Мои родители погибли, когда я был ещё совсем мелким карапузом. Я их не помню. Мама умерла, а отец попал в аварию, уже позже… А я попал в дом ребёнка, сразу из детского сада. Так началось мое детство без семьи. Всё, что у меня осталось от них - фамилия, хорошая кстати, как у полководца - Жуков, да маленький медальон, который я ношу не снимая: овальный, серебряный, похожий на маленькую фисташку, с тоненькой узорной чеканкой. Он не открывается, просто аккуратный такой кружок. Сколько я себя помню - всегда он на мне, а значит - от них.
Мне всегда казалось, что мои родители были добрыми, ласковыми, дом - большим. Смутно помню жёлтую комнатку, пушистый ковер с каким-то хитрым рисунком, вот я встаю, выпрямляюсь и… боюсь идти. Чуть покачнусь, а сделать шаг - не решаюсь. Слышу откуда-то впереди голос женский, ласковый такой, радостный: "Ну же, Мишенька, давай-давай, иди!" А я боюсь, иду и - падаю. А она, мама (а кто же ещё?), смеётся и гладит меня по голове…
Как же, если я буду жить с другой мамой, то получается, что ту, мою, я предам?!
Или она порадуется за меня, что мне будет спокойно? Потому что жизнь в детдоме, даже с привычным для меня распорядком, стала очень тяжёлой. Ребята вроде неплохие среди тех, кто живёт со мной в одной комнате - не дразнятся, не ссорятся особо, уроки вместе делаем. А вот старшаки… Ни житья, ни проходу. Было так, что и улечься не можешь после ночных драк. Больно. Заступаться некому - потому что всем страшно, что и тебя побьют. А воспитатели - ну что они сделают? Не будут же они по пятам за нами ходить!
Когда я жил в доме ребёнка - нас не обижали. Маленьких любят, берегут. Была одна нянечка, одна общая "мама". И всех пожалеет, девчонкам косички заплетала - ого-го! Такие мудрёные, как у неё пальцы не перепутывались? А нас было, ругала за баловство, но не сильно. Не шлёпала, по рукам не била…
В детдоме есть старшие, есть воспитатели. И надо всех слушаться. Это не всегда получается. А угождать я не умею… И ябедничать тоже.
Ну что я всё о себе, да о себе? Расскажу и о семье, в которую я вот так случайно попал.
Юру я папой звать не могу. Пересилить внутри не могу что-то. Но он и не обижается. Он, наверное, вообще не обижается. Даже про тот случай с телефон ни разу мне не напомнил - спасибо ему! Он добрый, много не говорит. Утром встаёт рано, и меня будит в школу - щекочет за пятки, а я щекотки боюсь! Он моряк. Штурман. Уходит в плавание на два месяца, иногда на три. Как я без него буду - не представляю! С двумя-то дамами…
Хотя, они тоже хорошие. Наташа меня сразу приняла. Она со мной вообще не церемонится. Как встанет - руки в бока, прищурится и строго так спросит:
- Михаил! Ты куда это пятки навострил? Да ещё в таком непотребном виде?
В непотребном - это значит в потрепанных джинсах и свитере. Ну чего тут наряжаться, если "пятки навострил" я к Кольке, моему другу. Он не детдомовский - домашний мальчишка. Мы с ним летом познакомились, когда я заблудился нечаянно… Он сидел на качелях и ел мороженое, - аккуратный такой мальчишка в белой тенниске, загорелый, с русыми подстриженными волосами, пухлогубый, круглолицый; глаза большие, серые, задумчивые. Так вот, он покачивался и медленно ел эскимо, а я мимо шёл, и мне вдруг так мороженого захотелось, просто до невозможности, что я остановился и говорю: "Угости мороженым!" А он не прогнал, а то бывает - как ответят, что уши до вечера красные; он головой мотнул и говорит: "Возьми в пакете, на лавочке. А то пока мама придёт - оно потечёт уже!". Я глянул - и правда, мороженое, пломбиры, целых две штуки! Ну и чудо! Слово за слово, и - разговорились… Летом часто виделись, а осенью - всё, некогда… Оказывается, что теперь он рядом живёт и ходит в ту же школу, в которую перевели меня.
А Наташа, пока уроков не сделаешь - не выпустит. Но я-то знаю и сразу их делаю - задачки у меня легко идут, русский я у Кольки спишу быстренько, а историю с географией потом на переменке почитаю.
Юрина мама - она очень тихая. И добрая. Всё "Мишенька, Мишенька…" Хотя, если подумать, что я ей хорошего сделал? А она со мной - как с сыном разговаривает, а не как с мальчишкой из детдома.
В общем, когда в первый день я улёгся на Юрином диване, то впервые за долгие месяцы вздохнул с облегчением. И даже расплакался - ну кто мог поверить, что всё вот так обернётся? Хмурый день: Гвоздь этот, бессонная ночь, утро, подзатыльник, холодная вода в большом туалете, школа, автобус, давка, телефон… Вечность - от остановки до Юркиного дома, потому что каждая мысль - тревога: "всё, попался, Михась, ты попался…"… Как на пружинках - готовность сбежать в любой миг…. А потом - сытный вкусный ужин, и - дом… Я тогда даже растерялся и заупрямился, но Юра так посмотрел на меня - внимательно и ласково, что я решил - останусь. Утро вечера мудренее. Полночи не спал - промаялся. И непонятно было, что будет завтра, и от этого тяжело и в то же время - хорошо, уютно, тепло, в коридоре ходили, шептались, Наташа даже хихикнула пару раз. Счастливые! У них ведь дом - всегда. А у меня - только в эту ночь: тогда-то я не знал, что здесь и останусь…
А на следующий день, утром, Юра меня спросил:
- Ну что, Миша, останешься?
Я помолчал. Он не шутил, смотрел серьёзно. А о мою ногу толстым мягким пузом тёрся серый кот.
Я молча кивнул.
Как он там сумел договориться, чтоб всё быстро оформили - не знаю. Говорит, друзья помогли. Мне бы таких друзей! Так я в детдоме и не появился. Один раз сходил туда с Юрой за тетрадками и показаться директору, но ни с кем из наших не пересекся: мы пришли утром, когда ребята были на уроках. Перца, к счастью, мы тоже не встретили.
Только вот почему Юра не побоялся его компанию? Они ведь такие - что ребёнок, что взрослый - нет для них авторитета. А жаль.
Забыл рассказать про пятого обитателя нашей (ага, уже нашей!) квартиры - кота Мурзика. Вы видели таких наглых и приставучих котов? Не, вряд ли.
Он ко мне стал лезть, как только я улёгся. Вот гладь его, и всё тут! Я уже и притворялся, что сплю, и шукал на него - не прокатывает. Ноль внимания. Мордочку свою мне в ладошку тыкает, мурчит, как будто у него внутри моторчик завели, и всё его гладь, и гладь, и гладь… Мне даже плакать расхотелось - так я на него рассердился!.. А однажды утром я нашёл его в своем рюкзаке! Искал он, видите ли, что-нибудь съестное! Бутерброды мои с колбасой стрескал и облизывается! Кот без комплексов.
Я к нему уже попривык. Живёт будто в своём животном мире, законы для него свои, кошачьи, ну что поделаешь, раз они с нашими иногда не совпадают?
Пожалуй, ближе всех, я подружился именно с ним.
Глава 4.
Миша.
Юра не знал, почему он взял этого мальчишку.
Может быть потому, что сам рос без отца.
Может, потому, что стало его жалко.
Может потому, что вместе с сердитым Мишей ему вдруг вспомнился другой мальчик, Славка - полная его противоположность: добрый, отзывчивый ребёнок, который когда-то бродяжничал и некоторое время рос в чужой семье.
А может быть потому, что было в Мише что-то очень знакомое, словно Юрка знал его раньше, или был он на кого-то очень похож - только на кого?
В любом случае - это не так важно. Важно, чтоб не пропал мальчишка, чтоб рос спокойно, чтобы не обижали. Юра знал и помнил эти "блатные" компании, где атаманами были люди вроде Перца, которые донимали тех, кто помладше. В школе - дрался с ними. Про интернатские - слышал от тех ребят, кто там жил. Только вот разница между школьными хулиганами и детдомовскими была в том, что из школы ты вернёшься домой, а вот из детдома - нет. И день, и ночь там. И либо подомнут они под себя, либо будут бить дальше. Пока не найдут того, кто ещё слабее.
Быть может, в какой-то из моментов - в тот ли, когда он тащил Мишу, ещё сам не зная куда, или в тот, когда наблюдал за тем, как он уплетает котлеты, - мелькнул внутри отчётливым огоньком вопрос: а как я могу ему помочь? И могу ли вообще - помочь, хоть как-то?
В тот вечер, когда они "познакомились", Юра шёл и думал, что с ним делать - не тащить же сразу в полицию. Ладно, сперва - покормить. Потом - разобраться, ведь неспроста будет он таскать телефоны. Конечно, он не просил о помощи, и снаружи всячески пытался показать свою независимость, но глаза у него были такие… отчаянные, сердитые, тоскливые - полные боли и тревоги глаза, словно беда у него случилась. И на подходе к дому появилась идея усыновить его. Если не сбежит.
Мальчишка не сбежал.
А после их разговора за ужином - Юрка понял: в детский дом мальчишка не вернется. Есть только вопрос протяженности во времени: завтра он, быть может, туда пойдёт - а куда ему деваться, - а потом сбежит. Или в подвалы, или в тюрьму - не он, так его заставят. Эта компания.
Так пусть остаётся - места всем хватит.
Но нелегко взять мальчишку из детского дома, даже если он круглый сирота. Кто же знал, что у нас законы такие - сначала собираешь кучу документов, а потом только знакомишься с ребёнком!.. Спасибо Валерию Алексеевичу - без него это дело длилось бы неизвестно сколько. А благодаря Валерию получилось договориться. Пока мальчишка числился в интернате, а жил у Юры, они с Наташей оформили опекунство и начали собирать документы для усыновления. Усыновить можно только по решению суда, а поскольку впереди был новогодние праздники, то Юра собирался продолжить это дело после плавания, весной.
Валерий Алексеевич не раз выручал Юру и его друзей из беды. Характер его - собранный, сильный, отзывчивый - располагал к себе; Валерий никогда не давал советы просто так, зато мгновенно откликался на просьбу о помощи и помогал всеми силами. Долгое время он работал в полиции, а сейчас занимался детьми - руководил поисковым отрядом, тесно сотрудничал с социальными службами - проверял неблагополучные семьи и разбирал все случаи, когда опека хотела отобрать ребёнка из семьи, проверял детские дома в округе и знал всех директоров не просто по имени-отчеству, а лично. Вечером того же дня Юра позвонил Валере, рассказал о мальчике и попросил помочь.
Одно лишь смущало Юрку - его продолжительные поездки, как Миша будет без него? Да и Наташа… Как она примет такое… мягко говоря, неожиданное решение, а главное - сможет ли подружиться с мальчиком, ладить и общаться в те дни, когда он будет в плавании или в командировке?
Наташа Мишку полюбила. Сразу стала с ним по-хозяйски так разговаривать, будто сто лет его уже знала. Не церемонилась, не сюсюкалась, правда и не ругала, но вот если нужно ей помочь, просто попросит:
- Миша, вымой, пожалуйста, посуду!
Или придёт он с прогулки, а она ему:
- В первый раз такого крокодила вижу. Ты как умудрился даже шапку извазюкать?! Ну и чудо ты моё… Ох… Быстро марш в ванную!
А Миша и рад. Помогать ему нравилось, может, пока это было для него в новинку. И пропылесосить, и кота покормить. Но больше всего он полюбил купаться. Сначала - удивился. Оказывается, в детдоме они мылись в душе, а в ванной он ни разу не сидел.
- Может, в детстве, когда-нибудь, - говорит, - да я не помню.
А когда Юра стал наливать туда воду и вылил мыльной пены, - не понял:
- Это зачем?
- Это чтоб тебе веселее было.
- А мне и так весело!.. Ну всё, иди, иди, я сам вымоюсь!
Юрка вышел и, услышав, как щелкнула в двери задвижка, покачал головой: кажись, он там вымоется! Несколько раз опасливо косился в сторону ванной, когда оттуда вдруг доносились очень громкие всплески - не иначе, как Миша занимался подводным плаванием. Потом махнул рукой и стал звонить Денису - своему другу, который ещё не знал о том, что у Юры появился сын.
Денис понял сразу. В скайпе, хоть и качество видеосвязи оставляло желать лучшего, хорощо было видно его серьёзное лицо.
- Юр, ты справишься.
- Не знаю, Динь. Я не общался толком с детдомовскими ребятами, даже не знаю, как с ним быть!
- Как не общался-то? А Антона вспомни, Санька Валериного?! Ты - как со всеми. Чего ты там выдумываешь?.. Он где сейчас?
- Он в ванной. Закрылся, купается. Соседей пока ещё не затопил, но чувствую - скоро…
Друг засмеялся.
- Ладно, в другой раз нас познакомишь. Быстро вы, однако!
- Обязательно познакомлю… Он колючий какой-то, как ёжик. А я чувствую, что нелегко ему - нет ничего за этими колючками, кроме горя. Или тоски, не знаю ещё - не разобрался.
- Ничего, оттает. Все мы иногда бываем колючими, как ёжики, если обстановка располагает…
Юрка хмыкнул.
- Динь, ты сам как? Как Надя?
- Нормально, Юр, все нормально, потихоньку. Летаем пока, новичков дали учить, - Денис подпёр лоб ладонью, улыбнулся, - как на паровозах ездят!
- Ты таким же был когда-то!.. Летун! - улыбнулся и Юра.
- Ну, дак… Ладно, буду в гости вас ждать. Может, Мишу твоего в аэроклуб сводим, покажу самолётики…
…А Миша тут как тут.
Кутается в полотенце, босыми пальцами по ковру водит, с волос - брызги капают. Дово-ольный! Сияет, как медный самовар. Прошёл в комнату, плюхнулся на диван и выдал:
- Ох, ну я оторвался!..
Юра решил проверить, как он там "оторвался"…Да нет, нормально всё - разве что несколько лужиц на полу, одежда висит на змеевике. То ли вся лишняя вода к соседям утекла, то ли он так искусно нырял! Чудеса… Пены, правда, в бутылке почти не осталось, а была она почти полной.
Юра сунул одежду в машинку, прошёл в комнату, вытащил из шкафа чистую футболку, штаны (они остались от брата, мама хранила их на верхней полочке - те вещи, которые решила не раздавать). Протянул Мише:
- Бери, одевайся!
- Благодарствую! - отозвался Миша, скинул полотенце, наклонившись, стал натягивать брюки…
Юра присвистнул.
Спина у мальчишки была в синяках. Где-то - в царапинах. А он преспокойно надевал футболку, что-то мурлыкая себе под нос. Оглянувшись на Юру, удивлённо вскинул брови:
- Ты чего?
- Ничего. Погоди, не одевайся, - сказал Юра и выглянул в коридор, - Мам! Где у нас была твоя волшебная мазь от всяких царапин?
Мама сразу засуетилась:
- Сейчас, Юрик, сейчас… А чего случилось?
- Да ничего страшного, ну-ка, дай… Ага, спасибо!
Прикрыл дверь и скомандовал растерянному Мише:
- Так, давай свою спину!
Миша поёжился.
- А это не больно?
"Нет, малыш, не больно… Это уже не больно…"
- Давай-давай, не больно!
"Вот бедняга… - думал Юра, осторожно начиная смазывать все ссадины, - это за что же тебя так?..". Миша ойкнул.
- Что, больно?!
- Да нет! Щекотно! - и мальчишка захихикал, подпрыгивая от нетерпения. - Ой, Юра хватит, боюсь щекотки!!!
- Всё, одевайся!
Славный он оказался парнишка, этот Мишка Жуков. Прямой, открытый, любознательный. Правда с русским у него было хуже некуда, и учился он на класс меньше, чем его сверстники. Читать не любил, больше слушать, и - спрашивать. И все ему интересно, и все нужно знать: и где у парохода мотор, и зачем кораблю три мачты, и что такое секстан, и правда ли, что в Китае живут аисты, и как они выглядят - эти самые аисты, и как настраивать экспозицию на фотоаппарате… Юрину маму стал звать бабушкой Катей. А она как-то вечером шепнула Юрке:
- Всё смотрю на него всё и думаю, как же он на нашего Олежку-то похож…
"И точно!" - ахнул Юра. Вот что было знакомым в мальчишке! Если приглядеться внимательно - на старшего брата Миша был похож не только внешне - тёмные волосы, карие глаза, упрямые тонкие губы, чуть приподнятые, словно удивлённые брови, - но и характерами они были близки. Отчаянный парень.
А потом… Бывает, не спится ночью - лежишь, радуешься, что есть на свете такой вот Мишка - Михаил, и завтра он будет опять что-нибудь спрашивать или рассказывать, смеяться над котом, - и радостно так от этого становится… Проходя мимо его комнаты, прислушаешься к тихому сопению, посмотришь на него, укроешь, стараясь не разбудить, упавшим одеялом… Или вдруг - проснёшься от тихого всхлипывания. Что такое? Миша плакал почти каждую ночь - на вопросы не отвечал, просто ревел в подушку и всё. Юра тихонько садился к нему на диван и осторожно клал руку на вздрагивающие плечи. И сидел так до тех пор, пока тот не успокаивался.
Утром - не спрашивал про вечерние слёзы. Придёт время - сам расскажет.
Глава 5.
Фотографии, и один мой день.
Надо сказать, что с появлением семьи моя жизнь изменилась. И вот какой она стала.
Для начала опишу свой маленький дом, то есть нашу двухкомнатную квартиру. Первое, с чего я хочу начать - у меня появилась своя комната. До этого в ней жила Юрина мама, но она сказала: "Диван поставим на кухню, и я буду спать там". Так сказала, что её не переубедишь. Ну что ж, кухня, как я уже сказал, большая, возле пустой стены, на которой висела картина с морем и разные фотографии - поставили диван, а две табуретки отнесли в комнаты. Места не убавилось и стало даже уютнее! Кроме того, над ним Юра повесил полку, на которую бабушка положила несколько своих книг, часы, телефон, ещё кой-какие свои вещи, а картину перевесил чуть ниже.
В моей комнате остался ещё один диван - он стоял возле окна, его можно было раскладывать, но я полюбил спать так. На подоконнике стояли три цветка в керамических горшках, справа от окна, напротив дивана - письменный стол, над которым осталась одна полка для моих учебников. За ним - немного свободного места, дальше, возле входа в комнату, возвышался шкаф с отодвигающимися дверцами, он назывался "купе". В него поместилось всё мое барахло, оно заняло три полки, на других полках лежали бабушкины вещи. С другой стороны от двери был диван, а теперь туда принесли кресло из большой комнаты и тумбочку, на которую можно было положить мобильник или книжки. Над тумбочкой висел светильник в виде ракушки, выключатель от которого располагался над моим диваном. Обои в комнате были кремового цвета, в цветочек, над креслом висела большая карта мира. Занавески здесь были длинная: одна тюль и большие тёмно-синие шторы. Окно пластиковое, но не простое, а с форточкой. На полу лежал мягкий ковролин василькового цвета, о который Мурзик очень любил точить когти. Вообще, как я заметил, он о все ковры любил точить когти, а в моей комнате, сбоку от шкафа дополнительно была приделана специальная когтеточка. На стол Юра прикрепил белую лампу на длинной регулируемой ручке.