- Тебе, наверное, лучше вернуться в круг - если меня глаза не обманывают, Сильноног вышел танцевать перед Большеглазкой.
- Что?! - Кувырок мгновенно обернулся. Действительно, Сильноног, стоя на задних лапах, плясал перед Большеглазкой. Кувырок ругнулся про себя. Это он должен был выйти первым и бросить вызов соперникам, а не Сильноног. Как бы теперь Большеглазка не подумала, что он принимает вызов Сильнонога только потому, что от него этого ждут, а не потому, что сам хочет. Она может решить, что Кувырок нарочно отлучился в нужный момент, чтобы не выступить перед ней первым.
Он бросился со всех ног к месту танцев, думая, что жизнь полна тяжких испытаний, а он вечно каким-то образом умудряется осложнить себе существование. Теперь нужно постараться, а то придется весь брачный сезон считать листья на ветках. И не просто постараться - надо выиграть. Когда он добежал до круга, его сердце колотилось.
Он резко остановился и поднялся на задние лапы.
- Ну, давай! - сказал он Сильноногу, надеясь, что в глазах Большеглазки его явное нетерпение начать драку будет достаточным извинением за опоздание.
И только тут Кувырок вспомнил, что сначала должен был протанцевать перед избранницей. Он совершил еще одну ошибку и, возможно, оскорбил зайчиху своей небрежностью.
"Да, молодец я, ничего не скажешь, - подумал он, поймав на себе свирепый взгляд Большеглазки. - Просто слов нет, какой молодец".
Даже если он победит в драке, Большеглазка разорвет его на куски и выбросит труп воронам.
Как жестока жизнь!
Глава сорок первая
Сильноног, стоя на задних лапах, был на полголовы выше Кувырка, зато Кувырок был коренастее, плечистее, и его круглая голова крепче сидела на плечах.
Но Сильноног был старше и опытнее. Он уже один раз участвовал в танцах на снегу. Ничего плохого о нем Кувырок не слышал. Сильноног пользовался репутацией порядочного и надежного парня, разве что излишне флегматичного. Зайчиху, которую Сильноног завоевал в прошлом году, унесло Убоище, а из их потомства остался в живых только один зайчонок, ныне годовалый заяц.
Каждый считал другого достойным соперником.
Они пошли друг на друга сразу, без предварительных прыжков и церемоний. Лапы замелькали в воздухе. Хотя Кувырку приходилось вставать на цыпочки, он все-таки пару раз залепил Сильноногу в морду.
К несчастью для горца, его голова пришлась как раз на самой удобной для тычков Сильнонога высоте, и на каждый удар, который наносил Кувырок, он получал три ответных. Он твердо решил не сдаваться, пока сердце бьется в груди. На его стороне была крепкая горная закваска и немалая толика гордости, присущей жителям гор.
Не раз во время драки мысли Кувырка обращались к родным вересковым склонам, торфяникам, над которыми в погожие дни витал легкий дымок, золотым орлам, прочерчивающим небо над узкой долиной, к их блестящим, как драгоценные камни, глазам и злым клювам, к диким кошкам с когтями-кинжалами, к оленям, говорящим на сложном и богатом языке жестов, - оленям, чье сердце билось под красивой шкурой так, что его было видно, - к пурпурной камнеломке. Он дрался не только за зайчиху, но и за все это - за родную страну, которую ему больше не суждено увидеть, за Косогорцев, которые сейчас тоже танцуют на заснеженном пружинистом торфе между валунов. Ради всего этого, ради всего, по чему так тоскует его сердце, ему необходима была победа.
Дерущиеся парни время от времени поглядывали на зайчиху, из-за которой дрались, чтобы определить, как она реагирует на успех того или другого. В симпатиях Большеглазки сомневаться не приходилось - каждый раз, как Кувырок получал удар, она вздрагивала, а когда удар наносил он, ее глаза вспыхивали.
Сильноног изо всех сил заколотил по голове Кувырка, принуждая его отступить. Оба зайца часто опускались на четыре лапы, а потом снова поднимались на задние и возобновляли драку. Если бы кто-то оказался на четырех лапах, в то время как соперник стоит на задних, драка считалась бы оконченной.
Парни дрались яростно, снежная пыль летела во все стороны, задние лапы плясали, чтобы поддержать равновесие.
Кувырок позволил оттеснить себя до самой границы заячьего круга, а там уперся - стал как вкопанный, отвечая ударом на удар. Он знал, что его удары весьма болезненны для соперника. Его ноги - недлинные, но сильные и цепкие, привыкшие карабкаться по горам, твердо уперлись в землю. Его тело - не длинное и стройное тело русака, приспособленное для бега по ровному полю, но кряжистое, коренастое тело, созданное для бега по крутым горным склонам, - было упорным и выносливым. Если бы они с Сильноногом состязались в беге, Кувырок, конечно, проиграл бы, но в драке он мог держаться очень долго, терпеть удары и наносить более сильные.
Постепенно он начал теснить соперника, после каждого отдыха на четырех лапах приобретая уверенность, чувствуя, что его силы возрастают, а Сильноног начинает сдавать. Оказалось, что по выносливости Кувырок намного превосходит русака. С тем же успехом Сильноног мог наносить удары по базальтовому валуну. Валун сдался бы только непогоде - он разрушился бы под натиском дождя и ветра, но для этого понадобилось бы десять тысяч лет. Вот и горный заяц был вроде такого валуна - никак с ним не справиться!
Сильноног начал слабеть.
Бедный Сильноног! Судя по его росту, длине лап, опытности, он должен был выиграть без особого труда. Но как выиграть у зайца, за плечами которого целая горная страна, да вдобавок еще и поддержка зайчихи? Большеглазка поощряла Кувырка без слов, но достаточно красноречиво. Русак дрался умело, самоотверженно, решительно, и все-таки маленький, но удивительно стойкий горец его пересилил. Сильноног убедился, что его удары не оказывают никакого действия. Кувырок держался как вкопанный.
В конце концов Сильноног пал духом, отчаялся и сдался.
Кувырок и сам был на исходе сил и держался только на упрямстве. Он был так благодарен Сильноногу за то, что тот сдался, что чуть не упал к нему на грудь со слезами облегчения, но, к счастью, удержался и сохранил достоинство. Он подошел к сопернику и сказал:
- Хорошая была драка! Ты почти одолел. У меня просто суставы окоченели, иначе ты бы меня свалил.
Сильноног еще не вполне отдышался. Он покачал головой:
- Свалишь тебя, как же! С тобой драться - все равно что с камнем: поцарапать можно, опрокинуть нельзя.
Зайцы, за исключением Большеглазки и, возможно, Водохлеба, остались не слишком довольны исходом этой схватки. Кувырок как-никак был чужаком, и то, что он в первой же своей драке победил одного из самых сильных парней колонии, не могло не задеть их самолюбия. Во всяком случае, победа Кувырка радости у них не вызвала - никто от восторга не запрыгал. Они смотрели на него довольно кисло и мрачно переглядывались, пока он отряхивался и оглядывал свои раны.
Догоника даже высказалась, не совсем, правда, уверенно, что драка велась не по правилам и следовало бы при случае передраться.
- Кувырок нарушил правила. Ему сначала надо было протанцевать перед Большеглазкой. Так полагается. Я не уверена, что мы можем засчитать этот результат…
К счастью, Кувырку даже не пришлось на это отвечать, потому что Сильноног немедленно возразил:
- Что за чушь ты несешь, Лунная, никогда такой ерунды не слышал! Танцевать перед зайчихой - это обычай, чистая условность. Да, так у нас принято, но драка-то тут причем? А Кувырок все-таки пришелец, он может и не знать всех наших обычаев. Ведь это его первые танцы на снегу. Нет, извини, я с ним дрался и должен сказать, что драка была честная, по всем правилам. Он хорошо дерется, этого у него не отнимешь. На следующий год я снова с ним подерусь, и, возможно, мне повезет больше, потому что я буду знать его лучше… - Он сощурил глаза, а Кувырок кивнул. - Но этот результат засчитывается.
Догоника не привыкла, чтобы ей возражали так решительно.
- Ну, я все-таки не уверена…
Но Водохлеб не дал ей договорить:
- Ты не можешь заставить их драться заново, Лунная, раз ни один из них этого не хочет.
Догонике пришлось замолчать.
Кувырок подошел к Сильноногу и поблагодарил его за поддержку.
- Должен признаться, - сказал он, - что мы в горах тоже танцуем перед зайчихой. Я обязан был вспомнить.
- Послушай-ка, белая шкурка, - ответил тот. - Я не больно-то расположен к тебе в данный момент. Ты явился в колонию невесть откуда и увел у меня из-под носа зайчиху, на которую я положил глаз еще в прошлом сезоне. Не думай, что я тебя полюбил за это. Может, мы с тобой еще и станем друзьями, но пока до этого далеко. А что касается нашей драки, то я сказал, что думаю: драка была честная, и результат надо засчитать. Не жди от меня ничего сверх этого.
И русак повернулся к Кувырку хвостиком.
Кувырок пожал плечами и отошел к Водохлебу, а тот похвалил его как положено:
- Молодец, хорошо дрался! Показал этому парню, где раки зимуют. Хотел бы я сам так драться…
Призрачная зайчиха Кувырка, наблюдавшая драку из мира теней, была довольна своим подопечным. Она все время подбадривала его свистом и скрежетом зубов. Конечно, живой заяц не мог этого слышать, но ей самой так было легче. Она не сомневалась, что Кувырок победил благодаря ее поддержке и вере в него.
И снова она пожалела, что лишилась тела и никогда не увидит больше, как сильные парни дерутся из-за нее.
Она сама была из русаков и со щемящим чувством утраты вспоминала великолепных зайцев былых времен. Как они добивались ее расположения! Как танцевали в те давние утра бронзового века! Как сиял на полях снег, когда они сражались за нее на бороздах, оставленных колесницами. Какое это было бесшабашное, огневое время! А потом ее поймали, увешали амулетами, превратили в божество с медной цепью вокруг шеи. Плащи, боевые кони, копья, пожары!.. И все это ушло, сгинуло…
Она отвернулась от танцев на снегу и ушла по теневой дороге в Другой мир.
Во время следующих драк Кувырок старательно избегал взгляда Большеглазки. Он выиграл ее, теперь она принадлежала ему, а он ей, в общественном мнении дело было улажено, оставалось уладить его между собой, а этого-то внезапно оробевший Кувырок и не решался сделать, эту минуту он не прочь был по мере возможности отдалить. Заяц вдруг обнаружил, что ужасно стесняется, - что было, конечно, глупо, потому что они с Большеглазкой несколько месяцев жили бок о бок на одном поле. Он даже в глаза ей боялся посмотреть и делал вид, что заинтересованно наблюдает за драками, подбадривая соперников криками и свистом. Он боялся решительного объяснения, боялся, что будет неловок, неуклюж, наговорит не то, что нужно, - словом, будет сам не свой.
После полудня, когда наступили ранние зимние сумерки, зайцам пришлось разойтись по своим укрытиям. Прилетело Убоище, ища, кого бы сожрать. Кувырок видел, как оно, полетав кругами над полем, рухнуло вниз и поднялось с кошкой в когтях. Бедная кошечка, которая слишком далеко отошла от дома, кричала изо всех сил: "Помогите! Помогите!" снова и снова, пока ее крик не замер в сером небе.
- Ну, на сегодня все, - сказал Кувырок Большеглазке, когда они вылезли из-под бревна. - До завтрашнего утра оно не вернется.
- Будем надеяться, - ответила зайчиха.
- Наверное, сегодня танцев больше не будет? Давай выроем норки под этим бревном. Чем плохое место? Теперь ведь колония соберется вместе, верно?
- Да, соберется.
Они выкопали под бревном норы, так их расположив, чтобы Убоище никак не могло к ним подобраться, даже если заметит. Покончив с этим, Кувырок предложил сходить на речку, проститься с летне-осенне-зимним домом. Большеглазке понравилась эта мысль.
По дороге они разговаривали мало. Кувырок то и дело искоса поглядывал на подружку, поражаясь своему везению. Неужели он действительно завоевал такую красавицу? Иногда он в свою очередь ловил на себе ее быстрый взгляд, но всякий раз оба в смущении отводили глаза.
Они решили идти через лес. Уже несколько дней не переставая лил дождь, и расположенные ближе к речке поля затопило, так что там было трудно пробираться. Над полями кружились чайки, подбирая с поверхности воды тонущих червяков и насекомых.
Оба зайца промокли насквозь. Мокрый мех утратил пышность, и оба они казались очень худенькими и большеглазыми. Дождь обрушивался на голые ветки, колотил по земле. На мшистых пригорках цвели крокусы и желтые акониты, в других местах поникли головки подснежников. Пробрался под полог леса и терновый куст, круглый год покрытый цветами. Близилась весна. Скоро весь мир зацветет.
Насквозь промокшие зайцы лежали рядышком на полянке, поросшей крокусами. Тут-то Большеглазка и взяла его в оборот.
- Тебе надо было протанцевать передо мной!
- Я знаю! Извини. Мне так не терпелось подраться, что я совсем забыл!
Она пошмыгала носом:
- У тебя, значит, даже того оправдания нет, что у вас в горах это не принято?
Он был с ней честен:
- Нет, у нас такие же обычаи. Я просто забыл. Волновался очень. И боялся тоже. Не того, что он меня покалечит или сделает больно. Я проиграть боялся. Очень боялся тебя проиграть. Это, конечно, не оправдание, я понимаю. Ты сможешь когда-нибудь простить меня?
- Не знаю. Ну-ка, посмотри мне в глаза.
Он повернулся к ней. Их носы соприкоснулись.
- Да, - ответила она тихо, - да, смогу.
И они запрыгали в припадке возбуждения как безумные, варварски растоптав неповинные цветы. Небо перевернулось, земля выскользнула из-под лап, и они уже не знали, где земля, где небо. Мягкий пух пружинил под лапами, боками, спинами. Они вскочили на задние лапы, и Большеглазка стала лупить его по голове, то в шутку, а то и всерьез, иногда сильнее, чем намеревалась, а иногда именно так, как хотела, чтобы проучить парня за то, что он забыл протанцевать перед ней. Кувырок пытался тоже побить ее, но она была сильная зайчиха и легко отражала его удары - ведь бил он не всерьез!
Они часто останавливались передохнуть, в их глазах появлялось серьезное выражение, и она опускалась перед ним, а он обнимал ее, а дождь все колотил и колотил по веткам, и брызги падали им на спины и вбивали крокусы в моховую подстилку. Эти минуты принадлежали только им. Никогда больше в их жизни такое не повторится. Они творили заячье будущее, они зачинали будущих зайцев, целые поколения, уходящие в бесконечность.
Когда все кончилось, она сказала:
- Ты похож на крысу-утопленницу.
- Думаешь, ты сама очень на зайца похожа? - ответил он.
Теперь они могли как угодно подтрунивать друг над другом - они знали, что они вместе, что принадлежат друг другу - на этот сезон или на больший срок, а может, до тех пор, пока смерть их не разлучит.
Они пробрались через затопленное поле - временами приходилось плыть в ледяной воде - и оказались наконец на своем лугу. На берегу ручья сидела Стиганда.
- Кого я вижу! - воскликнула выдра. - Милейшие зайцы, мои добрые соседи из-под мраморного корыта! Как вам живется в этот дивный день?
- Дождь же идет! - удивился Кувырок.
- Вот именно! Сколь великолепны эти чистые небесные струи! Можно отойти подальше от реки - и моя чудная шкурка не высохнет и не задубеет. Сколь бесподобен дар небес, уподобляющихся речному истоку и обрушивающих на мое нетерпеливое тело потоки дивного наслаждения!
- Мы тебя понимаем, - ответила Большеглазка, - мы тоже сегодня пережили нечто подобное.
Глаза выдры заблестели от восторга.
- Так и на вас пролился этот дивный небесный водопад? Такое трансцендентное переживание, правда, зайцы? О восхитительные серебряные дни! Они даруют силу полета, и можно плыть, плыть по воздуху к вышнему эфиру и танцевать в облаках!
- Да, мы тоже танцевали, - ответил Кувырок.
- Один из нас, - уточнила Большеглазка.
- Так вы понимаете меня! - воскликнула Стиганда, закрывая глаза с выражением блаженства, - и тут дождь полил с новой силой, почти распластав вымокших зайцев по земле. - Вы понимаете красоту и великолепие дождя!
Они оставили выдру предаваться поэтическим восторгам, а сами поскорее залезли под корыто и заснули рядышком, прижавшись друг к другу. Они были счастливы.
Глава сорок вторая
По мере того как надвигалась весна, тотем обретал прежнюю силу и красоту. Зимой, на белом снежном фоне, он был почти незаметен, сливался с окружающим, бледный рисунок на бледном небе, почти призрак. Теперь, когда коричневая земля освободилась из-под снега, мертвое дерево снова стало самим собой - защитником и покровителем зайцев. И смертью своей, и обожествлением оно было обязано молнии, и на его расколотом стволе остался след небесного огня. На фоне ясного голубого неба оно само было как застывшая молния - раздвоенная трещина на лазурной глазури. Камнепятка, жрица колонии, утверждала, что, если долго смотреть на ствол, можно увидеть Другой мир, но потом долго будет кружиться голова.
Во время брачного сезона заячьи пары часто советовались с Камнепяткой о будущем, и она проводила время в гадании по вязовым веточкам и светящимся грибам. Колокольчики еще не расцвели, а когда расцветут, зайцы под руководством Камнепятки начнут разговаривать с предками, чьи духи обитают в светло-голубых цветках.
Большеглазка, которую Кувырок до сих пор считал разумной зайчихой, все раскладывала птичьи черепа с иддабами, чтобы защититься от блуждающих по полям иддбитов. Вся колония погрязла в мистицизме и суевериях, словно на земле продолжались Темные века. Кувырок никак не мог к этому привыкнуть. Когда Борзолапка поведала ему, что семена сикоморы - не что иное, как засохший помет духов конской подковы, имеющих вид летучих мышей, он открыто высмеял ее.
- Ну нет! - сказал он. - В какие-то вещи я еще могу поверить, но это уж слишком.
Лунная зайчиха строго отчитала его за насмешки над религиозными верованиями колонии. Сама она ничего не предпринимала, не посоветовавшись заранее с Камнепяткой и не заручившись подходящими пророчествами. Догоника сказала, что он должен уважать то, чего не понимает, или покинуть колонию. Кувырок пожаловался Большеглазке, но та согласилась с Лунной.
- В некоторых отношениях вы, голубые зайцы, очень отсталые, - сказала она. - Например, в умении проникать в тайны будущего.
- Сами вы, русаки, отсталые, - возразил Кувырок. - Мы в горах давным-давно расстались со всей этой черной магией. Это все одна сплошная чушь, и меня удивляет, что такая разумная зайчиха, как ты, может в такое верить.
Она высокомерно вздернула подбородок:
- Как ты думаешь, почему я жду зайчат?
Кувырок фыркнул:
- А ты сама не знаешь?
- Потому, - торжествующе воскликнула она, - что я зарыла несколько колосков в мох там, где мы в первый раз… Ну, ты понимаешь. Я их там зарыла еще прошлым летом и специально привела тебя на это место!
Кувырок поразился:
- Так ты думаешь, что из-за колосков забеременела?
- Нет, не из-за колосков! Но колоски дали мне плодородие.
Кувырок помолчал, жуя травку и думая, что бы ей ответить. Потом поднял глаза и сказал: