- Не надо! - Костик согнул мальчишкины пальцы на жоске. - Возьми себе. Я сделаю еще.
Тот не стал отказываться. Снова сказал:
- Спасибо. - И погладил пушистые щупальца указательным пальцем. - Она как ручная…
Они опять встретились глазами. Костик спросил:
- Тебя в какой класс записали?
- В четвертый "А".
Это была судьба…
Потом судьба сделала еще один подарок. В начале первого урока Елена Львовна поставила новичка перед классом, рядом с собой, и сообщила:
- Вот вам еще один товарищ. По фамилии Федорчук… А как по имени?
- Валентин, - неохотно отозвался Федорчук.
Кто-то сразу захихикал. Идиоты!..
- Значит, Валя, - сделала вывод Елена Львовна. - Так?
- Ну… можно так, - согласился Федорчук.
Опять захихикали.
- Вот и хорошо… Куда же тебя посадить? Вон рядом с Удальцовым свободное место. Лукашин заболел, садись пока туда. А после посмотрим…
Федорчук весело завозился, устраиваясь на скамейке. Затолкал сумку под крышку на парте. Деловито шепнул:
- Поезд прибыл по расписанию…
- С приездом, - тем же тоном отозвался Костик. - А ты откуда приехал? Или здешний, только не из нашей школы?
- Я в разных местах жил. И здесь, и в других городах. А до войны в Севастополе.
- Ух ты!..
- Но мы оттуда уехали сразу, как началась война. Отца и еще нескольких человек эвакуировали на здешнюю судоверфь, помогать в строительстве торпедных катеров.
- Вот это да!..
- Может, ты слышал про это строительство?
- Да про него все слышали, хотя считается, что военная тайна…
- Мой дядюшка говорил, что первый катер, который ворвался в Севастопольские бухты, когда освобождали город, был здешней постройки.
- Вот этого я не слыхал! Неужели правда?
- А почему бы и нет? Хотя кто знает, может, дядюшка и наплел. У него это бывает, когда малость заложит за воротник…
Федорчук замолчал, будто одернул себя: не слишком ли много сказал? Неловко сделалось.
Елена Львовна опять вмешалась вовремя:
- Если новичок будет с первой минуты болтать с соседом, добром это не кончится… Все достали тетради по арифметике. Небольшая самостоятельная работа.
- У-у-у! - привычно завыл четвертый "А". - Каникулы же завтра, четверть кончилась!..
- От того, что она кончилась, знания у вас не стали лучше. Марченко, Рамазанову и Райнису я с трудом натянула четвертные тройки с минусом, поэтому нечего голосить…
Чук
Оказалось, что Костик Удальцов и Валька Федорчук похожи друг на друга не только снаружи, но и "внутри". У обоих был спокойный характер, оба любили книжки про корабли и не любили драться. Но Костик из-за этой нелюбви считался человеком смирным и даже боязливым, поэтому не раз терпел "доводилки" от одноклассников. ("Удалец-молодец, вот пришел тебе капец!") А Валька за счет своей чемпионской игры в "жоску" сразу обрел авторитет.
Но главную известность и уважение четвероклассник Валька Федорчук заработал не из-за "жоски". Скоро выяснилось, что он - "человек из цирка".
Местный цирк выступал в родном городе только в теплое время - где-то с мая по октябрь. Когда приходили холода, он уезжал в города покрупнее: Свердловск, Омск, Челябинск, а то и совсем в дальние края. Дело в том, что в Турени здание цирка не годилось для зимних гастролей. Было оно деревянное. Обширное, с высоким куполом, солидным фасадом, но ветхое, щелястое, продуваемое всеми ветрами. Не для акробатов, одетых в спортивные костюмы, и не для танцовщиц на проволоке в их балетных юбочках. Да и зрители в такое неуютное время ёжились и пускали изо рта колечки пара. И все же у цирка было свое гордое название: "Туренский госцирк". Фанерные метровые буквы этого названия гордо торчали над фасадом, а где-то с середины марта на заборах и афишных тумбах начинали пестреть афиши: они извещали о близком начале нового сезона.
Так было и весной сорок шестого года. Реклама, предчувствие праздника, звуки оркестра, который заранее начал репетиции в гулком дощатом пространстве, рассуждения о турнире по французской борьбе… Валька Федорчук (которого скоро все стали звать просто Чуком) тоже говорил иногда о цирковых делах, но как-то неохотно. Костик решил, что, наверно, это из-за дядюшки. Чук однажды обмолвился, будто дядюшка одно время работал в цирке, но что-то не сложилось. Впрочем, цирковые события случились ближе к лету. А до этого, ранней весной еще, появился ТЭК.
В первые же дни знакомства Костик немало узнал про Вальку Федорчука.
Судьба у Чука сложилась несладкая. До войны жил он с родителями в Севастополе. Мать умерла от туберкулеза, когда Валька был совсем малышом, отец работал на корабельном заводе. Одно время приглядывала за Валькой сестра матери, тетя Галя, но за год до войны вышла она замуж, уехала в Джанкой, а маленький Валька расставаться с отцом не захотел. Так и остались вдвоем. А в конце июля сорок первого года с завода в далекую Сибирь отправили группу специалистов. Там, вдали от всех морей и океанов, на речных судоверфях, начали выпуск торпедных катеров. Грузовые и пассажирские пароходы строили здесь с давних времен, а военными судами раньше не занимались, вот и стали нужны специалисты.
Валькин отец был хорошим специалистом - по профессии лекальщик. Плохого бы не послали. А еще учли, что в городе Турени есть у Максима Тарасовича Федорчука родственники - будет где приткнуться в неуютное военное время.
Родственниками были старший брат Максима Тарасовича Юрий и двоюродная тетка Анна Степановна - тетя Анюта, суровая на вид старуха.
Брат отца, Юрий Тарасович, по возрасту и здоровью для фронта не пригодился.
Чук нехотя сказал Костику:
- Так, всю жизнь подрабатывал где придется, мотался по разным местам. Иногда и меня брал с собой, тетка-то очень уж неласковая…
- А… твой папа? - нерешительно спросил Костик.
Они шепотом беседовали на уроке рисования.
- Он умер в сорок третьем году. Так же, как мать, от туберкулеза. А я застрял в этих краях… Так хочется обратно в Севастополь! Он, конечно, сейчас весь разрушенный, а мне снится без развалин, как до войны. Хотя я, конечно, почти не помню…
Говорил Чук спокойно, только смотрел не на Костика, а в окно.
Костик подумал, что жизнь его чем-то похожа на жизнь Чука. Существование было тоже почти сиротское. Постоянно без матери, с двумя "твердокаменными" бабушками…
- Ты вернешься, - утешил Костик Чука. - Подрастешь, станешь самостоятельный и уедешь…
- Ага… - не отворачиваясь от окна, шепнул Чук.
А Костик подумал, что пусть Чук взрослеет не очень быстро. Не хотелось расставаться…
После уроков Чук сказал:
- Пошли в кинушку. Ты смотрел "Иван Никулин, русский матрос"? Там про моряков и Севастополь…
Костик не смотрел. Но…
- Денег нету на билет.
- Пойдем, там тетя Анюта работает контролером, пропустит…
И тетя Анюта пропустила, хотя и недовольно покачала головой. Велела своей помощнице-девчонке:
- Посади их на полу у печки…
И девчонка проводила ребят к теплой печке сбоку от запасного выхода. Там было хорошо так, уютно…
Фильм оказался замечательный! Чук видел его уже третий раз, но все равно смотрел затаив дыхание. А про Костика и говорить нечего…
Когда шли обратно, Костик сказал:
- Жаль только, что грустный конец.
- Зато как мчались на врага наши катера! - возразил Чук. Помолчал и добавил: - Вот такие и строил отец… Торпедоносцы…
Костик промолчал. В его семье никто не строил катера-торпедоносцы.
И Чук неловко сказал:
- Кось, я, кажется, зря похвастался. Не сердись…
- Я ни капельки не сержусь. То есть ты ни капельки не похвастался…
- Давай зайдем ко мне. Я покажу свой альбом с кораблями.
- Ты рисуешь?!
- Не-е. Вырезаю из журналов и наклеиваю…
- Пошли! - обрадовался Костик, хотя внутри грызла тревога: ох и влетит ему дома за позднее возвращение!
Бабка Анюта, у которой жили Чук и его дядюшка Юра, владела кривой бревенчатой хибарой на краю городского лога. Но в тот день Костик до хибары не дошел. В квартале от лога, в конце улицы Челюскинцев, они увидели своего одноклассника. Его звали Витька Рамазанов, или попросту Рамазан. А еще у него имелось прозвище - Бомбовоз. Не насмешливое, а почтительное.
Витька был покрупнее и постарше других ребят, потому что в четвертом классе он сидел второй год (не ладилось у него с русским языком и арифметикой). Но, в отличие от других второгодников, не был Бомбовоз ни лодырем, ни хулиганом. Отличался спокойным характером и часто заступался за тех, кто слабее.
А еще авторитетности Бомбовозу добавляла его награда. Он получил ее четыре года назад, когда ухитрился "приклеиться" к школьной фронтовой бригаде, на Заречном фанерокомбинате. Такие бригады работали там с сорок второго года. Совсем небольшие пацаны, из третьего и четвертого классов местной начальной школы. А еще и ребята постарше, из ближней семилетки.
Но малышей не брали. Рамазан, таким образом, по возрасту "не тянул", а очень хотелось ощутить себя фронтовиком. Ведь ребята не в игрушки играли - они делали корпуса для противотанковых мин. Как на этих минах рвутся немецкие "тигры", один раз даже показали в киножурнале… Витька жил вдвоем с матерью, техничкой комбинатского клуба. Отец погиб еще в сорок первом. Тянуть лямку вдвоем было трудно. Мать стала сдавать квартирантам одну из двух комнатушек, оставшихся с довоенной поры, чтобы получать хоть какой-то добавочный заработок. Так однажды появился у Витьки сосед, Валерка Чижов, сын бухгалтерши с завода "Механик". Оказалось, что этот Чижов - член фронтовой бригады, хотя вписался в нее не совсем законным путем: жил он далеко от комбината, учился в городской, а не в заречной школе. Помогли устроиться…
Первоклассник Рамазанов очень завидовал четверокласснику Валерке, хотя тому каждое утро приходилось вставать в шесть утра и топать по морозу через реку, чтобы успеть на трудовую вахту. А потом шагать обратно, в школу, где занятия шли во вторую смену.
- Валер, попроси записать в бригаду… - канючил Витька, когда Чижов отогревал у печурки закоченевшие на морозе руки.
- Да отлипни ты! "Запиши, запиши"! Меня самого-то могут попереть, потому что не из ихней школы…
Но однажды вечером Валерка сказал:
- Санки приготовь. Завтра с утра ледовый десант…
И Валерка (по большому секрету) рассказал, что с комбината надо срочно вывозить продукцию - корпуса мин, которые называются ЯМ-5, - и на станцию Тура подгонят состав. Но станция-то на правом берегу, а продукция-то на левом, на комбинате. А грузового транспорта не хватает. Вот ребята и придумали - устроить переправу минных корпусов на санках. Другого выхода просто не найти.
Эту операцию в местной газете и на радио назвали "Ледовая дорога". Погода и в самом деле была с ледяным холодом и снежными вихрями, но пацаны и девчонки переправили груз в течение дня. Их на ходу поили чаем из термосов, кормили пайковым хлебом, отогревали у разожженного на льду пламени, и ребята снова тянули сани с грузом по снежным застругам и наледям, вверх по дороге, которая называлась Масловский взвоз, потом к платформе…
Трудились, конечно, и взрослые - рабочие комбината и жители береговых улиц, но школьников было большинство.
Валерка Чижов неотрывно следил за Витькой Рамазановым. Растирал ему белые от холода щеки и закоченевшие в варежках пальцы, грел у костров…
У такого костра заметил первоклассника Рамазанова мужчина в новом полушубке, барашковой ушанке и белых бурках - сразу видно, что начальник. Он подошел сюда с такими же другими начальниками.
- А это что за юный герой?
- Доброволец, - объяснил стоявший рядом Чижов. - Просился, просился, ну и вот…
- Молодец!
Потом начальник спросил имя, адрес и школу добровольца и велел записать оказавшейся рядом тетеньке (тоже в полушубке)…
Закоченевшего, как сосульку, Витьку Валерка Чижов доставил домой почти что к полуночи - мать была уже в панике.
Витька уснул у горячей печки и сразу позабыл, что было днем.
В бригаду его все-таки не взяли: маловат. Да и мать не разрешила бы каждый день шагать туда и обратно через застывшую реку по морозу. Тем более что Чижовы скоро съехали с квартиры Рамазановых и Витька остался без покровителя… Но в феврале, перед праздником Красной армии, Чижов пришел к бывшему соседу снова. Сказал, что Витьку зовут на собрание в клуб комбината. На собрании говорили о победе в Сталинграде, о героических делах школьников и раздавали награды. Первокласснику Рамазанову дали грамоту и значок с зелеными елочками и красной звездой. На значке было написано. "Наркомлес. За ударный труд".
Оказалось, что о награде сообщили и в Витькину школу. Там его поздравила на классном собрании учительница. Она сказала, что значок - это правительственная награда, почти как медаль. Поэтому Рамазанов теперь должен учиться только на "хорошо" и "отлично". Однако так учиться Витька не стал: не получалось. Однажды остался даже на второй год. Но лодырем и балбесом его все-таки не считали. Как-никак человек с наградой…
Сейчас Рамазан вдвоем с пацаненком дошкольного вида развлекался пусканием кораблика в луже (занятие для него, для Бомбовоза, казалось бы, не очень солидное). Лужа была маленькая, сделанное из сосновой коры суденышко притыкалось то к одному, то к другому берегу, бумажный парус намок.
Чук и Костик хотели пройти сторонкой, чтобы не смущать Бомбовоза, но тот оглянулся на них, неловко пошевелил плечами под разношенным ватником и объяснил:
- Вот… соседка навьючила тимуровскую работу. "Витенька, побудь с Андрюшей, пока я в мастерскую за юбкой схожу". Андрюше уж пора жениться, а он все няньку требует…
- Не буду я жениться! - возмутился Андрюша личность лет пяти. - Ты сам обещал кораблик сделать!
- Ну сделал! А где его пускать-то?
Чук и Костик поняли: игра с корабликом интересует не только малолетнего Андрюшу, но и самого Рамазана, только показать это он боится.
Костик деловито сказал:
- Если заниматься таким делом всерьез, нужна большая лужа… Вроде той, что за вино-водочным заводом…
- Это где? - не сдержал интереса Бомбовоз.
- На берегу, за улицей Володарского, позади завода есть проход между стеной и разрушенным домом. Весной там - будто морской пролив. Я это место в прошлом году нашел, когда гулял после уроков, чтобы не идти домой… Подумал, что хорошо бы там устроить гонки корабликов. Только одному было неинтересно. А если кому скажешь, в ответ сразу: "Ха-ха-ха, моряк - мокрые штаны!.."
- Ну не все же такие тупые… - возразил Бомбовоз. - Андрей, иди к дому, вон твоя мама идет, юбку несет.
- Я хочу с вами…
- Иди-иди. С нами - потом. Сперва надо посмотреть.
Этим он как бы дал понять, что не прочь отправиться с Федорчуком и Удальцовым смотреть неведомую лужу. Может, ему просто нечего было делать, а может, шевельнулось в нем предчувствие приключений.
Чук глянул на Костика:
- Идем?
- Идем, - согласился Костик. - Только давайте лучше завтра. А сегодня мне и без того влетит дома. За то, что пошел в кино без спроса. "Где ты болтался столько времени?!"
Пароль
Дома было то, чего Костик опасался. Всякие упреки, угрозы и обещания, что все каникулы он просидит дома над задачником по арифметике и "носу не высунет на улицу". А кроме того, "придется прибегнуть к самым решительным способам воспитания, одним из которых будет мокрый тонкий прут". Здесь, как назло, черт принес Таську Зацепину, соседскую девчонку, которая очень нравилась бабушкам, потому что всегда готова была поведать им о похождениях Костика. Сейчас Таська напомнила, что во дворе, за сараем, есть кленовая поросль, в которой нетрудно отыскать именно такие прутья. Она знала, что "кошка скребет на свой хребет" и Костик не простит ей эти советы, но не могла удержаться.
- Спасибо, Тасенька, - покивала Эльза Яковлевна. - Я думаю, что скоро придется так и поступить… А сейчас, Константин, иди умываться и спать. Продолжим разговор завтра.
Назавтра Костик поклялся, что "больше никогда", и был отпущен гулять. "Но имей в виду, что это самый последний раз…"
Встретились у калитки Чука. Из хибары, несмотря на затворенную дверь, слышны были скандальные голоса - женский и мужской.
- Дядька Юра и тетка Анюта выясняют, кто из них самый хороший! - хмыкнул Чук. - Дядюшка раздобыл вчера чекушку и накачался. На радостях. Узнал, что скоро приезжает цирк. Его туда принимают иногда на работу, униформистом. Это те, которые там вроде прислуги, в мундирах… Раньше-то он был жонглером, а потом начал пить, мастерство растерял, но все равно говорит: "Без цирка не могу". Ну вот и берут по старой памяти. Он все-таки кое-что умеет…
Костик подивился, что у Чука такой необычный дядюшка, но главные мысли его были о другом: разлилась ли за старой заводской стеной лужа? А то получится, будто нахвастался зря.
Подошел Бомбовоз. Да не один, а с тощим и будто всегда испуганным Толькой Башмачкиным, по прозвищу Бамбук (ну очень уж тощий!). Попросил:
- Пусть идет с нами. Мы с ним вместе целый год за одной партой. А то он, когда один, все какой-то нерешительный…
Бамбук виновато хлопал пшеничными ресницами.
- Ну, пусть идет, - сказал Чук и посмотрел на Костика.
- Пусть, - согласился Костик. Даже приятно стало, что от его решения что-то зависит.
Они пошли дальше, по улице Герцена, мимо большого деревянного дома, где жил Вадик Саранцев. Дом был частный, принадлежал известному в городе семейству, главным в котором был врач Серафим Евгеньевич Саранцев, отец Вадика.
Вадик на просохшем под мартовским солнцем крыльце возился с велосипедом (хорошо быть сыном знаменитого врача: свой велосипед у человека). Пройти мимо и ничего не сказать было неловко.
Бомбовоз небрежно сказал:
- Здоро́во, Саранча…
Вадик обрадовался, будто ждал этой встречи.
- Физкульт-привет! Помогите натянуть цепь! А то все время соскакивает, проклятая!
Вадику помогли: дело нехитрое. Вадик с удовольствием покрутил колесо и спросил:
- Вы куда топаете?
- Так… по делам, - неосмотрительно проговорил Костик.
- Ой! А можно с вами? А то совершенно нечего делать.
- У тебя же колёса, - возразил Бомбовоз. - Катайся хоть целый день.
- Одному не хочется. И дороги еще грязные… А с вами, значит, нельзя?
Тогда Чук сказал так же, как про Бамбука:
- Пусть идет… - И добавил: - Только больше никого не надо. Зачем нам толпа…
- Правильно. У нас дело тайное… - добавил Костик, потому что сейчас был главным: он один знал дорогу к похожей на морской пролив луже.