Алена стрельнула глазами в сторону гостиницы. Мама вряд ли так быстро появится. Пока красавчик не уйдет из столовой, ее из-за стола не вытащишь.
Алена опустилась на ступеньку крыльца. Делать решительно было нечего.
- Давай рассказывай.
Эдик бросил тряпку в салон и захлопнул капот.
- Встретились на узкой дороге две свадебные процессии, и ни одна не хотела уступать дорогу. Ругались, ругались, пока не подрались. В драке убили жениха и невесту из разных свадеб. Испугавшиеся гости разбежались. С тех пор на этой горке каждый оставляет крестик.
- Как на могиле? - Настроение у Алены не поднималось. - А чего они сразу убивать-то кинулись?
- Легенда, - развел руками Эдик и покосился на свою машину. - Если вы сейчас соберетесь, могу подбросить до Тахкуна. Все равно мне в сторону Кыпу ехать.
Заколдованное место этот остров Хийумаа: куда ни повернешься, все будет в сторону Кыпу.
На Кыпу Алена уже была. Это самый старый маяк на острове. Огромный, белый, с красной шапочкой, он толстоногим монстром смотрится от прибрежных скал. Усеченный конус основания, четыре ребра, упирающиеся в бока для прочности. Кажется, что он так и вырос прямо из этой каменистой земли, уперся в нее лапами - ни упасть, ни отойти. Когда подъезжаешь к нему, дух захватывает - до того он красив. Бешеный ветер бьется лбом о его прочные стены, словно пытается сдвинуть с места, но он не дается. Бросает дальний свет кораблям, предупреждает об опасности. Белой громадой нависает над маленькими человечками, стоящими на земле. Что люди ему, когда он повелевает расстояниями и немножко временем.
На северной точке острова тоже есть маяк. Тахкуна называется. Кыпский маяк самый старый, в Тахкуна самый высокий. Говорят, с него в хорошую погоду видна Финляндия. С финского берега Тахкуна заметен по ночам - светит-то ярко.
А ведь такси можно и отменить. Ехать с Эдиком гораздо интересней.
- Я сейчас сбегаю, спрошу! - подпрыгнула Алена, забыв о своей обиде, о своем желании никогда-никогда больше не общаться с мамой, о своем начавшемся походе к белым медведям.
Поехать с Эдиком к неведомой Горе Крестов, это же… это же…
Долго искать маму не пришлось. Стоило Алене оказаться в полутемной прихожей, как она услышала мамин смех. Она шла из столовой. Не одна. Вместе с красавцем. Держала его под руку. Рядом топала его жизнерадостная подруга. Они мило болтали по-английски. Красавец так же, как и до этого своей спутнице, скромно улыбался маме.
Они не заметили Алену в темноте. Но даже если бы Алена вышла к ним навстречу, они бы все равно не заметили, потому что были слишком увлечены собой и беседой о прелестях жизни на островах. О том, что отсюда помимо парома можно еще и на катере уехать. Что до ближайших островов рукой подать. Что неплохо было бы съездить на Сааремаа или Муху, а то и до Вормси добраться. И хоть бы слово про Алену. Может, она не хочет ехать на продуваемом всеми ветрами катере через Балтику? Если у них тут тонут паромы, то что говорить о маленькой лодочке?
Дверь открылась, впустив ветер, свет, шум улицы, и закрылась, забрав все это с собой.
Алена выглянула в стеклянную вставку. Они свернули налево, к высокой деревянной башне с часами. Неужели они сейчас договорятся куда-нибудь съездить и Алену забудут? Ведь так они и уплыть без нее могут. Мама такая, мама может…
Онемевшей рукой Алена открыла дверь, постояла на пороге, чувствуя приятную прохладу на лице, и шагнула к машине Эдика. Он в очередной раз вылез из-под капота, посмотрел вопросительно: ну, что решила?
- Мама согласна, - прошептала Алена, осторожно садясь в машину. - Она меня потом подберет. На такси. - И чуть помедлив, добавила: - Я договорилась.
Эдик оглядывался, словно чего-то ждал. Не верил?
- Думаешь?
И почему взрослым всегда все надо уточнять?
- Конечно! - В Алене проснулась кипучая энергия. - Все дороги лежат в сторону Кыпу. К Тахкуна тоже в ту сторону. Ты едешь?
- А мама?
- Мама задержится… Я позвоню, она меня заберет.
И они поехали. Первые пять минут Алена все ждала, что Эдик развернется или потребует позвонить маме. Но он был настоящий эстонец. Спокойный. Раз уж решил, мнения своего не менял.
* * *
Что самое сложное? Нет, не ждать. Для настоящего охотника ожидание - увлекательная игра. Кто кого пересидит, кто переиграет. Игра с человеком - это великое искусство. Человек самый наглый и хитрый хищник. Раньше таким был волк. Сейчас он стал другим. Пугливым. Вымирает. Остается человек. У него много слабых мест, но он все равно живет. А зачем? С таким набором проблем это бестолковое занятие. Но живет и не дает жить другим. Прыгает, суетится - а ведь все напрасно. Жизнь конечна, а потому бессмысленна. Жить так, как живут все взрослые, глупо. Жить по-другому никто не даст. Поэтому собирайтесь в стада и бредите следом за погонщиком.
А выход есть - не оставлять воспоминаний. Все должно быть коротко и быстро. Чтобы не запомнилось.
Со мной не спорят - соглашаются. Я слишком давно здесь и все хорошо знаю. Чем больше воспоминаний, тем короче жизнь. Все, что висит на плечах, тянет ко дну. Чем тяжелее груз, тем меньше шансов всплыть. Но расставаться с грузом не хотят. Гребут под себя - дни рождения, обиды, мелкие радости, слепые надежды, бывшие дружбы, первую любовь, вторую, третью. Детский сад, школа, институтские дружки, коллеги по работе… Начальные классы топят особенно сильно.
Жалости к ним нет. Есть любопытство: как долго это будет продолжаться. Сколько еще надо будет снести на моей Горе Крестов.
* * *
Камешек к камешку. Друг за другом. Чаще попадаются темно-серые, с зеленцой. Маленькие. Неровные. Вот этот похож на треугольничек с обломанным зазубренным краем. Пять, шестой темненький. Седьмой беленький, крепенький кругляшок-кулачок. Будет последним. Теперь нужна перекладинка. Первый камешек маленький светло-коричневый, недокормыш, с узловатой серединкой, словно его, прежде чем затвердить, долго замешивали. Следом бухнулся тяжелый гигант. Получилось некрасиво. Как капля. Камешки поменялись местами, но красоты от этого не прибавилось. Где же взять камешек?
Вытоптанная широкая тропинки чиста, словно по ней прошли веником - ни палочки, ни камешка. Люди на Гору Крестов приезжают не всегда подготовленные, делают кресты из того, что найдут. И Алена за сегодняшний день не первая. На парковке, где ее высадил Эдик, стояла одинокая машина. Но в самом лесу никого. Словно человек пропал. Или он шел не на Гору Крестов? Или шел сюда, но не затем, чтобы полюбоваться красотами, а чтобы закопаться в мох? Или попрыгать по гладким стволам? Или искупаться в болоте? Очень удобно - разок нырнул, разок не вынырнул.
Ристимяги начинается как самый обыкновенный лес. Сосна, лиственница, холмики, заросшие брусникой, между ними вьются тропинки.
Ветер поскрипел соснами, пошуршал отстающими шелушинками коры, пошелестел листьями брусники. Словно кто-то прошел. Высокий, в светлом, задел длинным подолом кустики.
Показалось.
От долгого вглядывания все стало четким, кресты приблизились, резче обозначились контрастные цвета.
"У-у-у-у", - пронеслось по лесу.
"Иду!"
На душе стало нестерпимо печально, слезы горячим угольком обожгли переносицу, защипало глаза.
Зачем она сюда приехала? Зачем складывает крест? О чем хочет оставить память? О сегодняшней ссоре? О том, как убежала от матери, не взяв телефон.
Тоска заставила выпрямиться, задышать глубже.
Как все нестерпимо обидно и глупо. Вернуться? Извиниться? А толку? Все будет так же - ее умильные взоры, глупые улыбки, влюбчивость. Каникулы испорчены.
Алена медленно встала. Все равно, что произойдет дальше. А если не произойдет - тем лучше.
Окинула взглядом мрачную картину - деревья, пригорки с кустиками брусники, мох, желтую широкую тропинку и кресты, кресты, кресты.
Жизнь тяжела… страдания вечны…
Кто это говорит? Или это она сама так думает?
Да, сама.
Алена побежала, а кресты все не кончались. Они мелькали по сторонам, звали к себе. Забыть, забыть, скорее забыть…
- Алеееена! - зовет знакомый голос, но он с трудом пробивается сквозь прочно поселившееся в душе отчаяние.
Нет, нет, нет!
Алена сжимает голову и бежит быстрее.
- Аааааалён!
В пропасть, с обрыва, в болото - куда угодно, только подальше.
- Аля!
Алена остановилась.
- Ты куда?
Эдик запыхался. От бега его шевелюра разметалась, к футболке пристали хвоинки, на плече желтое пятно смолы.
- Еле догнал!
От улыбки на щеках ямочки. С запозданием Алена заметила, что тоже улыбается. Самой глупой улыбкой… Вот ведь! Эдик! Пришел! За ней! Это любовь!
- Так чесанула!
Эдик еле переводит дыхание. Алена кашлянула, прогоняя мысли о судьбе и прочей маминой ерунде. И вдруг поняла, что сама она дышит ровно. Словно и не бежала. Словно кто нес.
- Хотела посмотреть, где гора кончается, - пролепетала Алена, с ужасом прислушиваясь к себе. Что с ней было? Что? - Где нет крестов.
Эдик ничего не заметил. На Алену не смотрел, вертел головой. Что-то ищет? Или кого?
- Она в болото скатывается, - произнес он быстро. - Дожди были. Сейчас там топко.
Болото… Перед глазами еще мелькают странные картинки, голова гудит от ярости… На кого? Из-за чего?
Эдик все оглядывает и оглядывается. Кого еще потерял?
- Ты тут не видела? - начал он вопрос, но замялся. - Девушка должна была быть. Худая, высокая, лет двадцать.
- Не было никого.
- Сюда пошла. Машина ее на стоянке. Серая такая. До сих пор стоит.
Как-то все стало очевидно, а потому грустно.
- Ты из-за нее вернулся?
Черт! Лучше бы в болоте утонула. Никому Алена не нужна. Даже Эдику. Он уже кем-то увлечен. Не Аленой. У мамы тонкорукий красавец, у Эдика девушка из машины, а у Алены… у Алены домовые. Чудесная компания. От такого расклада опять захотелось плакать.
Эдик всматривался в голые стволы, хмурился.
- Странно, - пробормотал себе под нос. - Она не собиралась сюда ехать.
Его взгляд скакал по частоколу крестов.
- Может, не она? - вздохнула Алена, чувствуя, как слезы уходят из глаз - плакать расхотелось. - Мало ли кто приехал на такой же машине?
- Ты забываешь, что это остров. Здесь новое появляется по большим праздникам.
- И когда приходит паром. А приходит он четыре раза в день.
- Нет, это ее машина. Там кошар на торпеде.
Эдик постоял, вслушиваясь в звенящую тишину леса.
- Что ты так переживаешь? - Алена отфутболила попавшуюся под ногу шишку. - Мало ли какие у нее дела. Захотела побыть одна, предаться воспоминаниям.
Между деревьями как будто кто-то прошел. Или ветка качнулась? Порхнула птица?
- А! Конечно. - Эдик тряхнул головой, отбрасывая сомнения. - Я чего вернулся? Уже почти до поворота на Кыпу доехал, а тут вдруг машину вспомнил и понял, чья это. Вот и рванул. Мать звонила?
Алена не выдержала и отвела глаза. Не умела она врать легко и открыто, а говорить правду Эдику не хотелось - не было договоренности с матерью, не было даже с собой мобильного.
- Нет еще.
Все вокруг разом стало скучно и неинтересно.
- Поехали тогда, я тебя до маяка подброшу.
- Я здесь еще не все посмотрела, - неожиданно для себя уперлась Алена. Чего тут делать? Кресты и кресты. Тоска.
- Поехали. Нехорошее место.
Снова в воздухе что-то хлопнуло. В душе у Алены защемило. Больно-больно. Выбило слезу в уголок глаза. Вокруг стало пусто и тихо.
- Что это? - дернулась Алена.
- Птица, - вяло отозвался Эдик.
Ветка. Кривой сучок. Шишка качается на ветру.
- Нет птиц, - прошептала Алена, невольно хватая Эдика за локоть.
- Болото близко. Может, какие газы выходят. Я же говорю, дурное место.
- Почему? Покойники могут выйти?
Стало страшно. Мурашки злыми ватагами носились по коже, холодили руки, делали бесчувственными ноги.
- Покойники после двенадцати не ходят, - мрачно сообщил Эдик. - Не их время. А так здесь разное происходит. Прямо черная дыра какая-то.
Мимо как будто что-то пронеслось. Но никак не черное. Скорее белое. Словно тополиный пух собрали в полупрозрачное полотно.
Снова на душе стало тяжело. С чего вдруг? Алена уже двумя руками вцепилась в Эдика. Локоть у него был теплый. Эдик руку согнул, чтобы Алене было удобней держаться. Она бросила на него взгляд… Нет, не смотрит, думает о своем.
- Не бойся, - назидательно, по-взрослому произнес Эдик и похлопал Алену по плечу.
По плечу. Эдик… Алена словно в себя пришла и отодвинулась. Эдик согласно опустил руку - задерживать ее он не собирался, жалеть дальше тоже.
- Есть такие места в космосе, - заговорил он бесцветным голосом. - Черные дыры называются. Что туда ни попадет, все пропадает.
- Что пропадает? - шепотом спросила Алена, борясь с желанием снова взять Эдика под локоть.
- Все. Есть черные дыры и на Земле.
Эдик смотрел перед собой. Что видел? Какой след высматривал?
- Там тоже пропадают? - В этом дурацком лесу стало совсем неуютно. Вот принесла их нелегкая в Эстонию. Все-то у них тут не слава богу.
- Когда как. - Эдик равнодушно пожал плечами. - Но чаще всего кончают с собой. С мостов прыгают или с недостроенных домов. Знаешь, есть такой мост в Америке, Золотые Ворота называется. В Сан-Франциско. Там каждые две недели кто-нибудь кончает с собой. Думаешь почему? Потому что место такое. Туда тянет всяких ненормальных. А вот еще, я знаю, в Москве есть одно общежитие. Там тоже постоянно из окон падают. Ну, или с ума сходят.
- Они просто психи! - Сил терпеть эти рассказы уже не было. Хотелось кричать. Хотелось бежать.
Эдик смотрел очень серьезно.
- Тяжело узнать - псих или не псих, если ты уже мертв. Идем отсюда.
Знакомая машина все еще стояла на парковке. Длинная, серая. Символа на решетке радиатора не было, поэтому Алена не смогла определить марку. Из-за лобового окна смотрел грустными глазами небольшой плюшевый кот. Рыжий. В полоску. Смотрел и словно спрашивал: "Что же вы вернулись, а хозяйку не привели? Эх вы… люди…"
Эдик дернул дверь. Заперто. Постоял, глядя в пыльное стекло.
- У нас месяц назад тоже девчонка пропала, - заговорил он медленно. - Столько времени, а от нее ни слуху ни духу. Как в болото канула. Поначалу думали, что на материк подалась. Если сбежала, в розыск вроде объявлять глупо. И правда, что здесь делать? Смотреть, как ветер мельницы крутит?
- Нашли?
- Кого? - Эдик с трудом оторвал взгляд от игрушки.
- Девчонку.
- Нет. И дома она не появилась. И вещей никаких не взяла. Словно в воду канула. Знаешь, сколько таких пропавших по всему миру? Сотни тысяч. Чему ж удивляться, если и тут люди пропадают. Как в Бермудском треугольнике.
- Почему треугольнике?
Эдик развернулся, поискал глазами какие-то ориентиры и ткнул рукой в пространство.
- Три маяка. Получается треугольник. А на этой Горе Крестов как будто свет клином сошелся. Все сюда едут. Все кресты ставят. Зачем?
Алена не знала зачем. Оставалось только растерянно жать плечами:
- Наверное, так принято. На память.
- На чью память? - резко отвернулся от чужой машины Эдик. - Кресты ставят на могилах. А здесь… как будто каждый заживо себя хоронит.
Замечание было неприятно своим откровением.
- Но ведь не только на могилах, - заторопилась Алена. - Я видела кресты перед городами. Как защита от темных сил.
- Сюда звали священника из Пюхалепа. Не поехал. Из Кайна - отказался.
Эдик как-то вдруг скис. Стоял около машины, опустив свои могучие плечи.
- Да что ты! - заволновалась Алена. - Вернется твоя девушка!
- Вернется, - грустно согласился Эдик. - Поехали к маяку.
* * *
Уезжают. Нет! Стойте! Она не должна была уехать! Этот противный человек увозил добычу. А добыча - это не то, что так просто можно вырвать из рук.
Шишка, подпиравшая крестик, свалилась. Крестик стал медленно заваливаться набок. Ударился о землю. Травинка порвалась. Теперь это были просто две палочки, больше ничего.
Не о чем помнить.
Глава вторая
День
Дорога шла через лес. Петляла между соснами, словно какой-то чудак специально прочертил на карте зигзаг, объезжая все деревья.
Бесконечный лес. У поворота стволы сосен соединяются, словно запрещают ехать дальше. Хвоинки цепляются друг за друга, склеиваются смолой. Сильнее, сильнее, ниже, ниже. Не пропустят. Не надо туда ехать. Ничего хорошего там нет.
Деревья с шелестом недовольства расступились, дорога сделала последний поворот. Маяк внезапно вырос на фоне мрачного неба. Белая махина с красной крышей. Стальные перетяжки, как ребра. Цепочка крошечных окошек.
Лес придвинулся к берегу, но камни - серые холодные камни - встали грозной преградой.
Ветер бил в лицо, шипел прибой.
- Пока! - махнул рукой из окна машины Эдик. - Еще увидимся!
Кивок у Алены получился неуверенный. Она и согласна была с этим, а вроде как и нет. Игра в обиду надоела. Хотелось домой. Здесь так сильно дул ветер и было так холодно, что тонкая кофта, в которой Алена выскочила из столовой, не спасала.
Машина уехала, оставив дымный след. Его сдул колючий бриз. Он бил в лицо Алене, толкал в спины деревья. Все вокруг гнулось и скрипело. И только маяк стоял, не шелохнувшись. Сто пятьдесят лет простоял и еще простоит.
Алена прошла мимо маяка к морю. Лабиринт, выложенный камешками, просто перешагнула. Настроения не было доказывать самой себе, что умная. Да и зрителей, способных это оценить, не было. За лабиринтом на каменной площадке странная конструкция. Наклоненный параллелепипед из железных брусьев. Через центральную плоскость проходит шест с закрепленным на нем колоколом. Все это висит отвесно мимо основания, словно тянется к морю. На колоколе… выпуклый рисунок. Издалека особенно видно не было. Что-то округлое. Алена подошла ближе, и ей вдруг стало страшно. Это были детские пухлощекие мордочки. Еще шаг, и она разглядела, что глаза у всех закрыты.
"Паром "Эстония"… В сентябре перевернулся… Лет двадцать назад… Погибло много детей…"
Алена отшатнулась. Ей показалось, что дети сейчас откроют глаза и с укором посмотрят на нее. И скажут: "Спаси нас. Отдай нам свою жизнь!"
Спотыкаясь, Алена побежала обратно к маяку. Ветер бил в лицо, заставляя пригибаться.
"Боммммм", - глухо раздалось за спиной. Никого у колокола не было. Это ветер гулко отзывался в его бронзовых боках, заставляя вспоминать, не давая забыть.
Алена нырнула за маяк, прячась и от ветра, и от колокольного мерзкого звука. Купила билет и потянула на себя железную, тяжело скрипевшую дверь.