Часть первая. Старинный почерк
Крещенские морозы
Пришел праздник Крещения. И за ним начались небывало холодные дни.
На фоне общих разговоров и международных конференций о всеобщем потеплении климата нынешние морозы были как насмешка над этой болтовней. Настоящие крещенские морозы! Бабки в магазинах рассуждали: "Вот оно! Природа наша все равно берет свое! Никакие американцы в телевизорах ей не указ…"
В самом деле: выскочишь на улицу - и перехватывает дыхание!
Матвей все-таки выскочил, прикрывши подбородок и нос колючим шарфом (тот сразу заиндевел). Синел рассвет, светились окошки, слегка сплюснутая луна простуженно желтела рядом с куполом вновь отстроенной Ильинской церкви. У пристани сипло вскрикивал тепловоз…
В школу можно было не ходить: накануне по местному ТВ опять отменили занятия с первого по девятые классы. Но старший брат Мирослав усвистал в клуб "Речник", в котором занималась группа "Резонансы", а Матвею что делать дома одному? Валяться в постели - это слабость характера. К тому же пятиклассник Матвей Рощин обещал принести своему учителю Брагичу книжку "Побежденный Карабас" - продолжение "Золотого ключика". То есть не самому Брагичу, а его сыну - лопоухому первокласснику, по прозвищу Крылатый Эльф. Уж Элька-то вместе с отцом точно торчит в школе.
До школы - полтора квартала. А точнее, сто девяносто шесть Матвеевых шагов.
В школе было пусто. Почти пусто. Лишь косо глянул на мальчишку охранник дядя Игорь, да за дверью химического кабинета на втором этаже слышались голоса - там занимались десятиклассники. Потом что-то негромко взорвалось, и раздался одобрительный смех. Матвей поднялся на третий. В приоткрытой двери пятого "А" светилась похожая на тонкую букву "Г" щель. Матвей шагнул через порог.
Брагич за столом проверял тетради. И Элька конечно же был здесь: он деловито пыхтел на задней парте.
- Здрасте, - сказал Матвей в пространство.
Брагич кивнул, не поднимая головы, и поймал упавшие с утиного носа очки.
Элька обрадовался:
- Мак! Иди сюда! Помоги присобачить хвост к голубку… - Он мастерил из клетчатого листика бумажную птичку.
- Эльдар, что за выражение… - рассеянно пристыдил его отец.
- А чего? Оно же не ругательное…
- Оно неточное. Разве можно присобачить хвост к голубю?
- А как сказать? Приголубить, что ли? - Элька, сын учителя-филолога, кое-что смыслил в русской стилистике.
Матвей (он же Мат-Вейк, капитан Мак’Вейк и просто Мак) хихикнул, подошел и умело вставил хвостовое оперение под бумажные крылышки.
- Надо уголки подгибать, я же объяснял…
- Ага…
Брагич глянул из-за очков.
- А чего тебя, друг мой, принесло сюда в такой арктический холод? Я - это понятно: по долгу службы, Крылатый Эльф - из-за нежелания сидеть дома в одиночестве, а ты?
- Я тоже из-за нежелания… И "Карабаса" Эльке принес. Я же обещал вчера…
- Ой! - возликовал Элька. Остренькое лицо засветилось. - А я боялся спросить. Думал, вдруг ты забыл!
Матвей вытянул из закоченевшего рюкзака растрепанную книгу.
- Рощин человек чести и слова, - ровным голосом сообщил Брагич. - За это, Мак, я готов слегка нарушить педагогические нормы и сделать для тебя послабление. Хочешь переписать диктант?
- Зачем? Двойка, что ли?! - возмутился Матвейка. Сроду не бывало у него двоек по русскому.
- Четверка. А могла быть пятерка. Если бы не сделал глупую ошибку.
- Какую?
- Ты считаешь, что слово "аллигатор" происходит от музыкального термина "аллегро"?
- С чего вы решили? - не очень почтительно удивился Мак.
- А почему у тебя написано "аллегатор"?
- Где?! - Матвейка подскочил и глянул Брагичу через плечо. - Ну Андрей Ренатович! Ну разве это "е"? Это у "и" не дописался крючок. Бумага лощеная, паста не всегда прилипает…
- Д-да? - Брагич добросовестно пригляделся.
- Па, Мак правду говорит, - вмешался Элька: он оказался рядом.
- Ты отстаиваешь клановые интересы, - сказал Брагич.
- Я отстаиваю правду! - Крылатый Эльф возмущенно полыхнул ушами.
Кстати, Крылатым звали его именно за эти уши - большущие и треугольные, как у настоящего эльфа из кино про Средиземье. Похожие на растопыренные дельтапланы. И Элька гордился. Он был из тех, кто умел свои недостатки превращать в достоинства.
- Не надо мне пятерку, - со сдержанной обидой сообщил Матвейка. - А как пишется "аллигатор", я знаю с первого класса. Когда учил стихи:
Аллигатор вздохнул
И, сытый, в зеленую воду нырнул.
- Это про упрямого Фому, Сергей Михалков, - уточнил начитанный первоклассник Эльдар Ибрагимов.
- Ладно, я не буду упрямым Фомой… - Брагич красным стержнем зачеркнул в углу страницы четверку и поставил "пять". - Может быть, такое доброе дело поможет качнуть весы мироздания в сторону позитива.
- Это как? - спросил Элька. Он подозрительно относился к непонятным фразам.
- Избавит планету от какой-нибудь очередной беды.
- Одна пятерка? - усомнился Крылатый Эльф.
- Мелочи бывают очень важными. Давным-давно маленький голландский мальчик заткнул в плотине крохотную щелку и спас от наводнения страну…
- А-а! Я читал! - вспомнил Элька. - Но здесь-то как… - И не договорил.
- Можно? - раздался нерешительный голосок.
На пороге стояла девочка. И Мак сразу понял, что это Чешуйкина из пятого "Б". Потому что девочкины веснушки, будто зеркальца, отразили мягкий свет плафонов.
Такие веснушки были только у одной ученицы в школе номер сорок. По крайней мере, так отмечал про себя Мак. Они были заметны не всегда, а лишь при определенном повороте лица. Шевельнет головой - и пятнышки цвета спелого овса на миг отражают свет. И поэтому фамилия у хозяйки веснушек казалась подходящей: они как чешуйки золотистой рыбки.
Однако не надо думать, что Матвей Рощин заглядывался на девчонку. Потому что, кроме веснушек, ничего особенного в ней не было. Чешуйкина, вот и всё. Птичий "клювик", рыжеватые кудряшки, тихий нрав (никогда не бегала, не толкалась в буфете)…
- Еще одно морозоустойчивое существо, - сказал Брагич. - А тебя что за судьба принесла? И почему ты такая… демисезонная?
Чешуйкина была в короткой меховой курточке, из-под которой торчало форменное клетчатое платье, в лыжной вязаной шапочке, в легких сапожках. И колготки, похоже, не шерстяные, а тонкие. Ну прямо осенний наряд.
- Меня папа привез, - виновато объяснила Чешуйкина от порога. - Если в машине, зачем кутаться… Сказал, что после двенадцати заедет, и укатил. Я вошла, а в школе пусто. А дядя Игорь давай рычать: "Ходят тут, когда уроков нету, суета одна! Иди домой…" А как "иди"? Мы на Профсоюзной живем, на автобусе надо, а его не дождешься…
- Полная драма, - заметил Элька, любивший литературные выражения.
- Ну да, - согласилась Чешуйкина и поставила к оранжевым сапожкам такой же оранжевый рюкзачок. - Я стала папе звонить, но батарейка выдохлась. Я такая растяпа - всегда забываю зарядить… А у дяди Игоря я побоялась просить телефон… Пошла наверх, подумала, что, наверно, увижу хоть кого-нибудь и попрошу…
- Страшнее дяди зверя нет, - сообщил юный Ибрагимов.
- Эльф, не чеши языком, а дай девочке мобильник, - велел Брагич.
- Он дома…
- Разгильдяй!.. Чешуйкина, возьми мой.
- Спасибо, Андрей Ренатович.
Она застукала сапожками от порога к учительскому столу. Но Брагич, похлопав по карманам пиджака, с досадой сдернул очки.
- Одно к одному… Кажется, оставил в учительской…
Матвей выдернул из нагрудного кармана свой телефон.
- На, звони…
- Спасибо… Ой, в точности как мой… - Чешуйкина привычно понажимала кнопки, прижала плоскую "Нокию" к уху. - Ну вот… Папа говорил, что у них технологическое совещание. Они в такое время всегда выключают телефоны. Это часа на три…
- Невезуха… - подвел итог Эльф.
Он запустил бумажного голубка через класс и теперь выцарапывал его из-за дальней парты.
- А можно я здесь папу подожду? - попросили Чешуйкина. - У меня с собой есть книжки…
- Какая? - насторожил уши-локаторы Элька.
- "Мы на острове Салькрока…"
- А-а! Я читал…
Брагич почесал очками ухо.
- Здесь, душа моя, оставить одну я тебя не могу. А нам с Ушастым надо скоро ехать домой. Сейчас вызову такси, и давай поедем вместе к нам. Я буду дома печатать всякие отчеты, а ты учить Эльку хорошим манерам.
- Я не поддаюсь дрессировке, - сообщил Элька, выбираясь из-за парты. - А домой нам сразу нельзя. Мы же обещали заехать за мамой, а потом к тете Наде, чтобы забрать у нее в починку ноутбук…
- Тьфу ты… Да подождет она с ноутбуком.
- Будет скандал. Ты не знаешь женщин?
"Одно к одному", - отозвались в Матвее недавние слова Брагича. И что было делать? Вовсе не нужна ему была эта Чешуйкина, несмотря на ее симпатичные веснушки. Но если человеку некуда деться…
- Двигаем ко мне, Чешуйкина… - И чуть не добавил: "Ничего другого не остается".
И шевельнулось вдруг ощущение, что все это не просто так, а… какая-то "подсказка судьбы". Правда, не сильно шевельнулось, чуть-чуть…
- Пешком? Девочка закоченеет, - сказал Брагич.
- Не успеет. Бегом тут полторы минуты…
- Ой… наверно, неудобно… - засомневалась Чешуйкина.
- А что удобно? Замерзать под забором, как Девочка со спичками у Андерсена?
- Я читал… - вставил Эльф.
- Правильное решение, - рассудил Брагин. - Напои гостью горячим чаем…
- Да. А за это буду эксплуатировать на домашней работе…
Чешуйкина, кажется, обрадовалась:
- Тогда ладно!.. - И натянула на шапочку капюшон с такой же курчавой оторочкой, как ее кудряшки.
За дверью Чешуйкина заспешила по коридору, а Мак оглянулся на пороге.
- Андрей Ренатович, а про Огонька… ничего больше не слышно?
Брагич сказал насупленно:
- Как не слышно… Слышно. Только ничего нового…
Горячая вода
На улице, в синем рассветном воздухе, опять перехватило дыхание. Чешуйкина ойкнула и прижала к губам варежку. Матвей ухватил ее за другую. И побежали, как бы проламываясь через длинные ледяные иглы.
Чтобы отвлечь девочку от холода (но и не только для этого), Матвей выговорил на бегу:
- Послушай… ты не обижайся, но… я даже не помню, как тебя зовут… потому что чаще по фамилиям…
Она не обиделась и не удивилась. Выдохнула из-под варежки белый парок:
- Маша меня зовут… А тебя, я знаю, Матвей… или Мак…
- А откуда знаешь… что Мак?..
- Слышала, как тебя брат окликал. Мирослав… Я его тоже знаю: мы вместе в концерте выступали.
Ее мигом застывшие сапожки твердо стучали по заледенелому асфальту.
- Уже сейчас… будем дома… - пообещал Матвей.
Как бы не так!
Ну кто мог ожидать такую подлость!
Когда свернули на Пароходную, увидели, что над тротуаром извергается гейзер. Клубы пара синели в утреннем воздухе, вода урчала и заливала перекресток. И когда успела случиться авария? Ведь полчаса назад все здесь было спокойно! Видать, от мороза лопнула труба…
Неподалеку чернела аварийная машина, переругивались рабочие. От гейзера несло теплом, но вокруг уже наросла бугристая наледь. По ней сбегал кипяток, дымился, растекался в широченную лужу и остывал, но замерзал не сразу. Матвей охнул, представив, какой окружной путь им предстоит. Озеро на полквартала! Он потянул Машу:
- Давай вон туда! Может, проскочим!
Слева, в полусотне шагов, кто-то успел проложить мостки - хлипкие досочки на фанерных коробках и перевернутых ведрах.
- Маша, жми вперед! Если сорвешься, я поймаю!
- Ага! - храбро отозвалась она.
Не успел он поймать, балда неуклюжая! Сапожок сорвался с доски, вода хлынула в коротенькое голенище.
- О-ой!.. - Наверно, здесь, вдали от фонтана, вода была уже ледяная.
Мак ухватил Машу за бока, рывком поставил на доску, толкнул в рюкзачок:
- Беги! Вон к тому дому!
Двухэтажный деревянный дом громоздился над застывшими кустами совсем рядом. Но все же, пока бежали к воротам, ноги успели заледенеть - не только у Маши, но и у Матвея. Он успел зачерпнуть воду меховым ботинком.
Ворвались в калитку, дернули дверь на старинном крыльце. Полутемные сени сразу дохнули теплом с запахами столетнего дома. Тоже не лето, но можно отдышаться. А потом - на второй этаж, по лестнице с пузатыми столбиками рассохшихся перил… Ключ - в скважину. Обитую стеганым войлоком дверь - на себя! Ух… Загоревшаяся в прихожей лампочка показалась удивительно уютной.
Мак сдернул с Маши рюкзачок и куртку, толчком усадил ее на скамейку под вешалкой, двумя взмахами стянул сапожки.
Правая ступня была мокрая. А левая нога - сырая чуть не до колена. Мак испуганно ухватил ее в ладони, размял, но понял, что это бесполезно. Щипком дернул колготочную материю.
- Вот что, снимай это дело. И повесь вон туда, на батарею. А я устрою горячую воду…
- Ой, Мак… неудобно…
- Хочешь помереть от чахотки? Да не стесняйся: никого дома нет…
То, что не надо стесняться его, Мака, подразумевалось как бы само собой. Они же спаслись от одной беды!
Он сбросил ботинки и, оставляя мокрые следы, убежал в ванную. Сдернул с гвоздя жестяное корытце, грохнул им об эмалевое дно, пустил из крана тугую струю. Вода была вполне горячая, без скидок на морозы. Корытце отозвалось жаром, паром и гудением. Мак положил над ним, поперек ванны, полку от старого стеллажа, получилась скамья. Он сбегал на кухню, принес тюбик горчицы, выдавил в воду желтого червяка, разболтал. Горячо, но терпимо. Так и надо.
- Маша, где ты там? Иди сюда!
- Куда идти? Я заблудилась! Такая квартирища…
Мак выскочил в прихожую. Маша смущенно топталась на коричневых половицах голыми белыми ногами.
- Пошли…
- Ой… - Она слегка заупиралась, видимо машинально.
Мак взял ее за локти, буквально вдвинул в ванную. Рывком усадил на скамью, развернул. Маша снова ойкнула и вздернула ноги. Мак ухватил их за щиколотки, решительно поставил в корытце, жестяное дно гулко прогнулось.
- Ай, Мак! Горячо же!
- Не дрыгайся! Скоро притерпишься…
- Я сварюсь!
- Зато не будет никакой простуды. Это мамино решительное средство…
Все-таки приятно чувствовать себя спасителем слабого симпатичного существа. Этакое пушистое тепло щекочет жилки… Впрочем, "существо", наверно, не столь уж беспомощное. Да и симпатичности у него - одни лишь веснушки. Они, кстати, совсем теперь не видны - растворились в свете желтого плафона… Хотя нет, иногда нее же проблескивают.
Маша опять хотела поднять ноги.
- Терпи! - Мак пальцами надавил на ее твердые коленки.
Они стали мокрыми, заискрились, и - вот забавно! - на них, так же, как на щеках, мелькнули чешуйки овсяного света. Мак смутился и отвел глаза.
- Жарко, - пожаловалась Маша.
- Сними свитер, я повешу…
Маша послушно стянула зеленый свитерок, взъерошив при этом желто-серые кудряшки. Протянула Маку. Он унес его на вешалку, предупредив через плечо:
- Не вздумай выскакивать!
А ноги все еще ломило от холода. В комнате он стянул сырые носки, вылез из пиджака и брюк, сбросил рубашку. Остался в тоненьком спортивном костюме. Поддернул до колен узкие штаны и вернулся к Маше. Она сидела тихо, уже не пыталась выдернуть из воды ноги.
- Терпишь?
- Ага…
- Маш… а можно я сяду с тобой? А то ведь я тоже промочил. Мурашки в позвоночнике…
Она не удивилась и не смутилась. Подвинулась.
- Давай скорее, пока мурашки совсем не сгрызли.
Мак не стал садиться рядом. Выдернул из угла гладильную доску, положил над корытцем против Маши. Сел с размаху, сунул ноги в воду.
- О-ой! И правда горячо!
- Вот видишь, а меня заставил…
- Но для пользы же… А ты терпеливая.
Маша смешно посопела.
На шее, в разрезе клетчатого платьица, у нее блестел сплетенный из серебристой проволоки крестик. Мак посмотрел на него и сказал:
- Каждому свое испытание. Кому горячая вода, кому ледяная. Сегодня ведь Крещение. Некоторые люди в прорубь окунаются, несмотря на мороз.
- Ненормальные…
- Ну почему ненормальные?! Раз такой обычай…
Маша сразу поправилась:
- Ненормальные не потому, что глупые, а потому, что с особым устройством организма…
- И характера… Я бы каждому давал орден Храбрости… Двенадцатой степени… А тебе орден Терпеливости. За горячую воду…
Она впервые улыбнулась. Посмеялась даже… И вдруг ойкнула.
- Что? - испугался Мак.
- Кажется, ногу сводит…
- Которую?
Маша сморщилась, шевельнулась:
- Эту…
Они сидели, перепутавшись в воде ногами (как-то незаметно это получилось), и теперь Мак ощутил краем ступни затвердевшую Машину мышцу. Сжал девчонкину ногу двумя подошвами, как тисками, и начал толчками разминать ее.
- Легче?
- Ой… да… Отпустило.
- А у тебя раньше так случалось?
- Да. Но не часто…
- Ты будь осторожней во время купания. А то как скрутит на глубине… Меня один раз скрутило. Хорошо, что Мир был рядом… Он всегда рядом…
- Меня тоже один раз… на глубине. На даче… А рядом был соседский мальчишка, Борька Челябин, по прозвищу Танкоград. Он меня тут же выволок на песок за волосы… У меня волосы были тогда как шапка. Может, помнишь какие, когда мы были в четвертых классах.
- Помню, - соврал Мак. То есть сперва соврал, а потом в самом деле вспомнил девчонку из четвертого "Б" с прической из густых пыльно-желтых колец. И спросил с неожиданно ревнивым щекотаньицем: - И ногу он тебе тоже массировал?
- Нет, она сама прошла. С перепугу…
- Но, наверно, этот Танкоград в тебя сразу влюбился? Храбрые принцы всегда влюбляются в спасенных кудрявых принцесс… - Это уже без всякого щекотаньица, а так, с дурачеством.
Маша шмыгнула носом-клювиком.
- Он был не принц, а хулиган. Я с ним на следующий день чуть не подралась…
- Почему?!
- Из-за одного мальчишки. Маленького, похожего на Эльку. Или, вернее, на Федю Огонькова, только поменьше. Помнишь Огонька?
- Кто его не помнит…
- Ну вот… А этот Данька такой же, щуплый, как кузнечик. Таких часто оттирают в сторонку… У Борьки был полевой бинокль, он всем ребятам по вечерам давал посмотреть на Луну, полнолуние назревало. А Даньке не давал, издевался даже: "Руки - как соломинки, уронишь бинокль на ногу, она раздавится, а мне отвечать…"
Я говорю:
"Приятно измываться над тем, кто меньше, да?"
А он:
"Если жалеешь его, дай свой бинокль".
"Издеваешься, да? У меня же нет!"
И тогда он вдруг:
"А хочешь этот получить?"
Я говорю:
"За какие денежки?"
"А давай поспорим на что-нибудь. Если выспоришь - будет твой…"
Я сперва не поняла, к чему это. А он вдруг:
"Спорим, что не сможешь состричь машинкой свои кудри! А если сострижешь, бинокль - твоя добыча…"
- Вот сволочь! - искренне сказал Мак.