Юлька всегда, глядя на электростанцию и на эти уходящие вдаль по стальным башням провода, испытывала чувство гордости. Не потому, что на электростанции работали отец и мама. Просто чувство гордости за Человека испытывала Юлька, за Человека и его дела, к которым - вот только немного обождать - будет причастна и она.
Мелкие снежинки начали падать с неба. Юлька даже не заметила, когда спряталось солнце. Должно быть, она в это время сидела в дачном домике с Чёрным. Ну да, она выбежала и стала надевать лыжи, а снег уже не искрился, снег лежал однотонный, скучный, и погода начала хмуриться.
Юльке оставалось недалеко до дому, но снег становился всё гуще; сухой, колючий, он сыпал отвесно, будто где-то наверху, в этой мутной мгле, было огромное сито и небесные великаны, озоруя, сеяли снежную муку. Юлька добралась до дому вся белая и долго стряхивала веником снег с лыжного костюма, а шапочку сняла и несколько раз с силой ударила об ладошку.
Дома было тепло и пусто. Юлька поглядела на часы. Мама с отцом придут ещё не скоро. Включила радио. Передавали музыку. Юльке музыка не понравилась - показалась однообразной и бесконечной.
Смутная тревога томила Юльку. Вот-вот, казалось ей, что-то должно произойти в её жизни, что-то важное и необыкновенное, и сердце у Юльки замирало, как на крутом повороте в машине, идущей на большой скорости. Было чуть жутко и радостно. Жутко - от неизвестности. Радостно - от туманной надежды.
Что сейчас ребята делают? Они разбились на группы и уже разошлись по деревням. Четыре группы - в четыре деревни. Марк, Марина и Валя Сизова должны пойти в Петушки. Забавное название: Петушки. Сидят сейчас в жарко натопленной избе бывшего фронтовика, хозяин, закинув ногу на ногу, устроился на диване, курит и, задумчиво глядя куда-то вдаль, в прошлое, рассказывает о войне. Марк и Марина просто слушают. А Валя, конечно, раскрыла тетрадочку - она записывает, чтобы ничего не упустить потом, когда будет рассказывать в классе о встрече с героями Великой Отечественной.
"Что же это такое? - подумала Юлька. - Почему я не с ними? Ирина Игнатьевна виновата? Или Чёрный? Или я сама? Так и пройдут мои каникулы дома? И ничего интересного не случится? И не хочу…"
- Я не хочу, - вслух сказала Юлька.
Юльке сделалось вдруг так завидно, так захотелось быть там, с ребятами, в этих неизвестных Петушках, что впору было кинуться на автобусе, на лыжах или хоть пешком догонять ребят. Не задумалась бы Юлька кинуться, если бы не обида. Не захотели взять. Недостойная. Недисциплинированная. Ну, ладно…
Ей захотелось немедленно сделать что-то такое, чтобы все удивились и поняли, как они были несправедливы к ней. Она вдруг поняла отчаянность Пашки, когда он собирался прыгнуть с плота. Она бы сейчас тоже прыгнула. Если бы только на неё смотрели. Ирина Игнатьевна, Олег Григорьевич, Марк, Марина… Для одного Пашки она бы не стала… А так… Пусть бы ахали: "Бедная Юлька! Вот до чего мы её довели. Она утонет. Спасайте! Она простудится в этой ледяной воде…"
Насладившись воображаемой паникой среди тех, кто её обидел, Юлька отступилась от этого плана мести как явно невыполнимого. Как-то иначе она должна была доказать им свою независимость. Например, поехать в деревню. Одной взять и поехать в деревню. Разыскать фронтовиков. Поговорить с ними. Может, она узнает о таком героизме, какой им и не снился.
Юлька единственный раз в своей жизни была в селе. Она окончила тогда пятый класс, а у матери с отцом летом выпал отпуск, и отец предложил поехать в Хмелёво к своей двоюродной сестре, которая Юльке, стало быть, приходилась тёткой.
В Хмелёве был огромный пруд, устроенный в давние времена по воле помещика. Огромный и совершенно круглый, как тарелка. Дугой вокруг пруда раскинулось село. Полуокружностью - село, а напротив села вплотную подступал к воде лес.
Помещичий дом стоял как раз на границе села и леса. В этом доме теперь была больница. Тётя работала в больнице санитаркой. Жила она в маленьком домике недалеко от больницы. А чуть в стороне, наполовину в лесу, был домик, в котором жила Мария Захаровна - старушка доктор.
Тётя принимала какое-то участие в войне. Не то была в партизанах, не то спасала раненых… Они с Юлькиной мамой часто сидели по вечерам на скамейке возле домика и разговаривали. Юлька не слушала о чём. Юлька играла с девчонками в классы или в лапту. Теперь она бы…
"Теперь я бы обо всём её расспросила. Теперь я обо всём её расспрошу. Да, вот что я сделаю: я поеду к тёте. Пусть они сидят в своих Петушках. Уж Хмелёво-то наверняка не хуже Петушков".
Юлька пришла от своего решения в бурный восторг. Она, пританцовывая, пробежалась по комнате и весело пропела:
- Поеду в Хмелёво! Поеду в Хмелёво!
Она готова была тут же помчаться на автобус, но… Ох, уж эти родители! В кино ушла - и то мать бегала по всему городу. Попробуй без разрешения уехать в Хмелёво. Тотчас кинутся догонять.
Нет, уехать без разрешения было невозможно. Ждать до вечера, когда мама (в таких делах главное слово, конечно, за мамой) вернётся, тоже казалось Юльке невозможным. Через проходную Юльку на электростанцию ни за что не пропустят. Что оставалось делать?
Поразмыслив, Юлька решила, что всё-таки придётся ждать маму. Хорошо, если отец сегодня не задержится на работе и они придут вместе. Отец как-то легче поддавался Юлькиным доводам. А маме всегда заранее казалось, что у Юльки на уме одни глупости, и она говорила "нет", ещё не разобравшись хорошенько с очередным Юлькиным проектом.
Чтобы не терять времени даром, Юлька принялась собирать вещи. Она укладывала их в рюкзак - в тот самый, который приготовила для лыжного похода. Одно будничное платье. Одно выходное - можно будет сбегать на танцы. Туфли, конечно. Капроновые чулки…
Покончив с рюкзаком, Юлька тщательно смазала лыжи. "Не отправиться ли в Хмелёво на лыжах?" - пришло ей в голову. Но одной так далеко идти на лыжах показалось неинтересно, и Юлька отвергла эту мысль.
Завершая одно дело, Юлька тут же придумала себе другое, чтобы быстрее проходило время. Она сбегала на автобусную станцию и узнала, что последний автобус уходит в семнадцать тридцать. Мама придёт часом раньше. Если проявить достаточную напористость, можно к этому вечернему автобусу поспеть.
Когда до конца смены оставалось полчаса, Юлька помчалась к проходной электростанции. Тут на просторной площади стоял огромный ледяной дед-мороз с шикарными, загнутыми книзу усами. Юлька остановилась рядом с ледяным старцем и стала ждать гудка.
Мимо неё к проходной шла вторая смена; мужчины, и женщины, и совсем молоденькие девчонки-хохотушки. Вон прошёл, прихрамывая, начальник цеха - инвалид войны, вон молодожёны из соседнего дома… Многих Юлька знала, небольшой город - Дубовск, родной Юлькин город, и не удивительно, что многие ей знакомы. Наконец людской поток поубавился, потом совсем иссяк, и тут коротко и не очень громко прогудел гудок. И тотчас из проходной пошла первая смена - густой толпой, как на демонстрации.
Матери долго не было, и Юлька уже начала беспокоиться, не пропустила ли она. Но тут как раз мать в своём сером пальтишке и в пуховом платке вынырнула из проходной, и следом за ней степенным, широким шагом вышел отец. Юлька кинулась к ним.
- Ты чего - аль соскучилась? - спросил отец.
- Конечно, - сказала Юлька.
- Без уроков-то за каникулы, гляди, с тоски сгинешь, - засмеялась мать.
Юлька тотчас воспользовалась хорошим настроением матери и заговорила о поездке в Хмелёво.
- То-то обрадуется тётка такой гостье! - насмешливо проговорила мать.
- А почему же? - возразил отец. - Обрадуется. Она людей любит. Нехорошо, что мы давно не были у неё. А Юля пусть поедет.
- Ну, глядите, - с неожиданной для Юльки лёгкостью согласилась мать.
9
С вечерним автобусом Юльке уехать не удалось.
- Не на пожар, - сказала мать, - в темень-то тащиться. И завтра успеешь.
- У меня, может, завтра настроение ехать пройдёт.
- Того лучше, - решила мать. - Дома посидишь.
Юлька надулась и молчала. "До каких же пор, - обиженно думала она, - до каких пор я буду во всём ей подчиняться? Скорей бы уж школу кончить…"
Мать сходила в магазин, купила для тётки гостинцев.
- Смотри, - сказала Юльке, - по вечерам допоздна не шатайся, как здесь.
- Когда это я шаталась? - возмутилась Юлька.
- Знаешь - когда, - обрезала мать.
- Ладно, Аня, не порть девчонке настроение, - вмешался отец.
Утром они рано ушли на работу, и Юльку никто не провожал. Народу на автобус собралось много. Стояли у дороги, приплясывали, и Юлька с рюкзаком за спиной и с лыжами в руках приплясывала, гулко постукивая подошвами ботинок об асфальт.
- Идёт, - сказал кто-то.
Автобус проскочил мимо стоявших кучкой пассажиров и, резко затормозив, остановился. Водители частенько прибегали к этому трюку, чтобы избежать давки при посадке. Юлька не знала хитрой тактики водителей, но времени даром терять не стала: резво кинулась к автобусу и, обогнав пожилую женщину с мешком, первой оказалась возле машины.
Места на билетах не были указаны, и Юлька могла сесть на любое, даже на первую скамейку. Но на первую она не села, чтобы не пришлось уступать потом старикам или ребятишкам. Юлька села в середине, у окна.
Окно, правда, было сплошь обмёрзшее, но это Юльке даже понравилось: всё-таки занятие в дороге - оттаивать стекло. Она сняла варежку и вначале пальцем вытаивала маленький кружочек, а потом стала его расширять, прикладывая к холодному стеклу то одну, то другую ладошку.
В автобусе было холодно - отопление почему-то не работало. Ноги у Юльки начали стынуть, изо рта шёл пар. Кружочек на стекле, который Юлька отвоевала у мороза, быстро затягивало матовой плёнкой. Юлька опять расчищала его согретыми в варежках пальцами, чтобы видеть расстилающийся за окном мир.
Снежные поля то по равнине белели до самого бледно-голубого, сомкнувшегося на горизонте с землёю неба, то взбирались на пологие холмы и спускались в долины и овраги. Рощицы или небольшие группы деревьев встречались иногда в искристом снежном царстве. Вон двумя рядами, точно солдаты, протянулись тополя полезащитной полосы; ветви у тополей обросли пушистым инеем, бледные тени деревьев стелились по снегу. Непонятная смутная радость поднималась в душе Юльки, ей нравилось ехать в холодном автобусе среди белых полей.
Шоссе не проходило через Хмелёво. Автобус останавливался на перекрёстке дорог, и до села надо было километра два идти пешком.
Юлька вышла из автобуса со своим рюкзаком и с лыжами и прищурилась от ослепительного блеска снегов. Окрест Дубовска тоже лежали снега, но такой белизны, такой удивительной искристости Юлька, кажется, никогда ещё не видала.
Чем ближе подходила Юлька к Хмелёву, тем больше узнавала знакомые места. Вот он - пруд, круглый, словно огромная тарелка. Мальчишки носятся по льду на коньках. Один запряг лохматую чёрную собаку, держится за верёвку, барином стоит на коньках, и собака катает его по ледяному полю. "Коньки не взяла, - с досадой подумала Юлька. - Ну что ж я коньки не взяла!"
Тётя не подозревала о приезде Юльки и не ждала её. На дверях дома висел большой замок - тот самый, которым тётя запирала квартиру и три года назад. Ключ она тогда клала под колоду над дверью. "Вот удивится, когда придёт!" - подумала Юлька и, привстав на цыпочки, пошарила рукой на колоде.
Ключа не было. "Не могла положить!" - раздражённо подумала Юлька, словно тётя должна была догадаться о её приезде. Юлька даже пожалела, что приехала в Хмелёво. И что ей взбрело в голову? Решила доказать ребятам, что она без них обойдётся. Удовольствие торчать тут перед закрытым домом…
Крыльцо у тётиного дома было высокое, да и дом стоял на взгорочке, так что Юлька видела всё село. Пруд и дугою изогнувшуюся по берегу пруда улицу с кирпичными и деревянными домиками, и дымки над трубами, и там, за домами, - неоглядные белые поля. Впрочем, теперь они казались не белыми, а чуть голубоватыми.
До больницы было каких-нибудь двести шагов, но не идти же туда с рюкзаком и с лыжами. Юлька огляделась, соображая, куда бы припрятать своё имущество. Разве в огород? Она сбежала с крыльца, отворила кое-как сбитую из штакетника калитку. В огороде был старый сарайчик, в котором тётя хранила дрова и уголь. На этот раз Юльке повезло - сарайчик оказался не заперт.
Юлька никогда ещё не бывала в больнице, и тихое розовое здание с плотными белыми занавесями на окнах внушало ей странное чувство робости. Летом тут по двору бродили больные в серых халатах, сидели на скамейках перед цветочной клумбой и разговаривали слабыми голосами. Теперь двор был завален снегом, и только аккуратно разметённая тропинка вела от калитки к больничному корпусу. Юлька осторожно, словно боясь кому-то помешать, прошла по этой тропинке и потянула за ручку обитую войлоком дверь.
В большой комнате, куда попала Юлька, никого не оказалось. Две белые скамейки стояли справа у стены. Крашеный пол блестел, будто его только что покрыли лаком. Прямо была дверь. И налево тоже. Эта, которая налево, оказалась ближе, и Юлька отворила её. Дверь при этом скрипнула, и человек в белом халате, сидевший в глубине комнаты за столом и что-то писавший, поднял голову.
- Входите, - сказал он.
Юлька вошла.
В просторном и светлом кабинете только пол был желтовато-коричневого цвета, а всё остальное - белое: стены, кушетка, занавески, докторский халат и даже стол, за которым он сидел на белом стуле.
- Кто? - спросил доктор. - Мама? Отец?
- Тётя, - сказала Юлька, не слишком вникнув в суть вопроса.
У доктора были густые волнистые волосы, зачёсанные кверху, бледное лицо и большие карие глаза. "Какой красивый", - подумала Юлька.
- Что с тётей? - отрывисто и строго спросил доктор.
- Я не знаю, - сказала Юлька. - Вот приехала, а у неё замок.
Доктор недоумённо потёр пальцами над чёрными, сросшимися на переносье бровями.
- Ваша тётя лежит в больнице?
- Не лежит, а работает, - уточнила Юлька.
- Как фамилия?
- Переверзева Анна Николаевна.
- Анна Николаевна… Сейчас я её приглашу, вы подождите…
Доктор встал. Он оказался худым и высоким - на целую голову выше Юльки.
- Когда я в прошлый раз приезжала, вас тут не было, - сказала Юлька, несколько осмелев.
- Да, я недавно…
Он пересёк кабинет и вышел - не через ту дверь, возле которой стояла Юлька, а через другую, ведущую в коридор.
- Анна Николаевна! - услышала Юлька его голос. - К вам гости…
И тут же впереди доктора в кабинет вбежала полная неуклюжая тётя в белом халате и с расплывшимся в улыбке круглым лицом.
- Юлечка! - восторженно крикнула она и кинулась обнимать племянницу. - Вспомнила! Приехала!.. Вот радость-то! Ну, идём, идём, я тебя провожу домой.
10
Юлька не ожидала, что тётя так обрадуется ей. Она вообще не думала о тёте, когда ехала в Хмелёво. Но Анна Николаевна была уверена, что Юлька приехала ради неё.
- И как же ты решилась приехать? Как же ты обо мне вспомнила?
- Да вот, - сказала Юлька, шагая рядом с тётей по дороге между высокими снежными отвалами, - приехала. У нас в школе есть кабинет боевой славы. Мы разыскиваем героев Великой Отечественной войны, фотографии их, расспрашиваем о подвигах. В Дубовске много бывших фронтовиков… А перед каникулами Марк говорит: давайте поедем в сёла. А Олег узнал и предложил на лыжах.
- Ребята из вашего класса, что ли?
- Да. Марк со мной учится. А Олег - преподаватель.
- Как же ты его так запросто, Олегом-то?
- Да он молодой, - сказала Юлька. - В глаза, конечно, величаем… Но я не захотела с ними идти на лыжах. Думаю: поеду лучше к тёте. В Хмелёве хватит места на лыжах покататься.
- Ещё бы! - гордо проговорила Анна Николаевна. - Вон они, поля-то… А хочешь - в лесу катайся. Да наше Хмелёво…
- Конечно, - перебила Юлька. - И герои войны у вас, наверное, есть.
- Чтобы со звёздочкой - таких нету. А с орденами - много. И Петренко, и у Кукушкина вся грудь в орденах да медалях, как в праздник нацепит - так аж позванивают, и Васин награждённый. Твоего боевого кабинета не хватит, если всех наших фронтовиков туда собрать. Отец-то с матерью как живут? - спросила тётя, уже поднявшись на крыльцо и открывая замок.
- Хорошо, - сказала Юлька. - А как вы?
- Ты мне "вы" не говори. Я тебе родня. Учителя по имени зовёшь, тётку по отчеству готова величать… Что это придумала?
- Ладно, тётя, - снисходительно улыбнулась Юлька. - Ты не шуми.
- А вот шуметь буду, - возразила тётка. - Всю жизнь шумлю, теперь уж не отучишь.
В домике у тётки было очень тепло и чисто. В просторной кухне Юлька увидала побелённую плиту, стол, накрытый голубой клеёнкой, шкафчик на стене. Две крашеные табуретки стояли у стола. Тут же, у дверей, была вешалка. Всё было так, как тогда, три года назад…
- Раздевайся, - сказала тётя. - Грейся да хозяйничай. Мне обратно на работу надо.
- Строгий у вас доктор? - спросила Юлька.
- Порядок любит, - уклончиво заметила тётя. - Мария Захаровна тоже, бывало… Ты помнишь Марию Захаровну?
- Помню.
- Она ведь…
- Я знаю. Ты писала папе.
- Андрей Ильич приехал - она ещё жива была. Помогала ему… Молодой, трудно. Вот тут, в шкафчике, - хлеб, молоко, сало. Ты поешь, Юля. Вечером щей наварим, каши гречневой. А то картошки напечём. Любишь печёную картошку?
- Люблю. Я селёдки привезла копчёной - мама гостинцы послала.
- Хороший гостинец, - обрадовалась Анна Николаевна.
- Нравится ему здесь? Не скучно?
- Кому?
- Ну, доктору…
- Скучать некогда - один на всю больницу. Замотался на работе - с утра до ночи, с утра до ночи… Скоро полегче будет. Ещё врач приедет - невеста его. В одном институте учились, только он раньше кончил. А она нынче кончает. Ждёт он её не дождётся… Ну, побегу я, Юля.
- Беги, беги…
- Дрова в сарае, если чай захочешь вскипятить.
- Найду, - сказала Юлька.
Анна Николаевна ушла, плотно прихлопнув тяжёлую дверь. Юлька осталась одна. Она прошла в комнату. Вся комната была застелена простиранными старыми половичками. Лежанку у печи узнала Юлька. И стол под вязаной скатертью. И диван… Только обивка на диване была другая - зелёная, с жёлтыми цветочками. А раньше диван был коричневый. Юлька хорошо его запомнила - она спала на этом диване. Тётя на лежанке спала, Юлька на диване, а отец с матерью уходили на сеновал - им нравилось спать на сеновале. У тёти тогда была коза, и для козы она запасала сено.
"Ну вот, - подумала Юлька, - вот и я приехала в деревню". Она почувствовала, что хочет есть, и вернулась в кухню. Достала из шкафчика хлеб. Отрезала от толстого куска ломоть жёлтого сала. Налила в кружку молока. И отлично поела. Никогда, казалось Юльке, она не обедала дома так вкусно.
Идти на улицу Юльке не хотелось - надроглась в автобусе. В комнате на подоконнике она нашла старую книгу с растрёпанными страницами и с библиотечным штампом. Писемский. "Тысяча душ". Юлька устроилась на тётиной лежанке. Удобная была эта лежанка, широкая, накрытая чистым домотканым рядном. Юлька прижалась спиной к тёплой печке и принялась читать.