- Ага, - я встал. - Человек встречает Бога? Это как так?
- Ну… - не сразу ответил Юра задумчиво, - По-разному бывает. Часто Крещение - это Встреча с Богом, первое с Ним знакомство… Может ты и раньше молился своими словами, просил, но это как бы сказать… Издалека… Как с незнакомым Кем-то. А тут раз - и ты приблизился к Нему и вдруг почувствовал, увидел, что вы рядом - Бог и ты, и что Он слышит тебя, понимает… Словно появилась между вами первая ниточка - связь. Встреча произошла.
Глава 9.
"…Любовь никогда не перестаёт".
- … И как же он хочет жить для Бога?
- Как… Вот человек познакомился с Богом, пока чуть-чуть, но ему хочется с Ним дружить. Он ещё не знает Бога до конца, он только начинает открывать Его для себя как Удивительную Личность, Создателя, как Друга, Которого хотелось бы иметь. И начинается - общение. Как ты думаешь, что в дружбе самое главное? Для тебя?
Мне стало немножко грустно от этого вопроса: да как мне хотелось иметь настоящего друга! Колька - славный мальчишка, но мы только начали с ним дружить, и я боюсь, а вдруг у нас не получится, мы поссоримся?!
Или он меня предаст?
Я ответил больше себе, чем Юре.
- По-моему, в дружбе главное - верность.
Юра молчал, водя кончиком ботинка по нетронутому снегу. В храме тем временем пели уже все люди, потому что до нас доносилось не очень слаженное эхо, но пели всё равно хорошо. А над храмом облака порвались в клочки, над ними просвечивалось синее небо, а края их были оранжево-розовыми от невидимого солнца. Красиво.
Я не прав? Ну, Юра, предложи тогда другой ответ. А Юра посмотрел на меня и сказал:
- Вот ты и ответил на свой вопрос.
Я решил промолчать. Но внутри бродили ещё вопросы, мешающие мне успокоиться.
- Юра, а как быть верным Богу? Это же все равно какое-то… одностороннее общение, мы же Его не видим.
- Да с чего ты взял, что одностороннее? Есть молитва, есть Таинства. Это живое общение с Богом.
- Но Бог ведь мне не отвечает!
- Да почему же?!
- Ну, как… А что отвечает разве?
- Тебе, может, и не отвечает. А верным Ему, их называют христианами, отвечает. Делами. И люди тоже стараются делами дружить с Ним и общаться, не только молитвой и Таинствами, а ещё и делами.
- Какими делами?
- Ох, Мишка, надо тебе к батюшке. Он тебе лучше всё объяснит. Да не мотай ты головой, я же не тащу тебя никуда…. Непростые у тебя вопросы, а я ведь мало что знаю… Ладно, на последний отвечу.
- Так отвечай! Какими делами?
Что он, не знает, что ли? А ещё в храм ходит, и в детстве ходил. А я, как я пойду к батюшке?! Да ни за что в жизни не решусь! Какой-то мальчишка, да ещё с такими вопросами… Да он засмеётся надо мной…
Но мне хотелось узнать. Я не мог уйти отсюда, не узнав ответа. Потому что… Вот хотите верьте, хотите нет - но Она так смотрела на меня в храме, успокаивала, как мама, что не мог я уйти просто так, ничего не узнав.
- Прежде всего - любовью друг к другу и ко всем, кто рядом.
- Как это - друг к другу?!
Я совсем не понимал слово "любовь". Любовь - она далёкая, незнакомая, это вот как Юра и Наташа, видно - что они любят друг друга. Это как в фильме - когда они целуют друг друга, им хорошо вместе. А у меня, к примеру, какая любовь? Где она, эта любовь, что за чувство за такое? Христиане любят друг друга. Как?
Что это - любовь?
Я знаю грусть, обиду, знаю радость (она бывает реже, но ярче всего остального), знаю, когда больно, смешно, когда скучно, любопытно, непонятно, когда весело, когда страшно… Но вот любовь…
- Она же для взрослых… Юра! Как христиане любят друг друга? Как это - любить?!
- Интересные вопросы ты задаешь, - покачал головой Юра. - Знаешь, я прям точно тебе сказать не смогу, я ведь сам ещё не знаю толком, как нужно любить. Расскажу лишь один пример, который в свое время меня поразил… Как-то в больнице, в отделении реанимации, довелось мне увидеть одну семейную пару… - Юра говорил неторопливо и тихо, подбирая слова, глядя в сероватую даль, которая тянулась за дорогой, - Это были очень старенькие бабушка и дедушка. Дедушка заболел так, что не мог разговаривать и ходить. Только глаза, его большие детские умные глаза отвечали ей, что он её слышит и понимает. А она - была с ним рядом всё время. Понимаешь, каждый миг, и ночью - я слышал её прерывающийся ласковый шёпот, и днём - когда он спал, она пыталась поспать, или с тревогой смотрела на него. Она ухаживала за ним, кормила его, читала ему книги… Потом оказалось, что у неё больное сердце, и каждая секунда такой жизни давалась ей с трудом. А прожили они вместе не много ни мало - пятьдесят лет…
- Ого! - шёпотом удивился я. - А дальше?
- А дальше… - Юра замолчал и через силу произнёс. - Дедушка умер. А она осталась, живёт до сих пор… Она очень по нему скучает. И она знала, что его уже не вылечишь, когда он только заболел - ему было очень трудно, он, бывало, сердился, а она - терпела и любила его. Понимаешь, она любила! Не за красоту или ещё за какие-то дела, она любила его своими делами. А то чувство, которое двигало ей, оно называется любовь.
… Дома Юра открыл передо мной книгу. Небольшую, но тяжёлую, с глянцевыми страницами, в синей обложке, на которой изображена была Женщина, Которая склонилась над Младенцем, лежащим в маленьких ясельках в каком-то небольшом сарайчике… Под бревенчатой крышей была паутина, на высоком стоге сена сидели два голубя, рядом с ясельками на каменном полу стояла овечка, а с другой стороны - ослик. За маленьким зарешеченным окошком в синем небе просвечивали звезды. За Женщиной стоял пожилой мужчина, справа подходили к яслям два человека - молодой юноша и старичок с палочкой. Все смотрели на Младенца, а Она была похожа на Ту, Которая смотрела на меня с иконы… Внизу под картиной желтыми фигурными буквами было написано "Детская Библия".
Пока он искал нужную страничку, я заметил, что в книге очень много удивительных картинок. На одной я даже остановил его:
- Постой! А это - Кто?
На картине был Человек в длинной белой одежде, рядом с ним - дети. Одного ребёнка Он держал на руках, что-то рассказывая остальным. И смотрел Он так по-доброму, так ласково, и ребята так весело смеялись, что мне тоже захотелось оказаться рядом с Ним.
- Это - Христос.
- Бог?
- Да. Его Сын.
Лето, горы вдалеке, маленькие белые домики…
- Когда это было?
- Больше двух тысяч лет назад, в Израиле, это страна на юге.
А потом Юра показал мне те слова. Они тоже были на отдельной картине - желтом свитке, под большим словом Любовь.
- Две тысячи лет назад этот человек однажды встретил Христа. И с тех пор всю оставшуюся жизнь старался служить Ему. Так вот, он, апостол Павел, написал несколько посланий к разным народам, в которых излагал учение о Христе, о Церкви, о браке… Много интересного там можно найти, ну вот, и есть такие слова про любовь.
"…Любовь долготерпит,
милосердствует,
любовь не завидует,
любовь не превозносится,
не гордится,
не бесчинствует,
не ищет своего,
не раздражается,
не мыслит зла,
не радуется неправде, а сорадуется истине,
все покрывает,
всему верит,
всего надеется,
все переносит,
Любовь никогда не перестает…
Теперь пребывают сии три: вера, надежда, любовь; но любовь из них больше".
…Наташа меня, кажется, звала уже в третий раз, а я всё сидел над книгой, упираясь локтями в стол, и прогонял пяткой кота, который своим урчанием мешал мне думать. "Любовь никогда не перестаёт…"
Никогда.
Никогда не заканчивается - ни в потоп, ни в голод, ни когда ты что-то натворил… Она многого не делает, а что же тогда? Будто уступает место другому человеку…
И выходит, что любовь можно продолжить в вечности! Если ты любил здесь, на земле…
Значит, та бабушка ждёт, что они встретятся там. Её любовь, как ниточка соединяет их, ту жизнь, будущую и теперешнюю…
Лучше я помолчу и ещё подумаю, потому что… Иногда лучше прочесть, чем сказать.
А ещё я вспомнил, как вышла из храма довольная Наташа - лёгкая, сияющая, будто летняя бабочка на чистом белом снегу.
- Наташа, а что за картина была там, где мы стояли?
- Мишка, это не картина, это икона Богородицы. Называется "Достойно есть".
После ужина Наташа села за ноутбук обрабатывать фотографии, бабушка мыла посуду, Юра разместился за моим столом и что-то делал в компьютере, а я, накрывшись одеялом, смотрел картинки в Библии. Тикали часики на тумбочке, за окошком кружились в темноте белые снежинки, в комнате было тепло, и Мурзик гонял по ковру какой-то старый мячик. А я вдруг сказал Юре то, что меня больше всего тревожило с тех пор, как Юрка спросил меня про дружбу, когда мы стояли у храма:
- Юра… А если поссоришься… Если с другом - плохо. А вот если вдруг - с Богом? - это я уже прошептал. Потому что мне стало совсем страшно.
Юра перестал печатать, обернулся, посмотрел на меня. Встал, присел на краешек моей постели. Осторожно положил руку на мою лопатку - как раз там, где у меня больше всего почему-то болело после очень старых драк с Перцем.
- Это, Миша, и называется - "грех".
У меня пробежали мурашки по спине.
- А… как тогда быть?
Юра ответил не сразу, тихо так, грустно почему-то.
- Когда ты обижаешься на кого-то - ты не хочешь его видеть. Прячешь глаза, отворачиваешься… Так и у человека, когда он совершает грех, ссорится с Богом. Обижает Его - то есть творит поступок против совести, против Его заповедей, против всех законов их дружбы… Он прячет глаза, а ему кажется, что это Бог отвернулся от него, и он обижается на Бога… А внутри ведь - всё хочет мириться!.. А Бог его ждёт, потому что любит его.
- Бог не обижается?
- Бог это Любовь.
"А любовь никогда не перестаёт. Получается, что Бог никогда не перестанет любить нас? И… меня?"
- И вот тут всё зависит от человека. Хочет ли он сохранить дружбу? Дальше дружить и общаться с Богом? Для этого нужно совсем немного - всего лишь переступить через себя, и сказать "прости", но как бывает это трудно сделать!
Да, а ведь я не умею просить прощения… Это нелегко, потому что надо признаться себе, что ты виноват, и потом сказать это вслух! А иначе - как извиняться, если не чувствуешь себя виноватым?! Это значит, себя обманывать…
А просить прощения у Самого Бога?!
Ого!
Но для того, чтобы вновь с Ним дружить… А смог бы я?
А смогу - если захочу с Ним дружить?.. Дружить с Богом!
- … Юра… Попросить прощение - это и есть исповедь?
- Да.
Глава 10.
Трещинка.
Что толку бояться? Зачем бояться, если мы ни отчего не застрахованы?! Это случилось.
Нет, не с Колькой, не с мальчишками в классе, не с кем-то там незнакомым… Я поссорился с Юрой.
Внутри поссорился. А раз так - то чего бояться дальше? Можно сказать, что и снаружи - тоже. Не сегодня так завтра разразится гром.
Я узнал, что у Наташи будет малыш. И не когда-нибудь в далёком будущем, а скоро. Через каких-то полгода, ну ладно, чуть позже. Что я, совсем глупый, чтоб не догадаться? Она перестала нормально есть всё, кроме солёных огурцов и бутербродов со шпротами.
По утрам - тоже.
А ещё стала сидеть на сайтах про младенцев. Даже фотоаппарат забросила.
И Юра стал с ней ласковый, и кот теперь постоянно поближе к её пузу пристраивается. Нужно быть совсем далёким и невнимательным, чтоб не догадаться.
И этот разговор ночью…
Правда, в отношении ко мне это никак не изменилось. Разве что бабушка ещё добрее ко мне стала. Хотя - куда уж добрее? Молчаливее сносить мою внезапную грубость?!
Но я знаю, что это только пока - не изменилось. А потом изменится.
Мне было неловко смотреть в глаза Наташе. Я понимаю, что она не виновата ни в чем, и тот карапуз в её животе - тем более, но я… Мне-то что делать?
Юрка будет уходить в плавание, а она будет с ним нянчиться, с ребёнком, в смысле. А я буду мешаться.
Что? Помогать?
Как?!
Вот такой варёный ходил я недели две. Мне всё больше думалось, что сдадут они меня обратно. Ну зачем, зачем я им сдался, когда у них будет свой, маленький, хорошенький, розовощёкий младенец?!
Мне он таким и представлялся - как с рекламы подгузников. Весёлый, толстенький, с большими щечками, почти лысый и совсем неплачущий. Хорошенький.
Только я-то какое к нему имею отношение?!
Я старался быть ещё серьезнее и внимательнее. Но чем больше я старался, тем больше выходило наоборот! Пару раз я даже что-то сказал резкое Наташе. Юры дома не было. А мне от этого стало так пакостно, что я прогнал с дивана любимого Мурзика. И уткнулся в какую-то книжку…
А с Юрой я уже поссорился. Я мысленно прокручивал тысячу раз наш диалог: вот он наконец говорит мне, что у них будет малыш, вот что-то ещё хочет сказать, а я… Я одеваюсь - молча и иду к двери, и только у порога бросаю: "Не хочу быть помехой. Спасибо за всё". И ухожу. Куда? Не знаю. В детдом… Не знаю. А Юра, он, конечно, бросится за мной и будет меня уговаривать, но - бесполезно.
Или не бросится?
Мне почему-то очень хотелось, чтобы он пошёл следом и уговаривал меня…
Каждый раз я замиранием сердца представлял этот диалог и отодвигал его…
Только чтоб они не сами отвели меня туда! Это… это такое… Когда на тебя все смотрят сочувствующе, а Перец обязательно будет издеваться, будто я самый невыносимый в мире человек, раз меня вернули!
Но Юра почему-то ничего не говорил. И вообще, вел себя так, как ни в чём не бывало. Почти так.
Пока не наступил четверг.
На больших переменках мы иногда выходим с ребятами на улицу. Особенно, если снег мокрый и можно побросаться снежками. Охранник, конечно, ворчит, ну да что там! Не запрещено же в правилах, да и не прогуливаем мы. Минут пятнадцать передохнём и вернёмся, даже учиться потом легче, на свежую голову! Так вот, на одной из таких переменок, мы с мальчишками выкатились в заснеженный и мокрый двор.
У нас класс как бы делится на две компании. Нет, три - если с девчонками. А если только парней считать, то две: одна поспокойнее, "интеллектуалы", так сказать, а другая - "хулиганы", не так, чтоб прям злые бандюки, а просто ребята, которые "забивают" на часть школьных правил. Мы с Колькой больше принадлежим к "интеллектуалам", потому что с ними интереснее, потому что они щедро делятся правильными заданиями на переменках, потому что набор слов у них как-то побогаче и поспокойнее, чем у "хулиганов", да по многим причинам! Но сегодня я оказался во второй компании - наши что-то затеяли в классе, а мне очень хотелось на улицу, проветриться. Если очень подумать, почему я с ними пошёл, то можно сказать вот что. Эта компания чем-то отдалённо напоминало компанию Перца, и мне хотелось, чтоб меня там признавали. Потому что… Глупо, конечно, но это как бы немножко победитель… Да и с той поры, как я мысленно поссорился с Юрой - меня иногда тянуло в хулиганистую компанию. Их выходки отражали моё настроение. А оно стало неважным.
Ещё сегодня не пришёл на уроки Колька - вот третья причина, почему я оказался там.
Был у этих ребят такой обычай - курить за школой. Надо сказать, что у нас на территории школы это делать запрещёно. Так вот, вывалились они на улицу, я - с ними, отошли в незаметный глазу угол, который они облюбовали, затянулись и стали обсуждать свои дела. Мне тоже предложили.
- Будешь? - спросил меня Володя Крюков, белобрысый, низенький, с глянцевыми щеками и прозрачными зелёными глазами, командир "хулиганов".
Я замотал головой.
- Чё, от родителей влетит?
Я промолчал, за меня ответили другие.
- Да не, ему не влетит, у него отец нормальный.
Эти ребята, как и все остальные не знали, что я усыновлённый. Об этом знал только Колька, но он никому не говорил, как я и просил…
- Просто не хочу, вот и всё, - ответил я. Почему я обязан оправдываться?
- А кто у тебя папа? - снова спросил Володя.
- Моряк, - буркнул я. - Штурман.
- Тю… - захлопал он глазами. - Врёшь! Сейчас штурманы вообще не нужны - такие навигаторы делают!
- Да ладно тебе, не нужны, а если навигатор сломается! Да и на навигаторах кто сидит? - заспорили парни. Они ничего в этом не понимали, и каждый выдвигал свою гипотезу, а я стоял и молчал.
Потом разговор плавно перешёл на математику, обсуждение учителей и как лучше прогулять контрольную… Потом стали выяснять - на какой фильм пойдут в кино… А мне стало совсем скучно. Я здесь чужой. Они болтали про какого-то только им известного Тёмыча, у которого на той неделе был день рождения, про очередную бродилку-стрелялку на суперновом дорогущем планшете, которого у меня нет и не будет… Фразы они щедро сдабривали такими словами, какими ругался Перец, когда со своими дружками меня лупил. От этого делалось ещё тоскливее.
А ещё тягостно было на сердце оттого, что я не вступился за Юру и промолчал. Согласился, выходит с ними, что профессия у него бесполезная? Нет, я так не считал! Выходит, струсил?
Попытался успокоить себя, что это я просто решил не спорить - не получилось. Будто я отказался от него при всех - вот какое было у меня чувство. Будто предал его, что ли…
Но я не подавал виду. Просто стал думать, куда же подевался Колька, и когда ему лучше позвонить? Или зайти после школы?
Потом из-за угла показался наш сторож, Семён Степанович, и мы рванули в класс.
Вот и всё, ничего особенного, если бы не мой медальон. В классе я увидел, что его нет. Точнее, не нащупал под рубашкой.
Все уроки извёлся - лишь бы никто не поднял его! Как мне его найти?! Это же… последняя память о родителях! Это же… Итак плохо, ещё и медальон этот…
Решил посмотреть на том месте, где мы стояли. Может, он упал, когда мы убегали от сторожа?! Зацепился за майку, и цепочка порвалась, бывает же…
Перед глазами так и стоял аккуратный серебряный овал с тоненькой узорной чеканкой. Мне всегда казалось, что его носила моя мама.
Понятное дело, что я не мог так уйти. И после уроков, с замирающим сердцем, отправился его искать. Дошёл до угла, присел на корточки, стал голыми руками разгребать липкий снег и окурки… Сидел долго и чуть не плакал… Уже потом, нечаянно бросив взгляд в сторону, увидел его в сторонке у железной лестницы, где стоял я с мальчишками… Взял в ладони - холодный, увесистый, маленький овал… Цепочка оборвалась, так и есть, ну да я дома его повешу на веревочку! Сжал покрепче и хотел было его убрать во внутренний карман, как вдруг меня окликнул резкий голос:
- Вот я тебя и поймал!
Потом чья-то ладонь сжала моё плечо, а я сжался сам.
Глава 11.
Ссора.