Алена приехала на отдых в Эстонию. Отправившись назло маме к заброшенному маяку, она встретилась со странной девочкой, которая пригласила ее в гости в дом на болотах. Несмотря на все протесты приятеля, который предупреждал ее ни за что не ходить к месту, пользующемуся дурной славой, Алена не утерпела. Но любопытство сыграло с ней плохую шутку. Новая знакомая оказалась вовсе не той, кем казалась, а белый пудель хозяйки неожиданно превратился в Грима, вестника смерти…
Содержание:
Глава первая - Утро 1
Глава вторая - День 4
Глава третья - Вечер 7
Глава четвертая - Ночь 9
Глава пятая - Утро 13
Глава шестая - День 15
Примечания 15
Елена Усачева
Маяк мертвых
Глава первая
Утро
Прошлое - коварная штука. Что-то было - хорошее или плохое, - а теперь этого нет, но люди упорно об этом помнят. Ведут дневники. Пишут книги. Ставят памятники. Огораживают могилки. Одним словом, боятся забыть.
Прошлое цепляет, прошлое утягивает к себе. Зачем? Чтобы убить. Прошлому будущее не нужно. Примешься думать о будущем - забудешь прошлое. Так вам и дали это сделать. Не дадут. Застрянете в своих воспоминаниях, ни одной мысли в будущем не останется. Кое-кто, конечно, вырывается, но об этих мы забудем.
Воспоминания требуют пищи. Засушенный цветочек, билет в кино, куда ты ходила с ним , валентинка от нее , ворох записок ("ах! подружки!") - все это держит, привязывает, оттягивает руки, сковывает шаг. Поставьте крест на своих мечтах! Вы обречены остаться в прошлом. Вы сами станете прошлым. Я вам это обещаю.
Остров Хийумаа в Балтийском море - воспоминание. Раньше здесь жили шведы, потом пришли русские. Екатерина Вторая побоялась оставлять на своих северных границах обиженный Петром Великим народ и в 1781 году переселила их в Малороссию. А сюда привезла податливых эстонцев. Они вечно были под кем-то - немцы, шведы, русские, - не все ли равно? Так на острове появилось воспоминание о тех, кого здесь нет.
Дорога шумит монотонным гулом. Выныривает из леса и в лес уходит. Широкая парковка зовет машины остановиться. Какая-нибудь нет-нет да и притормозит, съедет на шуршащий гравий, взревет последний раз мотором, выплюнет из себя вонючий газ и замолчит. Остывая, она будет потрескивать. Дорожка в сосновом лесу сухая, земля чуть пружинит под ногой, перекатываются сосновые иголки, скользит гладкая подошва. Желтые тропинки отчаяния среди зеленых холмиков черники и брусники. Мох мягкий. Положи на него ладонь, обопрись - провалишься по локоть. Золотые стволы сосен, темные внизу, светлые к макушке, стоят верными стражами, топорщатся сухими ветками. Куда дотягивается рука, все сучки обломаны.
Для крестов.
Веточка, на нее перекладинка, обмотать травинкой, завязать потуже, чувствуя, как рвутся зеленые ворсинки листика. Поискать глазами место.
Вот кустик жимолости, а за ним стайка деревянных крестов. Один широкий, покрашенный в голубой цвет - пришедшие подготовились. Есть высокие, в человеческий рост, прочные, надежные, как сама память. Есть маленькие и хрупкие. Есть железные, с кружевными оконечниками.
Тропинка натоптана, люди сюда приходят часто. Их манит любопытство - посмотреть на место, где что-то произошло. Ставят кресты. Тянут они потом свои корявые руки-перекладины вслед уходящим, сверлят спины глазами-сучками. Думаете, что ушли? Нет, вы остались.
В этот раз крестик был маленький. В землю воткнешь - его и не видно будет. А должно быть заметно. Чтобы и другим память.
Нашлось место. Поставила на развилку сосны, подперла шишкой. Лбом прислонилась к стволу. Оставила метку смолы на щеке. Не скоро отмоется. Да и зачем? Теперь-то?
Кресты деревянные. Кресты железные. Кресты из камешков. Вот этот сложил маленький мальчик. Камешки в один размер, как узелки на позвоночнике. Эти узелки были хорошо видны сквозь футболку, когда мальчик наклонялся.
Все побывают здесь. Каждый останется воспоминанием.
Ветка треснула под ногой, шепнул неосторожное слово ветер. Что это было? Показалось… Тень мелькнула, прошелестело легкое дыхание, послышался незнакомый запах. А так ведь никого нет. Нет настоящего. Нет будущего. Есть только прошлое.
Она шла и вспоминала, что было вчера. Она умерла для настоящего. А машина? Что машина? Постоит, постоит, ее и заберут. Машина не помнит прежних хозяев. Она знает только настоящих. Что ей помнить?
Здесь кто-то прошел? Не видела. И не надо так топать. Земля сухая, гулкая. Она может отозваться, заставить вернуться, заставить умереть для настоящего.
Чайные ложки стащили домовые. Им было скучно. Вечером долго вздыхали, бродили по коридорам, постукивали по стенам, скрипели дверями. Самый шустрый залез в кран и гудел в трубу, с завываниями, неприятно. После хорошей работы позвали соседей и пили чай до утра. Звенели фарфоровые чашечки, скребли ложечки по донышку розеток, выбирая варенье. Домовые любят сахар, конфеты и сухари.
Хрум, хрум, шырк, шырк.
Попробуйте тихо съесть сухарь. Накройтесь одеялом, подлезьте под подушку, усыпьтесь крошками. Есть сухарь - дело очень громкое. Даже когда тебе удается разгрызть его тихо, в голове стоит такой грохот, что птицы снимаются с насиженных мест. А птиц на острове Хийумаа много. Очень. Целый птичий базар.
- Чего застыла?
Мама подкралась сзади, положила подбородок на плечо.
Столько раз говорили: "Не надо так делать!" Взрослые, а памяти никакой.
- Ложек нет, - шепотом сообщила Алена, опуская плечо, чтобы подбородок исчез.
- Ушли?
- Домовые разобрали.
Мама выпрямилась, вопросительно глядя на пустой лоток. Вилок много, ножей ворох, большие ложки лежат. Кому нужны большие ложки на завтраке, если здесь нет каши? Они бы еще половник вынесли.
Хлям-блям… Чаепитие под половицами. Так и уснули с чашками в руках. Привалились кто к чему - кто к печке, кто к стенке, кто к окну. Из чашек льется чай, капает на войлочные тапки. В войлоке шаг бесшумный. Подкрадись, к кому захочешь. Бери, на что глаз ляжет. Только бы ложки не звякали. Их много, они металлические. Шуму-то, шуму! Скрежета, позвякивания, шороха. Но сейчас ложечки лежат, утонув в чайных лужицах, ткнувшись носиками в крошки сухарей.
- Аля, - жалобно прошептала мама, - ты не заметила, у тебя ничего не стащили?
- Чего сразу у меня-то? - тут же забыла о ложках Алена.
- Все знают, что домовые любят чай, сухари и яркие бусики.
Когда мама сказала про сухари, Алена вздрогнула - надо же, какое совпадение, она тоже об этом думала, - а упоминание о бусиках заставило задержать дыхание.
Так, так. Что было утром? Проснулись, потянулись, умылись, повисели на подоконнике, глядя на узкий колодец двора, где ничего не происходило, повалялись на кровати, задрав ноги. Мама собралась, пошли на завтрак. Украшения… Она их куда-то вчера положила. А утром? Нет, косметичку не проверяла. Лежала Алена на подоконнике, значит, они были не там. На тумбочку бросала книгу, читанную перед сном, - значит, не на тумбочке. Ой, мамочки! Она не помнит, видела ли косметичку утром. Точно - видела… Или нет, не видела. Не до косметички ей было!
Алена схватила себя за запястье. Головы быков на браслете тяжело качнулись, зацепившись рогами за цветочки бус. Папин подарок из Испании - серебряная цепочка с прикрепленными к ней пятью плоскими фигурками круторогих быков, покрытых разноцветной смальтой.
Пока отцепляла, смотрела на лоток со столовыми приборами. Где чайные ложки? Нет! Она за ними подошла. Чайных ложек нет, украшений тоже нет. Ее любимых, любимых и трижды любимых!
Эти быки вечно все задевали, рвали шарфы и вязаные кофточки. Сколько раз зарекалась их носить. Нет, опять нацепила. Или это они за нее специально зацепились, чтобы не попасть в жадные руки домовых, как остальные.
Пока разделяла упрямые сочленения, пока уговаривала быков вести себя прилично, добежала до номера: по лестнице вниз, коридор, направо, еще раз направо, снова вниз, пригнуть голову, чтобы не врезаться в арку свода, по гулкому подвалу до конца. Карточку в паз. Раз, другой…
Номер узкий. Две кровати, между ними тумбочка. Высокое окно в глубокой нише забрано решеткой. За ним глухой колодец двора соседнего дома, трава лезет на стекло…
Вот же она, косметичка! Лежит себе на месте, занимает всю нижнюю полку тумбочки, распахнула жадный зев.
И тут же вспомнила, как доставала браслет, как распутывала цветочки. Как подумала - странное сочетание: быки и ромашки. Хотя…
Мама!
Коснулась своего сокровища, только чтобы убедиться, что все на месте, что ничего не показалось. А то мало ли как бывает… И помчалась обратно. По длинному подвалу, пригнуть голову, по лестнице, поворот, узкий коридор, мимо дверного проема, загороженного шторой.
Мама сидела в углу столовой за длинным столом и лениво помешивала ложечкой в чашке с кофе. Алена проползла вдоль лавки к окну.
- Ну, что домовые? - В глазах у мамы тридцать три чертика, на губах двадцать два блика от солнца.
- За ложками пошли, - буркнула Алена, завершая свое бесконечное движение и утомленно падая на место. - Обещали, что скоро все принесут.
- Уже принесли. - Мама покачала перед своим лицом ложечкой. - Извинялись, что задержали. Теперь, сказали, пошли твои сокровища пересчитывать.
- Мама! - простонала Алена, картинно опуская лоб на сложенные руки.
- Ты-то им счет не знаешь, - доверительно склонилась к Алене мама.
За лето на лице у нее появились веснушки, загар сделал лицо тоньше и худее, волосы выгорели и закурчавились. Серые глаза как будто тоже набрали солнца и заискрились пятнышками, словно старую ириску раскрошили на множество осколков. Смотришь в эти глаза и ловишь себя на мысли, что не узнаешь. Может, это не мама?
- А домовые до чужих сокровищ падки, - шептала мама. - Они несут их гномам и вместе прячут под корягами и камнями. Там колечко, здесь браслетик - так и набирается клад. А потом они зовут дракона, чтобы он охранял. И с тех пор каждый, кто к сокровищам прикоснется, сам станет драконом.
- Мама! - подпрыгнула Алена и поползла по лавке обратно к выходу из-за стола. - Эти вечные твои сказки…
- Возьми мне круассанчик, - бросила ей вслед мама.
Алена повернулась, чтобы испепелить маму взглядом, чтобы пригвоздить ее к лавке, чтобы…
Мама смотрела на нее, чуть опустив голову и склонив ее набок, быстро-быстро моргала, улыбалась одним краешком рта, так что только две морщинки появились на щеках. Алена прыснула. Мама заморгала еще быстрее.
- Ну, мама! - простонала Алена, отходя к раздаточным столам.
Мама - невозможный человек. У всех родители как родители, строгие, но справедливые, ведут себя по-взрослому, а у нее? Вечно хихикает, вечно что-то придумывает. Сейчас она ей такой круассанчик принесет. В сердцах дернула рукой, очередной бык очередными рогами зацепился за кофту, тарелка полетела на пол.
В тихой столовой повисла гробовая тишина.
- Извините, - пробормотала Алена, приседая на корточки и искоса глядя на маму.
Она улыбалась, но смотрела мимо. Не на Алену. Проследить за взглядом некогда. Один круассан откатился под столик. Алене показалось… нет, она была уверена, к нему протянулись быстрые ручки, но тут же исчезли. Алена и сама не поняла, как это произошло - щелчком отправила круассан дальше под стол, пробормотав: "Не шали!"
- Я все видела, - перегнулась через стол мама.
- Что ты видела? - Алена спрятала глаза, с трудом сдерживая улыбку - надо же так попасть. Дожили, домовых стала кормить.
Стол покрыт серой льняной скатертью. Толстые нити ткани неровные, то широкие, то узенькие, то с узелочками. Проводишь рукой - чувствуется шероховатость.
- Ничего ты не видела! - хлопнула ладонью по столу Алена.
- Ты взяла три круассана! В юбку не влезешь!
Мама подхватила с тарелки рогалик. Алена открыла рот, чтобы закричать, чтобы выразить все свое возмущение, чтобы сказать, что она думает о сегодняшнем утре и о пропавших ложечках, о…
- О! - прошептала мама, откладывая круассан. - Смотри, кто пришел… Ой, не могу.
Алена обернулась.
Да! Это был он! Высокий стройный парень с очень тонким худым лицом. А руки! Какие у него были руки! Длинные нервные пальцы с крупными узелками суставов, аккуратные красивые ногти, голубые венки на тыльной стороне ладони… Мама засопела, закрыв глаза и растянув губы в самой глупой улыбке, какую только могла изобразить.
- Моя любовь, - прошептала мама.
- И не только твоя, - проворчала Алена, досматривая спектакль до конца.
Следом за парнем вошла пухленькая девушка с длинными темными волосами. Круглое румяное лицо и маленький вздернутый носик. Она довольно громко что-то говорила своему спутнику, поминутно взрываясь громким смехом. На что красавец скромно улыбался. Лицо его становилось еще прекрасней.
На девушку Алена не смотрела. Хватит, насмотрелась уже. Ее больше интересовал парень. Так приятно было фантазировать на тему, что ему может нравиться или хотя бы воображать, как его зовут. Третий день, а его имя все еще загадка - ни мама, ни Алена не смогли с ним заговорить.
- Ну и пожалуйста, - проворчала Алена, утыкаясь носом в чашку. - Не одна ты в него влюблена. Он всех здесь успел очаровать.
Да, да, парень оказался общителен, почти с каждым обитателем гостиницы перебрасывался парой слов. И всем мило улыбался. Особенно женщинам.
- Ой, подумаешь! - игриво дернула плечиком мама. - А вдруг это судьба?
Алена хорошо знала подобные "судьбы" - мама обожала кокетничать с парнями. Что только на это скажет папа?
Ничего не скажет, порадуется, что у мамы хорошее настроение. Ох уж эти ее родители… Все-то у них не как у нормальных людей.
- Зато я сегодня видела Эдика! - мстительно произнесла Алена.
- Он в желтой футболке? - тут же переключилась мама.
Нет, она все-таки фантастический человек. Ее, случайно, инопланетяне не подменили? Вот и чайных ложек нет. Может, она чайными ложками питается? По ночам. Пока никто не видит.
- Нет, в красной! - злорадно ответила Алена и стала запихивать в рот круассан, чтобы больше на вопросы не отвечать. Никакого Эдика она еще не успела увидеть, тем более не знает, какая на нем сегодня будет футболка.
А во всем виновата проклятая мамина влюбчивость. Вечно она кем-то увлечена. Способна мгновенно потерять голову от мимолетного взгляда, брошенного случайным встречным, или очароваться человеком на фотографии. Она так искренне всеми вокруг восхищалась, что не заразиться от нее этим было никак нельзя.
Алена крепилась. Она говорила: нет, нет, нет! Но этот парень с тонкими длинными пальцами был необычайно красив. А Эдик на рецепции - настоящий викинг с рыжими вихрами и широкими плечами. А старый смотритель маяка Кыпу похож на сказочного деда и рассказывает потрясающие истории. Они с мамой еще потом долго обсуждали его бороду, его манеру дергать кустистыми бровями, его постоянные причмокивания, покашливания.
И всех их мама так описывала, что Алена тоже влюблялась, восхищалась, надевала на лицо самую глупую улыбку, какую только можно себе представить.
Но сегодня - все. Никаких влюбленностей! После злого розыгрыша с украшением Алена не поведется на сказки. Пускай мама рассказывает их у себя в библиотеке.
Алена вновь поползла вдоль лавки из-за стола. Вот как сейчас возьмет и уйдет отсюда далеко-далеко. На край света. Сядет там и будет болтать ножками, пока не приедет прекрасный принц на белом коне и не спасет ее. А те, кто останется здесь, будут вздыхать: какого хорошего человека в одночасье потеряли.
Алена прошла мимо парня с девушкой, гордо подняв голову. Нет ей дела до чужих красавцев в чужой стране. Прошла через пустой холл, где обычно за стойкой сидит администратор. Но сегодня нет Эдика, поэтому и неважно, кто тут должен скучать.
Раз так, то все неважно. Если жизнь катится в пропасть, то пускай она начнет это делать с гостиницы "Маяк" города Кярдлы острова Хийумаа страны Эстонии. Алена Курочкина пойдет вперед, не оглядываясь, пересечет Балтийское море, доберется до Северного полюса, где ее смогут оценить белые медведи и морские котики. Пережив сотню приключений, она найдет настоящую любовь, а не уже занятого толстой девчонкой парня с изящными руками.
Вперед - навстречу приключениям!
- А! Алена? Здорово!
Футболка была оранжевая. Не красная. И волосы сегодня как-то по-особенному рыжи, и весь Эдик жизнерадостен, как солнышко.
- Ой, привет!
Только и смогла сказать Алена, расплываясь в глупой улыбке. Когда твои губы так тянет непонятная сила, ты уже ничего не можешь: ни говорить, ни делать, ни думать. Только смотреть. Только улыбаться.
Эдик между тем закидал вопросами, поделился сведениями о погоде, рассказал новости. Когда в его словах всплыло имя мамы, Алена перестала улыбаться и немного пришла в себя.
- Мама завтракает, - мстительно ответила Алена. - Там как раз этот, красавчик пришел. Ну, тот, что со всеми болтает.
- А! Молодожены, - легко согласился Эдик, пропустив намек на то, что мама кем-то увлечена. - А вы куда собираетесь сегодня?
Вот так… и никакой романтики. Они не родственники, не друзья и даже не парень с девушкой. Они уже муж и жена. Могли бы это и раньше у Эдика узнать.
- Чего тут собираться? - буркнула Алена, заметно скучнея. - Мы едем на маяк. Тот, что ближайший. Нам сказали, что там лабиринт прикольный есть.
- А! Тахкуна, - снова непонятно чему обрадовался Эдик. - Хорошее место. И лабиринт там есть. А еще есть памятник детям, погибшим на пароме "Эстония". Слышала про такой?
Алена поджала губы. Ни про какие паромы она ничего не слышала. И говорит сейчас Эдик явно не о том, о чем хотелось бы Алене. А хотелось бы ей, чтобы он прямо сейчас сказал, что Алена красивая, что она гораздо красивее мамы, что тот молодожен дурак и что сейчас они вдвоем поедут на край света.
Но Эдик не спешил читать ее мысли. Он говорил о своем, продолжая копаться в машине:
- Лет двадцать назад в сентябре в сильный шторм перевернулся паром. Он назывался "Эстония". Чуть ли не тысячу человек погибло.
- Как печально, - через силу выдавила Алена. Хотелось плакать. Ну, почему этот мир так несправедлив!
Эдик выбрался из-под капота машины и внимательно посмотрел на Алену.
- А по дороге можно заехать на Гору Крестов, Ристимяги. Потрясающее место.
- Ага, - скривилась Алена.
И зачем она встретила Эдика? Была бы уже на подходе к Северному полюсу.
- Представляешь: лес, земля покрыта мхом, кустики черники, редкие лиственницы, сосны, и все-все вокруг в крестах.
Алена все это хорошо представила. А представив, вздрогнула.
- Почему в крестах?
- Место такое! Легендарное. С любовью связанное.
Алена фыркнула. Опять любовь. Как будто без нее жить нельзя.
- Все легенды про любовь, - недовольно буркнула она.
- Эта особенная. Рассказывать? - Эдик вытер руки тряпкой, присел на крыло, готовый рассказывать.