- Ты проглотил гвоздь?
Мама нервничала:
- Почему вы остановились?
- Красный, сеньора.
На углу сидела продавщица каштанов, а на другом углу - Хулианильо в своем киоске, увешанном журналами и комиксами, у него Кико каждое воскресенье покупал пластмассовые игрушки, а чуть дальше просил милостыню безногий Черепок в тележке на колесиках; на Калье Майор народ толпился перед кассами театра Кеведо, где на огромной афише стояло: "Канун праздника Голубки". У прохожих изо рта шел пар, будто все они курили; машина внутри то вдруг ярко освещалась, то снова погружалась в темноту.
Врач ждал их, уже надев белый халат. Мама заплакала.
- Я в отчаянии, Эмилио, - сказала она. - И виновата только я одна.
Врач заботливо взял Маму за руку.
- Успокойся, глупышка, - сказал он. - Ничего не случится. Проходи.
- Ты думаешь?
- Сейчас посмотрим.
Все трое закрылись в крохотной комнатке, где в углу горела красная лампочка, а посреди стоял большой аппарат, поблескивающий металлом и стеклом. Кико сказал:
- А я проглотил гвоздь.
- Ты уверен? - спросил врач.
- Ага.
- Это точно, Эмилио, - вмешалась Мама, - я видела, как гвоздь был у него в руках, а через секунду взглянула снова - руки пустые, а он весь красный как рак. Я перевернула комнату вверх дном и ничего не нашла, от гвоздя и следа не осталось.
- Успокойся, - повторил врач. - Не тревожься. Ты позволишь мне закурить?
- Да ради бога, - Мама порылась в сумочке, вынула сигарету и наклонилась к врачу. - Дай и мне огня.
Врач поднес ей зажигалку.
- Ах, извини, - сказал он. - Сейчас я его посмотрю. Через две-три минуты не больше.
Кико оглядел белое привидение, освещенное красным огоньком, поднял глаза и увидел всю комнату в призрачном, зловещем полумраке.
- Это ад? - спросил он и схватил за руку Маму, стоявшую рядом.
- Нет, сынок.
- За этой штукой не прячутся черти? - Он указал на странное сооружение из металла и стекла.
- Здесь нет чертей, - ответила Мама.
Призрак внимательно наблюдал за мальчиком. Он затянулся сигаретой и спросил, выдыхая дым:
- У этого ребенка сильно развито воображение, правда?
Мама ответила с коротким смешком, как бы колеблясь:
- Не знаю… Не знаю, что тебе сказать. Думаю, более или менее как у всех.
Бело-красный Призрак сделал быстрое движение.
- Нет, не как у всех, - сказал он. - Он слишком впечатлителен и говорит слишком чисто для своего возраста - сколько ему?
- Три, - ответила Мама. - В апреле будет четыре.
- Вот видишь, - сказал Призрак.
Кико сжимал мамину руку, а Мама ритмично постукивала по полу носком туфли.
Призрак затянулся снова и спросил:
- Ты нервничаешь?
Мама опять коротко рассмеялась:
- Сказать тебе по правде, я просто выть готова.
- Какой это был гвоздь: пять сантиметров, четыре, три, еще меньше?
Мама подняла руку в красноватом сумраке:
- Примерно такой, наверное, сантиметра два с половиной, мне кажется.
Призрак бросил окурок в пепельницу, стоявшую в углу.
- Ну, посмотрим, - сказал он. - Раздень его. Это не нужно, достаточно поднять. Вот так. - Он толкнул мальчика за стекло, включил аппарат, и комната наполнилась жужжанием. - Посмотрим, - повторил он.
Кико сказал Маме:
- Дай мне руку.
Мама дышала часто и взволнованно. Призрак бормотал, то и дело замолкая: "Здесь ничего… ничего… ничего… Я делаю тебе больно, малыш? Хорошо… ничего, - он надавил ему на животик. - Хорошо… здесь тоже ничего… ничего… ничего не видно… А здесь… Повернись-ка. Тебе больно?.. Тоже ничего, и это, право же, странно: постороннее тело должно быть заметно сразу". Он опять повернул мальчика и наконец зажег свет. Уставившись на Кико очками в черной оправе, он сказал Маме:
- Единственное - если только гвоздь лежит горизонтально, острием ко мне, другого объяснения нет. Ничего не видно.
- Боже мой, - пробормотала Мама.
- Да нет же, глупышка, не беспокойся. Такие вещи проходят сами по себе. Пусть двигается поменьше, особенно избегает резких движений - футбол, прыжки, - он крутил в руках синюю шариковую ручку. - И потом, пусть ест спаржу, лук-порей, только целиком…
- С волокнами? - спросила Мама.
- Именно это я и хочу сказать. Волокна обернутся вокруг гвоздя и будут защищать желудок и стенки брюшной полости.
Мама растерянно покачивала головой.
- Я попытаюсь, Эмилио, - сказала она упавшим голосом. - Но очень сомневаюсь, что это мне удастся. Заставить этого ребенка что-нибудь проглотить - настоящая пытка.
- Это необходимо, - сказал Призрак.
Мама продолжала покачивать головой, а Призрак добавил:
- Ты говоришь, что ребенок глотает еду с трудом, но он не закашлялся, не подавился, не ощутил позыва к рвоте, когда…
- Нет, ничего такого не было, - решительно сказала Мама. - Когда я на него посмотрела, он был весь красный - но никаких позывов, никакого кашля.
Призрак постучал несколько раз концом ручки по зеленой клеенке стола.
- Странно, - сказал он и пристально, в упор посмотрел на Кико. - Этот мальчик - предпоследний, верно?
- Да.
- А сколько самому младшему?
- Младшая - девочка, Кристина.
- Все равно, сколько ей сейчас?
- Год.
Призрак чертил замысловатый рисунок на промокашке, и губы его приоткрылись в улыбке. Кико спросил:
- Ты рисуешь поезд?
- Вот именно, - ответил Призрак. - Это поезд.
И добавил:
- Таким образом, в течение двух с половиной лет этот был в семье всеобщим любимчиком, верно?
- Скажем, так.
Над головой Призрака была картинка с множеством отрезанных голов, и в углу надпись: "Медицинский факультет, 1939 - 1945". Левее - календарь, на котором была нарисована колыбель с младенцем, рядом стоял старик с бородой, а с другой стороны - задумчивый, коричневый в пятнах, пес. Призрак продолжал улыбаться. Мама спросила:
- Ты тоже будешь твердить мне об этих дурацких комплексах?
- Не в этом дело, но всем нам больно отходить на второй план, можешь не сомневаться.
- Опальный принц?
- Вот именно, - сказал Призрак. - Ты выразилась точно. И это не выдумки. Эта теория - не плод досужей фантазии. Ребенок, который в течение нескольких лет привык быть в центре внимания, утратив это положение, не может смириться, он борется, он пытается опять обратить внимание на себя.
Мама скептически прищурилась:
- И для этого глотает гвоздь?
- Или говорит, что проглотил.
Мама потеряла терпение:
- Слушай, Эмилио, мальчик был рядом со мной, и я уверяю тебя, что практически была свидетелем этой сцены. Можно сказать, я видела это собственными глазами.
Призрак улыбнулся.
- Глупышка, - сказал он и взял мамину руку в свои. - Из своего опыта мне известно, что бывают опальные принцы, которые притворяются хромыми, убегают из дому или вырываются от няни и мчатся через дорогу. А все для того, чтобы привлечь к себе внимание, которое несколько месяцев назад уделяли им безо всяких усилий с их стороны. Не скажу, что это психическое заболевание, но симптомы похожи. В таких случаях надо действовать с исключительным тактом, чтобы переход совершился незаметно. Не стану утверждать, будто мы столкнулись именно с таким случаем, но при просвечивании гвоздь не обнаруживается, и это крайне странно.
Мама приняла руку и поднялась, словно сердясь на Призрака.
- Знаешь, Эмилио, с тех пор как я вышла замуж, я только и делаю, что развенчиваю принцев, и впервые один из них мне в отместку решил проглотить гвоздь.
Призрак тоже встал и улыбался, блестя золотой коронкой.
- Ты нервничаешь, дурочка, и это понятно, - сказал он.- Прими меры предосторожности, о которых я говорил, следи за стулом и держи меня в курсе.
Мама спускалась по мраморной лестнице, твердо постукивая каблуками. Кико шел вниз, держась за ее руку и на каждой ступеньке приставляя одну ногу к другой. На первой площадке он остановился и поднял белокурую головку.
- Доктор вынул гвоздь у меня из животика? - спросил он.
- Конечно, - ответила Мама. - А теперь, чтобы совсем поправиться, ты должен есть спаржу.
Кико сдвинул брови.
- Спаржу? - переспросил он. - Фу, какая гадость!
Увенсеслао, скинув фуражку, открыл перед ними дверцу. Мама откинулась на спинку заднего сиденья и взяла мальчика на руки. На секунду лицо ее омрачилось. Она пощупала его штанишки.
- Ты описался, Кико, - сказала она, и глаза ее посуровели.
- Немножко, - испуганно признал мальчик.
Но Мама подавила недовольство и великодушно улыбнулась.
- Домой, - сказала она шоферу.
И потом добавила, прижав Кико к меховому пальто:
- Это от испуга, правда, малыш? Но ты больше не будешь. Теперь ты тихонько посидишь с мамой и завтра будешь здоров.
Кико прижался белокурой головкой к маминой груди и улыбнулся.
- Ага, - повторил он, - теперь я тихонько посижу и завтра буду здоров, правда, мама?
8 часов вечера
Мама с величавой небрежностью скинула пальто и отдала его Виторе, а та спросила:
- Что сказал доктор, сеньора?
- Что его не видно.
- Чего не видно?
- Какие ты глупости спрашиваешь! Гвоздя, чего же еще.
- Ой, да как же можно его увидеть, если мальчик его проглотил?
- При просвечивании, конечно.
Витора округлила глаза и рот, но ничего не сказала. Она повесила пальто в шкаф и вернулась к мальчику. Снимая с него пальтишко и капор, она приговаривала:
- Поди сюда, разбойник, да ты хуже любого разбойника, прямо наказание какое-то, боже, что за ребенок. С ним страху не оберешься.
Но Кико уже услышал музыку в задней комнате, бегом бросился по коридору и застыл в дверях, глядя, как Мерче и Тете дергали руками, приседали, крутили задом в такт громкой мелодии, лившейся из пущенного на полную мощность проигрывателя, а Маркос и Хуан, прислонясь к столу, смотрели на девочек; Мерче напевала:
Его танцуют нынче старики и молодежь,
это новый танец,
заменивший рок;
блондинка и брюнетка, давай, давай, давай,
единственное - помни:
такта не теряй.
Твист, твист, все танцуем твист,
твист, твист, наш любимый твист,
ритм, ритм в себе ты ощути,
и счастье ждет нас впереди…
Вдруг Мерче заметила его, подбежала, подхватила и закружила в воздухе:
- Ну что, карапуз? Это правда, что ты проглотил гвоздь?
Кико кивал головой. Все окружили его - Тете, Маркос и Хуан. Хуан сказал, растянув во всю длину большой и указательный пальцы:
- С ума сойти, вот такой длиннющий!
- Доктор мне его вытащил, - сказал Кико.
Проигрыватель гремел в полную силу. Вошла Доми с Кристиной на руках. Она поставила девочку на пол.
- Ну-ка, золотце, пойди спляши туис с Кико, - сказала она.
Девочка неохотно задвигала попкой, а Кико радостно пустился в пляс, он тряс руками, присаживался и поднимался, стараясь попадать в ритм. Доми ворчала:
- Прямо засыпает у меня на руках. И что это с ней, ничем не развлечь.
Все оцепенели, когда в комнату вихрем влетела Мама.
- Вы что, с ума все посходили? Не знаете, что мальчику нельзя двигаться? Кико, прекрати танцевать и иди со мной в гостиную, ты должен сидеть спокойно, слышишь?
Кико покорно пошел вслед за ней, туда же отправился и Хуан. Войдя в гостиную, Мама дала Кико гору открыток и усадила на стул под лампой.
- Посмотри их, - сказала она. - И чтобы ты сидел тихо, пока не пойдешь спать.
Хуан спросил:
- Это открытки, которые бедные рисуют ногами?
- Бедные и богатые, - сказала Мама. - Ногами рисуют те, у кого нет рук, - и вышла из комнаты.
Кико искоса посмотрел на брата.
- Ногами, Хуан, - повторил он и засмеялся.
Одну за другой Кико просматривал открытки, Хуан тоже смотрел, перегнувшись через его плечо. Закончив, Кико перетасовал их. Наверху оказалась открытка, изображающая узкую речушку и перекинутый через нее деревянный мостик. Лицо Кико прояснилось.
- Помнишь, Хуан, - спросил он, - как я свалился в речку и меня никто не укусил? Помнишь?
- Ага, - ответил Хуан.
Из задней комнаты доносились ритмы твиста, мэддисона и рока. Хуан схватил открытку и перевернул ее.
- Я напишу письмо Марилоли, - сказал он.
Кико, подражая брату, перевернул другую.
- Я тоже, - сказал он.
- Ты не умеешь.
- Умею.
- А вот и не умеешь.
- Умею!
- Не умеешь, потому что ты малявка.
- Я не малявка!
- Малявка!
- Нет! - захныкал Кико.
- Малявка, и в школу не ходишь, и никуда.
- Нет, нет!! - Кико разразился сердитым плачем. В дверях немедленно появилась встревоженная Мама.
- Что тут происходит?
Всхлипывая, Кико начал объяснять:
- Хуан говорит, что я малявка и не умею написать письмо Марилоли и что…
Недолго думая Мама отвесила Хуану две пощечины. После второй она замерла, подняв руку, и пробормотала: "Еще один опальный принц, - она покачала головой и недовольно добавила: - Не знаешь, что тут у нас - королевский дворец или сумасшедший дом". Она протянула Кико шариковую ручку.
- Возьми и пиши, - сказала она.
Розовая щечка Кико почти касалась открытки. Улыбаясь, он неуклюже вычерчивал палочки и загогулины под презрительным и придирчивым взглядом Хуана.
- Это О, - сказал он.
- И А? - спросил Хуан.
- Эту я не знаю.
- Гляди, если к О прибавить хвостик, получится А, вот так, - и он вернул ручку брату.
- Так, Хуан?
- Ага.
Кико начертил кривую вертикальную палочку и увенчал ее точкой.
- А это И, - сказал он.
Между буквами он изобразил несколько закорючек и с гордостью показал открытку входившей Маме.
- Письмо для Марилоли, - сказал он.
- Как хорошо! - сказала Мама. - Ты пишешь уже очень хорошо.
Она убрала открытки. И добавила дрогнувшим голосом, ставя тарелку на низенький столик:
- А теперь мой мальчик будет умницей и съест немножко спаржи, правда, родной?
Кико сердито насупился:
- Тогда пусть они замолчат!
- Кто замолчит? - терпеливо спросила Мама.
- Пусть они там не танцуют!
- Хуан, - сказала Мама, - пойди и скажи Мерче и ее подругам, чтобы они выключили проигрыватель.
- И пусть придет Вито! - добавил Кико.
- И скажи Вито, чтобы пришла сюда, - прокричала Мама вслед Хуану.
- И пусть… и пусть…
Мама пихнула ему в рот стебель спаржи. Кико укусил конец вилки. Мама мягко сказала:
- Так делают только маленькие дети, Кико. Ну, ешь.
Он долго не глотал. Вошла Вито. Музыка уже прекратилась.
- Ну, голубь, давай посмотрим, как ты съешь всю тарелку, точно взрослый, - сказала Вито.
Следом вошла Доми, неся Кристину, прижимавшуюся головкой к ее плечу, за ними шел Хуан.
- Сеньора, - сказала Доми, - прямо не знаю, что мне с ней делать, она засыпает на руках, ее не расшевелить.
У Крис тяжело закрывались веки, она никак не могла поднять темноволосую головку. Как только Доми пыталась посадить ее прямо, Крис тут же откидывалась на плечо старухи. Мама сказала:
- Дайте ей стакан молока и укладывайте. Она мало спала днем, верно?
Доми злопамятно указала на Кико:
- Да эти вечно ее будят.
Мама безостановочно понукала Кико, но мальчик гонял волокна от щеки к щеке, и при каждой попытке проглотить этот твердый комок кожа вокруг рта у него краснела, глаза наливались слезами, к горлу подступала тошнота.
- Мне это не нравится, - сказал он наконец.
- Нравится или не нравится, но тебе придется съесть, - нетерпеливо сказала Мама.
- А волокна затем, чтобы обмотать гвоздь? - спросил Хуан.
- Вот именно, - ответила Мама. - Ну глотай же.
Едва только шарик доходил до гортани, Кико сгибался в приступе тошноты и принимался судорожно кашлять; комок возвращался назад, и мальчик продолжал жевать, непрерывно двигая челюстями. Мама бормотала: "Боже, что за наказание", потом говорила: "Глотай же", и потом: "Кико, я дам тебе по песете за каждый кусок, который ты проглотишь". Но все было напрасно, и когда раздался звонок и в гостиную вошла тетя Куки, мальчик воспрял духом, чувствуя, что спасен, соскочил со стула и подбежал к ней.
- Тетя Куки, пистолет принесла? - спросил он.
Тетя Куки протянула руки ему навстречу, подхватила мальчика, обняла и запричитала:
- Бедный мой Кико, тетя Куки совсем забыла о пистолете, у тети Куки такая плохая память.
Она опустила мальчика на пол и поцеловала Маму: "Как дела, дорогая?", взглянула на Хуана: "А ты уже здоров?", а Кико тем временем рылся в кармане штанишек, говоря:
- Ничего, у меня есть другой пистолет, правда, тетя?
- Другой пистолет?
- Да, смотри.
Он извлек наконец тюбик из-под зубной пасты, вывернув карман наизнанку; на светло-зеленый ковер упал гвоздь, и Мама завизжала:
- Гвоздь!
Кико замер, как пойнтер перед добычей, уставившись на блестящий гвоздик, с шариком непроглоченной спаржи за щекой. Продолжая твердить: "Гвоздь, это гвоздь!", Мама наклонилась, схватила его и поднесла к глазам.
- Конечно, это тот самый гвоздь, - повторяла она, и тетя Куки спросила:
- Да что же такое с этим гвоздем?
И Хуан поспешно объяснил:
- Он говорил, что проглотил гвоздь, и его возили к врачу, а теперь все это неправда.
У Мамы странно дергалось лицо, она то улыбалась, то поджимала губы и наконец принялась яростно трясти Кико, говоря:
- Убить тебя мало. Ты не понимаешь, что напугал Маму до смерти?
Тетя Куки кротко улыбалась.
- Он еще маленький, - сказала она. - Он не понимает.
Хуан выбежал из гостиной и через несколько секунд вернулся в сопровождении Мерче, Тете, Маркоса и Виторы. Мерче спросила:
- Правда, что это неправда, что Кико проглотил гвоздь?
- Смотри, - сказала Мама, показывая гвоздик.
Кико продолжал неподвижно стоять в кругу под укоризненными взглядами домашних, и только ресницы, взлетая и опускаясь, жили на его лице.
- Ну и физиономия, сдохнуть можно! - сказал Маркос.
Витора встала на колени возле Кико и заглянула ему в глаза. Ее слова звучали лаской и упреком:
- Ох, что за ребенок! Почему же ты говоришь, что проглотил гвоздь, когда он у тебя в кармане? Отвечай!
Кико втянул голову в плечи и выпятил нижнюю губу в знак протеста. Он чувствовал, что попался.
- Доктор мне его вынул, Вито, - неуверенно объяснил он.