Эхо ещё перекатывалось с сопки на сопку, а Хмельнюк уже лежал в росной траве, раскинув ноги, с автоматом на изготовку.
Остальные разведчики и сам сержант Куликов тоже заняли позицию для самообороны.
Человек, которого Хмельнюк принял за посредника, ошалело вскочил на ноги. Опешил не меньше его и Хмельнюк.
Вместо одного посредника оказалось двое детей. Один так и не пробудился, лежал скорчившись. Другой, в красной рубашке, испуганно озирался.
"Вот это влип! - обескураженно сказал сам себе Хмельнюк и скривился, словно от зубной боли. - За такую "бдительность" не благодарность, выговор отхватишь, а то и, будьте так ласковы, увольнительной недельки на три лишат. Жди, дивчина, не жди, не прикатит твой солдат Хмельнюк аж до самой демобилизации".
Он вполголоса выбранился, поднялся на ноги и сказал, больше не таясь:
- Товарищ сержант, тут пацаны какие-то.
СЕРЖАНТ КУЛИКОВ
Хмельнюк, чувствуя вину и перед товарищами, и перед детьми, суетился больше всех. Он отдал из своего пайка сахар, галеты, отцепил от ремня флягу с водой. Будь его несчастные пленники взрослыми, Хмельнюк, не раздумывая, расстался бы и с папиросами вместе с дарёным портсигаром.
Мальчишки с жадностью хрустели галетами, грызли сахар.
Радист Павлов достал из вещевого мешка колбасу.
- Короче шаг, - с улыбкой придерживал изголодавшихся ребят солдат Архипов.
Сержант Куликов напряжённо думал. Надо было торопиться, навёрстывать упущенное время. И ребят не оставишь в тайге…
Отправить их с Хмельнюком в гарнизон? Далеко, километров шесть-семь в один конец. Хмельнюк уже не догонит группу.
Отвести детей в штаб дивизиона? Но ведь это ещё дальше топать.
- Эх, Серёга, Серёга! - раздумчиво пробормотал сержант Куликов, прикрывая синие, в пупырышках, ноги Серёжки плащ-палаткой.
Лёвку заботливо укутал Хмельнюк. Он старался не встречаться взглядом с сержантом и товарищами. Впрочем, никто его и не думал упрекать. Сдуру, конечно, пальбу устроил. Да могло выйти хуже, если бы прошли мимо детей.
До высоты 101,5 оставалось всего ничего, километра три, не больше. Но время приближалось к шести часам. Уже взошло солнце. Тайга вновь заиграла буйным раздольем красок.
- Ты нас не бросишь? - жалобно обратился к сержанту Куликову Серёжка.
Они третий год дружили. Серёжка уже и не помнил, когда они познакомились. Полжизни с тех пор минуло.
- Мы с ними в разведку пойдём, - решил за сержанта Лёвка, радуясь такому счастливому, просто исключительно счастливому случаю. Ребята лопнут от зависти, когда узнают, что он, Лёвка, ходил в настоящую разведку. Такое и Сеньке Бородину не снилось. Такое ни на что не выменять!
- Помалкивай лучше, - хмуро осадил незадачливого разведчика сержант Куликов и спросил радиста: - Когда на связь выходим?
- В семь ноль-ноль, - чётко доложил Павлов. - "Ас" до семи.
"Ас", на языке радистов, - "перерыв". До окончания "аса" вызывать дивизионную радиостанцию бесполезно: никто тебя не ждёт в эфире.
- Н-да, - протянул сержант Куликов и наконец принял окончательное решение: - Мальчишек берём с собой.
Серёжка обрадовался, нацепил на шею автомат, поправил на голове панамку, раскраснелся. Спокойствие вернулось в его сердце. С сержантом Куликовым совсем было не страшно. Забылись все невзгоды, страдания и даже тоска по маме.
Лёвка, несколько обиженный неприветливым тоном Куликова, тихо спросил:
- Вы нас в плен заберёте?
- В плен, - пряча улыбку, ответил сержант Куликов и приказал: - Пленных нести по очереди.
Разведчик Архипов, глядя мимо Хмельнюка, проговорил:
- Хмельнюк и сам донесёт. Его трофеи.
- Разговорчики, - приструнил сержант Куликов и поднял на руки Серёжку. - Вперёд. И - ни звука!
Разведчики шли ускоренным маршем, вновь молчаливые, насторожённые больше прежнего. Автоматная очередь Хмельнюка могла привлечь внимание "синих" и посредников.
К счастью, путь всё время пролегал по закрытой местности. Миновав распадок, густо поросший кустами жимолости, разведчики углубились в широколиственный лес. По мере того как они поднимались всё выше и выше, лиственные деревья охотнее уступали место хвойным: кедру, ели, пихте. Казалось, лесу конца не будет.
Но вот деревья остались позади. Впереди, до самой вершины с отметкой 101,5, громоздились голые скалы, кое-где покрытые лишайником. Между скалами темнели каменистые россыпи. Голец отделялся от леса кольцом низкого кустарника и кедрового стланика. Кустарник помог разведчикам остаться незамеченными.
Сержант Куликов подал знак отступать назад, в спасительную тень леса. Все тяжело дышали.
До семи ноль-ноль оставалось шестнадцать минут. Заветную вершину отделяло не больше пятидесяти метров. Но они могли погубить всю операцию.
Серёжка и Лёвка не понимали, что происходит, только и они прониклись общим тревожным состоянием.
Возвратился сержант Куликов. Он обследовал в бинокль голец до макушки и ничего подозрительного не обнаружил. И всё-таки… Сержант задумчиво остановил свой взгляд на мальчишках. Солдату Архипову показалось, что он уловил намерение командира.
- На червячков?
Куликов недовольно повёл широкими плечами.
- На разведчиков, - поправился Архипов. - Отвлекающий манёвр. Пока они с ребятишками разбираться будут, мы окружим, и!..
- Отставить! - резко оборвал Куликов.
- Мы по-пластунски! - выдвинулся вперёд Лёвка.
- Мы скажем, что заблудились, и будем плакать, - ухватил мысль Архипова Серёжка. - А вы подберётесь, и!..
Что скрывалось за этим многозначительным "и", Серёжка ещё не понял.
- Отставить, - непреклонно повторил Куликов. - Павлов, остаёшься с ребятами. Вступаешь в связь. Архипов, Хмельнюк - со мной!
Разведчики исчезли в кустах. Обиженные мальчишки даже не помахали им вслед.
- Слыхали приказ? - спросил Павлов. - И не рыпаться.
Он снял с плеч радиостанцию, настроился и доложил в штаб дивизиона обстановку. Хотел рассказать о найдёнышах, оглянулся и помрачнел.
- Ас - десять! - выкрикнул Павлов, щёлкнул выключателем и кинулся искать беглецов.
Лёвка с Серёжкой, продравшись через кустарник, вступили на голец.
Из-под ног срывались и с шумом скатывались камни. Красная рубашка Лёвки выбилась из штанов и вздувалась парусом. Серёжка натянул панаму до самых ушей.
Лёвка подтолкнул локтем Серёжку и завопил:
- Э-ге-гей!
- Э-ээ, - попытался крикнуть Серёжка, но ветер заполнил рот. Пришлось сложить ладони рупором: - Э-ге-гей!
Ветер сминал, рассеивал голоса, и эхо не успевало подхватить их.
Мальчишки упрямо взбирались всё выше и выше. Зыбкая россыпь кончилась. Выступающие скалы постепенно становились не такими острыми. Солнце, дожди, ветры тысячи лет разрушали и обтачивали гранитные выступы. Уже не за что было вцепиться пальцами, пришлось карабкаться по гладкому монолиту на четвереньках.
- Э-ге-гей! - продолжал вопить Лёвка, а изо рта вылетало: - Э-ээ-оиии!
Серёжка только сопел. Глаза слезились. Но Серёжка не плакал. Всё его существо было преисполнено гордости и отваги. Серёжка штурмовал высоту 101,5. Он выручал своего друга, сержанта Куликова.
Высота 101,5. Сто один с половиной метра над уровнем моря. Здесь, посреди горных хребтов, высота 101,5 выглядела каменным холмиком.
Подъём незаметно перешёл в ровную площадку. Серёжка, не поднимаясь с колен, отодрал от лица приклеенную ветром панаму и часто заморгал.
Словно закованные по пояс в гранит, стояли четыре богатыря в пятнистых маскировочных халатах. Двое в касках, один, усатый, в офицерской фуражке с опущенным на подбородок ремешком. Офицер держал красный флажок; солдаты выставили автоматы. У всех троих были синие нарукавные повязки.
Глаза их таращились от изумления. Встреча с "синими" произошла столь неожиданно, что Серёжка с Лёвкой просто обмерли.
Автоматчики выбрались из засады и перетащили мальчишек в укрытие. Оно оказалось довольно глубокой и просторной расщелиной. Ветер не забирался в неё, и было тихо и тепло.
- Вы откуда взялись? - удивлённо спросил офицер. Чёрные усы его торчали, как стрелки на часах.
Серёжка сразу вспомнил, что со вчерашнего дня не был дома, и представил себе, как мама, его мама сбилась с ног, разыскивая своего сыночка. "Вы не видели моего Серёжу? Вы не видели?.." И так ему жалко стало маму и себя, что, позабыв о гордой миссии боевого разведчика, он заплакал горестно и безутешно.
Лёвка же, полагая, что Серёжка здорово отвлекает "синих", принялся вопить во всё горло:
- Мы заблудились! Заблудились! Заблудились!
На тонкой Лёвкиной шее вздулись вены, лицо побагровело от натуги.
- Бедолаги, - сокрушенно пробасил ефрейтор.
Ребята сразу и не заметили его. Ефрейтор сидел за радиостанцией.
- Откуда вы? Чьи? - допытывался усатый офицер.
- Э-ге-гей! - вошёл в раж Лёвка.
Радист-ефрейтор переглянулся с офицером.
- Вызывайте штаб.
- Слушаюсь, товарищ майор.
"Товарищ майор". Серёжка притих немного, исподлобья разглядывая офицера. Выходит, усатый майор с повязкой - товарищ, свой? Да и повязка у него не синяя, а белая. Серёжка так и не успел до конца разобраться, в чём дело.
- Бросай оружие! - грозно крикнул сержант Куликов. - Руки вверх!
Автоматчики сконфуженно оглянулись на майора, подняли руки.
Майор рук не поднял, лишь посмотрел на часы.
- Семь ноль-ноль, - одобрительно сказал он. - Молодцы!
И разведчики хором ответили:
- Служим Советскому Союзу!
Лёвка потянулся к автомату "синего" радиста. Тот удержал Лёвку за плечо.
- Руки! - крикнул Архипов и, глядя мимо, пригрозил: - А то связать придётся.
- Можно и кляпом угостить, - ехидно посулил Хмельнюк. - В два счёта, будьте так ласковы.
- Победа за вами, - утихомирил враждующих офицер-посредник и, коротко взмахнув красным флажком, объявил: - "Синие" захвачены в плен.
- Разрешите действовать дальше? - спросил, вытянув руки по швам, сержант Куликов.
- Действуйте. Но сперва один вопрос: кто эти дети?
- Наши, товарищ майор, гарнизонные.
Усы майора зашевелились, глаза сверкнули гневом.
- Да кто вам позволил привлекать на боевое учение детский сад?
- Мы не сад, мы - разведчики! - выкрикнул Лёвка.
- Разведчики, - авторитетно подтвердил Серёжка. Он уже не плакал. На щеках подсыхали грязные дорожки.
- Молчать! - гаркнул майор. Он так разгневался, что забыл, с кем разговаривает. - Я вас спрашиваю, товарищ сержант! Кто вам позволил?!
- Товарищ майор, - побледнев, ответил Куликов. - Они заблудились. Сами. Мы на них случайно наткнулись и вот… Не бросать же в тайге?
В этот момент подошёл Павлов с радиостанцией. За спиной Павлова гибко покачивалась антенна.
Павлов отдал честь и чётко произнёс:
- Товарищ посредник, разрешите обратиться к сержанту Куликову.
- Обращайтесь, - сказал майор.
- Товарищ сержант, - голос Павлова сделался виноватым, - сбежали они. Самовольно.
Радист метнул на мальчишек взгляд, полный возмущения.
- Потом разберёмся, - коротко сказал Куликов, и это "потом" не предвещало ничего хорошего.
- Помощнички ваши хоть не голодны? - спросил, успокоившись, майор.
- Никак нет! - отчеканил Серёжка, дрожа от холода.
- Взять у пленных куртки, - приказал сержант Куликов.
- А ну сымай! - потребовал Хмельнюк. - Будем мы ещё со всякими "синими" панькаться. И побыстрее, будьте так ласковы.
Майор-посредник подсел к радиостанции:
- Я - шестой. Докладываю. Найдены двое ребят. Заблудились. Отправляю с пленными к развилке, квадрат восемь. Высылайте машину.
Серёжка прижался к сержанту Куликову. Губы надулись и задрожали. Лёвка тоже воспротивился:
- Мы не хотим!
- Надо, друзья, - мягко сказал Куликов. Он уже пересердился.
Мальчишки вздохнули и подчинились. А куда денешься? Некуда.
ПОД КОНВОЕМ
Сержант Куликов назначил конвоиром Хмельнюка. Тот мгновенно сообразил: радости от этого мало.
- Товарищ майор, - обратился он к посреднику, - может, нам и одного "языка" хватит? Может, двоих "убитыми" засчитаете?
- Не имеет значения, - равнодушно сказал майор. - Всё равно троих конвоировать.
Всё равно, да не для всех. Едва прошли голец и вступили в лес, Хмельнюк приказал: "Стой!" Он вытер пот со лба и оценивающе оглядел пленников. Хлопцы, как на подбор, - рослые, плечистые.
- Не имеет значения, - пробормотал под нос Хмельнюк и ткнул пальцем в левофлангового.
- Будьте так ласковы, ты того, убитый.
Хмельнюк навьючил его трофейным оружием, хлопнул по плечу и бодро напутствовал:
- Хлопец здоровый, дотащишь!
"Убитый" возмутился:
- Почему именно я? И где логика? Ежели я мёртвый, то…
- Цыц! - грубо оборвал Хмельнюк. - Если ты мёртвый, то по логике и молчать должен.
В наказание Хмельнюк передал "убитому" и свой вещевой мешок.
- А вы, голубчики, - сказал он живым, - берите наших геройских пацанов на плечи и, будьте так ласковы, несите до развилки, квадрат восемь.
Распределив таким образом груз и обязанности, Хмельнюк налегке, с одним автоматом на груди, повёл свой караван дальше.
В квадрате восемь машины не оказалось. Не подошла ещё. Это никого не огорчило. Солдаты разлеглись на траве, дружно закурили. Серёжка с Лёвкой тоже не очень торопились домой. Кому охота с военных манёвров уходить!
Спустя минут двадцать появился шофёр, потный и пыльный.
- Мост через реку не готов, машиной не проехать. Переправился на лодке и топал два километра пешком.
- "Два километра"! - Хмельнюк усмехнулся и смерил шофёра брезгливым взглядом. - Избалованный народ - шофёры. Испорченный механизацией! А как же наша пехота от Сталинграда до Берлина шла? И не так себе, а с боями!
Шофёр смутился и начал оправдываться, но Хмельнюк подал команду, и все двинулись по дороге к реке.
Реки ещё не было видно, а лес уже гудел и звенел от стука топоров, шума моторов, ударов кувалд.
- Они что - деревянный мостят? - спросил шофёра Хмельнюк.
- В том-то и суть! Наши понтон наводить стали, а тут гражданское население с прошением. "Поставьте капитальный, солдатики! Третий год район молим. Сулят, а не делают. Мы и лес заготовили, и скобы отковали, гвоздей запасли, а мастеров нету!" Командование и уступило. Отчего людям не помочь!
"Эх, устроить бы и под нашим селом манёвры! - подумал Хмельнюк. - Мост через реку давно подновить не мешает. Едешь, бывало, так доски под колёсами, что твои клавиши на пианино".
Народу у реки - как на фронтовой переправе. Офицеры, солдаты, местные жители - мужчины, женщины, парни, девушки. И не разберёшь, кто кому помогает: сапёры населению или население сапёрам. Работают все дружно, горячо.
Лёвка прикрыл глаза и медленно потянул носом. Серёжка тоже понюхал. Пахло свежими стружками и горьковатым маслом.
Запах масла шёл от танков. Их было четыре, по два на каждом берегу. Танки держали тросы канатной дороги. По тросам бегали подвесные тележки с досками, мотками проволоки, крепёжными деталями.
Тросы провисали под тяжестью, тележки раскачивались, ролики пугливо повизгивали.
- Может, по воздушной трассе прокатимся? - наивным голосом предложил Хмельнюк.
- Лучше на самом танке, - поспешно высказался Лёвка.
Солдаты засмеялись. Серёжка ничего смешного не нашёл в словах Лёвки. Конечно, лучше на танке, чем на этих неустойчивых тележечках. Вообще здорово прокатиться на настоящем танке.
- А что, это идея! - похвалил Хмельнюк и погладил Лёвку по волосам. - Голова! Только подвеску смотать им придётся.
И тут, как по волшебному велению, по Хмельнюка хотению начальник сапёров распорядился демонтировать канатную дорогу. Строительство моста подошло к концу. Осталось нарастить последний пролёт и укрепить перила.
- Им на это час надо, не меньше, - вздохнув, сказал шофёр и затосковал. - За это время кухня как пить дать уйдёт…
- Стой! - закричал Хмельнюк и сорвался с места.
Танк, освободившись от троса, удовлетворённо зафыркал, попятился немного и стал. Танкисты занялись какими-то таинственными приготовлениями. Над башней выдвинулась высокая труба, похожая на громадный перископ.
- Товарищ лейтенант, разрешите обратиться! Рядовой Хмельнюк!
Хмельнюк лихо прищёлкнул каблуками и вскинул руку к пилотке.
Командир, одетый в такой же комбинезон и в ребристый шлем, как и остальные танкисты, молча кивнул.
- Разрешите с вами, товарищ лейтенант! Десантом. - Встретив удивлённый взгляд, Хмельнюк торопливо добавил: - Приказано срочно доставить пленных и пацанов заблудившихся. Лично к командующему!
О командующем Хмельнюк приврал. Для большей убедительности.
- Десантом? - удивился командир танка и, нагнувшись, спросил: - А плавать умеете?
- Зачем нам плавать, товарищ лейтенант? Мы ж десантом, на броне, товарищ лейтенант.
Из переднего люка высунулся по плечи механик-водитель.
- Это тебе не амфибия, солдат! - весело крикнул он Хмельнюку. - Мы - подводники. Понял?
Хмельнюк не всё понял.
- Пацанов хотя бы, товарищ лейтенант! - взмолился Хмельнюк и позвал: - Серёжка! Лёвка! Ко мне, живо!
Мальчишки мигом подбежали к танку.
- Вот они самые и есть, товарищ лейтенант, - представил своих подопечных Хмельнюк. - Между прочим, имеют личные боевые заслуги.
- Ишь ты, - прищурившись, сказал лейтенант, разглядывая сверху мальчишек.
- Ладненько… - Он исчез в танке, поговорил с кем-то по радио и опять вынырнул из люка. - Сейчас перевезём.
Их перевезли. На плавающем автомобиле. Обидно, конечно: перебраться на амфибии - не диво, а вот по дну речку форсировать да ещё в танке - об этом только мечтать можно!..
- Давай, давай, пехота, если есть охота! - заторопил шофёр. - И так опаздываем. Уйдёт кухня, как пить дать уйдёт!
Какой солдат кухню упустит? Нет такого солдата.
- Курс на полковую кухню! - скомандовал Хмельнюк, будто приказывал атаковать высоту 101,5.
Через полчаса машина остановилась в густом кедраче, поблизости от походной кухни. Крышка была поднята, как танковый люк. Солдат в синем халате, перегнувшись над краем люка, чистил котёл.
Шофёр протяжно свистнул и приуныл. Хмельнюк пошёл искать повара. Он спал под деревом.
- Разрешите обратиться! - гаркнул Хмельнюк. От такого крика и мёртвый пробудится.
- Носит вас где попало, расходу не напасёшься, - сонно морщась, проворчал повар.
- Так, Василий же Степанович, - почтительно объяснил Хмельнюк, - мы ж выполняем боевое задание. И опять же, будьте так ласковы, с пацанами задержались.
- С какими ещё пацанами? - мрачно переспросил Василий Степанович и уселся.
- Хлопцы! - зычно позвал Хмельнюк.
Подошли пленные и шофёр.
- А пацаны где? Эй! Живо сюда!
- Спят они, - сказал шофёр.
- Спят они, Василий Степанович. Вы уж покормите нас, будьте так ласковы, а пацанов, как проснутся.
Василий Степанович крикнул помощнику:
- Выдай им расход! Две порции оставить. Пацаны тут ещё… А какие пацаны, откуда?
- Та наши, Василий Степанович, гарнизонные. Лёвка и Серёжка.