ну напиши, что четвертое. Тоже почти призовое…

- Врать нехорошо, - сообщил Данька голосом Маши Чешуйкиной.

Элька это сходство уловил и хихикнул. И возразил, будто не Даньке, а строгой Маше:

- Здесь не вранье, а литературная фантастика. Например, капитана Врунгеля не было, а когда читаешь книжку, он будто есть…

- Ладно, - согласился Данька и с легкой душой написал про четвертое место.

А затем еще:

Андрей Ренатович сказал, что твоя мама скоро снова поедет к тебе, в Москву. Мы с ней пошлем твой кораблик, диплом и приз. И Элька обещает послать книжку про капитана Лухманова, чтобы тебе стало понятно, почему такие гонки…

Ответ пришел в тот же вечер. На электронный адрес Крылатого Эльфа.

Богдану Заборову.

Данька, здравствуй! Спасибо за письмо. Я бы запрыгал в кровати, но мне еще нельзя. И много писать не разрешают. Я буду ждать то, про что ты написал. Но дело даже не в этом, а в самом письме. Данька, я тоже хочу подружиться. Скорее бы домой!

Передай привет Эльфу и всем ребятам.

Кораблик, значок и диплом передали Андрею Ренатовичу. И Элькину книгу. Брагич сказал, что завтра отвезет пакет маме Огонька.

Через три дня Огонек написал опять:

Богдану Заборову и Крылатому Эльфу.

Ребята, здравствуйте! Спасибо. Кораблик я часто беру в руки, и кажется, словно только что вынул его из воды. Он пахнет сосновой корой. Значок приколол к диплому, а диплом прикрепил скотчем к стене.

Жалко, что мне почти не разрешают входить в Интернет, дежурная сестра почти сразу отбирает ноутбук…

Данька, у тебя есть мобильник? Мне мама привезла, я его тайно прячу под подушкой. Мне можно звонить, только не часто и не поздно. Вот мой номер…

У Даньки был мобильник. Старенький, без всяких наворотов, но исправный. Данька набрался смелости и позвонил. И услышал слабенький, но веселый голос:

- Это кто?.. Я догадался! Это Данька?

- Да, это я… "Бом-брам"!

- Дань, это что? Такое заклинание, как "Сим-сим"?

- Это пароль у всех, кто в ТЭКе. То есть у лухмановцев… Чтобы узнавали друг друга. Тот, кто начинает, должен сказать "бом", а тот, кто отвечает - "брам".

- Дань, значит, я тоже могу?

- Ты еще спрашиваешь!

- "Бом"!..

- "Брам"!

Пароль знали теперь многие: Элька, Игорь Густорожский, Шурик с Маринкой, все "торпедоносцы", которые участвовали в гонках, и даже первоклассник Юрик Ягодкин. В тот день, когда закончились гонки, сразу после финиша, Константин Петрович пригласил к себе на чаепитие самых активных участников. Кроме братьев Рощиных и Маши это были Игорь и Шурик (разумеется, с Маринкой), Данька Заборов, конечно же Крылатый Эльф. Позвал он по старой памяти и Таисию Степановну Запечкину. Та заотказывалась, но внук заявил: "Хочу!" И похоже, собрался зареветь. Решили: пусть Юрик идет, а потом Дядюшка Лир самолично, на своей машине, доставит его домой. Дом был недалеко.

В комнатках Константина Петровича Удальцова сразу сделалось шумно и тесно. Зато весело. Вызвали по скайпу Чука. Хором сказали ему: ""Бом"!" и он ответил: ""Брам!"". Его поздравили с участием в регате.

Чук спросил, все ли было благополучно? Никто не канул в пучину?

- Я чуть не канул, - сообщил Юрик Ягодкин. - Пузом в воду. Но теперь уже обсох.

- Будем считать, что это не ЧП, а морское крещение, - рассудил капитан Федорчук.

- Ты знаешь, кто это? - спросил Дядюшка Лир. - Внук Таисьи Запечкиной, которая должна быть тебе памятна по детским временам.

- С ума сойти! - ахнул Чук. - О, годы-годы!..

- Она почти не изменилась, - слегка приукрасил действительность Дядюшка Лир.

Капитана Чука еще раз поблагодарили за значки.

Валентин Максимович сказал, что простой благодарности мало, пусть Мирослав Рощин и девочка Маша еще раз исполнят для него "Севастопольских мальчиков".

Маша и Мир согласились. А когда кончили петь, Дядюшка Лир спохватился:

- Друзья, а почему нет автора, Зои Вертицкой? Мир говорил, что приглашал ее! И на регату, и сюда…

- Мир приглашал, - заступился за брата Мак. - Но она укатила к родственникам в Питер…

- Но значком-то вы должны ее наградить, - напомнил Дядюшка Лир.

- Я наградил, еще перед отъездом, - сказал Мир.

Он не стал уточнять, что Зоя при этом расцвела, как "херсонесский мак", и даже чмокнула Мирослава в щеку (хотя, как выяснилось позже, такой значок у нее уже был).

Данька и Огонек перезванивались не часто, где-то раз в три дня.

- Потому что сразу обещают отобрать телефон, - жаловался Огонек. - Я его прячу или прошу у ребят, но все равно… как подпольная работа…

Огонек говорил по-прежнему слабым голосом, но с жизнерадостными нотками.

А потом вдруг позвонила мама Огонька.

Конечно, Данька не сразу понял, кто это. Незнакомый женский голос сказал:

- Здравствуйте. Это Даня Заборов?

- Да… А вы кто?

- Даня, здравствуй. Я от Феди Огонькова, я его мама…

- Что случилось? - Данька сразу решил, что какая-то беда. И обмер.

- Даня, ты не бойся, с Федей ничего плохого. То есть ничего страшного. Но он плачет: у него пропал кораблик. Тот, что вы послали… А ему плакать нельзя: он слабеет от этого.

Данька Заборов, человек довольно робкий и нерешительный, тут скрутил в себе все страхи. Спросил твердым голосом:

- Как - пропал? Совсем нельзя найти?

- Кораблик стоял на тумбочке, а Феденька был на процедурах. В больнице ждали какое-то начальство, делали уборку, санитарка выбросила кораблик в мусор… Потом стала причитать: "Я не знала, я думала, он просто так. Что такого, можно ведь сделать новый…" Федя даже сказал, что она глупая тетка… Данечка, а может быть, правда, можно сделать новый кораблик?

- Можно, конечно, - горько сказал Данька. - Но он же все равно будет не тот…

- Но все равно он будет от вас, от друзей…

- Мы сделаем немедленно! - поклялся Данька. - Но как его послать? Почтой - это долго!

- Я завтра прилечу домой. А послезавтра в Москву полетит моя сотрудница: у нее командировка. И она сразу зайдет в клинику.

- Ладно! Мы сделаем! - повторил Данька.

Через полчаса Данька прибежал к Маше. Та позвонила Рощиным.

- И приведите Эльку!..

Собрались впятером. Выбрали из оставшихся после гонки запасных корабликов самый похожий на прежний. Написали на парусе тот же номер - 12. Упаковали суденышко в коробку из-под фаянсовой сувенирной кружки, которую недавно подарили Миру на день рождения. Сели в ряд на Машиной тахте. Помолчали с ощущением непонятной вины.

Сидели и смотрели на кораблик капитана Лухманова. Его паруса были просвечены солнцем.

- Плохо, что Огонек плачет, - сказала Маша. - От слёз в больном организме возникает слабость. А Огонек-то лишь еле-еле выбрался из болезни. И болезнь все еще его караулит…

- А что делать? - спросил Данька.

Возможно, он уже знал, что делать, но боялся сказать. Потому что был здесь не главный.

- Против слёз одно лекарство, - сказала Маша. - Надо радовать человека. А сосновый кораблик - велика ли радость? Надо что-то большое…

- Вот именно, - быстро согласился капитан Мак’Вейк. - И не прикидывайтесь, будто не знаете…

- Люди, мы все думаем про одно, - подвел черту Мирослав. - Только немного жаль, да?

- А если не жаль, то какой смысл? - сказал Мак.

- Да… - согласился Мир.

И они по-прежнему смотрели на кораблик Лухманова.

Крылатый Эльф, который недавно одолел "Трех мушкетеров", назидательно сообщил:

- Арамис писал научный труд, он называется "диссертация". И там говорилось: "Всякой жертве должно сопутствовать некоторое сожаление"…

- Ну до чего эрудированное дитя! - восхитился Мир.

- Арамис не дитя, - обиделся за мушкетера Элька.

- Я про тебя…

Это слегка повысило настроение у всех.

- Знаете что? - вскинулся Мак. - Может быть, так предназначено с давних пор, в длинной цепи событий, которые у Мира называются квантовым сцеплением.

- Ты просто олух царя небесного! - возмутился Мир. - Квантовое сцепление - это совсем другой закон.

- А здесь тоже закон! По этому закону было заранее задумано, чтобы капитан Лухманов за много лет до нас построил кораблик. Чтобы кораблик испытал всякие приключения, а мы его нашли и подарили бы его Огоньку. Чтобы тот больше не плакал и не слабел. Это как подарок на день рождения…

- У Огонька день рожденья в июне, - уточнил Эльф.

- Ну и что? - возразила Маша. - Избавление от болезни все равно что еще один день рожденья…

"Только бы оно пришло, это избавление", - подумала она, и, кажется, так же подумали остальные. Суеверные Данька и Эльф украдкой сцепили мизинцы.

- Если кораблик окажется у Огонька, он все равно будет наш, общий, - сказал Мак.

И это было не утешение, а уверенность.

Мир наклонился вперед и обвел глазами всех.

- Значит, что? "Бом"?

- "Брам"! - разом откликнулись остальные.

Письмо от Огонька было радостным:

ЗДРАВСТВУЙТЕ все! Ура! Огромное спасибо! Ко мне приплыли ваши корабли! Маленького я посадил на кроватную спинку, а капитанскую модель поставил на тумбочку. Смотреть на нее приходили ребята из разных палат. А доктор Вячеслав Дмитриевич сидел рядом и рассказывал про Петра Первого и про начало российского флота. А вечером я поставил рядом с ботиком лампу, и тень от снастей и парусов легла на стены. Получилось, будто я посреди кино про морские плавания.

Доктор Вячеслав Дмитриевич просил написать от себя, что вы молодцы. И говорит, что я обязательно скоро поправлюсь окончательно и в начале лета меня отпустят домой…

Потом Огонек еще отдельно звонил Даньке и Эльфу.

И наконец-то у всех стало спокойно на душе.

Часть четвертая. Сцепление

Половинки бинокля

Команда "Товсь!" произошла от сокращенного слова "готовься". Ее отдают на военных кораблях, когда следует приготовить к залпу торпедные аппараты. А в пятом "А" она звучала, если придвигалось вплотную срочное и решительное (а порой и опасное) дело.

Интересно, что класс не казался каким-то особенным, боевым и сплоченным. В меру гвалтливый, в меру безалаберный, а порой и драчливый. Впрочем, не очень драчливый, потому что четыре года подряд их воспитывала учительница Ольга Петровна.

А еще у них был Федя Огоньков, о котором они помнили всегда.

А еще были торпедные катера из фильма "Иван Никулин - русский матрос". И прозвище "торпедоносцы" - от тех же катеров, которые в конце фильма с торжествующим ревом моторов мчатся в атаку на врага. И на борту у каждого - имя одного из героев фильма. Аж в горле царапало при этих кадрах…

Диск с фильмом принес в класс Андрей Ренатович: он в сентябре стал у "ашников" классным руководителем. Принес, показал кино, а потом сообщил:

- Это не все еще. Сейчас вам восьмиклассник Мирослав Рощин расскажет о катерах, которые во время войны строились на нашей судоверфи. Честное слово, стоит послушать…

И Мирослав, брат Матвейки Рощина, рассказал.

- А можно мы тоже будем "торпедоносцами"? - вдруг спросил Васёк Тимошин, человек нерешительный, но иногда говоривший правильные вещи.

Кто-то хихикнул, но сразу примолк.

- Можно, - очень обыкновенным тоном согласился Андрей Ренатович. - Только для этого надо…

- Хорошо учиться, слушаться старших и не бегать в коридоре, - не удержался Стасик Ерёмин, личность безбоязненная и языкастая.

А невозмутимый Андрей Ренатович словно не расслышал Стасика и закончил:

- Стараться не делать людям вреда и крепко держаться друг друга. А если уж идти в атаку, то ради справедливости. И помогать тем, кому эта помощь нужна…

- И Огоньку, да? - не удержался Матвей Рощин.

- Безусловно, Мак, - покивал Андрей Ренатович. И откуда он узнал Матвейкино прозвище?

А помощь Огоньку требовалась - это знали все. И школьный концерт, чтобы собрать хоть какие-то деньги для операции, готовился в городском саду, на открытой эстраде. Дни стояли еще летние, только с золотистой сентябрьской подкраской. И всё сначала было хорошо, но потом городские начальники сказали, что концерт отменяется, потому что на площадке с эстрадой запланировано большое собрание избирателей.

- Высокие чины будут рассказывать электорату, какие они хорошие и ничего даже ни разу не украли, а, наоборот, всей душой за интересы народа, - объяснил дома Мирослав.

Дело в том, что в недавно город тряхнули новости о махинациях среди областного и городского начальства. Проворовались два заместителя министра здравоохранения. Крупный чиновник коммунального хозяйства попался на том, что при замене водопроводных сетей приказал проложить старые, ржавые трубы, а выдал их за новые и прибыль положил себе в карман.

- Они не виноваты, - постным голосом объяснил дома Мир. - Они хорошие дяди, просто в детстве им никто не говорил, что брать чужое нехорошо. По крайней мере, в таких размерах…

- Ох, Мирослав… - вздохнула мама. Она всегда боялась, что у сына будут неприятности из-за "несдержанных речей".

- Огонька жалко, - сказал Мак. - Деньги на операцию не набираются…

Следующим вечером, в сумерках, позади площадки с эстрадой возникли несколько плохо различимых фигур. Фигурок… Там белел высокий дощатый забор. Таинственные существа встали на плечи друг другу и развернули склеенное из ватманских листов полотно с прорезями букв. По ватману ударили струи распылителей. Полотно дернули назад. На досках остались крупные черные буквы:

ВЫ ЖРЁТИ И ВОРУЙТЕ.

А ОГОНЕК МОЖЕТ УМЕРЕТЬ!

Были слухи и скандалы, были негодующие крики. Были требования найти виновных. Старшая завуч сороковой школы Клавдия Максимовна высказалась на срочном педсовете:

- Это уже переходит всякие рамки! Это чистой воды экстремизм! Нас в рейтинге школ сместят на последнее место и лишат дополнительных ассигнований…

В ее речи не было уверенности. Была, скорее, обязательность таких слов. Пожилая и утомленная общим идиотизмом педагогической жизни - всеми этими ЕГЭ, экспериментальными программами, министерскими проверками, отчетами, проблемами новой школьной формы и нехваткой учителей, - она "катила" свою должность по инерции и мечтала о пенсии, когда можно будет копать грядки на даче и нянчить внуков.

Директор Лев Сергеевич задумчиво кивал.

- Андрей Ренатович, я обращаюсь прежде всего к вам, - заявила Клавдия Максимовна.

- Отчего такое внимание? - ненатурально удивился Брагич.

- От того, что… Огоньков, он ведь из вашего класса.

- Формально да, - покивал Брагич. - Но он не учился в пятом "А" ни одного дня. Его увезли, когда он был еще в классе Ольги Петровны… Уж не думаете ли вы, что лозунг на заборе - его рук дело?

Завуч Елена Викторовна, которая была вдвое моложе Клавдии Максимовны и тайно мечтала о ее месте, сообщила:

- Кроме того, среди злоумышленников была различима мелкая фигура с оттопыренными ушами. Без сомнения, личность по прозвищу Крылатый Эльф. В школе без году неделя, а уже не раз проявил себя в сомнительных выходках.

- Вы, Елена Викторовна, играете ва-банк, - возразил Брагич. - Стояли сумерки, и никого там нельзя было различить, если бы даже рядом оказались наблюдатели. Это во-первых. Во-вторых, у Крылатого Эльфа хватило бы ума прикрыть свои выдающиеся уши капюшоном, если бы он принял участие в возмутительной экстремистской акции. Но он не принимал, потому что в тот вечер был посажен матерью под домашний арест за чтение неподобающей возрасту книги Мопассана "Милый друг"…

- Любопытный факт, - заметил директор Лев Сергеевич.

Завуч Елена Викторовна такой книги, видимо, не знала и повернула тему:

Назад Дальше