- Ну нет… Наверно, его просто что-то царапало внутри… такое… Он ведь не думал, что я это по правде сделаю…
- А ты сделала?!
Я говорю:
"Давай. Только с ремешком и футляром"…
- Ненормальная, - убежденно сказал Мак. - Не потому, что особый организм, а сумасшедшая…
- Две мастерицы в поселковой парикмахерской так же сказали. А я им объяснила, что это для кино. Мол, поблизости снимают фильм, и в нем нужна стриженая девочка. Ну, они сразу меня зауважали…
- А на самом-то деле зачем ты это? Из-за бинокля?
- Ну… главным образом из-за Даньки. Жалко его было… А еще назло Танкограду. Ну… и еще…
- Что? - осторожно спросил Мак.
- Понимаешь, хотелось хоть одно лето побыть настоящим мальчишкой. Чтобы вместе со всеми футбол гонять, по оврагам лазить, в разбойников играть…
- С волосами разве нельзя?
- Можно, только… ну всё будто понарошку. Мама с бабушкой ахали: "Ты же девочка!" Мама крик поднимала, если видела меня в шортах… А тут уж никуда не денешься…
- И что сказала мама? - хмыкнул Мак.
- Упала в обморок. Сделала вид… Полежала две минуты и уехала в город, а оттуда в командировку, в Омск. Она работает экспедитором в фирме "Стеклянный мамонт"…
- А бинокль-то этот… Танкоград… тебе отдал?
- А куда бы он делся? Он же при всех пообещал. Мальчишки его сгнобили бы…
Мак подумал, что еще сказать, и спросил:
- Как нога-то? Не болит больше?
- Ни капельки… А вода уже и не горячая, а просто теплая. Будто мы на мостике у прогретой лужи. И будто лето вокруг…
- Значит, у тебя осталась память о том лете, да? Бинокль…
- А вот и нет! Я его сразу Даньчику отдала. Мне-то зачем? У меня дома есть сорокакратная труба, папин подарок… А про лето у меня и без того осталась память. Меня стали звать не Машей, а Мишей, Мишкой. И всё мне стало можно… как стриженому Мишке. Из рогатки стрелять, по березам лазать и даже драться…
- Ты умеешь драться? - огорчился Мак. Почему-то не хотелось ему, чтобы она была… чересчур уж Мишка. Ведь с виду-то совсем не такая.
- А это и не надо уметь, - деловито объяснила Маша. - В драке главное - не бояться. Сцепи зубы, размахивай посильнее кулаками - противник и не выдержит… Танкоград в этом скоро убедился.
У Матвея шевельнулась мальчишечья солидарность.
- Маш, он ведь все-таки спас тебя…
- Ну… да. Поэтому я и лупила его не сильно, а слегка…
"Небось не очень-то он и сопротивлялся…" - подумал Мак. И спросил:
- А Данька? Наверно, был рад без ума от бинокля?
- Рад… Но главное не в бинокле. Он сделался как мой спутник. Не как ординарец какой-нибудь, а просто… мы всегда стали вместе. Он один раз сказал: "Если с тобой что-то случится, я тебя спасу не хуже, чем Танкоград…" А когда я уезжала, даже расплакался…
- И ты. Да? - в упор сказал Мак.
- Ну и что? Был конец лета, волосы отросли немного, я опять стала почти как девочка… Мак, давай выбираться на сушу, пора…
Скоро будет весна
Мак выбрался первым, кинул на пол махровое полотенце для ног, принес из прихожей меховые туфли-шубенки.
- Надевай…
Маша почему-то снова сказала "ой", но послушалась. Потопталась.
- Пушистые какие…
Она тоже сходила в прихожую, стеснительно оглянулась, пощупала на батарее колготки.
- Еще не совсем высохли…
- Ну и подожди, не влезай в них: торопиться некуда. Я же обещал загрузить тебя домашней работой.
Она обрадовалась:
- Какой? Давай! Только знаешь что? Поставь мой мобильник на подзарядку! А то папа начнет звонить, разволнуется…
Мак поставил (подзарядники-то одинаковые). Потом повел Машу в большую комнату, которая называлась "столовая" (хотя обедали, как правило, в просторной кухне). Слева от окна стояла на журнальном столике елка. Большущая, под потолок. Искусственная, но очень похожая на лесную, даже с шишками. Казалось, что от нее тянет хвойным запахом. Тихо закачались, заискрились игрушки.
- Красота какая! - выдохнула Маша. - А я свою давно разобрала…
- Мы с Миром тоже давно собирались, да все как-то… со дня на день… А теперь уже Крещение, последний праздник Святок, дальше тянуть неловко.
- Почему? Она же не осыпается.
- Ну, все равно… Будто нарушаешь закон календаря…
- Надо снимать игрушки, да?
- Сейчас принесу стремянку. Буду снимать верхние и ронять тебе на голову. А ты будешь их складывать в коробку - те, которые не разбились.
- Ладно. А осколки куда?
- Разберемся по ходу дела…
Мак принес из кладовки картонный ящик и дюралевую лесенку. Хлопая домашними тапками, забрался на верхнюю ступеньку. Потянулся к радужной стеклянной звезде.
- Ой, подожди, - попросила снизу Маша.
- Жду. А зачем?
- Мак, а лампочки работают?
- Конечно!
- Давай включим на минутку. Чтобы попрощаться с елкой.
- Ох я дубина, забыл! В прошлый раз мы так и делали…
Он прыгнул на пол (чуть не раздавив и коробку и Машу). Сунул в розетку коробочку-штепсель. И заиграла среди веток и мишуры новогодняя сказка. Они постояли рядом, подняв головы. И даже незаметно взялись за руки. Через минуту Мак встряхнулся:
- Подожди, я сейчас!
Он выбрал в холодильнике большущее красное яблоко. Принес к елке.
- Вот! Это празднично-прощальное угощение. Кусай первая…
- Ой… давай… - И хрум-хрум.
Он тоже откусил и захрустел.
Так они, пересмеиваясь, кусая по очереди и глядя на огоньки, сжевали почти все яблоко. Мак великодушно оставил Маше крупный огрызок и опять полез к потолку. Очень осторожно снял звезду. Спустился к Маше и отдал верхушку. Маша побаюкала ее, будто живую…
И так он поступал со всеми игрушками, которые висели вверху, - шарами, корабликами, клоунами, лягушатами… Маша каждую рассматривала, прежде чем опустить в ящик. Иногда говорила "какая хорошенькая" (или "какой хорошенький").
А лампочки всё горели…
Мак сказал, отдавая Маше ватного крокодила:
- Все-таки грустное это дело - снимать наряд с елки…
Маша не согласилась:
- Ну, не такое уж грустное. Ведь вспоминается праздник.
- А еще вспоминается, что долго не будет ничего хорошего. Каникулы кончились, впереди ползимы, холод как на полюсе, радостей никаких. "Дети, у вас самая ответственная учебная четверть"… - это он очень похоже изобразил "англичанку" Эльзу Борисовну.
Маша посмеялась, но опять возразила:
- В этой половине зимы уже будто просыпается весна. То есть ее ожидание. Солнце ярче, день длиннее. И облака бывают пушистые, как вата. Смотришь на них и думаешь: скоро март…
- Ага, "скоро"! Задубеешь, пока дождешься…
- Ну… если до марта еще далеко, можно себя утешать: "Вот уж скоро будет скоро"…
- "Утешение - умора", - досадливо срифмовалось у Матвея.
- Дразнишься, да?
- Да. И сейчас брошу тебе на кумпол этот шар.
- Бросай, у меня волосы пружинистые…
Отблески лампочек искрились у нее на кудряшках. Мак подумал, что, конечно, не шар, а вот этого пластмассового лягушонка можно бы и уронить (если осторожно).
Верхняя часть елки была уже свободна от игрушек. Мак стоял теперь на нижней ступеньке, голова Маши оказалась чуть ниже его колена. Кудряшки коснулись голой ноги, и пробежалось по нервам щекотательное замирание. Маша этого не заметила: она разглядывала ушастую куколку.
- Мак, смотри! Что-то знакомое… То есть кто-то знакомый.
- Еще бы! Это же Крылатый Эльф, сын Брагича.
- Ой, точно! Вылитый Элька… Мак, это кто его слепил?
- Сама не догадаешься?
- Ох… Огонек, да?
- Конечно!
Огонек, Федя Огоньков, четвероклассник, похожий на сверчка с удивленными глазами. Известный всей школе "Мастик-пластик". "Мастик" - от слова "мастер", "пластик" - потому что лепил из пластилина и каких-то специальных, быстро твердеющих составов. Его коньки-горбунки, динозавры, Карлсоны с пропеллером, буратино, рыцари, марсиане, Дюймовочки и танцующие слонята появлялись повсюду: на выставках, школьных лотереях, ветках новогодних елок, просто на подоконниках в классах, на полках в кабинетах… Иногда он лепил и маленькие портреты. Однажды сделал для Дня искусств статуэтку школьного директора Льва Сергеевича - сутулого, с носом-огурцом и уж-жасно грозными бровями. Все покатывались со смеху. Правда, кое-кто боялся, что директор разгневается, но он тоже посмеялся, а статуэтку после выставки выпросил у Огонька для своего кабинета. В обмен подарил "Мастику-пластику" модель старинного автомобиля…
Мак поставил кукольного Эльку на ладонь.
- Я его выиграл в лотерее на Осеннем празднике. Огонек туда кучу своих поделок отдал…
- А-а! Я помню. Только я там ничего не выиграла… Мак, а почему с ним так случилось? Ни с того ни с сего? Никто не может объяснить…
- Ну, лейкемия же, рак крови… - Мак сжал в себе холодок. - Такое хоть с кем случиться может. Ходит человек, ничего не чувствует, а потом раз - и с ног долой… Ну и начинается по всем газетам-интернетам: "Помогите мальчику, помогите девочке, нужен миллион для операции!.." А где его возьмешь, миллион-то? Был бы сын олигарха - другое дело…
- Не знаешь, много уже собрали?
- Мирослав говорит, что немало. Только нужно в десять раз больше - для пересадки костного мозга… В разных местах проходят всякие сборы и концерты, да сразу разве наберешь… Мир уже несколько раз выступал…
- Мак, а отчего такая болезнь? От какого-то облучения?
- Наверно, так… А про Огонька говорят, что еще и от нервов.
- От каких нервов?
- Ты не знаешь разве, что его хотели забрать из дома?
- Мак… я не знаю. Как - забрать?
- Нам Брагич рассказал. Огонек жил… живет с матерью и старшей сестрой… у них две комнаты. Соседям эти комнаты давно нравятся. Вот они и склепали заявление: мать не заботится о сыне, ведет… этот… анти-соци-альный образ жизни, издевается над мальчиком. Подали в контору, которая называется "Опека", она вроде бы как для защиты детей…
- А-а, я слышала! Даже телепередача была! Как они забирают ребят в детдома. Заглянут в холодильник и, если там нет апельсинов или йогурта, сразу: "Вы морите ребенка голодом!" И хвать его в приют…
- Да! И никто им не указ!
- Папа сказал, что, если бы такие явились к нам домой, он пристрелил бы бы на пороге.
- А у Огонька-то стрелять некому. У сестры порок сердца, у мамы здоровье тоже еле-еле… Ну вот, стали эти тетки-опекунши приказывать: "Пусть мальчик собирается". А он стоял рядом… Стоял-стоял, а потом бах навзничь! Сперва думали - обморок. Потому что кто выдержит, когда забирают от мамы. Потом засуетились, вызвали врача. Его на "скорой" в детскую больницу, анализы всякие. Ну и нашли вот такое… такой диагноз… Одно хорошо - теперь уж никакая "Опека" его не заберет…
- Почему?
- Потому что ей нужны здоровые. Такие вот талантливые, воспитанные, но без всяких болезней. Чтобы можно было перепродать в какую-нибудь богатую семью или за границу. Прибыль…
Мак не замечал, что говорит уже не свои слова, а слова Мира, а то и Брагича. Впрочем, камня разница…
- Не приведи господь, - по-взрослому сказала Маша.
- Да… - сказал Мак.
Щуплый большеглазый Огонек словно стоял рядом с ними…
Они в молчании, будто виноватые в чем-то, закончили снимать игрушки. Мак выключил и смял гирлянду. Вдвоем унесли коробку в чулан. Мак, сосредоточенно дыша, уложил на пол и начал разбирать елку. Маша сосредоточенно помогала. Сказала, почесывая ноги:
- Искусственная, а колется, как настоящая…
- И пахнет, как еловое мыло в ванной…
- Ой, Мак, я вспомнила. Там, в ванной… календарь с кораблем. Это что за корабль? Красивый такой…
- А-а! Это прошлогодний календарь. Мир его сохранил, потому что на нем барк "Диана". Учебное судно. Раньше оно было румынское, а во время войны его взяли как трофей. Оно долго-долго стояло на приколе, потом сделали ремонт, превратили в парусную школу для морских курсантов. Мир мечтает пойти на нем в плавание.
- Разве он курсант?!
- Конечно нет. Но туда иногда набирают группы старшеклассников. Победителей всяких викторин и конкурсов на морские темы. Записывают их в юнги. Дают даже бескозырки с ленточками "Юнга "Дiаны"", буква "И" там старинная, с точкой. Так раньше назывался шлюп капитана Головнина, на котором тот ходил в Японию. В девятнадцатом веке… А у Мира всяких побед - целая куча…
- Ух ты-ы!.. А какое будет плавание? Кругосветное?
- Для "Дианы" да. А экипажи будут меняться. В разных портах. Миру обещают рейс от Владивостока до Кейптауна, а оттуда самолетом домой…
- Вот счастливый!.. Мак…
- Что?
- Ты… наверно, завидуешь, да?
- Вовсе нет, - сказал он как можно тверже. - Братьям нельзя завидовать. И к тому же это плохая примета: дело может сорваться… Я изо всех сил мечтаю, чтобы он поплыл. Это ему награда за всё…
- За конкурсы?
- Да… И за то, что чуть не погиб два года назад…
- Господи… - прошептала Маша.
- Его избила какая-то шпана, когда вечером шел из клуба. Просто так, ни за что. Бросили на снегу. Нашли его со всякими сотрясениями, со сломанной ногой. Потом еще воспаление. Мама сама чуть не слегла в больницу. А он пролежал полтора месяца. В заречном стационаре… Но зато именно там он узнал про капитана Лухманова. С этого все и началось…
Капитан Лухманов
Декабрьским вечером шестиклассник Мирослав Рощин возвращался из клуба "Речник" с занятий гитарной школы "Резонансы". Ну и подвалили четверо. Каждый выше на голову. Он даже не успел понять, что им надо. Впрочем, таким всегда надо одно: бить. Избили до потери сознания, кинули к забору в снег.
Нашли мальчишку только среди ночи, когда мама подняла на ноги милицию. Она не оставила в покое ленивых стражей порядка, когда те убеждали, что "пацан где-нибудь глушит с дружками пиво, очухается и придет".
"Неправда, он не такой!"
"Все они "не такие". А мы должны машину гонять вслепую…"
Мама не отступала. Она сказала, что утром пойдет к мэру города, а еще поднимет на ноги молодежную дружину "Щит". Этих ребят милиция терпеть не могла и слегка боялась. Плюнули, поехали искать. Нашли…
Мирослава Рощина выхаживали в старой больнице, в Заречном районе. Там у мамы были знакомые врачи. Хирург Владимир Маркович сказал, что, если бы Мир провалялся в снегу еще около часа, его не спасли бы. Он сам написал про это в газету. Начальника милицейского отделения торжественно уволили со службы, а через две недели неторжественно и незаметно назначили заместителем управления МВД всего района.
Мама и Матвей приезжали почти каждый день. Одного Матвея мама в больницу, конечно, не пускала (в Заречный район, через полгорода, через мост, после того, что случилось со старшим сыном!..) Зато разрешала Маку оставаться у Мира в палате на полдня - с утра до обеда или с обеда до вечера. Врачи тоже не возражали. Мир потом сказал, что "это было не самое плохое время".
О чем они тогда только не говорили! О гигантских телескопах на орбите, о птеродактилях, о книжках Кира Булычёва, о доспехах римских легионеров, о подземных туннелях под фундаментом Благовещенского собора, о похожести галактик и микрочастиц. И о девочках, разумеется ("Мак, только я ей ничего не сказал, а потом она перешла в другую школу…"). И о папе, которого Матвейка почти не помнил. И о всяком таком, про что могут говорить один на один только очень доверяющие друг другу мальчишки. Хорошо, когда у тебя есть такой старший брат.
Они даже сочинили сказку "Божья коровка, синяя, как небо". На самом деле это был крохотный вездеход с планеты Копейка, случайно залетевший на Землю. Экипаж "Коровки" удивлялся земным обычаям и чуть не вляпался в большую беду, но им помогли двое первоклассников - девочка Мика и ее влюбленный друг, по прозвищу Пушкин.
Сказку напечатали на ноутбуке, который мама принесла Миру (попросила у подруги). Потом без большого смущения прочитали соседу по палате, пожилому Виктору Ильичу. Виктор Ильич преподавал литературу в педагогическом колледже, месяц назад спешил на занятия, поскользнулся на тротуаре, заработал двойной перелом ноги и оказался здесь. Был еще сосед, слесарь дядя Женя, но он целыми днями пропадал в палатах у приятелей, а Виктор Ильич - всегда тут как тут. К сочинению братьев Рощиных он отнесся со вниманием. Одобрил:
- Вы, друзья, прямо братья Стругацкие. Слышали про таких?
Братья слышали, и Матвей согласился:
- Ага…
Он тут же получил от Мира хлопок по темени - за нескромность, - повалил его носом в подушку и начал крутить уши. На шум появились дежурная сестра Агнесса Игоревна.