* * *
Надин отец - а жили они здесь, между прочим, вдвоём - называл Надю "Тридцать три несчастья". Лида, как говорится, от комментариев воздерживалась. Но, с другой стороны, посудите сами. То человек в море заблудился… В море - и заблудиться! То пятку распорол ракушкой. Лида прожила на Азовском две недели, и никто не порезался. А Надя порезалась! Теперь ерунда с этой книжечкой…
Даже трудно сказать, в чём тут дело. Может быть, из-за того, что Надя плохо видит? Да нет, не только. Она вообще малость неуклюжая. Вернее, невезучая. И немного слишком полноватая…
Их дружба продолжалась ровно девять дней: Лида потом припомнила всё точно по числам. Но и в Москве она часто вспоминала лето и Надю. Особенно когда произнесёт или сделает что-нибудь такое, на прежнюю себя не похожее. И девчонки из класса глянут так удивлённо - даже вроде почтительно: "Во Филиппова даёт!" А Лида так и чувствует: это же в ней Надино говорит.
Однако расстались они в тот раз жутко по-глупому: заговорила в Лиде прежняя дурацкая Лидка Филиппова. Сперва она постеснялась сказать, что у батяньки отпуск восемнадцать дней, что он рабочий. Им уже уезжать не сегодня-завтра, а она молчит. Надя, конечно, и не знает ничего.
Потом решила: скажу. Пришла, а отец Надин ей говорит: "Она ушла за молоком" (в село). Лида ни с того ни с сего:
- Я зайду послезавтра. Нас не будет два дня.
И ушла. И какое-то глупое состояние, вроде всё позади, с плеч гора, а в то же время обидно - поступила как дикая.
Последний день, последний такой хороший денёк, когда надо купаться на прощание и найти какую-нибудь необыкновенную ракушку, чтоб после помнить это место, - тот последний грустный и счастливый денёк она провела, вся испсиховавшись, что вдруг Надя всё-таки да придёт… Такая чушь!.. Да ещё батяньку подгоняла - мол, опоздаем. Хотя это совершенно взрослых дело: опаздывать, не опаздывать. Да и главное - уезжать отсюда в спешке совсем не хотелось.
Так и расстались! И говори потом, что Лида Филиппова якобы умная девочка и учится неплохо…
* * *
Встретились они по нелепой счастливой случайности.
Батянька, забыв, что Лиде это уже как-то не по возрасту, взял билет на ёлку. Наверно, распределяли в цехкоме, ну и батяньку, конечно, вспомнили. Не столько небось из-за Лиды, сколько из-за того, что сам батянька на хорошем счету. Лида уж кривилась-кривилась, а батянька говорит:
- Я бы сходил… Подарок дадут!
Он шутил, конечно. Но мама на этот счёт не любила и шуток:
- Господи, Николай! Яблок Лида не видела? Вон лежат. На блюдечке с голубой каёмочкой. Мытые, чистые. Подать тебе? - Она, если есть возможность, батяньку обязательно одёрнет.
- Ладно вам фикстулить, - батянька говорит.
Мама и тут не упустила: ну что за лексикон! Если уж хочешь на жаргоне изъясняться, хоть говори современно, а то какой-то изъеденный молью словарь пятидесятых годов, ей-богу!
Мама права - батяньку надо воспитывать: и сказать он может не так, и шуточки у него получаются иной раз не того… Однако, сама не ведая зачем, она взяла вдруг и сказала: "Пойду!" Мама:
- Вот папочкина дочка!
- А вы обе мои дочки, - говорит батянька.
- Зазнайка ты, Николай!
И засмеялась мама. Но заметно было, что ей обидно.
А Лида потом сама с собой рассудила, что ничего страшного не случится. Был у неё, правда, запланирован на тот день каток с одним мальчишкой из параллельного шестого класса. Но мальчишка был скучный - тут даже имя его не стоит упоминать. Да и каталась она не сказать чтобы уж очень по-водорезовски, скорее наоборот. Поэтому невелика потеря. А батяньку поддержать не помешает - чуть что, всегда его уедают.
Место, куда ей надо было идти, называлось "Клуб Чкалова". И когда она прочитала адрес: улица Правды, внутри у неё тревожно вздрогнуло. Название улицы она слышала от Нади; то ли Надя именно там живёт, то ли где-то в том районе.
Сперва даже совсем хотела не идти! Но тут же обругала себя трусливой крысой. Да и как ей было встретить Надю? Это тебе не сказка и не роман.
И всё же дрожала, как овечка. Может, сердце чуяло?
Надю она увидела буквально через секунду после того, как вошла. Прямо в раздевалке, среди неимоверной толкучки. Представление должно было начаться через пять или десять минут.
…Не знаю, приходилось ли кому замечать, а я замечал: если люди чем-то близки друг другу (в старых книжках это называли не очень понятными словами "родство душ"), то они обязательно встречаются - сталкиваются неожиданно. Или: начнут разговаривать - ёлки-палки, да у них, оказывается, куча общих знакомых! "Вот, - говорят, - мир тесен!"
А я как-то задумался над этим… Нет, не тесен мир, а очень просторен. Но тесны дорожки, по которым мы ходим. И кстати сказать, не так уж их много.
И не так уж много у каждого из нас на свете родственных душ!
* * *
- Надя! - крикнула она.
Надя обернулась удивлённо. Она ещё не нашла Лиду глазами, ещё взгляд её бродил лишь где-то в Лидиных окрестностях.
- Лида! Это ты?.. Ты где?!
Они уже пробивались друг к другу сквозь галдящий народ.
- Лидка! Не стыдно! Я даже твоей фамилии не знаю! Уехала, как шпионка… - и тут же остановилась. - Ой, Лид, я ужасную чепуху несу, да?.. Мой отец чего-то напутал. Я прихожу, а мне говорят: они час назад уехали.
Значит, она всё-таки приходила! Сердце сжалось от стыда и того почти забытого старого страха. Но ничего плохого случиться уже не могло. Они встретились - это главное. А всё остальное исчезло, испарилось, как снежинка на сковороде!
"Какая снежинка? - подумала Лида. - Что я несу?!"
Она ничего не запомнила из представления. Помнила только, что хохмили напропалую - и над положительными образами и над кикиморой. Все смеялись кругом, и они с Надей смеялись, только не в тех местах. И от этого получалось ещё смешней. Под конец, когда раздавали подарки, вышла, правда, маленькая заминка. Лиде неудобно было бы появиться домой без подарка. Но и неудобно было перед Надей, что она, Лида, будет стоять в очереди с малышами. И вдруг Надя - то ли поняла, то ли… в общем, вдруг она говорит:
- Давай получим. Я уже лет сто подарки не получала!
И ничего особенного. Постояли, получили - на них никто даже внимания не обратил.
Правда, на прощание Лида опять немножечко задурила. Надя просит:
- Лид! Давай зайдём! Я здесь совсем недалеко живу.
Чего, спрашивается, не зайти? И одета нормально, и спешки никакой. Куда спешить-то - каникулы. Тем не менее она долбит, как какие-нибудь Ильченко и Карцев: "Нет, не могу, нет, не могу, нет, не могу…" Только у тех-то смешно получается, а у неё глупо, и больше ничего!
Ну ладно, и этот подводный риф миновали. И ещё парочку - с телефонными звонками да с записными книжками…
И теперь она была приглашена к Наде в гости!
* * *
Из воспоминаний своих Лида вынырнула наконец на свет божий - она всё ещё стояла перед шкафом!.. Что-то её словно звало. Оглянулась. В полуоткрытую дверь на неё смотрел батянька. И наверное, смотрел он на неё долго - как-то чувствовалось… На мгновение столько всего мелькнуло Лиде в этом отцовском взгляде. Он будто её о чём-то спрашивал, и чему-то радовался, и чего-то опасался… Но Лида сумела пересилить себя:
- Эй! Не стыдно подглядывать?
И отец тоже пересилил себя:
- Вот разложу я тебя сейчас на чём потвёрже да выпорю хорошенько. Тогда будет тебе "подглядывать"! - И вдруг безо всякого перехода попросил: - Пойдём погуляем, Лид?
- Не, батянь, не могу. У меня сегодня дело в четыре.
- Ну так… времени вагон!
- А пока собраться, пока доехать…
- Доехать?.. Куда доехать?
- Очень ты, батянечка, следователь хороший!
Бывший Булка махнул рукой.
- Мать тоже накручивается… Мы сегодня к Ивлевым… "приглашены", - он вздохнул. - Ладно, пошёл один!
"Мы приглашены" - это было мамино выражение, а Ивлевы - мамины друзья, с работы…
* * *
Он вышел на улицу и остановился, соображая, где сейчас может быть пиво. Не то чтоб ему очень уж хотелось пива - в январе да среди такого холода. Но выходной есть выходной!.. Так решил про себя Бывший Булка и отправился в парк.
Дорога, по которой он шёл, была знакома ему до последнего сантиметра. Впрочем, ему здесь всё знакомо до последнего сантиметра. Шутка ли, почти сорок лет человек прожил на одном месте, на одной улице, в одном районе. Только дом сменил.
Бывший Булка считал себя, и совершенно справедливо, коренным москвичом. Хотя на многих московских улицах он не бывал лет по пять, а то и по десять. А кое-какие вообще никогда не видал. Вся жизнь его проходила здесь, на отведённой ему, как бы сказать, судьбой территории. Раньше, когда был помоложе, он даже расстраивался: что, мол, кажешься, ты свободен, а выходит - на привязи. Но потом решил: да какое имеет значение! Везде такие же люди, такие же улицы и дома…
У входа в парк с ним поздоровался парнишка примерно так Лидушкиного, он прикинул, возраста или чуть помладше. В руках были коньки… Бывший Булка улыбнулся, подмигнул ему и пошёл себе дальше, а сам стал соображать, кто бы это такой мог быть. Из двора? Да вроде нет.
Может, когда он в школах выступал?.. Дело в том, что нынешней осенью ему дали орден, и потом звонили из нескольких школ, просили выступить… "Ёлки-палки, уже узнают, - подумал Бывший Булка, - надо мне как-то посолидней держаться. А то неудобняк!"
Он не знал и никогда, конечно, так и не узнал, что "виноват" здесь был не орден, а Лида, которая считалась среди шестых и отчасти седьмых классов довольно-таки симпатичным "кадром". Как раз в этом смысле и поздоровался с Бывшим Булкой мальчишка, который, если уж говорить всё до конца, был тем самым "скучным" человеком, с которым Лида собралась было пойти на каток, да вместо, того отправилась на ёлку, встретила там Надю, и так далее - словом, всё остальное вы знаете.
Вот какие бывают хитросплетения! Причём именно в жизни, а не в стихотворении "Дом, который построил Джек".
Бывший Булка шагал по аллее парка, который казался ему когда-то таким огромным и даже таинственным, а теперь стал просто парком с десятком аллей, полсотней дорожек и, наверное, тысячью деревьев. Бывший Булка знал этот парк наизусть. Он здесь одно время бегал для формы, когда более серьёзно играл в футбол.
День был пасмурный, но морозный. Деревья стояли засахаренные инеем. Дышалось легко. И всё же его не оставляла тревога. Странно! Чего бы это такое? Последние недели две неясная тревога то и дело просыпалась в нём, когда он бывал ничем не занят.
Лидка?.. Нет. То беспокойство и счастье, которые назывались словом ЛИДА, тихо лежали сейчас в его сердце, в отведённом им месте… Маринка? Тоже нет. Хотя, сказать честно, он был не очень доволен тем беспокойством и тем счастьем, которые назывались словом МАРИНА. Но это уж давнее, к этому он привык, и не это его беспокоило.
А больше у Бывшего Булки никого не было. Он родился в сорок первом году. Отец его погиб в сорок третьем, и был он на пятнадцать лет моложе нынешнего Булки. Мама умерла в шестьдесят седьмом, Лидочке год не исполнился. И ни тёток, ни дядек… Есть, правда, у Маринки брат, но…
И вдруг он догадался: это же я о себе беспокоюсь! Даже остановился. Даже весело стало. Себя он в расчёт не принимал…
Я лично?! Да всё железно!.. И усмехнулся: опять бы сейчас Маринка попилила его за "древнегреческий" жаргон.
Окончательно он развеселился, когда увидел, что тот парнишка с коньками явно за ним следит… ёлки зелёные! Он, не дай бог, ещё автограф попросит.
Бывший Булка прибавил шагу. Ему жутко хотелось посмотреть. И, как нормальный, взрослый, уважаемый на заводе человек, он мог бы, конечно, пристально так оглянуться… Но это уж было бы не по правилам!
На ходу он снял перчатку, уронил её, наклонился и увидел, что мальчишка идёт за ним шагах в пяти… Плохи твои, Батон, дела! Завалился ты, на хвосте агент.
Помнится, он сам когда-то преследовал таким же вот манером знаменитого центрфорварда Эдуарда Стрельцова. Они вдвоём за ним гнались - он и Володя Терешков. Причём Стрелец, кажется, тоже чувствовал, что за ним следят… Тогда ещё не было моды брать автографы. Они просто шли за великим футболистом - и всё.
Но Стрельцов вдруг остановил машину, какую-то "Победу", сел, да и был таков. Бывший Булка и сейчас ещё очень ясно помнил, как они стояли с Володькой, два растерянных от восхищения двенадцатилетних хмыря. А "Победы" уж и след простыл. "Номер заметил, Булан?" - "Откуда!.."
И тут Бывший Булка увидел кафе, обычную такую стекляшку. И мгновенно сообразил, что может использовать тот же стрельцовский финт, только малость его видоизменив. Он толкнул стеклянную дверь, с ехидством подумал: "Сюда-то тебе, голубчик, хода нет. Сперва подрасти чуток!"
Вошёл в прокуренный, глухо гомонящий зал и вспомнил, что, между прочим, собирался "по пиву". Но пиво теперь занимало его очень мало!.. Сквозь прозрачную стену хорошо было видно, что мальчишка терпеливо караулит его на улице… Спокойно! Или мы детективов не читали?
Бывший Булка на всякий случай снял шапку и пошёл на кухню, где стоял чад и слышался грохот громадных крышек. Его сейчас же остановила тётка в замусоленном белом фартуке:
- Ну нету шашлыка, понятно? Что вы лезете, как я не знаю!..
- А выход есть?
- Чего?
Тут он и сам увидел небольшую дверку на крепкой, словно для капкана, пружине. Бывший Булка распахнул её. Сейчас же в него ударил залп холодного пара. Булка выскочил на улицу и побежал. Бежалось ему легко. "Вот что значит не курить!" - с удовольствием подумал он.
…Дома, уже подымаясь по лестнице к себе на четвёртый этаж, он опять вдруг почувствовал тревогу. Эту непонятную тревогу за себя. Он скорей повернул ключ - замок, отлаженный собственными руками, работал, как часики. Захлопнул дверь:
- Лидка! Маринка!
Из кухни вышла его жена:
- Лиды нет уже.
- Маринчик, пойди сюда…
- Осторожней, - она сказала, - причёску не помни…
* * *
Лида прошла низкую, словно подземный ход, арку и оказалась на огромном дворе. Здесь сумели уместиться грибки, беседка среди немолодых уже деревьев, дощатая горка с длинным и широким языком льда, блестевшим среди вытоптанного снега, хоккейный каток, ещё что-то за низким палисадничком и за зелёной дырявой сеткой. Не двор, а целый стадион! Его с трёх сторон обступал высокий мрачноватый дом, сложенный из серого кирпича. Всё это было совершенно пустым, несмотря на каникулы.
В том районе Москвы, где жила Лида, таких домов и таких дворов не водилось. Там дома были старые, обжитые, по большей части двухэтажные. Лидин пятиэтажник среди них выделялся.
Но по сравнению с этой громадиной он казался бы просто недоделанным карапетиком!
К Надиному подъезду ей пришлось пройти почти через весь двор. На табличке у лифта было указано, что квартира 127 на восьмом этаже. Лида нажала кнопку, лифт громко крякнул всеми своими железками, однако пошёл легко и быстро…
В это как раз мгновение кончилась Лидина прежняя жизнь, довольно-таки простая и беззаботная. Жизнь, которой живут очень многие из тех, кто держит сейчас в руках эту книжку.
Глава 3
- Хочешь, я тебя дальше провожу?
Был уже настоящий вечер, в морозном тумане ярко горели фонари.
- Ну так чего, проводить?
Лида как можно равнодушнее пожала плечами. Но её выдавал нос - он сопел. Просто даже дудел, словно дружинный горн.
- Тебя чего, не провожали раньше, да?
- Глупый вопрос.
- А это не вопрос, это предложение.
Лида не нашлась что ответить. Она подняла на него глаза, прищуренные как бы от презрения. И не выдержала, улыбнулась.
Он стоял перед ней в распахнутом пальто, в шапке, сдвинутой на затылок, и, конечно, строил из себя, улыбался победоносно… Это Лиде не нравилось. Но не нравилось как-то не по-настоящему. Потому что и он строил из себя не по-настоящему.
А по-настоящему было то, от чего у Лиды сильно стучало сердце и - чтоб тебе пусто было! - сопел нос.
Ни слова больше не говоря, они вошли в метро.
- Эй! На пять копеек…
Лида зачем-то надела варежку… И всё равно почувствовала, как его пальцы дотронулись до её спрятанных пальцев…
Она не была какая-нибудь дурочка и сто раз здоровалась с мальчишками, шлёпая ладонь об ладонь (была у них в классе такая манера), и толкалась с ними, если они лезли без очереди. И один раз в кино её минут пять держали за руку. Но дело в том, что это всё была сущая ерунда по сравнению… по сравнению…
- Ну вы что, проходите, молодёжь? - Какой-то дядька свободно отодвинул Лиду и прошёл через турникет.
На варежке у Лиды лежали пять копеек. Совершенно новенькие, как луна.
Лида сунула пятак в щёлку, увидела надпись "Идите" и пошла. И чуть не плакала - так жаль ей было этой медной монетки.
Нет, не то я говорю!
Она не плакала, конечно. Ну как заплачешь среди целой реки народа. Она лишь подумала - в самой глубине души, - что могла бы заплакать из-за этого пятака.
Ни на эскалаторе, ни на платформе они не сказали друг другу ни слова. Лида вообще даже почти его не видела. Но конечно, знала, что он здесь. И чувствовала - смотрит на неё, куда-то примерно на левый висок и щёку.
Они вошли в поезд, началось движение, толкучка, двери зашипели, Лиду качнуло. Тут же она поняла, что её рукав касается его рукава.
Внутри у неё что-то напряглось. Она не слышала ни грохота, ни тесноты, ни слишком долгого молчания.