* * *
Дося лежала, вытянувшись на постели, и думала о том, что пока все, слава Богу, складывается хорошо и удачно. Прежде всего, когда они вернулись нынче с Соней-Наоборот в пансион, с передниками, наполненными доверху желудями, пансионерки еще были на прогулке, и никто не хватился ни их самих, ни Доди. Правда, неизменный друг и приятель последнего, Муму, такой же белый шпиц, как и Доди, долго беспокоился и бродил по всему дому с опущенным хвостом, в поисках друга. Однако никто не придал этому никакого значения. Почему-то и старшие, и дети, и прислуга решили, что Анастасия Арсеньевна, уезжая нынче с утра в город, захватила с собой и своего любимца Доди, что бывало и раньше.
Доди не хватились, желуди были спрятаны в надежном месте у Аси, ей пришлось открыть "желудевый секрет". Оставалось только отобрать Доди у противного Жоржа, и дело, как говорится, будет в шляпе.
- Дося, пора. Никак ты заснула, легкомысленное ты созданье!
Соня-Наоборт уже успела одеться и стояла теперь перед Досей, тряся ее за плечо. Дося вскочила, порывисто хватая со стула свою одежду.
- Не суетись, хуже будет. Вот твое платье, - командовала Соня-Наоборот. - Я понимаю, как тебе трудно сейчас, ведь сама я, пока лежала, всю руку исщипала себе, чтобы не заснуть. Синяков завтра не обобраться будет. Ну, готова? Идем!
Она взяла за руку Досю и шмыгнула вместе с нею к крайнему окошку, завешенному синей шторой.
- Только осторожнее, ради Бога. Прежде всего садись на подоконник за шторой, как только я раскрою окно. И сразу же хватай ближайший сук рябины руками. Он претолстый и выдержит не только нас с тобой, но и все наше отделение, ей-Богу! А под ногами ты сейчас же почувствуешь выступ другого сломанного сучка. Ниже есть еще один. Рядом же, налево, выступ крыши заднего кухонного крыльца. К этой крыше приставлена переносная лестница, до самого слухового окошка доходит; попадешь на нее, и дело сделано, смело спускайся вниз.
Все это было произнесено быстрым, прерывистым и чуть слышным шепотом в то время, как проворные руки Сони открывали окошко.
- Ну, вот и готово. С Богом теперь!
Досе, уже сидевшей на подоконнике за спущенной темной шторой, оставалось теперь спустить ноги за окошко и протянуть к ближайшему рябиновому суку руки.
Кругом царила полная тишина. Воспитанницы, по-видимому, уже успели заснуть, уставши за день. Кто-то громко всхрапывал. Кто-то лепетал неразборчиво во сне. Благодаря спущенной тяжелой шторе свежий ночной воздух не достигал спящих.
А луна, красиво освещавшая заоблачные вершины, лила свой волшебный свет и на старую рябину, казавшуюся теперь каким-то серебряным сказочным великаном в этих призрачных лучах месяца, и на тихий, словно зачарованный сад.
- Ни ветерка. Тихо. И светло как! День - да и только! - восторгалась Соня-Наоборот, первая соскальзывая с окошка. Уцепившись обеими руками за толстый сук рябины, она повисла на миг в воздухе и усиленно заработала ногами, ища опоры.
- Если сорвемся - не беда… Всего от земли две сажени только, а внизу куча мусора, ни за что не ушибемся, мягко! - срывалось в виде утешения с губ девочки.
А Дося в это время, забыв обо всем в мире, с восхищением смотрела в небо.
Сколько звезд! Как они искрятся, дрожат и точно смеются. А облака! Точно волшебные замки и дворцы красавицы-феи разбросаны они по далекому небу… И фантазия ее уже заработала с присущей ей горячностью. Но голос Сони-Наоборот, успевшей добраться до навеса черного крыльца и теперь благополучно достигшей приставленной к нему лестницы, прервал Досины грезы:
- Скорее же, что ты там прохлаждаешься так долго? Слезай!
И размечтавшейся было девочке оставалось только последовать примеру подруги.
И вот они обе на земле, в саду.
Калитка заперта на ключ. Но Соня-Наоборот знает отлично, как можно уйти из сада и без помощи калитки. Позади дома, в одном месте сада, два прута старой решетки давно отсутствуют. Разумеется, взрослого человека такая лазейка не пропустит, но они, две худенькие девочки, при некотором усилии протиснутся в нее несомненно.
Еще несколько минут, и они подле ограды.
Теперь остаются самые пустяки. Добежать до дубовой аллеи, сделать по ней несколько десятков шагов, и они очутятся у бартемьевской дачи.
- Какая ночь! Какая ночь! - восхищенно шепчет по дороге Дося.
- Гляди себе под ноги лучше. Чего уж там, не то редьку закопаешь. А то совсем как наша Марочка Райская: - Ах, голубое небо! Ах, горы! Ах, Иртыш! Ах да ах! Курица кудахчет, да и только. Или уж, если не можешь удержаться от восторга, любуйся здешней природой, земной. Это хоть не опасно - нос останется неразбитым. Да разве здесь менее красиво, чем там, наверху?
Соня-Наоборот говорила правду.
Тихо, не шевелясь, стояли, словно зачарованные волшебницей-ночью, кусты и деревья, казавшиеся серебряными в лунном свете. А там, в просвете их, намечалась широкая полоса реки, казавшаяся плавленой рудой, с лунной дорожкой посередине нее.
Плескалась близко у берега рыба, и какая-то ночная птица кричала в кустах, и только ее голос и нарушал тишину лунной сентябрьской ночи.
Глава 6
- Ага, пришли-таки! Не побоялись? Ну, честь и хвала вам. Что и говорить - храбрые девицы. Смерть люблю храбрых. Честное слово! А теперь рассказывайте, как вам удалось удрать?
Жоржик Бартемьев стоял у калитки своей дачи, держа на руках Доди.
При виде девочек белый шпиц рванулся и с радостным лаем бросился к ним навстречу.
- Додька! Дрянь ты этакая! Ну постой же, задам и тебе трепку, будешь знать, как у меня удирать! - говорила Соня-Наоборот и, наклонившись к Доди, незаметно чмокнула шпица в голову. Соня-Наоборот терпеть не могла сентиментальностей.
А Дося в это время спешила удовлетворить любопытство Жоржика.
Как они выбрались из дома? Да очень просто! Из окна мезонина, на рябину, с рябины на крышу черного крыльца, а с крыши на лестницу, оттуда в сад. Из сада же через лазейку в аллею и - честь имеем кланяться! - не без некоторой хвастливой нотки заключила свой рассказ девочка.
- Молодцы! Ей-Богу же, молодцы! - восторгался Жоржик. - Рябина, окно, крыша, лестница - целое приключение, нет, право же, я в восхищении и завидую вашей храбрости.
- Но только если за эту храбрость нам придется расплачиваться, мы вас, будьте спокойны, не очень-то поблагодарим, - буркнула Соня-Наоборот, на этот раз без злости, польщенная похвалами Жоржа.
- Неужто вы не надеетесь вернуться благополучно? - уже встревоженным тоном осведомился мальчик. - Право, мне было бы крайне горько, если бы…
- Об этом раньше надо было подумать, сняв голову, по волосам нечего плакать, - оборвала его Соня. - А попадемся, не заплачем, не бойтесь. Нам это не впервые, - и для большего эффекта произнесенной ею фразы Соня-Наоборот неожиданно свистнула тем мастерски удачным свистом, которому позавидовал бы любой мальчишка с улицы. Этот лихой свист окончательно победил Жоржика и расположил его в пользу его недавнего врага.
- Вот вы как умеете! - произнес он восхищенно. - Нет, положительно, вы обе должны быть также прекрасными товарищами. Вы - не то, что брат Саша, увалень и недотрога, с которым ни поиграть, ни пошалить нельзя вволю: всего-то он остерегается, всего боится. Нет, вы - совсем другое дело, наш брат, мужчина, честное слово! И так же, как он, свистеть умеете? - неожиданно обратился он к Досе.
- Нет еще, не умею, - с сожалением произнесла та.
- Не беда! Я ее выучу. За этим дело не постоит, - подхватила Соня-Наоборот решительным тоном и тут же прибавила озабоченно: - Однако нам пора все-таки. Еще хватятся… Ведь окно дортуара осталось открытым… Чего доброго, наши неженки завтра поднимутся с флюсами, насморками, кашлями и прочими прелестями. Бежим-ка обратно, Дося.
- Стойте, - сказал Жорж. Ну, хотите, будем друзьями с этого вечера? По рукам, что ли?
И он протянул свою маленькую бронзовую еще от летнего загара руку.
Соня-Наоборот первая пожала руку мальчугана.
- Что ж! Я не злопамятна и против нашей дружбы ничего не имею.
- И я тоже, - улыбнулась Дося.
- А только как же мы дружить-то будем, когда ни поиграть вместе, ни поболтать с вами нам не придется? Ни нас к вам не пустят, ни вы к нам не можете прийти, в пансион.
- А уж это мое дело будет похлопотать и устроить, - снова оживился Жорж. - Во-первых, в будущем месяце мое рождение будет. И я попрошу папб вместо подарка пригласить в гости все старшее отделение вашего пансиона, благо, наши знакомы с вашей начальницей и, кажется, даже как-то обменялись с нею визитами. А потом, папб обещал нам устроить зимой большую гору и каток в саду. И непременно надо будет упросить его дать разрешение пользоваться им и всем вам.
- Вот и будем и с гор кататься вместе, и на коньках тоже. Расчудесное дело, право.
- А пожалуй, что и совсем недурно придумано! - согласилась Дося.
- Чего уж лучше, - вырвалось у Сони-Наоборот. - Ну, а пока что все-таки прощайте.
Она с самым решительным видом повернулась и почти бегом пустилась в обратный путь, унося с собой на руках Доди.
Дося побежала за нею.
Девочки довольно далеко отбежали от "розовой дачи". Вот и знакомая решетка их пансионского сада… Еще минута, другая - и они дома.
- Слава Богу, без приключений! - вырвалось у Доси, и тут же она внезапно остановилась. По проезжей дороге парка, которую они только что готовились перебежать, навстречу им катилась коляска. При ярком сиянии месяца девочки сразу узнали лошадей и экипаж Анастасии Арсеньевны Зариной.
Не оставалось никаких сомнений в том, это возвращалась из гостей сама бабуся. Дося и Соня-Наоборот переглянулись.
- Бежим! - вырвалось у обеих сразу. Но едва лишь успели девочки сделать несколько шагов, как новый возглас испуга вырвался у обеих, и Соня-Наоборот первая остановилась посреди дороги, беспомощно разведя руками.
- Доди! Доди! Ах ты горе! Подвела нас таки противная собачонка!
Действительно, Доди со своей естественной всему молодому собачьему племени стремительностью неожиданно выскользнул из рук державшей его Сони, очевидно, чуя приближение хозяйки, и кинулся навстречу экипажу.
- Доди, Доди, назад! Назад! Тебя раздавят, глупая собачонка, - позабывшись, во весь голос крикнула Дося и кинулась вслед за шпицем.
* * *
- Откуда так поздно? Почему еще не спите? А где же m-lle Алиса и все остальные?
Экипаж стоял в десяти шагах от девочек, а Анастасия Арсеньевна направлялась к ним, на ходу забрасывая их тревожными вопросами, в то время как вероломный Доди выражал свои собачьи восторги возвратившейся, наконец, хозяйке.
Но Дося и Соня-Наоборот молчали. Растерянные и смущенные, стояли они перед Зариной, не произнося ни слова. И это молчание больше всяких слов сказало Анастасии Арсеньевне.
- Вы, кажется, ушли без спроса? - сдвигая брови, строго осведомилась она.
Тут Соня-Наоборот не выдержала, бросилась к Анастасии Арсеньевне, схватила ее за обе руки и, сжимая их, заговорила в страшном волнении, быстро-быстро:
- Бабуся… Милая, дорогая бабуся! Хорошая наша! Выслушайте нас, прежде чем рассердиться. Вы же знаете, что Соня-Наоборот вам никогда не солжет, потому что Соня-Наоборот шалунья, сорвиголова, но лгать не умеет вовсе! Золотая бабуся, добрая! Ну да, мы ушли, убежали попросту на часок из дома. Но, ей-Богу же, не ради шалости. И не ради злого умысла, отнюдь нет! Клянусь вам в этом, бабуся. Вы только выслушайте меня, и вы поймете сами, что мы с Досей не могли иначе поступить.
Анастасия Арсеньева выслушала Соню внимательно, посмотрела в ее поднятое к ней все освещенное лунным сиянием лицо, в горящие неподдельной искренностью глаза и после минутной паузы сказала:
- Я слушаю тебя. Знаю, что не лжешь. Рассказывай, Соня.
И вот началась горячая, правдивая исповедь. Ни одного слова лжи не было в ней. То, что забывала сказать Соня-Наоборот, вставляла в ее бесхитростный рассказ Дося Оврагина. История с желудями. Их назначение. Исчезновение Доди. Встреча с мальчиками Бартемьевыми. Ночная экспедиция через окошко при благосклонном участии рябины - ничто, ничто не было забыто девочками. Рассказано было все. Только несколько смягчен, в силу "правила товарищества", строго выполняемого в пансионе, в передаче, не совсем благовидный поступок Жоржа, ради которого они и попали впросак.
Однако Анастасия Арсеньевна менее всего, по-видимому, обратила внимание на участие во всей этой истории Жоржа Бартемьева, ее мысли были заняты другим.
- Ты кончила? Больше нечего рассказывать, надеюсь? - когда, наконец, замолкла Соня-Наоборот, обратилась к ней снова Зарина.
Молчаливый кивок головы был ответом.
- Я не буду говорить вам, дети, о том, как дурно вы поступили, и как ваш поступок огорчил меня, - произнесла после короткой паузы Анастасия Арсеньевна, - как огорчит он, несомненно, m-lle Алису и Асю и всех ваших более благоразумных подруг. И вот, чтобы не давать и другим переживать далеко не приятные минуты, которые я сама переживаю сейчас, я предлагаю вам ничего не говорить ни m-lle Алисе, ни девочкам о том, что произошло с вами. Чистое и сердечное ваше признание уже смягчает вашу вину. И то наказание, которого вы обе заслуживаете, будет уменьшено насколько возможно, благодаря той же правдивости вашей. Ну, а теперь скажите сами, чего вы заслужили обе? Какое наказание должна я наложить на вас? - обратилась снова Зарина к притихшим девочкам.
- Конечно, самое строгое, бабуся, - искренне вырвалось у Доси.
- Самое строгое, это - оставление без отпуска на четыре воскресенья, так, кажется, если не ошибаюсь?
- Да, бабуся, - замирающим голосом ответила на этот раз Дося, в то время как ее маленькое сердечко забило тревогу.
- Хорошо. Стало быть, ты останешься без отпуска, Дося. Но не на месяц, а ввиду чистосердечного твоего покаяния на одно воскресенье только. Если же m-lle Алиса и девочки спросят, почему ты не идешь в воскресенье с Асею к ним, можешь сказать всем им, что на это им ответит сама бабуся. Надеюсь, ты хорошо поняла меня, Дося?
- Поняла, бабуся, - и белокурая головка поникла. И вдруг она живо поднялась снова. Девочка вспомнила:
- А желуди, бабуся, а желуди? Ведь Дарья Васильевна Дубякина на целую неделю останется без кофе в том случае, если я не попаду домой в этот отпуск.
Неуловимая улыбка скользнула по лицу Зариной. Подумав немного, она сказала:
- Об этом не беспокойся, Дося. Завтра, до молитвы, принеси мне твои желуди в кабинет и напиши записку, кому их послать. И я отошлю их в это же воскресенье. Таким образом, твое отсутствие не отразится на удобствах других. Надеюсь, это устроит тебя.
- Благодарю, бабуся!
"Бедный Веня! Никакие желуди и никакие записки не заменят ему моего присутствия", - со вздохом подумала Дося.
Соня-Наоборот во все время короткой беседы вопросительно смотрела на Зарину. Наконец, не выдержав, спросила:
- А какое же наказание вы наложите на меня, бабуся? Ведь мне не к кому ходить в отпуск, и воскресенья я и так провожу в пансионе.
И снова внимательный взгляд Анастасии Арсеньевны обратился к ее любимице.
- Вот что, Соня, - сказала она, немного подумав. - Первого же удовольствия, первого большого, особенно приятного для тебя развлечения, которое представится вам, девочкам, в ближайшем будущем, ты добровольно лишишь себя, не говоря никому об этом ни слова. Ты откажешься от такого удовольствия добровольно по обоюдному молчаливому согласию со мной. Слышишь, Соня?
- Слышу, бабуся. Вы ангел, и я обожаю вас!
- А теперь ступайте спать, девочки. И помните, чтобы ничего подобного у вас не происходило больше.
- Нет, нет, бабуся! - вырвалось у обеих приятельниц, и они вместе с Анастасией Арсеньевной направились в дом.
* * *
- Сегодня воскресенье, и я увижу Досю, - проснувшись ранним сентябрьским утром, весело сказал Веня и вскочил с дивана.
Дарья Васильевна еще спала за ширмой, похрапывая во сне. Чтобы не будить мачеху, мальчик на цыпочках пробрался в кухню и занялся самоваром.
Радостное настроение заставило его особенно быстро одеться нынче, вымыться и напиться чаю, пока Дарья Васильевна, замученная взятой на дом работой, продолжала мирно спать.
Она проснулась только тогда, когда Веня надевал уже пальто и фуражку.
- Я к Зариным, мамаша, сегодня Дося придет.
- Да ведь когда придет-то Дося? В десять утра, небось, не раньше, а сейчас только восемь. Куда ж ты так рано, голубчик?
- Ничего, подожду у них. Юрий Львович позволил мне всегда дожидаться у них Досю. И Матреше, кстати, пособлю в работе. Может быть, ей надо сухари потолочь к котлетам или капусту нарубить к пирогу, а то в лавочку сбегать. Юрий Львович, наверное, уйдет в девять. К десяти у него репетиция оркестра начинается, он заранее уходит. Ну, я пойду, мамаша. Вы не беспокойтесь, ключ я с собой возьму, а у вас другой останется.
- Ступай. И обедать не придешь нынче?
- Как желаете, мамаша. Если вам одной не очень весело, так я к обеду вернусь.
- Ишь ты, какой добренький, право! Коли не очень весело мне одной обедать, так он, видите ли, вернется. Ну да Бог с тобой уж! Ступай себе и обедай у своих Зариных! Чего уж там! Не больно-то тебе весело, видать, со старухой-матерью. Небось, с товарками-однолетками куда веселее. Ступай себе, Венюшка, я не в обиде на тебя.
- Я вам желудей принесу, мамаша, оттуда. Желудевый кофе молоть будем завтра. А то вы без кофе, поди, за целую-то неделю соскучились, мамаша? - снова оживился Веня. - А Дося беспременно обещала желудей набрать у них в парке и вам принести.
- Ладно уж, ладно. Ишь, желудями задабривает. Ступай себе. Вижу, что не терпится.
И правда, не терпелось Вене. Он выбежал из квартиры, сбежал с лестницы и очутился во дворе.
- Лиза, здравствуй. Куда это, в лавку? А сегодня Дося в отпуск придет, - заявил он, не переставая радостно улыбаться столкнувшейся с ним лицом к лицу во дворе Лизе.
- Знаю. Ведь нынче воскресенье. Эку новость тоже сказал, - усмехнулась та.
- Сеня, а Сеня! Сегодня Дося придет, знаешь, до вечера с нами пробудет, - крикнул Веня прачкиному сынишке Сене, игравшему во дворе.
- Ты что ж это так рано, Венечка? Юрий Львович на свою репертицию еще не уходил, - встретила мальчика толстенькая румяная Матреша, пожилая служанка, жившая в доме Зариных еще при покойных родителях Юрия и Аси.
Но, видя, как сконфузился мальчик, поспешила успокоить его со свойственным ей добродушием:
- Ай хорошо, что пришел пораньше, Венюшка, мне, по крайности, пособишь по хозяйству. Ведь барышни наши явятся нынче, так надо, чтобы все было за первый сорт, к сроку.
Наконец, встал Юрий Львович и, узнав, что пришел Веня, позвал его пить кофе.
- Ты посиди до прихода наших у меня в кабинете, я тебе книжный шкаф открою. Можешь книги почитать; у меня весь Майн Рид и Жюль Верн есть. Бери и читай, Веня, - ласково предложил Зарин мальчику.