Тетя Куки засмеялась. Мерче сказала:
- Вот врунишка!
Вито тоже нервно хихикнула.
- У него на все есть ответ, - заключила она.
Кико, потупив глаза, крутил в руках тюбик из-под пасты. Тетя Куки положила конец этой сцене, протянув ему руку.
- Оставьте его, - сказала она. - Мальчик будет теперь вести себя хорошо. Правда, ты уже хороший, Кико?
Мама не помнила себя от радости, но притворялась рассерженной. Она сказала тете Куки:
- Знаешь, он напугал меня до смерти. Ты не можешь себе представить, что это был за вечер, и хуже всего - как мне говорить теперь с Эмилио, ведь я уверяла его, что ребенок проглотил гвоздь на моих глазах, - она повернулась к Мерче:- Позвони твоему отцу и скажи, что гвоздь нашелся, что это была ложная тревога.
Она уселась в кресло против тети Куки и добавила:
- Витора, унесите эту спаржу.
Кико умоляюще посмотрел на нее.
- Можно выплюнуть? - спросил он.
Мама подставила ему под подбородок серебряную пепельницу.
- Да, плюй.
Кико выплюнул комок. Тетя Куки спросила у Мамы, не вернулся ли Папа, и Мама ответила: "У него заседание", но видно было, что ей не по себе, будто тоже хотелось что-то выплюнуть, и наконец она сказала:
- Мы поссорились.
- Опять? - спросила тетя Куки.
У Мамы глаза налились влагой.
- Уверяю тебя, это невыносимо.
Тетя Куки несколько раз качнула головой.
- Я не могла бы прожить с братом и двух дней, - вздохнула она. - Готова признать, что у Пабло невозможный характер; Пабло бесит меня, доводит до белого каления.
Остальные уже вышли из комнаты. Кико смотрел на маленькие, нервные, безо всяких колец руки тети. В дверь просунулась голова Мерче, за ней маячили Тете и Маркос.
- Хорошо, - сказала она. - Папа ответил "хорошо". Можно нам теперь включить проигрыватель?
- Можно, - ответила Мама и, когда все выбежали, тихо добавила: - Он всегда бьет туда, где больнее. Одно дело, если бы мы просто спорили, но Пабло нарочно наносит удары ниже пояса, самые подлые и болезненные.
- Он всегда был такой, - согласилась тетя Куки. - Я не могла бы прожить с Пабло и двух дней.
Мама кашлянула. Казалось, ей все еще что-то мешало в горле. Она сказала тихо-тихо:
- У нас с ним уже давно все кончено. Но кругом вот эти,- она указала подбородком на Кико, - приходится притворяться. Вся моя жизнь - сплошная комедия.
Тетя Куки всколыхнулась.
- Нет, ты ошибаешься, - сказала она. - В браке участвуют две стороны. Вы достаточно долго живете вместе, чтобы узнать друг друга. Брак не может распасться, если одна сторона против. И раз ты все равно играешь комедию, почему бы тебе не брать повыше и не играть ее и с мужем?
Издалека приглушенно донесся голос Хейли Миллс, поющей "America the beautiful", и, услышав мелодию, Кико помчался в детскую. Маркос, Тете, Мерче и Хуан стояли вокруг проигрывателя, Тете отбивала такт ногой, а Хуан ковырял в носу. На столе, под ангелом-хранителем, лежали конверты от пластинок, и Кико перебрал их один за другим, потом вдруг остановился и ткнул черным ногтем в маленькую рамку с фигурой пса и надписью: "Голос его хозяина".
- Мерче! - вскрикнул он. - Чего эта собака сюда села? Ее же убьют!
- Ай, Кикин, - ответила Мерче, - ты с каждым днем становишься все меньше и все бестолковее. Смотри, это же не ружье, а труба допотопного граммофона.
Тете вытащила из конверта пластинку "Спиди Гонсалес" Эннио Санджусто и протянула ее Мерче.
- Поставь "Спиди", Мерче, - попросила она, - я от него просто балдею.
Вдруг Хуан вскочил на ноги.
- Который час?
- Половина девятого.
- Кико, Кролик! - завопил Хуан.
Они выбежали из комнаты, но Мама говорила по телефону и повторяла: "Да… да… да… опальный принц… да… выходит, ты прав… да, конечно… нет, так и не удалось… слава богу…"
- Мама, - прервал ее Кико, - можно нам подняться к тете Куки на телевизор посмотреть Кролика?
- Помолчи! - прикрикнула на него Мама и улыбнулась трубке. - Прости, тут ребенок, мне не слышно… вот именно… мне очень жаль… как ты скажешь… да… я ему передам… все хорошо, что хорошо кончается…
Кико и Хуан нетерпеливо переминались с ноги на ногу, дожидаясь, когда же Мама кончит говорить, а Мама теперь нервно хихикала, точно шестнадцатилетняя школьница, когда впервые кокетничает с мальчиком.
- Да… мы поговорим… я не решаюсь… в любом другом месте… да… да… конечно… да… согласна… договорились… они здесь, я сейчас не могу… мне тоже хочется… ты и сам знаешь… ты прекрасно это знаешь… хорошо… дурачок… договорились… до свидания.
Она повесила трубку, не переставая улыбаться, и Кико заторопился:
- Можно нам подняться посмотреть Кролика?
Мама не дала ему закончить.
- Идите, - сказала она и поспешно добавила, потому что Кико улепетывал со всей быстротой, на какую были способны его маленькие ножки: - Доктор говорит, чтобы мы больше его не пугали!
Дверь на лестницу захлопнулась. Хуан и Кико мчались наверх что было мочи. Хуан вопил:
- Упои-и-и-тельно! Прохлади-и-и-тельно!
А Кико подпевал:
- Что за красота снаружи, что за вкуснота внутри!
Им открыла Вален.
- Явились? - недовольно сказала она. - Тетя ушла, так что можете убираться.
Хуан умоляюще поднял на нее чернущие, обведенные темным глаза.
- Вален, - простонал он, - позволь нам посмотреть Кролика.
- Ну конечно, а потом пол после вас будет такой, что в обморок упадешь. А убирать кому? Опять Вален.
- Мы снимем тапочки, Вален. Ну пожалуйста.
Вален заколебалась и наконец сказала:
- Идите, но только чтобы разулись, ясно? Повторять не стану.
Мальчики скинули домашние туфли. Мебель в доме тети Куки сверкала, словно стеклянная. Медный абажур в прихожей блестел так, что больно было смотреть. Кругом царили чистота и порядок. В комнате, где стоял телевизор, паркет сиял, как золотой зуб Призрака. Оба мальчика робко уселись на пол, и Вален включила аппарат.
Экран ожил, и в рамке появился Кролик.
- Уже началось, - сказал Хуан.
Мордочка Кико расплылась в улыбке.
- Смотри, Хуан, Порки.
Кролик говорил поросенку Порки:
- Эти мошенники всегда нас опережают.
- Молчи, - сказал Хуан.
Кролик и Порки входили в кабинет Директора, и Директор говорил:
- Надо доставить пакет на улицу Кинкальерос.
Кико моргнул:
- Что такое пакет, Хуан?
- Молчи.
Кролик с пакетом под мышкой и Порки выскочили на улицу.
- Как он несется, сдохнуть можно, Хуан!
- Если он отвезет пакет быстрее чем за десять минут, ему дадут пять долларов, - объяснил Хуан.
- А что такое доллар?
- Песета.
- А-а.
Кролик схватил самокат и помчался по улице. Пакет был привязан к ручке. Порки следовал за ним, налегая на педали трехколесного велосипеда. Вдруг Кролик налетел на фонарный столб, пакет раскрылся, и по асфальту покатился шар с горящей веревочкой.
- Бомба, Порки! - закричал Кролик.
Хуан и Кико улыбались.
- Сейчас их убьет, - зловеще пробормотал Хуан.
И тут шар взорвался - бу-у-у-ум! - Кролик и Порки взлетели на воздух и приземлились на крыше и, поглядев друг на друга, увидели, что Порки оказался в кроличьей шкурке, а Кролик - в шкурке поросенка. Кико и Хуан покатывались со смеху, но прежде чем они насмеялись досыта, Вален, которая стояла в дверях позади них, словно жандарм, не тревожась за Кролика и Порки, сказала:
- Ну, теперь обувайтесь и бегите домой, вам пора спать.
9 часов вечера
Пабло зажег лампу, открыл книгу и облокотился о стол, подперев голову руками. Губы его не шевелились, он читал торопливо и жадно и переворачивал страницы с таким шумом, будто комкал газету. Кико молча глядел на него из дверей и, когда вошла Мама, проскочил в комнату вслед за ней и встал на цыпочки, чтобы посмотреть на Пабло поверх стола.
- Ты уже вернулся из школы, правда, Пабло?
- Сам видишь, - отозвался Пабло.
Кико улыбнулся, но, увидев, что брат хмурится, замолчал. Мама потрепала Пабло по голове.
- Ты не в духе? - спросила она.
Пабло хмыкнул.
- Со мной можешь не притворяться, - добавила Мама.
- А с чего мне быть не в духе? - сказал Пабло. - Тебе всегда надо знать, что у человека внутри.
Мама как будто не слышала его. Она отвечала не Пабло, а самой себе:
- Наберись смелости и скажи ему "нет".
Пабло поднял голову и глянул на нее в упор. Мама опустила глаза. Он сказал:
- Я обещал папе, что пойду, и я пойду, хотя бы только ради него.
Глаза Кико засверкали.
- Ты пойдешь на папину войну? - восторженно спросил он.
Пабло взглянул на него с удивлением.
- Вот именно, - ответил он подчеркнуто сурово, - на папину войну, именно это мне и предстоит. Как ты догадался?
Мама пристально разглядывала старшего сына.
- Тебя это не радует, правда?
Пабло внезапно откинулся на спинку стула.
- Не совсем так, просто я этого не понимаю, - ответил он и, казалось, собирался продолжать, но передумал.
Наконец он добавил после долгого молчания:
- Падре Льянос говорит, что общества ветеранов существуют везде, но в нашей стране они сумеют что-нибудь сделать, только если все мы объединимся - и те, и другие. Все вместе, понимаешь? Это единственный способ забыть старые обиды.
Мама кивнула.
- Так говорит священник? - переспросила она.
- Да, но падре Льянос из молодых.
Мама заговорила теперь печально, словно ей было сто лет:
- Молодые обычно видят лучше, если только старшие не сбивают их с толку. Наверняка падре Льянос прав.
Пабло поднял глаза на Маму:
- Ты ни в чем не уверена, правда, мама?
Мама ответила не сразу; она взяла Кико за руку и направилась к двери, но, сделав два шага, остановилась, повернулась к Пабло и сказала:
- Очень мало в чем, сынок. И с каждым днем все меньше.
И перед тем, как закрыть дверь, добавила:
- Поступай как считаешь нужным.
Мама отвела Кико на кухню. Транзистор Виторы передавал сводку погоды и рассказывал об антициклоне на Азорских островах. Кико спросил:
- Это очень большой зверь, большой-большой, да, Вито?
- Какой, голубь?
- Ну, о каком говорило радио. Мама ответила сама:
- Антициклон - это солнце, это когда… хорошая погода.
- Значит, - заключил Кико, - уже можно ехать в Сан-Себас, к Марилоли…
- Еще рано, - отозвалась Мама и обратилась к Виторе: - Дайте ему поужинать, но силой не заставляйте. И пожалуйста, кальций, а то днем я забыла.
Мама вышла из кухни, появился Хуан, и Кико сказал ему:
- Хуан, а Пабло идет на папину войну.
- Да?
- Да, он сам сказал.
- Вот здорово! - Черные глубокие глаза Хуана загорелись восторгом. - Когда я буду большой, я тоже пойду на папину войну и убью больше ста врагов. А ты, Кико?
Глаза Кико становились все меньше по мере того, как надвигалась ночь.
- Я… - сказал он, - когда я буду большой, я стану полицейским.
- Да? - сказал Хуан. - А если попадешь под машину?
- Тогда я убью того, кто ее ведет.
Хуан улыбнулся покровительственно, как взрослый:
- Да ведь ты уже будешь мертвый…
- А я первый его убью…
Витора переложила омлет со сковородки на тарелку и поставила тарелку на мраморный столик. Она пододвинула стул.
- Иди сюда.
Усевшись, она устроила Кико на коленях. Кико поглощал омлет сравнительно быстро.
- Это тебе нравится, а, хитрюга? - спросила Вито.
- От него не делается комков…
Радио пело теперь "Донью Франсискиту".
- Батюшки, какого петуха пустил!
Кико перестал жевать:
- Где петух, кто его выпустил, Вито?
- Давай ешь и молчи.
Вошла Доми, за ней Мама.
- Ну, как он ест?
- Хорошо, с яйцом хлопот не бывает.
Кико посмотрел на Маму.
- Правда, мама, что Пабло идет на папину войну, правда, мама?
- Завтра, - ответила Мама.
- Видишь? - торжествующе сказал Кико Хуану. - Я же говорил!
Доми ходила в гладильную и обратно. Наконец она решилась, встала перед Мамой и сказала:
- Ну, сеньора, так давайте расчет.
- Расчет? Какой расчет, Доми?
- Мой; сеньора, какой же еще?
Она моргала глазами, точно кукла Кристины, - вот-вот заплачет. И видя, что Мама смотрит на нее с недоумением, добавила:
- Я ухожу.
- Вы уходите?
- Ну да, сеньора, вы же меня рассчитали.
Взгляд Мамы прояснился. Она сказала:
- Доми, не переиначивайте все на свой лад, я вас не увольняла, я вас отчитала, а это другое дело, отчитала, потому что сочла нужным, но дети вас любят, я довольна вами, так что думайте сами.
Доми становилась все меньше и морщинистее, точно сухая изюминка. Она сказала еле слышным голоском Роситы Энкарнады:
- Ну, что до меня…
- Тогда не будем больше об этом говорить, - убедительно заключила Мама. - Вы уложили девочку?
- Уснула, как ангелочек, вы бы только посмотрели. Она же глаз открыть не могла.
Мама направилась в коридор. Выходя, она взглянула на Доми:
- А что касается вашего сына, напомните мне потом. Я поговорю с сеньором, может, он сумеет что-нибудь сделать.
Она закрыла дверь. Доми указала вслед большим пальцем.
- Видала? - сказала она. - Будто ничего и не было.
Витора встрепенулась.
- А вы-то! - гневно возразила она. - Только что на колени не встали. Конечно, в вашем возрасте, где вы найдете лучшее место?
- Ну, довольно, замолчи, - рассерженно ответила Доми.
Витора налила столовую ложку жидкости из большого белого флакона и поднесла ее ко рту Кико. Кико зажмурился и проглотил. Потом несколько раз с силой вытер рот рукавом.
- Фу, какая гадость! - сказал он.
Доми открыла дверцу под плитой, вынула обмылок и взглянула на Кико.
- В жизни не видела ребенка, который бы так противно ел, - сказала она и пошла в гладильную.
Витора бросила ложку в раковину и подбоченилась:
- Вот и мыла покупать не надо. Это у вас прямо болезнь.
Глаза Кико были теперь маленькие и потухшие. Он сунул руку в карман и вытащил пустой тюбик из-под пасты. Отвернул колпачок и улыбнулся далекой и слабой улыбкой.
- Гляди, Вито, пистолет.
- Да, голубь.
Доми вернулась на кухню.
- А этот Фемио, собака, так не уйдет…
- Помолчите! - оборвала ее Вито и повысила голос: - Что бы больше я об этом не слыхала!
Хуан вышел из кухни, Кико за ним. Он еле плелся по коридору. В комнате никого не было. Ее недавно проветрили, пахло влажным туманным холодом улицы. Кико внимательно взглянул на ангела-хранителя, затем взгляд его упал на маникюрные ножницы, лежащие на столе. Он спрятал тюбик и взял их в руки.
- Я Блас, - сказал он.
Хуан следил за ним сперва равнодушно, а затем с возрастающим интересом по мере того, как Кико подходил к штепселю и открывал ножницы пошире.
- Что ты будешь делать?
- Чинить свет, - ответил Кико. - Я Блас.
Он медленно подносил концы ножниц к дырочкам штепселя, и, когда коснулся отверстий, оттуда выскочило синее пламя, Кико вскрикнул: "Ай!", раздался звон ножниц о плитки пола и одновременно стало темно.
- Я обжегся, Хуан, - сказал Кико в потемках, и было слышно, как он трет руку об одежду. - Меня как будто защекотало.
Издалека донесся голос Мамы:
- Что случилось?
И потом голос Виторы:
- Ничего, сеньора, замыкание.
Но Хуан громко закричал:
- Это Кико, он сунул ножницы в штепсель!
Когда зажегся свет, из коридора, твердо стуча каблуками, уже шла Мама, а за ней Пабло, Маркос, Мерче, Доми и Витора. Кико сидел на полу, глядя на обгорелый штепсель и коварные ножницы, лежащие рядом, и тер руку о красный свитер. Голос Мамы был звучен и неумолим, как у генерала.
- Почему ребенок еще не спит? - Она подняла Кико, потянув его за руку, и Кико зажмурился и поджал попку в ожидании шлепка, но шлепка не последовало; Мама только потрясла его, крича: - В один прекрасный день тебя убьет! Кому это может прийти в голову сунуть ножницы в штепсель! Тебя ударило током, да?
Кико не отвечал. Он оглядел выжидающие лица домашних и почувствовал огромное облегчение, увидев, что Мерче подмигнула и улыбнулась ему. Потом все один за другим разочарованно потянулись в гостиную. Витора схватила его за руку.
- Пошли, сынок, - сказала она. - Скорее в кроватку.
Она вошла с ним в желтую ванную, подняла крышку унитаза и поставила на него мальчика.
- Ну, теперь пописай побольше, - сказала она, удерживая его за бока.
Уткнув подбородок в грудь, Кико следил за тоненькой прозрачной струйкой, так таинственно рождающейся из его тела. Когда он кончил, Витора спустила его на пол, потушила свет, и они направились в детскую. Там она подхватила его и поставила в кровать. Скрюченные руки Вито быстро стягивали с него красный свитер, штанишки, голубую рубашечку и трусики; все вещи она, аккуратно сложив, складывала на обтянутое винилом кресло.
Кико громко зевнул.
- На ногах не стоишь - так спать хочешь, верно?
Кико кивнул. Он смотрел на ангела-хранителя, на кресло в цветах, на металлический стеллаж, на пустые кровати братьев, на то место, где загоралась радуга. Витора села на кровать Маркоса, посадила Кико к себе на колени и сняла с него туфли и гольфы. Взяла желтую пижаму:
- Ну, надевай… нет, другую руку, вот так.
Она застегнула кофточку доверху и сказала:
- Смотри вставай сухим, как сегодня. Ты ведь уже большой.
Она откинула одеяло и положила мальчика между белыми простынями. Кико сказал:
- А если я встану сухим, я пойду в школу вместе с Хуаном.
- Пойдешь…
- Завтра?
- Очень-очень скоро. Ну начинай: "Милый, милый Иисусик…"
Кико опять зевнул, сглотнул несколько раз и продолжил: "… ты ребенок, как и я, оттого тебя люблю я, вот тебе душа моя".
- Твоя во веки веков, - сказала Вито.
- Нет, не моя, - ответил мальчик.
Витора по-матерински подоткнула ему одеяльце. И вдруг сказала:
- Мы не помолились за Фемио. Хочешь, помолимся за него немножко, Кико?
- Да, Вито, - ответил Кико в полусне. - Фемио идет на папину войну?
Витора глубоко вздохнула:
- Куда денешься. Ну, сложи ручки, вот так. "Милый…
- … милый Иисусик, ты ребенок, как и я, оттого тебя люблю я, вот тебе душа моя".
- Твоя во веки веков.
- Нет, не моя.
- Доброй дороги Фемио, удачно ему добраться, аминь, - закончила Витора.
Она снова подоткнула одеяльце так, что снаружи остались только глаза да светлая челка, и шумно поцеловала его в лоб:
- До завтра, и смотри не намочи постель.