И так далее в том же духе. Но Пашка, на удивление, не очень обижался, почти никого не бил и действительно - пробовал. И других заставлял. Постепенно у нас мата и правда поменьше стало. Я не в обиде. Мне даже понравилось. Хотя некоторые чувства трудно выразить литературным русским языком. Я еще до Пашки пробовал, поэтому знаю.
И еще был один момент, который меня очень занимал и которого я в Юрке не понимал. Он был слишком нормальным. Для такой-то болезни и такого состояния. Никто, кроме него, в нашем классе не умел шутить над собой. Над другими - сколько угодно. А над собой - нет. Юрка умел и делал это с удовольствием. Кроме того, он спокойно относился ко всем своим неудачам. Все, кого я знаю, расстраиваются, обижаются или психовать начинают, а Юрка просто пожимал плечами и начинал все сначала. Такое создавалось впечатление, что за ним кто-то или что-то стоит. И это что-то такое большое и такое надежное, что надежнее и быть не может. Он это знает и поэтому такой спокойный. Так у малышей бывает, я сам видал. Сидит такой карапуз у маминых ног, лопаткой в песочке ковыряется, и мордашка у него такая спокойная-спокойная, довольная-довольная… Но у Юрки-то ведь явно не тот случай. Какие у него песочки-лопатки? Родители крутые? Ничего подобного. Иногда они за Юркой в школу заезжали, и мы все их видели. Ездят на ржавых "Жигулях", одеты нормально, но без всякого шика… То есть для нашего "Е" класса то, что оба родителя есть, нормальные и на машине ездят, - это, конечно, роскошь и счастье, но вот если, к примеру, с "ашками" сравнить… Нет, не то! Я даже подумал, может, Юрка в каких-нибудь хитрых богов верит, и они ему так помогают? Спросил осторожно. Юрка только головой помотал.
- Не знаю, - сказал. - Может, где и есть какой Бог, вон, сколько в него людей верит, но я пока не встречал.
Вот и я тоже не встречал. Хотя, конечно, интересно было бы. Я бы Его обязательно о нашем "Е" классе расспросил и о своей матери, которая в Него очень даже верит, и в церковь всегда ходит, и молится, и посты соблюдает.
Глава 4
Спустя пару недель Юрка пригласил всех на вечеринку. Ух!
Где-то и у кого-то звучит вполне нормально: пришел в класс новый пацан, огляделся и устраивает для одноклассников вечеринку. Так сказать, вечер знакомств. У "ашек", я слыхал, для таких вещей предки кафе арендуют, чтоб дома не заморачиваться и не готовить жратвы. Нанимают опять же клоуна или массовика-затейника, чтоб гости не скучали. Наверное, все это правильно. Но у нас!..
У некоторых моих одноклассников дома такой сарай и такое амбре, что нормального коротышку с ног еще при входе сшибает. К ним, конечно, ходить можно в любое время дня и ночи, но кому это надо? Да и опасно, вдруг кто-то из предков или гостей нечаянно разозлится? У некоторых (например, у меня) с матерью одна комната в коммуналке на двоих (или даже на четверых, как у Ваньки), и там между мебелью надо лазить, как в лабиринте из игры "Папа, мама, я - спортивная семья". У третьих родители как увидят наших одноклассничков, так сразу двери на все запоры запирают, побрякушки и деньги прячут, а разговаривать велят на лестнице, и чтобы быстро. В общем, о таком, чтобы пригласить на вечеринку весь класс, мы и слыхом не слыхали и даже не думали.
А Юрке хоть бы что! Раздал всем отпечатанные на компьютере приглашения, а на них такой смешной вихрастый пацан на костылях (вправду чем-то на Юрку похожий) и ниже текст: "Юрий Мальков имеет честь…" и дальше дата, адрес, телефон… "Имеет честь…" С ума сойти! Наши все притихли и даже смеяться-издеваться не стали. Помолчат-помолчат, посмотрят на карточку, губами пошлепают и опять молчат.
Только Маринка посмотрела на себя в зеркальце и задумчиво так сказала Стеше:
- Платье у меня зеленое есть. Босоножки тоже… Но вот ведь черт! В кои-то веки раз в гости идти, а у меня, как назло, опять прыщ на носу вылез!
Стеша, как всегда, промолчала, а я не утерпел и утешил Маринку, сказав, что сегодня только вторник, и до субботы прыщ успеет присохнуть. Если его не ковырять, конечно. Маринка хотела стукнуть меня сумкой по голове, но промахнулась и попала по загривку.
Пашка, первым получив карточку, долго мялся, подбирал слова, а потом спросил у Юрки:
- Может, мне пораньше прийти? Помочь чего? Прибрать там, переставить или по хозяйству?
Чтобы хорошо представить себе Пашку, прибирающегося в квартире и тем более хлопочущего на кухне, нужно хоть раз побывать у Пашки дома. Я бывал, поэтому, хоть и старался ржать потише, но все же получил от Пашки полновесный подзатыльник.
Юрка, конечно, про Пашкин быт ничего не знал, поэтому вопросу не удивился, поблагодарил и согласился, что кое-какую мебель придется переставить и сильный Пашка в этом процессе будет очень даже уместен. Пашка засиял так, как будто его не мебель пригласили таскать, а приняли в футбольную команду высшей лиги.
К концу дня ко мне подошла Витька (Митька, как всегда, маячил у нее за спиной) и спросила, стоит ли им с Митькой к Юрке идти или надо вежливо отказаться. Я понял, что Витька считает меня знатоком светского этикета, и даже немного заважничал. Потом сказал Витьке, что вполне можно пойти, только стоит отобрать у Митьки "Беломор", и не надо давать ему пить, если там вдруг окажется что-то спиртное.
- Что я, сам, что ли… небось! Чего, если… видали! - пробурчал Митька.
- Да он понимает, - перевела Витька. - Ты еще вот что скажи: подарки надо?
Я объяснил, что подарки дарят на Новый год, на именины, в день рождения, иногда на Пасху и еще если в доме есть маленькие дети. В остальных случаях можно обойтись. Витька облегченно вздохнула и подняла глаза к потолку, явно запоминая, когда именно следует дарить подарки. Потом спросила:
- А надеть?
Я предложил Витьке нарядами особо не заморачиваться, а просто выстирать и выгладить то, что есть.
- Утюг… - печально сказала Витька.
- Сломался… - откликнулся Митька.
- Принеси завтра Ваньке, - предложил я. - Либо он, либо его брат точно починят.
- Угу! - сказали Витька и Митька хором и отошли.
Юрке я, конечно, ничего не сказал, но про себя сильно удивлялся: как это он на такое решился? Или это была инициатива его родителей? Кто-то же прислал его с его болезнью, коляской и костылями в нашу школу, да еще запихнул в наш класс… Может быть, у них какая-нибудь особая методика воспитания, и в эту методику входят вечеринки для всего класса?
Класс у нас, правда, небольшой, всего девятнадцать человек, но все равно… Это же одних тарелок и стаканов надо больше двадцати штук. Не говоря уж про еду… Вечером того дня, когда Юрка приглашения раздал, я за ужином ради смеха спросил у матери:
- А что, мам, может, мне как-нибудь друзей пригласить? Тусанемся культурно… В комнате у нас тесно, конечно, но можно мебель немного раздвинуть. Вечеринка, музыка… туда-сюда…
Боже мой! Мать потом до самой ночи все охала и говорила, повторяя все по много раз, что где ж на такое денег взять, и что у меня за друзья, и вот она и дожила, о чем ее все женщины на работе предупреждали, и вот я и начал гопничать… Переубеждать и доказывать что-то в таких случаях совершенно бесполезно. Я сто раз проклял свой эксперимент и в конце концов спрятался в ванной. Правда, в десять часов пришел со смены дядя Володя и из ванной меня погнал, но мать уже перегорела и только тихо причитала себе под нос. А к этому я давно привык и умею внимания не обращать.
Глава 5
Книжек по этикету я, конечно, не читал, но как-то шутки ради взял конспекты у одного из "бэшек" и изучил. Им этот этикет с первого класса преподают. Готовят, как любит выражаться в торжественных случаях наш директор, "культурную элиту XXI века". Нас вместе с "дэшками" она в официальных случаях никак не величает, а в неофициальных "ласково" называет "наш Гарлем".
Из этих "бэшных" конспектов по этикету я узнал, что в гости в дом следует приходить, слегка опаздывая. Потому что вдруг хозяева закрутились и чего-то не успели приготовить? Надо дать им фору. Поэтому к Юрке на вечеринку я опоздал на 15 минут. Все остальные, очевидно, конспектов по этикету не читали и пришли ровно, как часы. Некоторые от нетерпения даже раньше, что, согласно конспектам, вовсе недопустимо.
Впрочем, кажется, Юра с родителями успели все подготовить вовремя.
- Здравствуй, Антон! - сказал Юра. Он сидел в коляске у двери и принимал гостей. - Хорошо, что ты пришел. Раздевайся. А то я уже подумал, что ты не придешь совсем.
- Почему? - спросил я.
- Я не знаю, - кажется, в первый раз я увидел Юрку смущенным. - Я не понимаю, что у тебя в голове, как ты думаешь. И вот вдруг ты чего-нибудь такое подумал и не придешь…
- А разве надо знать, что у другого в голове? - спросил я. - Лучше не знать, по-моему.
- Наверное, лучше, - сказал Юрка. Теперь он показался мне печальным. - Но ведь не всегда же получается…
В коридор выглянул Пашка в нарядном черно-белом свитере (наверное, прикупил в секонд-хенде по случаю вечеринки), деловито кивнул мне и что-то спросил у Юрки про стулья. Юрка ответил. Пашка выглядел в этом доме уже совершенно своим человеком. На мгновение меня кольнула зависть.
- Проходи в комнату, - сказал Юрка. - Почти все уже пришли. Сейчас начнем.
- Тебя откатить? - спросил я.
- Нет, - Юрка помотал головой. - Коляска туда уже не войдет. Я встану.
- Ладно, - я отвернулся и ушел, чтобы не смотреть, как Юрка будет вставать и идти. Наверное, надо было остаться и помочь. Пашка бы остался. Но у него шкура толще. И он, наверное, по большому счету добрее, чем я. Я замечал, дураки часто бывают от природы добрыми. Если их специально не злить, то они такими и остаются.
- Садись! - Витька освободила мне место рядом с собой. С другой стороны от меня сидела Стеша и с интересом смотрела в пустую тарелку. Повеселимся! Я не удержался и щелкнул пальцами перед Стешиным носом. Секунд через тридцать ее взгляд стал вопросительным, а еще через минуту она подняла на меня свои прекрасные глаза. Как и всегда, я смутился и внутренне обругал себя идиотом.
- Все нормально, Стеша, - сказал я. Стеша кивнула и стала смотреть на низко висящую люстру, которая как раз оказалась в ее поле зрения.
Тем временем Юра вернулся в комнату, но не сумел пролезть к оставленному ему месту. Все уже наладились вставать и вылезать из-за стола, но тут Пашка проявил необыкновенную для него смекалку.
- Чего?.. Можно! Зачем же, если так? - сказал он, легко подхватил Юру на руки, скинул ботинки, виртуозно прошел со своей ношей по спинке старинного дивана и ловко опустил Юру на предназначенный ему высокий стул. Я зааплодировал Пашке. Маринка, Таракан и Юрин отец присоединились ко мне. Пашка зарделся, как пэтэушница, которую пригласил на танцах капитан дальнего плавания.
Когда все устаканилось, Юрин отец призвал разливать. К счастью для Витьки (и для других, впрочем, тоже), спиртного на столе не было. Было три бутылки дорогой пепси-колы (ее и разлили для первого тоста) и много бутылок с чем-то лилово-розовым и явно самодельным. Я решил, что это клюквенный морс, и, как впоследствии выяснилось, не ошибся. Из еды был салат оливье, бутерброды с сыром и с колбасой, соленые огурцы, маринованные грибы, селедка под шубой и какой-то рыбный салат с рисом и яйцами. Потом еще подали горячую картошку и мясные рулетики. Юрина мать сказала, что мариновал грибы, солил огурцы и жарил мясо сам Юра. Сначала мне трудно было себе это представить, но потом я подумал, что это входит в программу его воспитания, и решил поверить. Да и мама его не походила на человека, который будет так врать. Вообще в этот вечер я впервые как следует рассмотрел Юриных родителей, и они показались мне слишком старыми для двенадцатилетнего Юры. Не плохо выглядящими, как многие родители из нашего класса (о причинах умолчим), а именно старыми по возрасту. Выглядели они как раз очень неплохо. Мама все время улыбалась разными улыбками, и от этого у нее по лицу бегали симпатичные веселые лучики-морщинки. А у папы была очень красивая голубоватая седина и мужественные складки от носа к губам. Рукава бежевой рубашки он закатал до локтя, и руки были сильными и загорелыми, с длинными пальцами, такими же, как у Юры. Он показался мне похожим на какого-то артиста, только я не смог вспомнить, какого.
Когда я был маленьким, я часто "выбирал" себе богатых, красивых и добрых родителей и мечтал о том, как они меня усыновят и мы будем счастливо жить вместе, а я буду таким хорошим-хорошим, и они будут мною гордиться и никогда не пожалеют, что меня взяли. Чаще всего в качестве "приемных родителей" в моих мечтах выступали всякие герои книг и фильмов, но иногда встречались и живые люди. Разумеется, теперь я уже давно вырос из этой игры, но в тот вечер вдруг что-то такое во мне ворохнулось… Я отогнал эти дурацкие мысли и испуганно огляделся, как будто кто-то из присутствующих умел читать по моему лицу. Потом решил думать о другом и подумал, что Юра, должно быть, поздний ребенок. Может быть, они поздно поженились, а может - долго не было детей. А потом наконец родился - Юра. Вот ведь не повезло! Таким бы родителям нормального сына - здорового, красивого, умного… Тут я спохватился, что опять что-то из меня гаденькое полезло, быстренько вскочил, налил Стеше пепси-колы и положил салату (а то ведь она так весь вечер голодная и просидит), потом обслужил себя и Витьку. Митька сидел, сложив руки на коленях, и боялся без команды пошевелиться. А Витька не знала, что командовать. Витька тут же сориентировалась и положила Митьке того же, что я положил ей.
- Ой, я же салфетки подать забыла! - всплеснула руками Юрина мама и куда-то убежала. Потом вернулась и принесла пачку красивых салфеток с голубым парусником в уголочке. Пачку пустили вдоль стола. Витька взяла две и вопросительно взглянула на меня, а потом на ворот Митькиного свитера. Наверное, она видела в телевизоре, как англичане заправляют салфетки за воротник. Я удержался от смеха, отрицательно покачал головой и положил свою салфетку рядом с тарелкой. Пашка тоже взял салфетку, с недоумением посмотрел на нее, потом сложил пополам и убрал в карман.
- Идиот! - прошипела сидящая рядом с ним Маринка. - Нужно рот вытереть, когда поешь!
- А я что! - шепотом пробасил обидевшийся Пашка. - Небось, сам знаю! Прибрал, чтоб не пропало. Поем, тогда достану и вытру.
Сидящий неподалеку Таракан прыснул в кулак. Пашка глянул на него многообещающим взглядом. Мне почему-то стало совсем не смешно, а вовсе даже грустно. Юрка, извиваясь, поднялся со своего стула и бодро предложил выпить за дружбу. Его отец возразил, что второй тост традиционно пьется за прекрасных дам (первый был за знакомство). Юрка согласился, а отец рассказал грузинскую притчу об уважении к женщинам и в завершение сказал, что этот тост джентльмены пьют стоя. Я встал, и все наши изумленно воззрились на меня. Тут же стало ясно, что они ничего не поняли из того, что говорил Юркин отец. Юркина мать смутилась, Маринка тихо зашипела от злости. Стеша блаженно улыбалась, ей явно нравилось звучание голоса Юркиного отца. Я подал знак Витьке, она пнула под столом Митьку, тот встал, поднял стакан с клюквенным морсом и серьезно сказал:
- С благодарностью! Желаю, чтобы всё!
Я чуть не упал обратно, но сумел сдержаться. Идиот Таракан тихонько тявкнул и как бы завилял хвостом. Игорь Овсянников, до которого дошло (у него дома есть работающий телевизор), мелко захихикал.
- Тост за присутствующих здесь девочек и женщин! - крикнул я. - Пацаны и мужчины встают и пьют стоя! Такой обычай! - После этого я поклонился хозяйке дома и выпил. Пашка вскочил, вращая глазами. Вслед за ним поднялись все. Стеша тоже начала вставать (наверное, она решила, что пора расходиться), но я положил руку ей на плечо и удержал на месте.
После этого я извинился и сказал, что мне надо выйти покурить. Вообще-то я врал, потому что последние два года курю редко и никакой особенной необходимости в этом не испытываю, просто мне надо было выйти. Но наши обрадовались и потянулись за мной. Пацаны и Маринка пошли курить на лестничную площадку, Юрин отец присоединился к ним. Витька двинулась за Митькой (она сама совершенно бросила курить больше года назад, после лекции о вреде курения и о том, как это влияет на будущих детей), а Ленка осталась караулить Стешу.
На меня никто не обращал внимания. Я зашел в ванну, пустил воду и смотрел на разноцветные баночки и флакончики на полочке под зеркалом. В голове у меня не было ни одной мысли. Даже обрывочка. Кажется, йоги называют это состояние "остановкой внутреннего диалога" и работают над достижением этого состояния годами. На обратной стороне двери был приклеен плакат со Шварценеггером, и теперь, в зеркале, мускулистый Шварц сумрачно выглядывал из-за моего плеча. Интересно, каково Юрке каждый день его видеть? Повесили бы портрет Эйнштейна, что ли… Впрочем, зачем в ванной портрет Эйнштейна?! Заглянув в зеркало, я увидел, как мое лицо перекосила злая гримаса, а Шварц почему-то медленно уезжает в сторону. И тут же вспомнил, что забыл запереть задвижку.
В ванну аккуратно, цепляясь руками за стены, протиснулся Юрка.
- Тебе умыться? Я выйду, - сказал я.
- Не выходи, - сказал Юрка. - Мне - тебя. Пусти, я на ванну сяду.
Он сел на ванну, я прислонился к стене. Не знаю, куда смотрел Юрка, я смотрел в пол. По щели между старыми плитками бежала рыжая мокрица. Моя мать их боится и почему-то считает ядовитыми. Мне они нравятся. Когда я был маленьким, то ловил их и держал в майонезных банках. Но потом все равно выпускал, потому что не знал, чем их кормить, и боялся, что они умрут от голода. Несколько минут мы молчали.
- Тебе больно? - наконец спросил Юрка.
- Нет, - ответил я. - Просто погано… Как тут? Я поздно пришел…
- Все хорошо, - быстро сказал Юрка. - Ты же видишь. Я думал - конкурсы, шарады… Всю неделю готовил…
- Не надо! - вскрикнул я.
- Да, я понимаю теперь… - Юрка кивнул. - Они сначала просто ходили по квартире, как на экскурсии. Смотрели, вопросы задавали. Только не мне, Паше…
- Ты понимаешь - почему?
- Понимаю, - Юрка снова кивнул. - Может быть, не до конца.
- Пашка, Ванька, Митька с Витькой, еще некоторые - они просто смотрели, как все может быть устроено. Обои на стенах, белье на кроватях, скатерть на столе, салфеточки, картины на стенах, папа, мама, я… Живьем, понимаешь? Их же в приличные дома не пускают…
- Это ужасно, да? - Юркины глаза потемнели, как лужи в сумерках.
- Да нет, почему? - я пожал плечами. - Нормально, наверное. Все люди разные. Мы - уроды, отбросы. Это всегда есть, всегда было. Ты книжки-то читаешь, наверное?
- Читаю. Ты думаешь - так правильно?
- Я не знаю, как правильно. В конце концов, человек же и сам может… Вот Витька. Ты про нее знаешь? Нет? Узнаешь, наверное. Она молодец. Если еще с Митькой развяжется, то, может, и вылезет. У тебя вот тоже жизнь не сахаром посыпана, а ты же - нормальный пацан. Даже слишком нормальный…
- Как это - слишком?
- Не знаю, как сказать, хотя и думал об этом. За тобой как будто стоит что-то…
- Ага! - закричал Юра, взмахнул руками и едва не свалился в ванну от возбуждения. Я поймал его за колено, а потом осторожно придержал руки. Его глаза светились, как карманные фонарики, и освещали розовый кафель. Я подумал, что насчет его нормальности я, кажется, погорячился.