Карысь не дышал. Стиснув зубы, он крепко держал штурвал, изо всех сил стараясь, чтобы он ни в какую сторону не шелохнулся. О чём угодно мог мечтать Карысь, но чтобы на катере, у штурвала! От напряжения и взволнованности Карысь даже вспотел. Он уже теперь представлял, как будет рассказывать ребятам об этом, и как они не поверят, и как он презрительно скажет им: "Если хотите, спрашивайте у дяди Володи, а только я катер сам вёл". И как они все удивятся и будут завидовать ему, и Витька, наверное, сразу полезет дружить. Ведь Витька катером никогда не правил, а вот он, Карысь, правит, и хоть бы что.
Однако постепенно Карысю становится не "хоть бы что". Руки, поднятые высоко вверх, начали затекать и наливаться такой тяжестью, какой Карысю испытывать ещё не доводилось. Потом начали болеть не только руки, а и плечи, и спина, а ещё через некоторое время Карысь с испугом и стыдом заметил, что у него мелко трясутся ноги. И в это время дядя Володя, закончив разговор с Мефодием Ивановичем, встревожено сказал:
- Ого, брат Карысь, да мы этак на косу вылетим. А ну, пусти-ка.
И Карысь с облегчением отпустил штурвал. К его удивлению, дядя Володя совсем не сильно толкнул штурвал, и он быстро закрутился, и в глазах зарябило от мелькания его рожков.
- Ну как, Карысь, понравилось штурвалить? - спросил Мефодий Иванович.
- Понравилось,- одними губами выдохнул Карысь.
3
- Ешь, ешь, Карысь, дома-то этакой ушицы не отведаешь,- потчевала Карыся бабка Аксинья.
- Горячая.
- А как же. Уха горячая - рыбак с удачею. Ты дунь да сплюнь, корочку обрежь да потихоньку съешь.
Сидит Карысь за высоким столом на рыбацком стане. Стол врыт ногами в землю, скамейки вокруг него - тоже. Стол и скамейки - на улице. Можно есть и смотреть, как загружают рыбаки плашкоут большими серебристыми рыбами, посыпая их сверху мелко наколотым льдом. Много лодок стоит под берегом. На кольях, вбитых прямо в песок, сушатся громадные сети. Всё здесь, на стане, необычно и удивительно Карысю. Избушки, почти по самую крышу врытые в землю, лабазы, огромный чёрный котёл, тяжело покачивающийся над костром, ледник, тщательно укрытый взопревшей соломой, да и сами рыбаки. Даже бабка Аксинья была здесь совсем не такой, как дома. Она суетилась у котла, приветливо смотрела на Карыся и подкладывала, подкладывала ему рыбные кусочки в алюминиевую миску. Карысь боялся обидеть бабку Аксинью и потому долго и терпеливо ел. Но вот этот, последний кусочек, он уже съесть не мог.
- Бабушка, не хочу,- умоляюще сказал Карысь.
- Вот и ладно,- неожиданно легко согласилась бабка Аксинья,- поел пострел - и нету дел. А ну, помоги-ка мне снесть посуду на берег.
Посуды много, полон эмалированный таз кружек, мисок и ложек, да ещё в ведёрке с верхом наворочено. Карысь берёт ведёрко и, припадая на правую ногу, волочит его к воде. Здесь он по примеру бабки Аксиньи опрокидывает ведёрко, и кружки, миски раскатываются по песку, взблёскивая надраенными донышками на солнце. Бабка Аксинья подтыкает подол длинной юбки и бредёт в воду. Набрав таз воды, она садится на травянистую кочку, макает тряпку в песок и начинает жёстко шоркать первую миску. Мимо проходит Мефодий Иванович. Он улыбнулся Карысю и спросил:
- Помогаешь?
- А как же,- ответила за Карыся бабка Аксинья,- помогает понемножку: из чашки да в ложку.
- Это хорошо,- кивнул Мефодий Иванович.
Карысь не возражал, но ему хотелось поближе к рыбакам, и он несмело спросил:
- А мне с тобой можно?
- Эт-то куда ещё? - удивился Мефодий Иванович.
- Рыбалить.
- Дак рыбу начисто перепужаешь,- вмешалась в мужской разговор бабка Аксинья.- Она, рыба-то, завидев тебя, чертоломом в море-окиян рухнется. Ты уж, Карысь, будь ласка, подле меня поворухайся.
Но Мефодий Иванович протянул руку, и Карысь, залившись счастливым смехом, бросился к этой руке.
Они шли по песчаной косе к плашкоуту, и волны, лениво набегая на песок, облизывали их следы.
- Ты с Настькой-то не дерёшься? - спросил Мефодий Иванович.
- Не-е...
- А с лошади-то как звягнулся?
- ...
- Не убился?
- Там травка была.
- Повезло.
При всём уважении к Мефодию Ивановичу Карысь твёрдо решил отомстить Настьке за то, что она рассказала отцу про его падение с Чалки.
Но вот плашкоут и рыбаки. С Амура подходят и подходят лодки с громадными серебристыми рыбами. В брезентовых робах, высоких резиновых сапогах, рыбаки шутят и смеются. Они легко поднимают сразу но две рыбины и перебрасывают их через борт плашкоута. И рыбины, жарко взблёскивая на солнце, тяжело падают, брызгая во все стороны серебристой чешуёй. Карысь смотрит, смотрит и постепенно начинает жалеть этих рыбин, жадно хватающих воздух широко открытым ртом. Он тихонько взбирается по шаткому трапу на плашкоут и, поражённый, замирает; великое множество рыбин толстым, шевелящимся слоем лежит на палубе плашкоута. Они плавают друг по другу, вяло бьют друг друга хвостами. От их движения в воздухе какой-то неясный шорох - стон ли, вздох. Неожиданно рядом с Карысем одна из рыбин высоко подпрыгнула и чуть не вывалилась за низкий борт плашкоута. Она упала, подёргалась, затихла и начала медленно уходить вниз. Вначале исчезла голова, потом треугольные плавники, и, когда наверху остался только один хвост, Карысь схватился за этот хвост и потянул. Он думал, что будет тяжело, но рыбина легко и мягко всплыла над другими рыбинами и часто захлопала крышками жабер.
- Тебе больно? - тихо спросил Карысь и ладошкой погладил рыбу, ощущая холод и жизнь под рукой. Но рыба не шевелилась и не отвечала Карысю. Тогда он взял её обеими руками, перетянул через борт и головой вниз осторожно выпустил в воду. До воды было метр, не больше, но рыбина успела два раза перевернуться и упала боком, сильно всплеснув набежавшую волну. Она на мгновение скрылась, а потом всплыла вверх серебристым брюшком. Волны мягко покачивали её и потихоньку относили вдоль корпуса плашкоута. Карысь шёл следом и видел, как рыбина начала мелко шевелить плавниками, потом хвостом, и так, вверх брюшком, вдруг поплыла от плашкоута. Он счастливо посмотрел ей вслед и взялся за хвост следующей рыбины. Эта была совсем живая, и едва Карысь склонился над водой, как она легко выскользнула у него из рук и мгновенно скрылась в глубине. Карысь посмотрел на пустые руки и радостно засмеялся.
На пятой или шестой рыбине его поймал Мефодий Иванович. Он удивлённо уставился на Карыся, потом на воду, где только что исчезла очередная рыбина, и восхищённо изумился:
- Вот это рыбак! Ай да Карысь! Утешил... Чё делаешь-то, оголец?!
Карысь внимательно посмотрел на руки, облепленные рыбьей чешуёй, спрятал их за спину и тихо сказал:
- Им больно.
- Кому? - Мефодий Иванович ещё раз с сожалением глянул на воду.
- Рыбам.
- Так ты много выпустил-то?
Карысь растопырил пальцы и вытянул одну руку вперёд.
- Пять штук?
- Ага... Они холодные и дышат.
- Так тебе уши счас драть или погодить маненько? - серьёзно спросил Мефодий Иванович.
- Погодить,- тяжело вздохнул Карысь и тихо потопал на берег.
4
К вечеру разыгрался ветер и погнал по Амуру пенные барашки на гребнях высоких волн. Отбуксировав плашкоут на рыбобазу, катер спешил к дебаркадеру, тяжело зарываясь носом и шатко переваливаясь с борта на борт. Множество брызг взлетали над палубой, ударялись о стёкла рубки и частыми ручейками стекали на обшивку. Карысь, недавно проснувшийся, сидел на высоком ящике и смотрел между текущих ручейков на приближающийся дебаркадер, на свою родную деревушку. Ему казалось, что прошло много-много времени с тех пор, как он уплыл на катере, что в деревне должно всё измениться, стать больше и лучше. Но всё оставалось прежним, и он было задумался об этом, но тут вспомнил о рыбах на плашкоуте, оглянулся и увидел в окно, что плашкоута на буксире нет.
- Дядя Володя,-подёргал Карысь капитана за рукав,- а рыбы где?
- Выгрузили.
- Выпустили?
- Куда?
- В воду.
- Зачем? - Дядя Володя удивлённо посмотрел на Карыся.
- Чтобы они плавали,-смущённо ответил Карысь.
- Нет, брат Карысь, они своё отплавали. Теперь их уже вовсю потрошат. Ты жареную рыбу любишь?
Карысь нахмурился, подвинулся в угол и тихо ответил:
- Нет.
В Озёрных Ключах, в родной деревеньке Карыся, зажигались в домах первые огни.
ПЕРСТЕНЬ
1
Утром Карысь бежал в конюшню. Он торопился и ничего вокруг не замечал. Он хотел повидаться с Перстнем и, если получится, помочь ему. Вчера отец сказал, что Перстень, маленький жеребёнок с белой полоской на ноге, сильно заболел, и он никак не может ему помочь. Карысь, слышавший всё это уже из постели, спросил:
- Папа, можно я схожу к Перстню?
- Ты не спишь? - удивился отец.
- Это безобразие, - рассердилась мать,- времени - десятый час, Вера давно уже спит, а он всё ещё задаёт вопросы.
- Я уже совсем спал, а потом услышал...- начал было оправдываться Карысь, но мать строго перебила его:
- Сейчас же спать! Или я на неделю оставлю тебя без улицы.
Карысь обиделся, нарочно закрыл глаза и неожиданно быстро уснул.
Утром, когда он проснулся, отца уже не было, и Карысь робко спросил у матери:
- Мама, можно я к Перстню схожу?
- Это к какому ещё Перстню? - нахмурилась мать, убиравшая посуду со стола.
- К жеребёнку. Он заболел. Вчера папка говорил.
- Ты не забыл? - удивилась мать. Потом подумала, потом кивнула головой: -Хорошо, сходи. Но чтобы обедать тебя не искали.
- Ага.
- Что?
- Хорошо, мама. Я сам на обед прибегу.
- Надо следить за своей речью...
И Карысь выбежал из дома. Он выбежал из дома, и следом за ним увязался Верный, уже большой рыжий щенок с белым галстуком на шее. Он то обгонял Карыся и смешно прыгал на трёх лапах но дорожке, то путался под ногами, а то убегал в траву и что-то такое там жевал, чихал и вытирал нос лапой. Однако сегодня Карысь не обращал внимания на Верного и потому очень скоро оказался возле конюшни. Ворота в конюшню были распахнуты, и там, в глубине, Карысь увидел отца. Открыв маленький чёрный чемоданчик с красным крестом, отец что-то перебирал в нём и не замечал Карыся.
- Папа,- Карысь тихонько подошёл к отцу,- Перстню плохо?
- А, Серёжа.- Отец не удивился.
Что-то в голосе отца насторожило Карыся, и он, непривычно робея перед ним, осторожно спросил:
- Мне можно на него посмотреть?
- Посмотри,- рассеянно ответил отец, набирая какую-то мутно-белую жидкость из бутылочки в шприц.
Окна в конюшне были маленькие, почти под самым потолком, и потому здесь всегда держался полусумрак, к которому с улицы надо было долго привыкать, напрягая зрение и внимание. И Карысь, прежде чем войти к Перстню в стойло, сильно зажмурился, а может быть, он зажмурился ещё и потому, что боялся увидеть жеребёнка совсем плохим.
2
Перстень лежал на тонкой подстилке из соломы, сквозь которую проглядывали плохо ошкуренные, свежие плахи. Он лежал на боку, вытянув передние ноги и к самому животу подобрав задние. Его голова, на тонкой, с короткой гривой, шее, была запрокинута назад. Карысю показалось, что Перстень куда-то сильно бежит, только бежит лёжа.
Он присел на корточки и услышал, как тяжело, с хрипом, дышит Перстень, как что-то урчит и булькает в его высоко поднимающемся и опадающем животе.
- Перстень, - тихо позвал Карысь,-Перстень, не умирай.
- Пусти-ка,- подошёл отец. Он тоже присел на корточки, оттянул мягкую, податливую шкуру на шее у Перстня и глубоко воткнул иголку. Карысь вздрогнул и смотрел, как медленно убывает из шприца мутно-белая жидкость. Когда отец выдернул иголку назад, Перстень слабо перебрал передними ногами и опять затих.
- Ему сильно больно? - Карысь тронул копыто Перстня и быстро отдёрнул руку.
Отец не ответил, а в стойло зашёл дед Плехеев. Он посмотрел на Перстня, на Карыся и хмуро сказал:
- Зря всё это, Виктор Фёдорович. Живот у него полымя горит. Так-то запрошлым годом у Султана было, и ничего не пособило - сдох.
- Посмотрим, посмотрим,- неуверенно сказал отец.
- А чего смотреть-то,- махнул рукой дед Плехеев,- только лекарство зря переводить. Надо Мотрю Мясника звать, вот и смотрины все.
Карысь плохо слышал их разговор, потому что в это время Перстень открыл глаз и тяжело вздохнул. Он попытался и голову приподнять, но это у него не получилось, лишь тёмные, острые уши несколько раз вяло стриганули по плахам. Снаружи уши были тёмные, в коротких волосках, а вот внутри - розовые, с множеством красных прожилок, и Карысь, страдальчески морщась, почему-то долго смотрел именно на эти, слабо стригущие по плахам уши. Потом он подвинулся ближе и с надеждой заглянул в открытый глаз Перстня. Ему казалось, что он увидит там нечто важное, чего не видят взрослые, и потому Карысь сильно удивился, когда разглядел на выпуклой поверхности глянцевито-чёрного глаза... себя самого.
- Папа,- встревожено позвал Карысь,- там... я.
- Что такое? - рассеянно ответил отец, вытиравший руки пучком соломы.
- Там я,-удивлённо повторил Карысь, показывая на глаз Перстня.
- А-а,-отец вяло улыбнулся,-это отражение.
- Почему?
- Ну, как тебе сказать... Отражение - и всё! - вдруг рассердился отец и вышел из стойла вслед за дедом Плехеевым.
Карысь остался один. Он долго смотрел на глянцевую, холодную поверхность глаза, силясь разгадать, как и когда он попал туда, и где он будет, если жеребёнок закроет глаз. Однако понять это, видимо, было нельзя, и Карысь печально вздохнул. В это время вздохнул и Перстень, но вздохнул тяжело, с хрипом, судорожно дёрнувшись головой и закрыв глаз белесоватой плёнкой. Карысь поискал и не нашёл себя, вместо этого он увидел, как из глаза жеребёнка выкатилась большая круглая слеза и медленно покатилась плавной ложбинкой, оставляя тёмный след на рыжей шерсти.
- Перстень, миленький, -всхлипнул Карысь, -не плачь, пожалуйста. Тебе папка ещё один укол сделает - и ты выздоровеешь. Не плачь, Перстенёк, не надо. Мы потом на полянку бегать пойдём. Ты хочешь на полянку?.. Хочешь?
Но Перстень молчал. Тогда Карысь начал осторожно поднимать его голову, жалобно приговаривая:
- Вставай, Перстень, вставай. Не надо больше лежать, вставай...
В это время в стойло заглянул дед Плехеев. Он удивлённо прислушался, подёргал себя за редкую бородёнку, опечалился и нарочно строго сказал Карысю:
- Тю-ю-ю, малохольный. Прими руки! Ему теперь покой нужен.
- Он плачет,- растерянно оглянулся Карысь.
- Повыдумывай мне ещё.
- Плачет,- упрямо повторил Карысь.
- Ну, значит, оздоравливает. Укол твоего батьки впрок пошёл... Пускай голову-то, пускай. Дай ему в себя прийти.
Карысь опустил голову Перстня, подумал и подтолкнул под голову солому из яслей, чтобы мягче было.
- Он правда выздоровеет? - исподлобья глянул Карысь на деда Плехеева.
- Всенепременно. Только ты тут не мельтеши.- Дед Плехеев отвёл глаза и раскашлялся.- Не мельтеши, говорю. Ему теперь в первую голову покой нужен. Беги, поиграйся.
Карысь повеселел, осторожно погладил остренький круп жеребёнка и едва слышно прошептал:
- Выздоравливай, Перстень. Я скоро опять приду.
- Пошли, пошли,- заторопил дед Плехеев.
- Я после обеда прибегу,-радостно сообщил Карысь, заглядывая снизу вверх деду Плехееву в глаза.- Можно, я ему хлебушка принесу?
- Можно, однако,- опять закашлялся дед Плехеев и непонятно добавил: - Ему скоро всё можно будет.