Действие повести испанского писателя М. Делибеса "Опальный принц" ограничено одним днем в жизни трехлетнего мальчика из состоятельной городской семьи. Изображаемые в книге события автор пропускает через восприятие ребенка, чье сознание, словно чувствительная фотопленка, фиксирует все происходящее вокруг. Перед нами не только зарисовка быта и взаимоотношений в буржуазной семье, но и картина Испании последнего десятилетия франкистского режима.
Содержание:
-
Предисловие: В поисках "точки опоры" 1
-
-
10 часов утра 2
-
11 часов 4
-
12 часов дня 5
-
Час дня 6
-
2 часа 8
-
3 часа пополудни 9
-
4 часа 11
-
5 часов 13
-
6 часов вечера 14
-
7 часов вечера 16
-
8 часов вечера 18
-
9 часов вечера 19
-
-
Notes 21
Предисловие: В поисках "точки опоры"
Романы Мигеля Делибеса открывают нам малознакомую Испанию, лишенную привычного романтического ореола и роковых страстей, Испанию нищих деревень, которых как будто не коснулось движение истории, и маленьких провинциальных городков, где словно бы ничего не происходит и человек тихо угасает в пустоте и одиночестве, лишь на пороге смерти обнаружив, что жизнь ушла в никуда. Это мир "униженных и оскорбленных", которые, по слову Делибеса, "тщетно ждут здесь, на земле, какой-нибудь помощи от вечно немого бога и все более далекого ближнего". Героям Делибеса не на что надеяться, однако именно в этих простых, скромных людях с их почти инстинктивной человечностью автор находит основания для надежды.
Делибес шел к народу, ставшему впоследствии главным героем его произведений, трудным кружным путем. Сын преуспевающего адвоката, он принадлежал к привилегированному меньшинству и с юных лет впитал убеждения (и предубеждения) своей среды. Когда началась гражданская война, будущий писатель прямо со школьной скамьи пошел сражаться под знаменем мятежников - "спасать Испанию", как это представлялось 16-летнему волонтеру. Победа Франко быстро развеяла юношеские иллюзии Делибеса. Как скажет потом его друг и биограф Франсиско Умбраль, "Делибес не простил себе, что выиграл войну. Он дезертировал из победы".
Много лет спустя в романе "Пять часов с Марио" (1966) писатель покажет одного из таких "победителей", пронесшего через всю жизнь бремя вины за участие в неправом деле; расскажет о повседневном подвиге человека, который (если воспользоваться знаменитой чеховской формулой) "по капле выдавливал из себя раба", об изнурительной - на износ, до разрыва сердца - борьбе скромного испанского интеллигента, пытающегося сохранить человеческое достоинство и отстоять свободу мысли под двойным прессом - фашистской диктатуры и мещанской среды. В истории Марио, преподавателя коллежа и неудачливого писателя, автор как бы "проигрывает" возможный вариант своей собственной судьбы - какой она могла бы стать в условиях франкистского режима, если б не счастливый и, в сущности, случайный дар, доставшийся ему, - талант художника.
Делибес еще не был уверен в своем литературном призвании, когда опубликовал первый роман ("Кипарис бросает длинную тень", 1949). Неожиданно для автора роман имел шумный успех и был отмечен крупнейшей в Испании литературной премией. Впоследствии он писал: "Мне дали премию, и я почувствовал себя обязанным стать романистом". Решив посвятить себя литературе, Делибес устраивается преподавателем в Высшую коммерческую школу: не потому, что не надеется заработать пером, но чтобы не быть вынужденным писать "на продажу". А также чтобы иметь возможность оглядеться вокруг и разобраться в себе. Успех настиг его в состоянии душевной смуты и отчаянья, о которых он и поведал со всей искренностью в своих первых книгах. Но писатель еще не был готов к тому, чтобы сказать свое слово.
Только в третьем романе Делибес нашел себя, свою тему и своих героев. "Дорога" (1950), рассказывающая о нищем, но вольном и счастливом детстве деревенского мальчика, явилась началом собственного пути Делибеса в литературе. Это, пожалуй, его единственная светлая книга, омраченная лишь неизбежностью расставанья героя со всем тем, к чему он прирос душой, - с домом, деревней, природой, родной почвой. И с детством - не просто лучшей порой жизни, но тем единственным, заповедным временем, когда человеку дано быть самим собой. Здесь обозначены опорные пункты этической системы Делибеса, на которых держится его художественный мир и которым писатель сохранил верность, как бы ни менялось в дальнейшем его отношение к действительности.
Объясняя свою позицию, Делибес писал: "Всю свою жизнь я искал какие-то устойчивые ценности… и до сих пор не нашел ничего более верного, чем природа. Поэтому и мое пристрастие к простым, примитивным людям вызвано не капризом. Для меня роман - это прежде всего образ человека, а человек в самых подлинных, в самых естественных его реакциях уже не попадается на высотах цивилизации, только в народе". Говоря "народ", писатель имеет в виду деревню с ее органическим бытием, укорененностью в природе и суровым трудом на земле. К городу, источнику цивилизации, несущей гибель исконным устоям народной жизни и отрывающей человека от корней, Делибес относится с опаской и неприязнью. Но талант художника постоянно вносит поправки в его умозрительные построения, не позволяя поступиться истиной в угоду концепции. За исключением несколько идиллической "Дороги", деревня изображается Делибесом без тени идеализации, а в "Крысах" (1960), навлекших на автора обвинения в "очернительстве", "идиотизм деревенской жизни", невежество и жестокость крестьян показаны с беспощадной правдивостью. В то же время в его романах о провинциальной жизни на фоне обезличенной толпы лицемерных и равнодушных обывателей мы увидим милых сердцу автора наивных и незадачливых чудаков, бессребреников, сохранивших тепло человечности, непосредственность и чистоту. Почти гротескный счастливый конец "Красного листка" (1959) многозначителен: одинокий старик Элой (уволенный на пенсию муниципальный служащий, посвятивший жизнь очистке города от мусора и выброшенный, как мусор, на улицу) и его служанка Деси, неказистая, туповатая и добрая деревенская девушка, потерявшая жениха, соединяют руки. В этом союзе обездоленных деревня и город, так сказать, уравнены в правах.
Постепенно горизонты художественного видения Делибеса раздвигаются, охватывая новые аспекты жизни, от прямолинейной критики цивилизации он переходит к исследованию социальной драмы ее носителей. В 60-е годы в круг привычных, освоенных автором персонажей вступает современный испанский интеллигент, человек с критическим направлением ума и мятущейся душой, чутко откликающийся на чужую боль и сознающий свою ответственность перед народом ("Пять часов с Марио", "Парабола крушения").
Однако центральной фигурой творчества Делибеса остается простой, не тронутый цивилизацией человек. В ряду этих любимых героев особое, можно сказать привилегированное, место занимают дети. Не только потому, что он любит и понимает детей, что ему интересно вникать в их мысли и чувства. Ребенок - "естественный человек" в чистом виде - ближе всего авторскому идеалу подлинной жизни. Ведь в детях инстинкт, то есть голос природы, преобладает над требованиями рассудка, над условностями и расчетами, господствующими в обществе. По убеждению Делибеса, "воспитание начинается с того, что ребенка учат притворяться, а кончается тем, что стригут всех под одну гребенку". Не потому ли с такой бережной нежностью вглядывается он в бесхитростные детские лица - словно торопясь запечатлеть неповторимые черты, пока жизнь не подогнала их под общий стандарт?..
В повести "Опальный принц" (1973) писатель снова обращается к теме детства, на этот раз городского, и рассказывает о самых первых открытиях, радостях и испытаниях, ожидающих маленького человека в мире взрослых. Трехлетний Кико, пятый ребенок в семье, привыкший на правах младшего быть в центре внимания, после рождения сестры теряет свои "королевские" преимущества - вот почему повесть называется "Опальный принц". Но в контексте всего творчества Делибеса понятие "опалы" приобретает более широкое значение: дитя и узник города, Кико отлучен от благодатного царства природы. Как бы невзначай подмечает автор то решетку грузового лифта, сквозь которую, "словно из тюремного окна", глядит мальчик, то кроватку с высокими бортами из палочек, напоминающую тюрьму. Дом населен агрессивной техникой: надрывается транзистор, рычит пылесос, гудит стиральная машина - вот привычная какофония звуков, которая заменяет Кико шум леса, пение птиц, журчание ручья. На каждом шагу грозный окрик "нельзя" настигает малыша: нельзя шуметь, играть в мяч и даже произносить слова, услышанные им от взрослых, - это "грех". Мать, замученная детьми и хозяйством, отмахивается от Кико, как от назойливой мухи, старшим братьям и сестрам не до него, и даже добрая нянька Вито, искренне привязанная к своему питомцу, постоянно стращает его адом, то есть "воспитывает".
Но малыш не унывает. Под взглядом Кико мир волшебно преображается: на книжных корешках вспыхивает веселая радуга, тюбик из-под зубной пасты по мере надобности превращается в пароход, грузовик или самолет, а посещение бакалейной лавки - в увлекательное путешествие. Но самое интересное начинается, когда шестилетний Хуан, снизойдя к мольбам Кико, отрывается от своих книжек: братья представляют сценки из комиксов, играют в футбол и в "папину войну".
Тема "папиной войны" настойчивым лейтмотивом проходит через всю повесть. Сеньор Инфанте, преуспевающий чиновник и образцовый верноподданный, старательно поддерживает легенду о своих боевых подвигах, раздувая в мальчишеских душах воинственный пыл. Но дух крамолы - наследие ненавистного тестя, которому вовремя не "заткнули рот", - живет в упрямой оппозиции сеньоры Инфанте, в робких сомнениях старшего сына Пабло. В споре, вспыхнувшем из-за его вступления в детскую фашистскую организацию, в бурных словесных баталиях супругов слышатся отголоски гражданской войны, некогда расколовшей страну и исподволь подтачивающей семейный мир. Четверть века спустя после победы Франко 16-летнему Пабло предстоит сделать все тот же выбор, решить, на чьей он стороне. Но юноша слишком слаб, чтобы бросить вызов режиму: склонив голову, он нехотя покоряется воле отца. Кико, молча присутствовавший при непонятном споре, радостно объявляет: "Пабло пойдет на папину войну". В произведениях Делибеса нередко случается, что истина глаголет устами младенца…
Писатель как-то сказал, что все свои надежды на здоровое общество он связывает с "новым человеком в новой социальной системе". Однако роман "Кому отдаст голос сеньор Кайо" (1978) - одна из первых в испанской литературе попыток показать "нового человека в новой социальной системе" - проникнут разочарованием и тревогой. С горькой иронией приглядывается Делибес к бойкой компании функционеров социалистической партии и агитаторов, спешащих занять вакантное место на подмостках истории. Их образы, написанные торопливым журналистским пером, едва намечены, но, вместе взятые, они оставляют впечатление человеческой незначительности, легковесности и самонадеянности. На этом фоне выделяется одна живая душа - это Виктор, антифашист, семь лет отсидевший в тюрьме, кандидат социалистической партии в парламент. В ходе предвыборной агитпоездки он попадает в заброшенное горное селение, где и происходит его встреча с тем самым народом, который он собирается "спасать". 80-летний крестьянин Кайо крепко стоит на земле, одарившей его своей силой и мудростью. Он знает и умеет все, что нужно для жизни. Что может предложить ему будущий депутат? "Слова, слова…" Виктор уезжает в смятении, сознавая, что не нужен простым людям и бессилен им помочь. Тоскуя об утраченной гармонии, Делибес, однако, не проповедует "возврат к природе": он знает, что путь назад заказан. Но в поисках "точки опоры" сегодня, как и прежде, писатель обращает свой взгляд к народу, к простым и вечным ценностям, выработанным его историческим опытом, видя в них надежный нравственный ориентир на будущее.
М. Злобина
Вторник, 3 декабря 1963 года
10 часов утра
Он приоткрыл глаза и сразу же увидел, как из щели между неплотно задернутыми шторами пробивается в комнату яркий луч. На фоне окна темнели очертания лампы, которую можно было поднимать и опускать - в виде ангела-хранителя, взмахнувшего большими крыльями, - кресло, обтянутое цветастым винилом, и металлический стеллаж с книгами его старших братьев. Попав в солнечный луч, корешки книг переливались красными, синими, зелеными, желтыми искрами. Это было увлекательное зрелище, и на каникулах, когда он просыпался одновременно с братьями, Пабло говорил: "Смотри, Кико, там радуга". А он восторженно отвечал: "Ага, радуга. Правда, красиво?"
Теперь до его ушей доносилось жужжание пылесоса, скользящего по паркетному полу, и громкое беспорядочное чирикание воробья, усевшегося на оконном карнизе. Не отрывая затылка от подушки, он повернул светловолосую головку и в сумраке различил пустую, тщательно застланную постель старшего брата Пабло, а слева тоже пустую, но неприбранную - простыни комом, мятая пижама брошена в ногах - кровать второго брата, Маркоса. "Сегодня не воскресенье", - сказал он себе высоким, полусонным голоском, потянулся, растопырил пальцы, разглядывая сквозь них полоску света, потом сжал и разжал их несколько раз, улыбнулся и машинально промурлыкал: "Что за красота снаружи, что за вкуснота внутри". Вдруг в глубине квартиры смолк пылесос, наступила тишина, и он встрепенулся и закричал:
- Я уже не сплю-у-у!
Его голосок пробился сквозь двери, пролетел по длинному коридору, свернул налево, проник в кухню, и Мама, в эту секунду включавшая стиральную машину, подняла голову и сказала:
- Кажется, мальчик зовет.
Витора влетела в полутемную комнату точно вихрь и раздернула шторы на окнах.
- А ну-ка, а ну-ка поглядим, - сказала она, - кто это тут визжит.
Но Кико уже с головой спрятался под простынкой и тихонько сжался в комочек, с улыбкой предвкушая, как удивится Витора. И Витора сказала, глядя на его кроватку:
- Ох, а мальчика-то и нету. Да его, поди, украли?
Он подождал, пока Витора несколько раз обойдет комнату, повторяя: "Ах ты господи, куда же подевался этот ребенок?", а потом откинул простыню, и Витора, будто не веря своим глазам, подошла к нему и спросила:
- Негодник, да где же ты был?
И осыпала его поцелуями, а он довольно улыбался - больше глазами, чем губами, и, освободившись, спросил:
- Вито, ты думала, меня украли? А кто?
- Дядька с мешком, - ответила она.
Она откинула простыню и одеяльце, пощупала постель и воскликнула:
- Быть не может! Ты сухой?
- Да, Вито.
- Чтобы везде, везде сухо?!
Мальчик провел по пижаме - сперва одной рукой, потом другой.
- Потрогай, - сказал он. - Даже ни мокринки.
Витора завернула его в халат, так что выглядывали только босые ножки, и взяла на руки.
- Постой, Вито, - сказал мальчик. - Дай возьму эту штуку.
- Какую?
- Вот эту.
Он протянул маленькую ручку к книжным полкам, взял оттуда смятый тюбик от зубной пасты, неловко отвернул красный колпачок и приоткрыл в улыбке два широких передних зуба:
- Это грузовик.
Витора вошла в кухню, неся его на спине.
- Сеньора, - оповестила она, - наш Кико уже большой: он сегодня не написал в кроватку.
- Неужели правда? - сказала Мама.
Кико улыбался; длинная светлая челка закрывала ему лоб, спускалась на глаза; он неуклюже выпутался из халата и горделиво сказал, проводя руками по пижаме:
- Потрогай. Даже ни мокринки.
Витора усадила его на белый стул и открыла кран над белой ванной; стиральная машина гудела рядом; пока ванна наливалась, мальчик сосредоточенно отворачивал и заворачивал красный колпачок, чувствуя, как поблизости плавно движется халат в красных и зеленых цветах, и вдруг халат оказался рядом, он ощутил на щеках влажный и крепкий поцелуй, и голос Мамы сказал:
- Что это у тебя? Что за гадость?
Кико быстро вскинул голову:
- Это не гадость. Это грузовик.
Витора подняла его на воздух, а Мама стянула с него пижамные штанишки; коснувшись ногой воды, мальчик поджал пальцы, и Витора спросила:
- Жжется?
- Да, жжется, Вито, - отозвался он.
Вито открыла локтем холодный кран и через несколько секунд поставила Кико в ванну; он осмотрел себя и рассмеялся, заметив крохотный членик.
- Смотри, дудушка.
- Там не трогать, слышишь?
- Святая дудушка, - добавил мальчик, все еще держа в левой руке тюбик из-под пасты.
- Что это за глупости он говорит? - спросила Мама.
Кико водил тюбиком по поверхности воды, делая "буу-у, бу-у-у-у", потом сказал:
- Это пароход.
Витора ответила Маме:
- Да я почем знаю? Теперь твердит одно, как попугай.
- Наверное, его кто-то учит, - недовольно сказала Мама, опуская в стиральную машину пижаму Кико.
Витора так и залилась краской:
- Ну, что до меня… А я так думаю, это от молитвы. Он слышит "святой дух, святой дух" и повторяет на свой лад, ему все одно.
Она поставила мальчика на ноги и намылила ему ноги и попку. Потом сказала:
- Садись. Если не будешь хныкать, пока я помою лицо, пойдешь со мной за молоком к сеньору Авелино.
Мальчик крепко стиснул губы и веки, а Витора терла ему лицо губкой. Несколько секунд он удерживал дыхание, потом завизжал:
- Хватит, Вито, хватит!
Витора подхватила его под мышки, подняла, обернула в большое земляничного цвета полотенце и отнесла в кухню, и тогда Лорен, что жила у доньи Паулины, увидела его с площадки черного хода через застекленную дверь, помахала рукой и прокричала:
- Кико, соня! Только еще встаешь?
Вытирая его полотенцем, Витора тихонько приказала: "Скажи: доброе утро, Лорен". И мальчик закричал из-под полотенца:
- Доброе утро, Лорен!
А Лорен отозвалась:
- Доброе утро, сынок. А у нас кот подох! Смотри!
И показала ему что-то, похожее на черную мохнатую тряпку, а мальчик, глядя сквозь решетку грузового лифта, словно из тюремного окна, спросил:
- А почему он подох, Лорен?
Лорен откликнулась высоким, тонким голосом, проникавшим сквозь стекла, точно солнечный луч:
- Кто ж его знает почему? Просто пришел его час, и все тут.
Не выпуская тюбика из рук, мальчик вполголоса спросил у Виторы:
- Что она говорит?
Не обращая на него внимания, Витора сказала Лорен:
- Вот будет переживать твоя хозяйка.
- Ты представляешь.