- Уйди оттуда! Ты не понимаешь, что простудишься?
Кико протянул руку с зеленой кнопкой.
- На, - сказал он.
Мама выключила пылесос и подошла к нему. В правой руке она держала сигарету.
- Что тебе? - спросила она.
- Смотри, что я нашел.
Мама посмотрела на ржавую кнопку.
- Прекрасно, - сказала она. - Ты очень хороший мальчик. А теперь ступай.
- Не то ее могла бы проглотить Крис, правда, мама? - продолжал Кико, не трогаясь с места.
Мама зажала сигарету в зубах и снова взяла в обе руки трубу пылесоса.
- Конечно, - ласково сказала она. - Ну иди.
- И тогда она бы умерла, правда, мама?
- Да, да, - Мама повысила голос.
- Как Маврик, правда, мама?
Мама подскочила, словно подброшенная пружиной. Выхватив сигарету изо рта, она завизжала:
- Да уйдешь ли ты наконец?!
Кико вернулся на кухню насупившийся, хмурый, и девочка взглянула на него из-под стола и сказала: "Ата-атата", но мальчик, не обращая на нее внимания, направился в ванную для прислуги, с трудом приподнял штанину и пустил в унитаз тоненькую прозрачную струйку. Потом зашел в гладильную, пошарил в угловом шкафчике и вытащил из жестянки желтый леденец на палочке. Довольно улыбаясь, он вошел на кухню, снял с леденца бумажку и сказал Хуану:
- Смотри, что у меня есть!
Хуан читал, глухой ко всему на свете: "Ну а сейчас, приятель, я буду иметь счастье всадить тебе пулю в лоб".
- Хуан! - повторил Кико, торжествующе крутя леденец над головой. - Гляди!
Хуан поднял свои глубокие черные глаза, которые тут же засветились живейшим интересом.
- Это чей? - спросил он.
- Мой, - ответил Кико.
- Дай откусить.
- Не дам.
Девочка выползла из-под стола, словно собачка, чутко улавливающая, чем пахнет, и с трудом поднялась на ноги. Она ухватила Кико за свитерок и потянула вниз.
- Ай. Ай.
- Нет, - сказал Кико. - Нет, не дам.
- Ну дай же откусить, - повторил Хуан.
- Он мой, - сказал Кико.
Хуан сунул руку в карман штанов и вытащил оттуда грязный нейлоновый мешочек, развязал его и показал брату маленький огрызок красного карандаша, замусоленный кусочек ластика и две монеты по десять сентимо.
- Если дашь откусить, я подарю тебе карандаш, - пообещал он.
Но Кико уже сосал леденец и время от времени вытаскивал его изо рта, чтобы отколупать кусочек прозрачной обертки. Крис, устав дергать брата за свитер, принялась плакать.
- Я дам тебе и ластик в придачу, - продолжал убеждать Хуан.
Кико торжествующе улыбался; он снова поднял леденец над головой, точно знамя, и облизал липкие губы.
- Это мой леденец, - провозгласил он. - Мне дал его сеньор из лавки.
Хуан смотрел на брата, и горло его медленно подрагивало, словно он что-то глотал; вдруг он подскочил к Кико, выхватил леденец, куснул и сразу же отдал. Плоский прозрачный диск покрылся белыми трещинками, как ледышка, сбоку недоставало кусочка, и при виде этого Кико как бешеный кинулся на Хуана, колотя его, лягая, обливаясь злыми слезами. Девочка рядом с ним тоже ревела и тянула свои пухлые ручки к леденцу. И тут дверь внезапно распахнулась, на кухню ворвался ураган красных и зеленых цветов, и раздался грозный голос:
- Это что еще за скандал? Что здесь происходит?
Крис все еще стояла, подняв ручонки, а Кико и Хуан наперебой осыпали друг друга обвинениями, и наконец из рукава в красных и зеленых цветах протянулась рука, завладела леденцом, и мамин голос сказал:
- Раз так, значит, никому, и все довольны.
Когда дверь закрылась, на кухне воцарилась выжидательная тишина; через минуту Хуан, потирая руки, обратился к Кико:
- Ну, давай я буду стрелять.
Кико сорвался с места и бросился к гладильной с воплем:
- На помощь, убивают!
- Та-та-та-та, - прострочил Хуан, прицеливаясь из воображаемого автомата, а Кристина, глядя на Хуана, с неожиданным оживлением повторила:
- Ата-ата-ата.
Она улыбнулась, и на ее смуглых щечках появились две ямочки, такие же, как на локтях.
12 часов дня
Услышав, что на их этаже остановился грузовой лифт, Кико вылез из своего уголка между двумя красными шкафами и открыл стеклянную дверь как раз в тот миг, когда Сантинес тащил коробку с продуктами из лифта на площадку. Но вдруг коробка, зацепившись за выступающую плитку, вильнула в сторону, и два пальца Сантинеса оказались прижатыми к проволочной сетке. Мальчишка инстинктивно сунул в рот занывшие пальцы и сердито проворчал:
- Прищемила, падла.
Кико глядел на него, не спуская глаз, и его лицо так же перекосилось от боли, как лицо Сантинеса, а когда посыльный потер пальцы о свой серый передник, Кико едва заметно повторил его жест, потерев пальцы о мягкие бороздки вельветовых штанишек.
- Привет, - сказал он наконец.
- Твоя мама дома?
Кико кивнул. Хуан услышал их, открыл дверь в коридор и крикнул:
- Мама, из лавки пришли!
Но в кухню вошла Витора и недовольно спросила Сантинеса:
- Позже не мог прийти, бездельник? Погляди, который час.
- Я часов не ношу, - нахально ответил мальчишка, показывая голое запястье.
- Ах, не носишь? - парировала Вито. - Погоди, я скажу твоему хозяину, он их тебе вмиг купит, у него не заржавеет.
Мальчик подбоченился.
- Эй, - насмешливо сказал он, - ты, верно, забыла, что это не я послал кое-кого в Африку.
На секунду показалось, что Витора вот-вот лопнет от злости. Шагнув к нему вплотную, она подняла руку и прошипела:
- Заткнись сию же минуту, не то я так тебе влеплю, что до смерти будешь помнить!
Мальчик вскинул руку, чтобы защититься от удара, но, увидев, что Витора сдержалась, выпрямился и присвистнул:
- Ну и обстановочка, нечего сказать.
Крис, сидя на полу, рылась в коробке и выкладывала в один ряд луковицы и апельсины, а Кико и Хуан следили за ходом словесной дуэли, поворачивая головы то к одному, то к другому противнику, как на партии в теннис. Витора выгружала товары и складывала их на плиту с красным верхом. Сантинес смотрел, как проворно двигаются ее скрюченные, но тем не менее ловкие руки.
- Руки у тебя… - пробормотал он. - И бывают же такие руки…
Витора снова бросила на него рассерженный взгляд:
- А тебе-то что до моих рук?
Мальчик пожал плечами:
- У тебя пальцы крючком, вот и все.
- Хорошо, а тебя это волнует?
- Ничуточки.
- Ну и помалкивай.
Кико робко приближался к Сантинесу и наконец дернул его за край серой блузы.
- Знаешь, - сказал он, - а я сегодня встал сухой.
- Вот достижение!
- Правда, Вито, что я встал сухой?
- Правда, голубь.
Видя, что Сантинес все еще не желает до него снизойти, Кико снова дернул его за блузу и, когда мальчик взглянул на него, спросил:
- А ты не ходишь в школу?
Сантинес издал короткий смешок и ответил с оттенком суровости:
- Нет, малец, в школу я не хожу.
- Потому что ты плохо себя ведешь?
- Кто, я? - Сантинес постучал себе в грудь сложенными щепотью пальцами. - Да я веду себя лучше всех на свете.
Витора протянула ему коробку:
- Бери и проваливай, да поскорее.
Сантинес скорчил насмешливую гримасу:
- Так-то ты меня любишь?
Витора в сердцах захлопнула стеклянную дверь и крикнула ему вслед:
- Была нужда любить тебя, сопляк.
Закинув коробку за спину, Сантинес безнаказанно гримасничал, отделенный от Виторы дверью, тряс скрюченной левой рукой, передразнивая девушку, и нахально смеялся. Вито сердито проворчала:
- В один прекрасный день я расшибу ему морду или уж не знаю, что сделаю.
Она открыла дверцу под плитой, придвинула ведро и совком насыпала в него уголь.
- Будешь зажигать отопление, Вито? - спросил Кико.
Движения девушки были резкими, она еле сдерживала раздражение. Вдруг на кухню влетел халат в красных и зеленых цветах.
- А Доми еще нет?
- Сами видите.
- Разве еще нет двенадцати?
- Давно уже было.
Кико подошел к котлу отопления и попробовал его открыть. Дверца не поддавалась, тогда он ухватил защелку обеими руками и изо всех сил дернул вверх. Дверца отскочила и ударила его по пальцу. Кико сунул палец в рот и завизжал:
- Прищемила, падла!
Халат в красных и зеленых цветах неумолимо наклонился над ним.
- Что ты сказал? - спросил мамин голос. - Разве ты не знаешь, что такие слова не говорят, это большой грех?
Витора, сидя на корточках возле котла, взглянула на мальчика с лукавым сочувствием. Вслух она сказала:
- Вот ребенок! И где только он слышит такие гадости?
Халат в цветах выпрямился, а Кико жался у стола, рядом с Хуаном. Мама сказала:
- Это я и спрашиваю. Кто может учить его таким вещам?
Витора подняла свои покорные, сине-серые, чуть покрасневшие глаза.
- Если вы это про меня, - сказала она, - так вы ошибаетесь.
Хуан слегка пригнулся и шепнул Кико на ухо: "Ха, падла". Кико посмотрел на него заговорщицки, засмеялся и взял за руку сестренку, тоже подошедшую к котлу. Витора скомкала вчерашнюю газету, положила сверху несколько тонких полешек, потом, стараясь не приминать бумагу, сунула в нее лучинки, чиркнула спичкой и подожгла. Пламя взвилось вверх гудя, свиваясь в спирали, и Хуан сказал:
- Это ад.
Кико скептически взглянул на него.
- Вот это ад? - переспросил он.
Халат в красных и зеленых цветах вышел из кухни, и Витора сказала:
- Да, ад такой, только побольше. И ты туда попадешь, если будешь писаться или говорить плохие слова.
Кико нахмурился.
- Я попаду в ад, если буду говорить "падла"? - переспросил он.
- Вот-вот.
- И если буду писать в штаны?
- Конечно.
Мальчик наклонил голову, посмотрел на свои штанишки и провел по ним сперва одной рукой, потом другой.
- Потрогай, Вито, - сказал он. - Даже ни мокринки.
- Надолго ли, - отозвалась Вито.
Огонь разгорался и свистел; казалось, будто Витора старается загнать ураган в консервную банку.
- Черт! - вдруг закричал Хуан. - Видел черта, Кико?
- Нет, - разочарованно ответил Кико.
Трое детей точно завороженные не отрываясь смотрели в огонь. В зрачках Кико мерцал страх. Жалея его, Витора объяснила:
- Это был не черт. Это дым.
- А не Маврик? - с сомнением спросил Кико.
- При чем тут Маврик?
- Потому что он черный.
Витора зачерпнула совком уголь и бросила его на пламя, оно начало бледнеть и оседать, а угли краснели и распалялись. Интерес детей иссякал. Витора кончила загружать топку и закрыла дверцы. Кико спросил у Хуана:
- А у черта есть крылья, Хуан?
- А как же.
- И он летит быстро-быстро?
- Ага.
- И если я буду плохо себя вести, черт прилетит за мной и унесет в ад?
- Конечно.
- А у черта есть рога?
- Есть.
- А дудушка?
Хуан удивленно пожал плечами.
- Понятия не имею, - признался он.
Витора орудовала у плиты; на одной конфорке стояла алюминиевая кастрюля, из нее шел пар; Витора поставила на большую конфорку другую кастрюлю, и тут постучали в дверь. Вито слегка повернула голову.
- Открой, Кико, - сказала она. - Это Доми.
Хуан бросился к двери. Кико завопил:
- Мне сказали открыть!
Витора добавила:
- И скажи "добрый день, Доми".
Оба мальчика, отталкивая друг друга, возились у дверей, и, когда Доми, в пальто с поднятым воротником, наконец переступила порог, Кико поздоровался:
- Добрый день, Доми.
Старуха проворчала:
- А Севе еще нет?
- Ни слуху, ни духу, - откликнулась Витора.
- Устроила себе каникулы, - сердито пробормотала старуха и добавила: - Вот собачья погодка, чтоб ее…
Нос и скулы у нее покраснели. Она стянула с себя пальто. Кико дергал ее за платье и повторял:
- Собачья? Почему собачья? Где собака, Доми?
- Отстань ты от меня, - раздраженно сказала Доми. - Что за мальчишка! Слова при нем нельзя сказать.
Она прошла в гладильную, повесила пальто в один из красных шкафов и вернулась на кухню. Показав большим пальцем через плечо на дверь, ведущую в комнаты, она спросила у Виторы:
- Наша-то оса здесь?
- Спрашиваете.
Задрав белокурую головку к потолку и крутя ею по сторонам, Кико тут же встрял в разговор:
- Где, где оса, Доми?
- Да замолчишь ли ты наконец!
На кухню ворвался халат в красных и зеленых цветах. Доми тут же приняла удрученный вид; она изо всех сил зажмурилась, и в уголке каждого глаза навернулось по слезинке. Мамино лицо смягчилось.
- Что-нибудь случилось, Доми?
Старуха вздохнула:
- Что может случиться, сеньора? Все как обычно.
- Его забрали?
- Хотели, да места не оказалось.
- Нет мест?
- Верно говорит мой Пепе: нынче даже в сумасшедший дом можно попасть только по знакомству.
Она тяжело вздохнула, и слезинка наконец скатилась по ее щеке, застряла в уголке губ, и Доми смахнула ее тыльной стороной руки. Кико, стоявший рядом, поднял к ней лицо и сказал:
- Доми, а я сегодня встал сухой.
Доми приласкала его белокурую головку.
- Подумайте только, какой молодец!
Витора подхватила:
- Так оно и есть, сеньора Доми, мы не шутим: Кико сегодня встал сухой и днем тоже не описался.
Крис тянула к Доми ручки, и старуха наклонилась, подхватила девочку и осыпала ее личико звонкими, исступленными поцелуями. Мама сказала:
- Я поговорю с сеньором; может, он сумеет что-нибудь сделать.
Доми проговорила тихо, словно бормоча молитву: "Господь да вознаградит вас за все", а потом, как только халат скрылся за дверью, сказала Виторе уже совсем другим тоном:
- Давай поставь-ка немного молока на огонь.
Вито вздохнула. Вдруг, вспомнив что-то, она повернулась к белому шкафчику, открыла одну из дверок, достала транзистор в потертом табачного цвета чехле и включила его. Голос проговорил чуточку строго, гнусаво, скучновато: "Для Хенуино Альвареса, которому выпало служить в Африке, по просьбе он сам знает кого, мы передаем песню "Когда я уехал из дому". Песня звучала тоже чуточку строго, глухо, горьковато, но Витора поднесла руки к груди и сказала:
- Ах, господи, прямо за сердце берет.
Кико подошел к ней.
- Это Фемио, Вито?
- Где, сынок?
- Ну этот, который поет.
- Нет, милый, но будто и вправду он.
Доми поднялась и взяла из вазы банан. Она была вся в черном - черное платье, черные чулки и башмаки - и дома подвязывалась белым передником. Снова усевшись, она посадила девочку на колени и проговорила с полным ртом:
- Ну, мне-то похуже, чем тебе. Мой уже не вернется.
Витора заволновалась:
- Ой, сеньора Доми, для этого вы уже старая.
- Я старая?
- А то нет?
Кико подошел поближе. Хуан снова уткнулся в "Зеленого Казака". Кико сказал:
- Доми, ты старая и скоро умрешь?
- Пошел отсюда! Господи, что за мерзкий ребенок! В уборную не хочешь?
- Нет, Доми.
- Запомни, сделаешь хоть каплю в штаны - тут же отрежу тебе дудушку, понятно?
- Да, Доми.
Внезапно глаза Кико прояснились.
- Доми, ты знаешь, Маврик умер, - сказал он.
- Маврик? Кот, что ли?
- Ага.
Доми повернулась к Виторе:
- Ну, старая ведьма, поди, на стенку лезет.
- Это уж точно.
- Какая ведьма, где ведьма, Вито? - затараторил Кико.
- Ох, да уберешься ты наконец? Дыхнуть человеку не дает, - и снова повернулась к Виторе: - Представляю, что там делается.
Крис захныкала, и Доми стала подбрасывать ее на коленях, напевая в такт: "Цок-цок-цок, мой ослик, в Вифлеем бегом…" Девочка прислонилась к старухе и прикрыла глазки. Доми сказала:
- Совсем засыпает.
Радио говорило: "Эсекиэлину Гутьерресу от его папочки и мамочки в день его двухлетия, с любовью. Послушайте песню "Продавщица фиалок".
Витора сновала от плиты с красным верхом к электроплите, от электроплиты к сушилке для посуды, от сушилки к шкафу, от шкафа к кладовой, от кладовой к котлу, от котла опять к плите с красным верхом. Время от времени она вздыхала и говорила: "Ох, господи". А с той минуты, как она включила музыку, вздохи раздавались чаще и шумнее. Кико всякий раз взглядывал на нее и наконец сказал:
- Вито, а тетя Куки подарит мне пистолет.
- Пистолет?
Мальчик с улыбкой кивнул головой и прикусил нижнюю губу. Витора спросила:
- А для чего тебе пистолет?
- Чтобы всех убивать.
- Надо же! И Вито тоже?
Кико снова кивнул, покусывая нижнюю губу. Вмешалась Доми:
- Он тебя одной болтовней на тот свет отправит.
Кристина захныкала и забарахталась в руках Доми, пытаясь слезть на пол. Старуха встала, ворча: "Чертова девчонка, какого шута теперь ей надо?" Кико опять повернулся к Доми:
- Доми, а мы видели черта.
- Да неужели?
- Ага, в отоплении, правда, Вито?
Радио сказало: "Хулио Аргосу, который едет в Африку, от друзей из его ватаги. Слушайте песню "Птица чогуи".
Витора взяла транзистор и прибавила звук.
- Как услышу эту песню, так обмираю, - пояснила она. - А уж Фемио…
Доми открыла рот, чтобы ответить, но тут Кико просунул между ними свою беленькую головку и сказал:
- Да, Доми, черт был весь черный, с крыльями и рогами и…
Доми вспылила:
- Убирайся немедленно, не то я сейчас…
Открылась дверь, вошел халат в красных и зеленых цветах, и Доми улыбнулась, погладила мальчика по головке, поскольку рука и так была уже поднята, и сказала:
- Уж этот Кико, чего только не придумает. Теперь говорит, что видел черта. Нет, золотце, нет, черт сидит в аду и не трогает таких хороших деток, как ты.
Час дня
Комната стояла чистая, прибранная, пол блестел, как будто по нему никогда не ходили. Стеллаж с книгами разделял комнату пополам, возле окна стоял длинный стол, над которым висела лампа с абажуром - ангел-хранитель; здесь дети, вернувшись из школы, делали уроки. В глубине по углам находились кровати Пабло и Маркоса под кретоновыми покрывалами, между ними - широкая кроватка Кико с высокими бортами из палочек, точно тюрьма. Войдя в комнату, Мама предупредила:
- Захочешь в уборную - скажи.
Кико расставил ноги и посмотрел на свои штанишки, затем, словно осмотра было мало, провел по ним сперва левой, потом правой рукой и заключил:
- Потрогай - даже ни мокринки.
Доми задержалась на кухне, и тогда Хуан предложил:
- Хочешь, устроим радугу?
- Ага, давай, - ответил Кико.
Хуан прикрыл шторы, взял Кико за руку, они осторожно подошли к маленькой кроватке, и оба одновременно подняли головы к третьей полке. Луч света падал на корешки книг, которые вспыхивали разноцветными искрами, и Кико сказал:
- Красиво. Да, Хуан?
Хуан наклонял голову то к одному, то к другому плечу.
- Когда светит солнце, тогда еще красивее, - сказал он.