Конечно, счастье заключалось в том, что Витка и Станислав вместе, рядом. Утренние морские прогулки были лучшими часами в Виткиной жизни.
Отпуск Станислава подошёл к концу. Они ещё раз встретились на лодочной станции.
- Завтра-мавтра уже не выйдет, старик. День сборов и прощаний. После ужина - автобус, вокзал, поезд-моезд и… Такова жизнь! Сплошные расставания. А вы чего страдаете, старики?
Женька и Серёжка, глядя на печальное лицо Витки, тоже загрустили. Взять брата на рыбалку велел Витке отчим. Женька его настропалил. Витка запротестовал, но отчим сказал, как отрезал: "Тогда и сам не пойдёшь". Мало того, Женька и Серёжку, внука Николая Петровича, потащил за собой.
Витка махнул рукой: всё равно последняя прогулка испорчена.
- Так что же вы страдаете, старики?
- Недоспали, видно, - хмуро ответил за ребят Витка и освободил лодку от цепи.
Серёжка с Женькой устроились на носу, Станислав, как обычно, разлёгся на корме, а Витка сел на вёсла. Он выгреб на середину бухты и закинул самодур. Ничего не ловилось, и Витка занервничал.
- Брось расстраиваться, старик, - успокоил Станислав.
Женьке понравилось, что Станислав так беспокоится о его брате.
- Он хороший дядька, правда? - тихо спросил Женька у своего друга.
- Ага, - подтвердил Серёжка. Дядя Станислав и ему симпатичным показался. Весёлый такой! "Стариками" всех называет.
- Брось расстраиваться. Аллах с ними! Аллах-феллах. Кстати, а кто такие феллахи?
- Египетские колхозники, - ответил Витка, подёргивая леску.
- Стари-ик! Какие же в Египте колхозники-совхозники? - Станислав засмеялся.
Женька с Серёжкой не очень поняли, в чём дело, но им тоже весело сделалось.
- Ну, просто крестьяне, - поправился Витка.
- Крестьяне-миряне. А ещё кого ты знаешь в Египте?
- Кого проходили в школе, того и знаю, - нехотя сказал Витка и строго оглянулся на ребят. Те притихли.
Разговор забавлял Станислава, он удобнее улёгся на круг.
- А фараон? С чем его едят?
Витка лукаво хмыкнул. "Второй раз не подденешь!"
- Не мидия, есть не будешь. Фараон - сушёный царь.
Станислав икнул и съехал с кормовой банки на дно. Он трясся от смеха, охал, постанывал, подскакивал, как рыба в лодке.
Витка втянул голову в острые плечи. Женьке и Серёжке за него стало обидно. И зло взяло на Станислава: чего он издевается!
- Не смейся! - крикнул Женька и сжал кулаки.
И Серёжка на Станислава исподлобья посмотрел.
- А у тебя верные защитники, старик! - удивлённо произнёс Станислав, оборвал смех и, опять забравшись на корму, сказал миролюбиво: - Ты фараона с мумией спутал. Но - "фараон - сушёный царь" - это гениально, старик! С меня двадцать коп.
- Какие ещё копейки?
- Ну, так говорится, когда кто-нибудь удачно схохмит. У нас… Нет, к чертям служебные воспоминания! К чёрту город-мород. Да здравствует природа! Первозданная, дикая, нетронутая, прекрасная!
Он закинул руки за голову и засвистел какую-то песенку.
Витка сосредоточенно подёргивал леску. Женька с Серёжкой, сколько ни вглядывались в зелёную воду, не увидели ни одной рыбки.
Станислав следил за ребятами через смежённые ресницы. И вдруг сказал с затаённой тоской:
- У меня ведь тоже есть сын. Яшка - светлая мордашка. Потрясный парень. Поймал бы ты краба, что ли, для него на память, а, старик? Приеду, непременно встречусь с ним. И краба вручу. Дар моря. Скажу: от лучшего друга, Виктора Севастопольского.
- Его фамилия не Севастопольский, а Субботин! - крикнул Женька, он ещё не отсердился.
- Субботин? - Станислав нахмурил лоб и задумался, припоминая что-то. - Субботин, Субботин… Мичман Субботин?
- Да, - взволнованно подтвердил Витка.
- Мичман Субботин! О нём же трёхколонник в газете был.
- Какой "трёхколонник"? - Витка насторожился.
- Статья на три колонки. Мичман Субботин! Ну, как же… Он ведь… геройски…
- Погиб, - досказал Витка и отвернулся к Ялос-Дагу.
Станислав внимательно посмотрел на Женьку:
- И ты - Субботин?
- Нет, - ответил Женька и быстро добавил: - Только мы с Виткой всё равно родные!
- Понятно… - Станислав протяжно вздохнул и повторил: - Понятно, старики…
Витке не хотелось говорить об отчиме. Он вспомнил, что Станислав непременно встретится с своим сыном. Разве они не вместе живут?
- Это всё сложно, старик.
Станислав не захотел поделиться с другом своей тайной, и Витка не посмел настаивать. А краба он такого добудет для Яшки - светлой мордашки - весь пляж ахнет!
КРАБ
Хорошего краба найти нелегко. Витке нужен был не просто хороший, а выдающийся краб. Такие в санаторном заливе и не водятся. Редкостные экземпляры живут лишь в Бухте пиратов.
Витка с вечера приготовил снаряжение, но вдруг выяснилось, что завтра воскресенье и мать с отчимом уезжают в дальний колхоз за дешёвыми огурцами для засолки. Женька остаётся на Виткино попечение.
В Бухту пиратов Витка сам ходил очень редко, а Женьку и подавно никогда не брал.
Можно было поговорить с Николаем Петровичем. Ему всё равно с приезжим внуком возиться. Но Витка не любил обращаться за помощью. Это его все о чём-нибудь просили. Или приказывали, как отчим.
Кроме того, если мать с отчимом приедут раньше, чем Витка возвратится из бухты, пощады не жди… Придётся взять Женьку с собой.
Женька, конечно, обрадовался, даже не спросил куда. Он с братом хоть на край света идти готов! Только хорошо бы и Серёжку прихватить. Бабушка его на базаре, а у дедушки Николая Петровича нога разболелась.
- У него осколки чешутся, - объяснил Серёжка.
- Давай возьмём, - заканючил Женька. - Давай! Ему скучно. И мне будет скучно.
"И верно, - подумал Витка, - вдвоём веселее. Поиграют, удочки взять можно. Женьку бросить одного - перекупается до посинения".
Но пришлось соврать немного:
- Мы близко, Николай Петрович, за санаторный пляж. Там бычки ловятся и собаки.
Морского конька Серёжка видел - у Женьки засушенный есть. Собаки в Заполярье лучшими Серёжкиными друзьями были. Но ловить собак! В море!
- Это рыбка такая, вроде окунька, - пояснил дед. - Ну, добро. Идите. Я знаю, ты, Витка, парень самостоятельный. Положиться можно.
- Не подведу, Николай Петрович.
- И сомнения нету!
Витка опустил глаза. Скажи Николай Петрович ещё что-нибудь в таком роде, Витка бы покаялся, что обманывает. Не на пляж, в Бухту пиратов собрался.
- Нате вот, возьмите, опять же мороженое на пляже купите.
- Спасибо…
Мороженого Витка купил две порции. Гривенник сэкономил на автобус.
Они доехали до Рыбачьего, прошлись пешочком и - вот она, Бухта пиратов.
Нашли укромное местечко. Нависающая скала давала тень, подводная гряда подковой отделяла тихую мелкую заводь.
- За риф не заходить! - строго предупредил Витка. Он выловил мидию для наживки, настроил удочки ребятам и уплыл в море.
Прибрежная галька кончилась, началась песчаная полоса. По дну ползали раки-отшельники, суетливые и нагруженные, как муравьи. Только белые и непомерно большие.
В маске сквозь толщу воды всё выглядит увеличенным раза в два с половиной.
Пустые створки морского гребешка лежали на дне фарфоровыми блюдечками. Изредка пробегали боком крабы-песчаники. Жёлтые, с зеленоватыми пятнами, словно азиатские дыни, только поменьше и круглее.
Солнце пробивалось до дна и плескалось золотыми "зайчиками".
Витка плыл кролем, чтобы скорее добраться до глубоких мест. Начались подводные камни, обросшие разноцветными водорослями: зелёными, синими, фиолетовыми. Между камнями грациозно покачивались нежно-салатные листья зостеры. На подводном лугу паслись морские коньки; ленивые зеленухи, толстые и нарядные, тыкались в водоросли, будто коровы в траву.
Вскоре показалась тёмная громада, плоская, длинная, тупоносая к берегу и заострённая в море. Витка давно прозвал эту скалу Утюгом.
Он знал бухту, как собственный двор. От Утюга надо повернуть влево, и метров через двадцать объявятся Близнецы: два одинаковых камня рядышком. В створе Близнецов, дальше в море, стоит Замок Ихтиандра. Крыша замка у самой поверхности, можно постоять отдохнуть. Фундамент сверху не виден: глубоко, вода внизу тёмно-синяя. Чтобы осмотреть Замок Ихтиандра, приходится нырять раз пять. Замок великолепен: карнизы, гроты, башни. По-другому и не назвать - настоящий древний замок.
У Замка Ихтиандра Витка задерживаться не стал. Есть там и рапана и крабы. Но краба взять сложно: заберётся в расщелину - не достанешь.
Море внизу почернело. Витка не боялся глубины, но, когда не видишь дна, тянет повернуть назад. Даже под толщей воды дно ощущается, как земля под ногами.
Прижав руки к бёдрам, Витка плавно опрокинулся вниз головой. Он не очень глубоко нырнул, только чтоб дно увидеть. Почувствовав давление в ушах, он вытянул вперёд руки и, волнообразно изгибаясь, пошёл горизонтальным курсом. Дно просматривалось, как в буром тумане. "Филлофора пошла", - определил Витка.
В красных зарослях филлофоры мало рыб, зато водятся крабы.
"Тут и поищем", - решил Витка и пошёл вверх. По пути он пересек густую серебристую стаю. "Ставридка появилась! Жалко, что завтра Станислав уезжает…"
Витка готовился к спуску и лишь пошевеливал ластами, отдыхал.
Внезапно послышался странный клёкот. Витка приподнял голову и огляделся. Поблизости играла килька. Вода кипела.
Появилась чайка, высмотрела добычу и спикировала. Клёкот мгновенно прекратился. Чайка взлетела, и опять море забурлило.
"Соображает! - с уважением подумал Витка. - Мелочь ведь, с мизинец всего. В голове кильки и места для мозгов нету, а на тебе, понимает опасность, хитрит. Живое существо, не мумия".
Вляпался он тогда с сушёным царём! Станислав бы о флоре и фауне моря спросил - это Виткина область. Поймает Витка краба для Яшки - светлой мордашки и на бумаге имя напишет по-русски и по-латински. Краба Витка непременно найдёт. Яшке на радость. Маленький, а уже горе мыкает. И Станиславу не очень-то: единственного сына не всегда видеть может…
Витка перестал двигать ногами. Под ним важно и безбоязненно плыл морской кот. Широкие рыжие крылья развевались испанским плащом; длинный хвост торчал как шпага. Чёрные бугорки глаз смотрели из-под косых век нагло и угрожающе.
"Иди себе своей дорогой", - мысленно сказал коту Витка. Он не собирался его трогать. Со скатом вообще лучше не связываться: даст хвостом, мучайся потом. Морские коты не электрические, но ядовитые.
"Иди, иди, разбойник".
Черноморская рыба научилась отличать пловцов от охотников. Кот тоже понял: у Витки ни ружья, ни остроги. На поясе - пустой бумазейный мешочек и короткий самодельный ножик с деревянной ручкой. Кот растаял в синеве, и Витка оглянулся на берег. Береговые камни слились с тёмной галькой. Далеко уплыл. Надо поторапливаться. Он глубоко вдохнул и пошёл вниз.
Сдавило виски, в уши ворвалась вода. Витка даже свист слышал. Ласты бурлили воду; вверх тянулся пузырчатый белый след.
Живот втянулся, а грудь выперлась до подбородка.
Наконец проявилось во тьме коричневое пятно. Оно расширились и покраснело. Витка заскользил над красными водорослями. Было видно как на земле в густые сумерки.
Крабы тоже приспособленцы и хитрецы. В зарослях филлофоры перекрашиваются в красно-коричневые тона. Маскируются.
Можно ещё немного пошарить по дну, но и на подъём надо воздух оставить. Витка оттолкнулся ногами и пошёл вверх.
Отдышавшись чуточку, нырнул снова.
После третьего погружения пришлось хорошенько "продуться". Уши работали нормально, на подъёме вода с шумом освобождала барабанные перепонки, но немного воды оставалось. Витка сдвинул на лоб маску, зажал нос и сильно дунул. Из ушей будто пробки выскочили.
Нырнув до самого дна в пятый раз, Витка нашёл того, кого искал. Разглядеть краба он толком не успел, увидел, что огромный, запомнил место и рванул наверх. Не теряя времени на продувание, набрал полные лёгкие свежего воздуха и стремительно кинулся обратно.
Крабьи глаза, как островные маяки, во все стороны глядят. Краб увидел Витку и занял оборону. Хитоновый щит - торчком, клешни - как рога расставлены, щёлкают, будто кусачки.
Витка чуть не хлебнул воды от восторга. Такого краба он ещё никогда не ловил! Даже в Севастополе на биологической станции такого не видел.
Обычно Витка заходил на краба сверху или подкрадывался идя над самым дном, правой рукой прижимал панцирную спину, а другой хватал слева все пять ходильных ног. Указательный палец подпирает клешню: ни цапнуть, ни вывернуться.
Этого голыми руками не трожь…
Взяв ножик за лезвие, Витка быстро сунул деревянную ручку крабу. Клешни намертво сомкнулись. Витка мгновенно ухватился за панцирь. Он был слишком велик, почти вершок в поперечнике. Не удержать. Надо бы прижать краба и правой рукой взять ходильные ноги справа, но Витка привык делать это левой рукой. Так, конечно, удобнее, правая рука остаётся свободной.
Едва Витка отпустил панцирь, краб почувствовал свободу и резко повернулся. Лезвие ножа задело ладонь. Витка инстинктивно поднёс руку к маске. Пореза он не рассмотрел, но потерял драгоценную секунду. Опомнившись, Витка снова атаковал краба. Клещеногий не бросил ножа, пришлось действовать осмотрительнее.
Кончался запас воздуха. Кровь прилила к голове. Витка больше не мог оставаться на дне. Но краб… Витка в последнем отчаянном броске изловчился и накрепко схватил когтистый пучок. Краб выпустил нож, Витка уже не мог думать ни о чём другом, только о глотке воздуха.
Подъём казался вечностью. Голова раскалывалась, в уши будто вдвигали тупые гвозди, а грудь стягивали широким обручем. Нестерпимо хотелось выдохнуть, разлепить сдавленную гортань.
В глазах помутилось, будто запотело стекло маски.
…Он не видел и не помнил, как выбрался к солнцу и небу. Делал всё правильно, но совершенно автоматически. Лёг на спину, вытолкнул изо рта загубник и дышал, дышал, дышал часто и жадно.
Когда начал соображать, первая мысль была о крабе. Нет, не разжал пальцы, не выронил драгоценную добычу!
Витка приподнял руку с крабом над водой и издал торжествующий вопль. Мощные передние лапы с чёрными клешнями были мохнатыми, обросли щетиной и ходильные ноги. Бурый панцирь, словно днище корабля, облепили мелкие бутончики ракушек.
В руке шевелился великолепный мохнатый бродяга, пришелец из океана. Virginiana, очевидно, переводится и как "мохнатый". Но Black…
"Так он же в Америке чёрный! - догадался Витка. - В океане. А здесь, в филлофоре, красным сделался. Мимикрия!"
- Ур-ра! - завопил Витка и смолк. Он не слышал себя.
Торопливо распустив тесёмки на мешочке и поместив туда краба, Витка зажал нос, сомкнул рот и резко дунул.
Ничего не получилось. Уши заложило ещё плотнее, а из носа выдавилась кровь. Сначала Витка подумал, что это из руки, но на ладони виднелась лишь розовая чёрточка.
"Очень уж глубоко там", - подумал Витка и поплыл к берегу.
Мешочек с крабом тёрся о бедро. Острые коготки проткнули тонкую бумазею и царапали кожу. Витка был счастлив победой, и ему казалось, что не царапает, а ласкает его покорённый Blackfordia Virginiana.
БИКФОРД ВИРГИАНОВ
Пока Витка плавал, Женька и Серёжка не тратили времени зря. Женька разбил камнем чёрную раковину мидии, нацепил розовые кусочки моллюска на крючки, и началась рыбная ловля.
Они забрели по колени в воду, встали на плоский камень и забросили удочки. Даже не забросили, а опустили: рыбёшки ходили у самого камня.
Ребята, стоя на коленях, глядели вниз и терпеливо подводили крючки с наживкой к рыбе.
Женька таскал бычков одного за другим. Наконец повезло и Серёжке. Зеленоватая в крапинках рыба заглотила кусочек мидии, Серёжка дёрнул удилище к себе.
- Собака, - определил Женька с одного взгляда. - Ничего, крупненькая.
Серёжка ошалел от восторга:
- Огромная! Смотри-смотри: в руке не помещается! Даже хвост свисает!
- Крупненькая, - подражая кому-то, опять похвалил Женька.
- Ага! Я сразу понял. Тяну, тяну, тяну… Она упирается, а я тяну, тяну. Даже руки заболели!
- Давай с крючка сниму, - предложил свою помощь Женька. - А то упустишь ещё.
- Я сам!
На всякий случай Серёжка вылез из воды и присел под скалой. Отсюда рыба не сбежит!
Возвращаясь обратно, он чуть не наступил на фиолетового жука. Серёжка низко наклонился и увидел, что это не жук, а настоящий краб, только маленький-маленький. Рядом ползал по камням ещё один.
- Крабные дети! - закричал Серёжка. Он отбросил удочку и стал гоняться за крабами.
Малюсенькие, а такие вёрткие! Серёжка подкрадывался осторожно-осторожно, погружал в воду руку - и хвать! А краб уже под камень улизнул. Сдвинет Серёжка скользкий голыш, а краб - юрк в другую щель.
Серёжка хохотал от удовольствия как ненормальный. Даже повизгивал. Женька не выдержал и тоже смотал удочку.
Они забыли о рыбалке, купании, обо всём на свете. Целый час лазили по камням. Женька одного крабёнка изловил. И Серёжка. Только Серёжка своего выпустил. Краб, даже не краб, а крабище, он больше всех других был, кусанул его. До крови! На кончике пальца выступила красная капелька.
- Ух ты, какой кусучий! - не столько возмутился, сколько загордился Серёжка.
Едва Витка вылез на берег, Серёжка сразу показал ему раненый палец:
- Это краб укусил! Кусучий страшно!
Витка безразлично кивнул и разлёгся на тёплой гальке. Из носа медленно вытекала кровь.
- Ты нос разбил! - встревожился Женька.
Брат не отозвался. Лицо его было бледным, словно весь загар в море облез.
- Витка! - закричал Женька и затормошил его.
- Сейчас пойдём, - вяло произнёс Витка, не открывая глаз.
Отлежавшись, он попытался очистить уши. Продувался, прыгал на одной ноге. Всё напрасно.
- Покажи, чего поймал, - попросил Женька.
Витка, не обратив внимания, укладывал в авоську снаряжение.
- Покажи!
Витка и головы не поднял.
Серёжка и Женька переглянулись.
- У него уши заложило, - шёпотом сказал Женька и не стал больше приставать.
Дома, как и следовало предполагать, ждали неприятности. Николай Петрович дважды ходил на санаторный пляж и, разумеется, не нашёл никого. Спасибо ещё, не поднял тревогу, не всполошил спасательную станцию.
Только ступили на порог, приехали мать с отчимом.
- Помоги огурцы перетаскать! - позвал отчим.
Николай Петрович выразительно посмотрел на Витку, но ничего не сказал. Взял Серёжку за руку и ушёл.
- Ты что, оглох? - разозлился отчим и стукнул Витку по худому затылку.
- У него уши заложило, - заступился за брата Женька.
Мать подбоченилась и напустилась на Витку:
- Опять нырял? Утопнуть хочешь!
Хорошо, что никто не знал, где спрятано подводное снаряжение. Витка не слышал матери, но догадывался, о чём она кричит…
- Сейчас же иди в поликлинику!
- Выходной сегодня, - сказал отчим угрюмо.
Мать всхлипнула:
- Мало ему, что отец в море загинул, так ещё и сам в пучину лезет.
- Мичман за общее дело голову сложил, а этот…