Макс продолжает гладить ее руки, а Джоэл перегибается через Макс так, чтоб погладить Нелли по спине.
- Ты всё нам можешь рассказать, мы твои друзья!
Нелли не может успокоиться.
- Мне стыдно!
- Нет в жизни ничего стыдного! - Макс говорит это как моя мама, когда та обращается к своим пациентам.
Нелли громко всхлипывает.
- Я беременна!
Что? Нелли - беременна? Беременна?
- У-у-у, - Макс обнимает ее. Нелли плачет навзрыд - и как-то еще умудряется рассказывать при этом: как познакомилась с этим парнем, который на два класса ее старше, как он играл в футбольной команде, как влюбился в нее и переспал с ней, и как она две недели назад поняла, что беременна, как рассказала все матери, а та хочет заставить ее сделать аборт. Макс, Джоэл и Мэдди говорят "Ой" и "Бедняжка", а еще - что никогда не стоит связываться с футболистами, будь они даже чертовски сексапильны.
- Эти свиньи не могут заставить тебя убить своего ребенка! - Мэдди хлопает ладонью по рулю. - Ты хочешь оставить его?
Макс снова гладит Нелли по руке. Нелли кивает.
- Да. Я рожу его.
Я оборачиваюсь к ней.
- Тогда тебе, наверное, не стоило так напиваться вчера, - говорю я ей по-немецки, - это может повредить ребенку.
Нелли яростно смотрит на меня и молчит.
Следующие четыре часа Мэдди, Макс, Джоэл и Нелли только и обсуждают, как Нелли оставить ребенка и одновременно не бросать школу, а заодно подать в суд на футболиста, чтобы он платил алименты.
А потом Мэдди говорит: "Ну вот мы и в Цинциннати. Где вас высадить?"
Я осматриваюсь. Недалеко от нас промышленная зона с ресторанами фаст-фуда и "Уолмарт".
- Высади нас тут, - просит Нелли с заднего сиденья.
Мэдди кивает, поворачивает на следующую улицу и останавливает машину на парковке у "Уолмарта". Мэдди, Макс и Джоэл желают Нелли удачи и дают ей свои телефонные номера.
- Пока, Анни, - говорят они мне.
- Пока.
Секунду спустя мы с Нелли стоим с рюкзаками на парковке и смотрим вслед их машине. Потом я поворачиваюсь к Нелли.
- Почему ты мне ничего не сказала?
- Чего? - Нелли делает вид, что не понимает.
- Ну, что ты беременна!
Потом она улыбается.
- Теперь ты это знаешь.
- Ага, - больше ничего ей в голову не приходит.
Нелли не выглядит несчастной, требующей утешения, наоборот, она вовсю радуется жизни. Закидывает рюкзак за спину и трогается в путь. Я беру свои вещи и догоняю ее. Конечно, Нелли направляется прямиком к "Уолмарту". Когда мы проходим через раздвижные двери, я останавливаюсь.
- Что еще? - Нелли оборачивается и нетерпеливо машет рукой.
- Обещай мне, - шепчу я, - что ты ничего не украдешь. Хорошо?
Нелли кивает.
- Хорошо, обещаю.
Все оказалось легче, чем я думала.
Нелли идет вдоль полок, останавливается у отдела для туристов и целую вечность рассматривает походную плитку. Я тяну ее за свитер.
- Она слишком дорогая. Пошли!
Если мы купим себе походную плитку, у нас не останется денег, чтоб хоть что-то на ней приготовить, Нелли не может этого не понимать! Но она не уходит.
- Я просто хочу посмотреть.
- Хорошо, тогда я схожу в другие отделы.
Я хочу взять свой рюкзак, но Нелли говорит: "Оставь его тут, зачем таскать его на себе". "Ладно". И я ухожу.
Иду вдоль полок с тряпками, картонной посудой всевозможных цветов, рабочими инструментами и электрическими приборами и останавливаюсь в отделе игрушек у полки с куклами Барби и вещами для них: Барби в розовых платьях, розовые машинки, розовые собачки, розовые кораблики и розовые домики мечты любой Барби. Розовый цвет пульсирует перед глазами. Я вспоминаю двух единственных Барби, которые у меня были, - Барби, занимающихся аэробикой. Папа принес их с барахолки. Я ужасно хотела куклу Барби, а мама не разрешала.
- Они слишком овеществленные! - считала она.
- Но у них такие красивые светлые волосы и розовые платья! - возражала я.
- Вот именно! - отрезала мама и не купила мне куклу.
У обеих кукол, купленных папой, волосы уже свалялись, и они были одеты в розовые гимнастические костюмы, на ногах лиловые гетры, а в волосах розовые ленты. Не знаю, зачем папа принес двух сразу, наверное, он решил, что это однояйцевые близнецы и их нельзя разлучать.
Купив мне Барби, папа нарушил сразу два маминых запрета: запрет-на-барби и запрет-на-игрушки-с-барахолки. Маме они кажутся мерзкими. Наверное, именно поэтому папа то и дело приносит игрушки со старых развалов или блошиных рынков, когда ищет там свои допотопные железнодорожные справочники.
Когда я думаю про это, меня вдруг словно поражает молнией. Розовый. Плюшевый. Барахолка. Кларина розовая собака лежит в Кливленде, в спортивном зале, в углу.
Она мне этого никогда не простит.
Я гляжу на розовые вещи для Барби, и слезы выступают на глазах. Клара доверила мне своего любимца, единственное, что она взяла в путешествие, а я его потеряла. Вчера ночью мне было наплевать на то, что Джордж пинком отправил его в угол.
Я осматриваю полку. В самом низу и вправду лежат розовые плюшевые игрушки. Но собаки тут нет, есть только заяц, которого, наверное, можно выдать за собаку. Я держу его в руках и думаю о том, как несколько лет назад забыла в поезде любимую куклу и три дня оплакивала ее. На четвертый день папа пришел с куклой, которая чем-то напоминала старую, и говорил, что нашел ее в бюро находок на вокзале. Я была оскорблена до глубины души - неужели папа может считать меня такой дурой. "Нет, так не пойдет", - сообщаю я розовому собако-зайцу и кладу его обратно на полку. И иду к Нелли.
- Куда ты провалилась? Ты думаешь, что я вечно буду стоять тут и рассматривать походные плитки?
Беру рюкзак.
- Именно так оно все и выглядело.
Нелли пыхтит и идет к кассе. В руке у нее банка с равиоли. Понятия не имею, где она решила их приготовить, хотя, может быть, она собирается есть их холодными.
На кассе нам не приходится долго ждать. Нелли кладет банку на ленту.
- Тридцать три цента, - говорит кассирша. Нелли платит, берет банку и устремляется к выходу.
- Хорошего дня! - говорит кассирша.
Я киваю и иду за Нелли через раздвижные двери.
И тут срабатывает сигнализация.
Громко и пронзительно.
Сначала я хочу сорваться с места и бежать, но все-таки остаюсь на месте и только пожимаю плечами. Забавно, пару дней назад мы без проблем вышли из супермаркета с ворованными вещами, а сегодня, когда у нас в карманах ничего нет, орет сигнализация. Я оборачиваюсь, чтоб улыбнуться Нелли. Но ее нет.
Вместо нее ко мне подходят два огромных мужчины в объемных голубых куртках, на которых справа спереди написано "Security".
- Будь так добра, следуй за нами.
Один из них приглашающе указывает вперед. Я киваю и иду за ним. На минуту меня охватывает страх, что я по ошибке что-нибудь положила в карман. Розового зайца?
Охранники заводят меня в маленькую комнатку и закрывают дверь.
- Садись, - один из них показывает на стул, стоящий у крошечного стола.
Я сажусь.
- Ты позволишь? - другой берет мой рюкзак. Киваю. Что тут еще сделаешь, не скажешь же "Нет?" Постепенно до меня доходит, какая же гадость - вся эта их искусственная вежливость. Мужики затаскивают меня в каморку, запирают, роются в моем рюкзаке, не забывая при этом добавить все эти "Ты позволишь" и "Будь так добра", чтоб никто-никто не смог сказать, что они лишают меня свободы и совершают самое настоящее насилие - а ведь так оно и есть на самом деле. Я же ни в чем не виновата.
- Вот оно!
Я поднимаю глаза.
Один из охранников вытаскивает из моего рюкзака зеленую картонную коробку.
- Что? - я хочу встать и посмотреть, что это, но второй охранник кладет руку мне на плечо и вжимает в стул.
- Не шевелись.
Я сижу и таращусь на коробку. Что там? И как она оказалась в моем рюкзаке?
Охранник положил коробку на стол передо мной.
- Вот ты странная. Другие девчонки крадут косметику или тряпки. Ты - первая, кто украл туристическую плитку.
Они смеются. Я не свожу взгляд с коробки. На ней черными буквами написано "Плитка походная".
Охранник кладет передо мной формуляр.
- Заполни это и подпиши. И даже и не думай о том, чтобы указать вымышленное имя. Полицейские скоро будут тут и они выяснят, что к чему.
Охранники вышли из каморки. А потом я услышала, как закрывается замок. Секунду я чувствую только облегчение! Они ушли. И в следующую же секунду я ясно понимаю: я сижу, запертая в комнате охраны "Уолмарта", где-то в Америке и вот-вот появится полиция, чтобы меня арестовать.
12
Я читаю формуляр. "Имя, адрес" - значится там, а еще написано: я подтверждаю, что совершила в "Уолмарте" кражу и посему подписываюсь под тем, что мне до конца жизни запрещено заходить в супермаркеты сети.
Рядом лежит синяя ручка. Я беру ее.
"Уолмарт. Сэкономь. Улучши свою жизнь" - написано на ней синим цветом. Какая глупость - подписывать рекламной ручкой подтверждение того, что я никогда больше не переступлю порог супермаркетов "Уолмарт".
Заполняю формуляр.
Фицмартин, Нелли, пишу я, 24 Пуллман-драйв, Питтсбург. Индекса я, к сожалению, не знаю. Я уже собираюсь подписаться за Нелли и тут слышу сзади постукивания. Оборачиваюсь и вижу крохотное окошко. В него заглядывает Нелли и машет мне. Подхожу к окошку, но оно слишком высоко, мне не дотянуться.
Оглядываюсь, потом двигаю стол к окну, залезаю на него и пробую поднять раму. Поначалу она не поддается, и я почти сдаюсь, но тут окно рывком раскрывается. Нелли почти падает назад, но удерживается.
- Ты - задница, - говорю я ей через окно.
Потом, потом, - торопится Нелли, - тебе надо отсюда выйти. Давай вещи.
Она права, наорать на нее и избить я еще успею.
Спрыгиваю со стола, беру рюкзак и подаю его Нелли в окно. Теперь очередь гитары, она идет сложнее. Только я собираюсь вылезать, Нелли спрашивает:
- А где походная плитка?
Я уже хочу наорать на нее, но вдруг вспоминаю, чего мне стоила эта плитка. Поэтому просто соскальзываю с подоконника, беру плитку и передаю ее Нелли. Не успела я сказать "вот она", как в коридоре раздаются шаги. Я будто ныряю в окно, стараюсь протащить ногу, но ничего не получается, я не пролезаю вся, окошко слишком мало. Я рвусь и тянусь наверх.
- Оттолкнись ногами как можно сильнее! - шипит Нелли, и я послушно опускаю ноги на стол, высовываюсь до пояса в окно, упираюсь руками и подтягиваюсь изо всех сил. Нелли тянет меня, а я уже слышу голоса в комнате, теряю равновесие и падаю куда-то. Нелли тут же поднимает меня. Мы стоим на крыше гаража. Она хватает гитару и прыгает в мусорный бак. Я с рюкзаком и туристической плиткой отправляюсь следом.
Когда Нелли наконец остановилась, мы пробежали три часа без остановки.
В боку колет так сильно, как никогда не кололо.
Мы стоим и судорожно хватаем ртом воздух.
А потом Нелли выдыхает: - Ну, теперь ори на меня.
Я и вправду хочу заорать, но потом перед глазами возникает стол, а на нем - формуляр с именем и адресом Нелли. Я качаю головой. Нелли глядит изумленно.
- Ты не злишься на меня?
Я улыбаюсь и протягиваю ей плитку.
- Ужасно хочу равиоли.
Она тоже улыбается, но ее улыбка какая-то разочарованная. Взяв у меня коробку, она достает плитку. Я осматриваюсь. Мы - на сжатом поле, супермаркет виднеется крохотной точкой вдали. Нелли ввернула газовый патрон в плитку и поставила ее на землю.
Остается надеяться лишь на то, что мы не сожжем это поле дотла. Нелли роется в карманах и вываливает на землю всякую всячину. Наконец достает зажигалку.
Она встает на колени, зажигает горелку, достает банку с равиоли, снимает крышку и ставит банку прямо на огонь. Я наблюдаю за ней, жду, пока та опрокинет горелку. Но Нелли делает все правильно. Через пару минут раздается "Кушать подано", Нелли выключает горелку, спускает рукав, переставляя горячую банку на землю. Порывшись в рюкзаке, она достает две вилки. Серебряные, с цветочным узором. Я уже хочу спросить, откуда они у нее. Но тут она говорит: "Налетай!", и я решаю, что лучше этого не знать вовсе.
Расстилаю на колючем жнивье спальник, мы усаживаемся на него и едим равиоли. С ума сойти, как же это вкусно. Выловив последнюю штучку, Нелли достает из рюкзака две банки пива, одну дает мне и чокается со мной.
- За Пита и Джорджа, щедрых меценатов!
Я чокаюсь с Нелли.
- За "Уолмарт".
Нелли глядит в сторону и пьет. Мы молчим. Потом я не выдерживаю.
- Зачем ты это сделала?
Нелли смотрит на свою банку с пивом.
- Я же тебе пообещала, что ничего не украду, поэтому я ничего не могла положить в свой рюкзак.
Я теряю дар речи. И просто смотрю на Нелли сбоку. Как она сидит и мнет в руках пивную банку - и вдруг осознаю нечто нелепое и одновременно правильное: Нелли - это особый вид людей, назовем их Нелли-люди. Они живут в Нелли-мире, в котором действуют Нелли-правила. И если не окажешься однажды в ее Нелли-мире, то никогда не поймешь ее. Если туда не попасть, то будешь идиотом, оставившим ее одну с твоим рюкзаком в "Уолмарте".
Я отпиваю глоточек. Это пиво такое горькое, что его невозможно проглотить. Я перекатываю его во рту языком - и тогда оно теряет горечь. Глотаю пиво и смотрю Нелли прямо в лицо.
- Чего я так и не пойму, - говорю я, - отчего это ты едешь со мной в Грейсленд, вместо того чтоб лететь в Японию.
Нелли вертит банку в руках.
- Тут, с тобой, просто, - произносит она, поразмыслив, - тут я не боюсь наделать ошибок.
Вряд ли это комплимент. Нелли чокается со мной.
- Мне кажется, это классно, что ты не боишься быть другой: все думают, надо быть худым, а ты толстая. Все думают, что Элвис это не круто, а ты слушаешь только его музыку. Ты хочешь в Грейсленд - и ты едешь в Грейсленд. Ты настоящая.
Я молчу.
- Погляди на меня, - Нелли показывает на себя, - я только и делаю, что стараюсь угодить другим. Дело даже не в том, чтобы быть образцом для подражания, нет, просто - не выбиваться из общей массы. Каждый день я доказываю всем, что я - не ошибка природы. Здорово, правда?
Я гляжу на Нелли.
- Я бы хотела быть тобой, - говорю я.
- И не думай, - она отворачивается, ее плечи вздрагивают.
Но я не нахожу слов, чтоб ее утешить. Мы молчим целую вечность. Потом Нелли говорит:
- В Японии точно не так здорово, - и обводит пивной банкой поле.
Я оглядываюсь. Солнце стоит совсем низко и от этого поле кажется золотым. Нелли ставит пивную банку на землю и расстилает свой спальник рядом с моим. Мы ложимся и глядим в небо. Нелли права, это здорово, по-настоящему романтично - однако я бы хотела оказаться в такой романтической ситуации с кем угодно, но только не с Нелли. С рейнджером, например. А еще лучше - с Язоном.
Я представляю, что рядом лежит Язон, и вдруг могу почувствовать его запах, тот самый запах, который я ощущала все время, пока мы ехали в автобусе. Я уже почти нагибаюсь к нему, чтобы поцеловать, и тут Нелли говорит:
- Тони переспал и с моей матерью.
- Что? - я рывком сажусь.
Нелли довольно ухмыляется.
- Он даже пытался переспать со мной. Он настоящая сволочь.
- Бред!
- Никакой не бред!
Нелли вытаскивает из-под спальника травинку и прихватывает уголком рта.
- Если желаешь знать, он просто жиголо. Не хочу и думать, сколько еще его незаконнорожденных детей живет на свете.
- Я не незаконнорожденная! Я просто его дочь!
- А, ну да, и поэтому он никогда не пробовал тебя найти, так? - Нелли покусывает травинку.
- Он ничего про меня не знал!
- Ты уверена?
Нелли ложится на бок. Я смотрю в темное небо. Тони спал с матерью Нелли. И приставал к Нелли. Я - одна из многих внебрачных детей, которые у него есть. А Нелли - женщина, которой он добивался. Может быть, ребенок, которого она ждет, от Тони? Тогда Нелли станет матерью моего сводного брата или сестры. Я поворачиваюсь к ней.
Глаза ее закрыты - она спит или делает вид, что спит. Прекрасное чувство, которое переполняло меня со вчерашней ночи, потихоньку уходит, оставляя мутное ощущение в животе. Чувство, которое говорит: ты просто жирная девчонка и всегда такой останешься. Как я могла подумать, что может быть иначе. Я ощупываю жирные складки на животе. Ах, если бы их можно было просто отрезать. Я ненавижу их. Я ненавижу это чувство, я ненавижу себя.
Я тихо плачу в спальник. Нелли храпит.
А что такого плохого в том, что Тони спит с кучей женщин? Ведь это классно, что его все хотят. Отец-сволочь все равно лучше, чем отец - жирный коллекционер железнодорожных справочников. Или нет? Я вижу папу в "Данкин Донатс", он читает и набивает рот пончиками, не глядя, что ест. Я вижу ослепительного Тони, сидящего у Фицмартинов в кресле. Вижу папу, идущего рядом со мной в торговом центре, несущего мою гитару. Сияющего от того, что ему удалось сделать меня счастливой.
- Нет, - говорю я темной ночи. - Тони мой отец. И точка.
Совсем продрогнув, я забираюсь поглубже в спальник и натягиваю его до самого носа. Подо мной что-то хрустит. Спальник узок, но я молниеносно сажусь, перекатываюсь на бок и ощупываю землю. Тут все эти мелочи, что Нелли выкинула из своих карманов. Освещаю их неллиной зажигалкой. Скрепки, резинки для волос и старые автобусные билеты Лу Бард. На одном из них что-то написано выцветшими голубыми чернилами. Я поднимаю билет и подношу к огню. "Дорогая Лу, - читаю по-английски. - Я навсегда запомню это путешествие, которое нам не суждено было совершить. С любовью, Элвис".
Солнце светит так ярко, что я слепну даже с закрытыми глазами и просыпаюсь. Переворачиваюсь на другой бок. Нелли лежит рядом и еще спит. Я пихаю ее локтем.
- Нам надо уходить. Пока не пришел какой-нибудь фермер.
Нелли кивает, выползает из спальника и встает. Мы собираем вещи и идем к шоссе. Сегодня все выглядит совсем по-другому, чем вчера ночью, как-то совсем уже не романтично. Теперь мне ясно виден супермаркет, а с другой стороны - фабрики с дымящимися черным трубами.