Лорен бросила труп кота в мусорный бак.
- Его же надо похоронить, Лорен! - завопил Кико.
- Ты хочешь, чтобы мы хоронили эту мерзость?
- А как же, - ответил мальчик.
Мама входила и выходила. Кико вытянул ручонку с тюбиком и пожаловался Виторе:
- У меня замочилась пушка. Надо ее вытереть. Витора провела по тюбику полотенцем и спросила:
- А разве это не грузовик?
- Нет, - ответил Кико, отворачивая колпачок и показывая черную дырочку, - это пушка, ты что, не видишь?
- А на кой тебе пушка, скажи на милость?
- Чтобы идти на папину войну, - ответил мальчик.
В конце фразы он закашлялся, и халат в красных и зеленых цветах сказал маминым голосом:
- Ребенок простудился.
Мама тут же вышла, и от промелькнувшего мимо знакомого халата в воздухе словно остался ласкающий след. Надевая на Кико майку, Витора сказала:
- Если будешь кашлять, позовем Лонхиноса.
- Не надо!
- Ты не хочешь, чтоб пришел Лонхинос?
- Нет!
- А вот мне он раз сделал укол, и было ничуть не больно.
Она натянула на него голубенькую рубашечку, а сверху ярко-красный свитерок. Потом мягкие вельветовые штанишки. Кико стоял неподвижно, слегка сдвинув брови, словно размышляя. Наконец он сказал:
- Не хочу, чтоб приходил Лонхинос.
- Ну так не кашляй.
- Я сам не знаю, когда кашляю, - запротестовал Кико.
Закончив одевание, Витора поставила мальчика на пол, сложила земляничное полотенце, повесила его на спинку белого стула, прошла в ванную комнату и выдернула пробку из ванны, чтобы спустить воду. Потом взглянула на расстроенное личико Кико и сказала:
- Лонхинос добрый. Он приходит, когда ты болеешь, делает укол, и ты поправляешься.
Она говорила громко, стараясь перекрыть гул стиральной машины. Мальчик поднял голову, чтобы расширить поле зрения, до тех пор ограниченное подолом ее сине-полосатого халата.
- А тебя он куда уколол, Вито? В зад?
- Ясное дело. Только так не говорят, это грех.
- Грех?
- Да. За такие слова черти унесут тебя в ад.
Кико машинально отворачивал и заворачивал колпачок тюбика. Взгляд его голубых глаз был устремлен куда-то вдаль. Он сказал:
- Хуан говорит, что у чертей есть крылья. Это правда, Вито?
- Ну конечно.
- Как у ангелов?
- Ага.
- И они унесут Маврика в ад?
Витора взглянула на него с беглым сочувствием и сказала, обращаясь к самой себе: "Чего только не придумает этот мальчик". Потом повысила голос:
- И ад, и рай не для кошек, запомни хорошенько.
- Но Маврик же черный, - упрямо возразил мальчик.
- Хотя бы и черный. Для кошек - помойка, и дело с концом.
Вдруг Кико встал коленками на красные плитки пола - с маленькими белыми квадратиками внутри - и повез по ним тюбик, делая при этом "бу-у-у-у", а иногда "пи-и-и, пи-и-и". Тюбик наткнулся на черную пуговицу. Мальчик бросил тюбик, поднял пуговицу, повертел ее в руках, оглядывая с обеих сторон, улыбнулся и сказал себе: "Пластинка, это пластинка"; неуклюже сунул пуговицу в карман вельветовых штанишек, потом подобрал тюбик и тоже спрятал. Поднявшись на ноги, он схватил на лету краешек сине-полосатого халата:
- Идем за молоком, Вито.
- Постой.
- Ты же сказала: если я не буду плакать, ты меня возьмешь.
- Ох, мамочки, что за ребенок!
Мелькнув в коротком коридорчике, она скрылась в гладильной и тут же вернулась с пальтишком в клетку, шарфом и красным капорком. Все это она в одну минуту надела на мальчика; ее заметно скрюченные кисти рук так и летали в воздухе.
- Ну пошли.
- В тапочках? - усомнился мальчик.
Витора подхватила корзинку.
- Можно подумать, нам так далеко.
Спускаясь по лестнице, Кико ставил на ступеньку левую ногу и тут же подтягивал к ней правую, но делал это быстро, почти не глядя, стараясь не отставать от торопливо сбегающей вниз девушки. Лавка была за три дома от них, и мальчик, держа Витору за руку, шел, ведя безымянным пальцем по стенам зданий. В лавке пахло шоколадом, мылом, землей от картофеля. Авелино отпускал товары, укладывая их в корзины из алюминиевой проволоки. Кико обвел глазами полки, где в отдельных ящичках красовались артишоки, морковь, лук, картофель, салат, повыше - плитки шоколада, печенье, рожки, макароны в ярких упаковках, еще выше - бутылки с темным, красным и белым вином, а справа - банки с карамелью. Сеньор Авелино заметил еле видный над прилавком красный капорок.
- Долго же ты сегодня спал, а, Кико?
- Ага, - ответил мальчик.
Сеньора Делия вышла из задней комнаты и, увидев его, сказала:
- Как дела, малыш? Долго же ты спал.
Но Кико уже ничего не слышал. Присев на корточки, он протискивался среди ног покупателей, залезал под прилавок, под банки с карамелью, поглощенный поисками этикеток кока-колы, пепси-колы, воды "Кас"; подняв этикетку, он прятал ее в карман штанишек, рядом с пуговицей и тюбиком из-под зубной пасты. Витора спросила у сеньора Авелино:
- Где же ваш Сантинес?
Сеньор Авелино бросил беглый взгляд на часы в бледно-голубом корпусе:
- Сейчас подойдет, он ушел уже давно.
Витора вдруг занервничала:
- Я там совсем зашилась, дайте мне пока молоко, а потом пусть Сантинес забросит все остальное, - и протянула сеньору Авелино бумажку.
Худенькая девушка в коричневом пальто, стоявшая в конце прилавка, возмутилась.
- Вот нахалка! - раздался ее тоненький голосок. - Знаете, сеньор Авелино, все мы зашились, а я торчу здесь уже больше пятнадцати минут, слышите? Если каждая будет лезть без очереди…
Витора гневно повернулась к ней:
- Вольно ж тебе молчать, дуреха!
Кико вылез из-под ног покупателей и с испугом воззрился на кричащую Витору. Сеньор Авелино сказал:
- Тихо, тихо, хватит на всех, - и подмигнул Виторе. - Да, сразу заметно, что ты у нас остаешься вдовушкой, а?
Витора грустно улыбнулась.
- Завтра, - отозвалась она. - Уж лучше не напоминайте, сеньор Авелино, какой вы нехороший.
Кико был уже возле нее. Он потянул Витору за руку и шепотом спросил:
- Сеньор Авелино нехороший, правда, Вито?
- Замолчи сейчас же!
Сеньор Авелино шагнул к банкам с карамелью и протянул Кико леденец:
- На, возьми, малыш.
Витора поставила в корзину бутылки с молоком и в дверях сказала лавочнику:
- Так пускай Сантинес поторопится.
- Будь спокойна.
Держа за палочку круглый желтый леденец, Кико крутил и крутил его перед глазами, и, когда его взяли за подбородок и заставили поднять голову, он ощутил прилив раздражения и злости. Сверху глядела на него сеньора в мехах, улыбаясь сладко и глупо.
- Скажите-ка, - спросила она у Виторы, - это случайно не девочка сеньора Инфанте, директора "Тапьосы"?
- Да, сеньора, только это мальчик.
Сеньора улыбнулась еще шире.
- Ну разумеется, - сказала она, - в этом возрасте, да к тому же он такой беленький и с такими глазками…
Кико взглянул на нее с ненавистью.
- Я дядя, - сказал он.
Совсем развеселившись, она засмеялась в голос:
- Так, значит, ты дядя?
У Кико ныла шея, его раздражал ее рост, ее снисходительный смех. Внезапно взорвавшись, он пронзительно завизжал:
- Дерьмо, задница, какашки!..
Улыбка сеньоры погасла моментально, механически, точно выключенная лампочка.
- Это очень плохо. Хорошие дети так не говорят, - побранила она мальчика.
Витора посерьезнела и сильно тряхнула его за плечи.
- Не обращайте внимания, - сказала она сеньоре. - С тех пор как у него появилась сестричка, на него иногда нападает бог знает что.
Меховое пальто спросило:
- А этот какой по счету?
- Этот? Пятый. А еще говорят, пятый - самый удачный.
Позже, уже поднимаясь в грузовом лифте, Витора сердито выговаривала ему:
- Вот увидишь, я все расскажу твоей маме. Думаешь, так отвечают сеньорам? Вито просто слишком добрая, но когда-нибудь ей тоже надоест, и она тебя разлюбит.
Мальчик смотрел на нее снизу вверх серьезными, блестящими глазами.
- Это грех, Вито? - спросил он.
- Грех? Да еще какой! Сейчас только попадись чертям, они прямым ходом умчат тебя в ад.
Насупившись, Кико шагнул на свою площадку. Он покосился в сторону мусорного бака, где скорбно чернели среди отбросов останки Маврика. Витора дважды стукнула в стекло и сказала:
- Гляди, твоя мама уже купает Кристину.
Кико вошел в квартиру улыбаясь и победно держа над головой леденец на палочке. Вдруг он уставился на круглый гладкий животик сестренки и сказал:
- У Крис нету дудушки, правда, мама?
- Нету, - уклончиво отозвалась Мама.
- А у тебя? У тебя есть?
- Нет, это бывает только у мальчиков.
Голубые глаза Кико изумленно округлились.
- Значит, у папы тоже этого нет? - воскликнул он.
11 часов
- Смотри, Хуан, самолет, - сказал Кико.
Он кружился на месте, держа двумя пальцами тюбик из-под зубной пасты и подражая гудению мотора; через некоторое время он перестал кружиться, опустил тюбик на красную крышку плиты, протащил его вперед и остановил.
- Смотри, Хуан, - повторил он, - а теперь самолет сел.
Витора внимательно оглядела Хуана, он казался бледным, его глубокие, черные, сосредоточенные глаза были обведены синевой.
- Мальчик похудел, - вздохнула она. - Сразу заметно.
- Смотри, Хуан, он приземлился! - крикнул Кико. Заворачивая девочку в земляничное полотенце, Мама сказала:
- Завтра он пойдет в школу. Вчера у него уже не было температуры.
Кико схватил тюбик и снова закружился, подражая шуму мотора.
- Смотри, Хуан, как высоко он поднялся!
- Отстань, - буркнул Хуан.
Черные глаза Хуана не отрывались от страниц комикса, губы шевелились сами собой: "Войдя в одну из камер, наш герой получил удар по голове и свалился ничком". Кико положил тюбик в карман штанишек и почтительно приблизился к брату.
- Интересно? - спросил он.
- Ага, - автоматически сказал Хуан.
Кико вытянул палец и робко ткнул в страницу.
- Это кто? - спросил он.
- Зеленый Казак, - ответил Хуан.
- Он плохой?
- Нет, хороший.
- А это?
- Это Танг, самый плохой из всех. Он вожак пиратов.
Кико вытащил из кармана тюбик и отвернул колпачок.
- Я убью его из моей пушки.
- Иди отсюда, - сказал Хуан, не поднимая глаз и решительно отодвигая Кико ногой.
- Если он плохой, почему же ты не хочешь, чтобы я его убил?
Хуан не слушал его. Он жадно читал: "Только попробуй меня обмануть, я буду стрелять немедленно. Прикажи твоим людям бросить оружие!"
Витора наливала молоко в кастрюльку. Несколько капель упало на красное крыло плиты. Она поставила кастрюльку на огонь и тяжко вздохнула.
Мама спросила:
- А про Севе ничего не слышно?
- Ее матери, поди, не лучше, раз она не едет, - ответила Витора и вздохнула еще глубже.
- Что, уже? - спросила Мама.
- Да, завтра… Все одно к одному.
Кико вскарабкался на плетеное креслице и стал размазывать пальцем белые капли. Он склонял голову набок, как бы выискивая наилучшую перспективу, и наконец, начертив запутанный узор, радостно завопил:
- Вито, Хуан, это Сан-Себас!
Хуан швырнул журнал на пол и неохотно подошел к плите. Сдвинув брови, он посмотрел на иероглифы и презрительно спросил:
- И это пляж?
Раскрасневшись от удовольствия, Кико громко пояснил:
- Смотри, вот эти сеньоры плавают, а этот загорает, а…
Хуан пожал плечами, и на его лице отразилось глубокое разочарование.
- Ничуточки не похоже, - сказал он.
Витора говорила Маме:
- Пятерых из каждой сотни посылают в Африку, и что вы скажете, обязательно должно было выпасть на него. Убиться можно.
- Ну посуди сама, - сказала Мама, - кому-то же надо ехать.
- Господи, и я так думаю, но почему это все шишки должны валиться на мою голову? Что, других людей мало?
- А как приятель Паки?
- Кто, Абелардо? Ну, этот-то не иначе в рубашке родился. Прямо не знаю, отчего этой девчонке вечно везет. В субботу идет и выигрывает в лотерею, а в понедельник тянут жребий, и жених остается при ней. Надо же так.
Малышка била в ладоши и повторяла:
- Атата, атата.
Кико подошел к ней, взял за ручки и стал хлопать ими посильнее, девочка залилась смехом, мальчик тоже засмеялся.
- Атата, атата, - твердила малышка.
Кико дернул за полу халата в красных и зеленых цветах:
- Она говорит "красота". Мама, Крис говорит "красота".
Мама продолжала говорить:
- … А кроме того, это не такая уж беда.
Витора рассердилась:
- Ну, еще как посмотреть. А Паки заладила теперь, что Фемио свяжется там с какой-нибудь черномазой.
- Вот глупости, - отозвалась Мама.
- Да неизвестно. И Абелардо тоже - мол, негры теперь такие, что от них любого можно ждать.
Кико снова дернул за мамин халат:
- Мама, а Крис сказала "красота".
Мама без церемоний отстранила его:
- Оставь меня, ради бога, ну что ты прицепился, не надоедай.
Витора налила молоко в фарфоровую кружку, а остальное разлила по двум тарелкам, открыла банку с изображением смеющегося младенца и положила в каждую тарелку по большой ложке с верхом желтого порошка.
- Завтракать, живо, - сказала она, поочередно размешивая содержимое обеих тарелок.
Она усадила Кико на белый стульчик, подвинула к столу другой стул - для Хуана, подхватила девочку и устроила ее у себя на коленях. Крис безропотно глотала кашу, и с каждой ложкой вокруг ее влажных губ росла желтая кромка. Хуан поставил перед собой журнал с похождениями капитана Труэно, оперев его о сахарницу, и, кроша булочку в какао, жадно поглощал комикс. "Вы дорого заплатите за свою дерзость". - "А-а-а-х!" - "Вперед, друзья, с этими уже покончено". - "Получай, каналья, пришел и твой черед!" А тем временем Кико ритмично постукивал ложкой по белому мрамору, и Витора сказала:
- Ну давай, Кико, ешь. Господи, что за ребенок!
Кико неуклюже сунул ложку в кашу и принялся водить ею по тарелке; там обозначились глубокие бороздки. Мальчик поглядел и снова помешал кашу.
- Ешь, у тебя все остынет.
Кико промурлыкал: "Что за красота снаружи, что за вкуснота внутри". Девочка уже заканчивала завтрак, и Вито встрепенулась:
- Кико, сейчас я позову твою маму!
Мальчик вяло поднес ложку ко рту и с отвращением пожевал кашу.
- Фу, какая гадость! - сказал он.
Глаза Хуана круглились, точно два блюдца. Он читал: "Но хватит болтовни. Сейчас ты умрешь!"
Витора спустила девочку на пол и отняла у Кико ложку:
- Дай сюда. Точно маленький.
- Я не маленький!
- Малявка, вот ты кто.
- Нет, не малявка!
- Ну так ешь. Тогда ты вырастешь и станешь большим, как твой папа, а если не будешь есть…
Кико открыл рот, закрыл глаза и проглотил, открыл рот, закрыл глаза и проглотил, открыл рот, закрыл глаза и проглотил - точь-в-точь индюк.
- Больше не надо, Вито, - наконец взмолился он со слезами на глазах.
Вито дважды провела слюнявчиком по его губам, схватила тарелку с остатками каши, счистила их в помойное ведро, а сверху аккуратно прикрыла картофельными очистками. Хуан сказал Кико:
- Отстань.
- А я сегодня встал сухой, Хуан, - сказал Кико. - Правда, Вито, я сегодня встал сухой?
- Правда, ты у нас уже вырос.
- Атато, - промолвила Крис.
- Она сказала "хорошо". Вито, а Крис сказала "хорошо"!
Витора взяла пылесос, щетку, пыльную тряпку и совок и шагнула в коридор.
- Сидите тихо, - сказала она, просунув в дверь растрепанную голову. - Не безобразничать.
Кико крутанулся на одной ножке, наслаждаясь независимостью. Потом подошел к угловому шкафчику возле плиты, дернул дверцу. Открываясь, замок щелкал "клип", а закрываясь - "клап", и Кико открыл и закрыл шкафчик раз двадцать пять, с улыбкой прислушиваясь к щелканью. Когда это ему надоело, он заглянул внутрь и увидел стопку клетчатых тряпочек - в красную и белую клетку, желтую и белую, белую и синюю, а повыше, на полочке - бутылки и банки с жидкостями для полировки и чистки и стиральные порошки. Он закрыл шкафчик, встал на колени и открыл маленькую дверцу под плитой.
- Это гараж, - сказал он.
Кристина, сидя под столом, подбирала с полу мелкие крошки хлеба и клала их в рот. Хуан, не шевелясь и не мигая, глотал страницу за страницей.
- Это гараж, Хуан! - крикнул Кико.
- Ага, - не отрываясь от журнала, отозвался Хуан.
На стене белела огромная нагревательная колонка - настоящая атомная бомба, а слева стояла электроплита, рядом с ней - плита с красной крышкой, еще левее поблескивала застекленная дверь черного хода, а рядом с дверью находилась вделанная в стену мойка для посуды, над ней - сушилка, чуть дальше раковина, за которой сразу же начинался короткий коридорчик - он вел в гладильную, и в него же открывались двери кладовой и ванной для прислуги. Из холодного крана раковины всегда капала вода - "тип", и через десять секунд опять "тип", но это было слышно лишь тогда, когда все, и дети и взрослые, молчали; иногда Кико подтаскивал к крану свой белый плетеный стульчик, усаживался и играл: он старался сказать "тип" вместе с краном, и всякий раз, когда их "тип" совпадали, так что получалось долгое "ти-ип", мальчик хлопал в ладоши, громко смеялся и звал Крис, чтобы и она послушала.
Против двери, ведущей на лестницу, стоял белый стол с белой мраморной столешницей, а над ним висел белый шкафчик, где Вито держала вазу с апельсинами, яблоками и бананами, сахарницу, солонку, сухой липовый цвет и сухие листья больдо, настой из которых Папа пил вечером после ужина. А дальше, справа от двери, ведущей в остальные комнаты, высился котел отопления, покрытый бронзовой краской, со стеклянной палочкой наверху, усеянной мелкими черточками и цифрами, ярко-красная нить на которой сжималась и вытягивалась, точно дождевой червяк.
Кико встал на цыпочки, нажал на дверную ручку и вышел из кухни. Он шел, уставясь в пол, и вдруг присел, поднял кнопку с ржавым острием и зеленой головкой и побежал в детскую.
- Мама! - пронзительно закричал он. - Посмотри, что я нашел!
Мама, оглушенная гудением пылесоса, водила трубой по углам и не слышала его. Внезапно она заметила мальчика, стоящего в открытых дверях, на сквозняке, и крикнула: