Ваня заметил Егора издалека, заулыбался и двинулся вприпрыжку. Он был одет уже по-летнему, в новых зеленых шортах, в рубашке с короткими рукавами - ярко-желтой, вроде одуванчиков, что вовсю цвели у заборов и фундаментов. Тоненький такой и жизнерадостный.... Правда, в улыбке мелькало смущение, а в прыжках была чуть заметная скованность. Егор понял Ванюшку: вспомнил себя такого же, когда согревшимся весенним днем, словно желая поторопить приход настоящего лета, скидываешь осточертевшую шерстяную форму и выскакиваешь на улицу вот такой голорукий, голоногий - первый раз в году, раньше других. И сердце колотится от смеси чувств: радостной легкости, какой-то стыдливой беззащитности и в то же время дружеской доверчивости, с которой отдаешь себя солнцу и долгожданному теплу...
- Лето празднуешь?- сказал Егор. - Молодец. А что от Веньки слышно?
Танцуя рядом с Егором, Ваня сообщил:
- Завтра приезжает. Я к тебе и шел, чтобы сказать.
Егор обрадовался, хотя и так знал почти точно - завтра. Анна Григорьевна уехала за Венькой еще накануне.
- Ты куда идешь?- спросил Ваня.
- Куда глаза глядят.
- Пойдем тогда к нам!
- Зачем?
- Ну... так. "Спартака" тебе отдам, я уже опять перечитал всего.
- Ты хитрый. Ты мне его отдашь, а я с ним таскайся потом по городу, да? Нет уж, сам принесешь.
- Ну, ладно... А с тобой можно? "Потаскаться по городу"?- Он глянул хитровато и просительно.
- Пошли, - кивнул Егор. Он был рад. Не хотелось уже ни на велосипед, ни в кино с Юркой. Хорошо было идти просто так, смотреть на зеленые клювы лопнувших кленовых почек, на танцующего то справа, то слева, то впереди Ванюшку. На брата Веньки. И хорошо было помнить, что Венька приезжает завтра...
А как они встретятся, Егор и Венька? Вдруг вместо радости возникнет между ними тяжелая неловкость, когда не знаешь, о чем говорить, как себя вести? В конце концов, откуда Егор взял, что он зачем-то Веньке нужен? С какой стати? Ну, несколько писем было между ними, ну, книги Егор посылал в больницу. Ну, к Ванюшке заходил... Это что, дружба?
Но не хотелось тревоги. Ничего плохого не хотелось. Даже обида на мать растаяла, хотя кожу на щеках до сих пор покалывало от недавних хлестких ударов. Пусть... Зато вон какой день, просто июнь.
Конечно, Егор понимал, что будут еще холода. В мае случается и слякоть, и даже снегопады. Но именно потому день этот с его непрочным теплом, с первой зеленью и жизнерадостным "летним" Ванюшкой был таким хорошим.
Ваня перестал пританцовывать, пошел рядом и серьезно сказал:
- Я читал вчера опять, как Спартак дрался последний раз... Он здорово дрался, только там не написано, что он бросил щит и сражался двумя мечами. Веник говорит, что это в другой книге. Не знаешь, в какой?
- Не знаю... Но, наверно, так и было.
- Наверно. Значит, два меча лучше, чем меч и щит, да?
- Смотря какой бой. Бывает, что и лучше... Вань, хочешь в сад имени Пушкина? Там, говорят, игральные автоматы поставили. У меня три пятнадчика есть...
- Ага! - Ваня подпрыгнул. - И у меня два, вот! - Он выхватил денежки из кармана, подбросил на ладони. - А если не работают автоматы, то мороженое...
Дорога к саду Пушкина вела мимо школы, и в пол-квартале от школьных ворот встретили они Ванину учительницу.
- Здрасте! - сказал Ваня, хотя, конечно, видел ее совсем недавно, на уроках. И Егор буркнул "здрасте". Один-то он не стал бы с ней здороваться, но раз с Ванюшкой идет...
Она рассеянно кивнула. Но когда уже разминулись, вдруг окликнула:
- Ямщиков!
Ваня и Егор обернулись. Анастасия Леонидовна шагнула назад и раздраженно сказала:
- А почему ты не на репетиции? Шастаешь по улицам неизвестно с кем, когда весь класс работает. - Она сделала еще шаг к Ване и возвышалась над ним - рослая, красивая, рассерженная.
Ваня поднял лицо. Сказал без боязни:
- А какая репетиция? Вы же сами всех отпустили.
- Я? Отпустила? Я сказала Лене, чтобы она проверила все ваши номера для утренника! Ты хочешь мне наврать, что она вас не оставляла?
- Она оставляла. Только не всех, а у кого стихи и танцы. А я только в хоре...
- А хор не должен, по-твоему, репетировать? Будете голосить на концерте, как мартовские коты? Кто это придумал вас отпустить? Стрельцов? Кто в классе хозяин - я или Стрельцов?
- Стрельцов вовсе ни при чем, - сказал Ваня. - Лена говорила, что хора сегодня не будет, потому что баянист занят.
- Баянист не твоя забота! Надо быть там, где коллектив, а не болтаться!
Ваня чуть заметно пожал плечами, глянул на Егора: что, мол, поделаешь.
- Ну, ладно. Пойду на репетицию. Независимо-покладистый Ванин тон окончательно взвинтил Анастасию Леонидовну.
- Да? Пойдешь? В таком виде, без формы? Там тебе не парк культуры и не цирк. Там школа! Ясно? Шко-ла!
- Не уроки же... - тихо сказал Ваня.
- Школа - это всегда уроки! Заруби себе на носу!
Егор мгновенно вспомнил, как запрокидывал Ваня лицо с разбитым носом, а Венька смывал кровь. И Егор сказал:
- Чего вы на него кричите? Привыкли?
Она мгновенно перенесла свой гнев на Егора:
- А ты!.. Ты!.. Шпана! Ты что суешься? Мало что один брат из-за тебя в больнице, хочешь довести до беды и второго?! Ямщиков, чтобы я тебя больше не видела с этим!..
У Егора, как от недавних оплеух, заломило щеки. Ваня шагнул назад, взял его за рукав, потом отпустил. Егор, сжимая губы, смотрел Анастасии Леонидовне в лицо. Вся ее красота облетела с лица, как пудра, оно было красно-пятнистым.
- Замолчите. Если ничего не знаете... - глухо сказал Егор.
- Он говорит "замолчите"! Учительнице! Это ты у меня заткнешься! На педсовете! Загубил одного брата и гуляет с другим, как ни в чем не виноватый! Сидел бы лучше, как мышь!
- А пока я буду сидеть, как мышь, вы будете издеваться над ними. Да?.. Тыкать мордой о парту, орать, гонять, доводить до слез. Вы все... И доводить их, чтобы бегали из дома, да?.. И до могилы, как Димку Еремина... Да?!
Она хлопнула губами. Замигала. Может, что-то слышала раньше о Димке. А может, просто потеряла дар речи. Егор повернулся, чтобы взять Ваню за руку и уйти.
Вани не было...
То ли испугался Ваня Настасьиного крика, то ли просто решил, что лучше всего - с глаз долой. Что с него возьмешь, совсем еще малёк...
Ладно, если просто испугался... А если подействовали Настасьины слова, что Егор виноват в несчастьях Веньки? И ушел Ваня не со страха, а от неожиданного и тяжкого открытия, что Егор - враг?
Потерянно шагая по улице, убеждал себя Егор, что все это чушь. Не может Ваня так стремительно стать к нему, к Егору, другим. Он ведь и раньше все знал и понимал.
Но тоскливая тревога была сильнее логики, и наконец Егор отдался этой тревоге полностью. Безнадежной, изматывающей. И день уже был не день, и солнце - не солнце...
На остановке вскочил Егор на автобус и через пять минут оказался дома. Он машинально, без удивления, отметил, что на лестничной площадке, против лифта, прислонен к стене пыльный велосипед (вот кому-то досталось тащить его на седьмой этаж). Отпер дверь. Мать встретила его в прихожей. Смотрела виновато. Торопливо сказала:
- Горик, к тебе мальчик пришел. У тебя в комнате сидит, ждет. Я дала ему твои тапочки, надень папины...
Егор, не сняв кроссовок, шагнул в комнату. На тахте сидел, неловко выпрямившись, с толстой папкой на коленях Денис Наклонов.
Денис встал. Глядя мимо Егора, произнес отчетливо:
- Отец велел передать. Вот... - он протянул папку. - Он говорит: "Раз Петров считает, что это его, то пусть... "
Егор с недоумением и с тяжелой неловкостью, и в то же время с толчком радости, принял в ладони увесистую папку из пыльного шероховатого картона. Что он мог сказать? Можно было ожидать какой угодно развязки у истории с рукописью, но чтобы вот так...
Денис поглядел наконец Егору в лицо. Сказал уже тише, спокойнее:
- Отец говорит, что нашел это давным-давно, когда разбирал какой-то архив в Новотуринске. Он думал, что это просто чьи-то заметки, выдержки из разных журналов. Как документы... Он понятия не имел, что это чья-то законченная книга... Там, кстати, нет нескольких страниц, в начале и в середине...
Беспомощность этого объяснения была так очевидна, что Егор отвел глаза. Денис упрямо проговорил:
- Ты думаешь, в его повести много совпадало с этими бумагами? Только некоторые места... Но он теперь вообще не будет писать про это, он порвал и сжег на даче свою повесть. Говорит: "Не хочу, раз так получилось... А это, - говорит, - отдай"...
"Если совпадали только некоторые места, зачем сжигать свою повесть? Не проще ли переделать?.. - подумал Егор. И еще подумал: - А почему не сжег всё? И кургановскую рукопись тоже? Тогда бы - ни следов, ни обвинений... " Однако мысли эти проскочили скомканно, сумбурно - на фоне странной виноватости, которую Егор испытывал перед Денисом.
Но одна мысль повторилась. Четко:
"Почему он все-таки вернул рукопись?.. Денис, ты его заставил?"
Он спросил это Дениса Наклонова глазами, и тот понял. Порозовели щеки. Сжались губы. Но взгляда Денис не опустил. Повторил:
- Не думай, будто он списывал. Больно ему надо...
"Я не думаю, Денис. То есть думаю, но этого тебе не скажу никогда. Я тебя понимаю... "
Отцов не выдумывают, они такие, какие есть. Но... если вдруг оказывается, что не такой он, каким был в твоих глазах, наступает, наверно, отчаяние. И тогда - или со слезами, или, наоборот, со стальным упрямством - ты говоришь: "Зачем ты так? Ты же сам учил меня честности... " И, наверно, отец - если он отец - понимает, что больше нельзя шагать назад. Сзади - черта. И тогда он готов отдать все на свете, не то что чужую рукопись... В конце концов, что дороже: рукопись или сын?
Но это уже были не мысли, а скорее, ощущение, полудогадка.
И еще одно почувствовал Егор. Что не даст Денис отца в обиду, какой бы тот ни был. Будет отстаивать его перед Егором, перед собой и перед самим отцом - Олегом Валентиновичем Наклоновым. И перед всем белым светом.
И это было справедливо.
"Я понимаю", - чуть не сказал Егор. Но не решился. Да и все ли он понимал?.. А что еще сказать? "Спасибо за рукопись"? Глупо и неловко. А может, подробнее: "Я вижу, как тебе трудно, только пойми и меня, я не мог не ввязаться в это дело, я обязан был, потому что за мной и Курганов, и Толик Нечаев - тоже отец! Это было неизбежно, всё вело ко мне. Все линии! У меня даже нарисовано это, хочешь, покажу?"
Но это был бы уже долгий разговор. А с какой стати Денис должен выслушивать излияния Егора Петрова? Он, Денис Наклонов, сделал все, что был должен. И за себя, и за отца. И теперь с чистой совестью может уйти...
Но ведь надо же что-то сказать!
Может, просто: "Не злись на меня... " Ох ты, чушь какая!..
И в этот миг отчаянно взорвался, заколотился, сбив привычную плавную мелодию, сигнал у входной двери.
Егор прыгнул в прихожую, рванул запор. Встрепанный, в сбившейся рубашке, задохнувшийся встал на пороге Ваня.
- Егор!.. Они там... Наши газеты в макулатуру, в машину... Давай, может, успеем...
Как много может подумать человек за несколько секунд: сообразить, вспомнить, прийти в отчаяние, скрутить это отчаяние, прикинуть план действий... И все это, пока мгновенно оглядываешь взмыленного Ванюшку (цел ли?), виновато оборачиваешься к Денису (извини, но видишь - не до беседы!), толкаешь Ваню перед собой и вместе с ним летишь к лифту (дверь после Вани даже еще и не закрылась)...
Вот дубина Егор Петров! Сколько раз собирался потребовать у вожатой "Новости Находки" и отнести Ямщиковым! А потом - то одно, то другое. Конечно, грустные были дела, тяжкие, но Веньке-то от этого будет не легче, когда завтра узнает, что лучшие номера "НН" отправились в утиль... Кто посмел? Ошибка? Или нарочно?.. Могли и нарочно, потому как газеты "йидейно не выдержанные и подрывают педагогические принципы"...
Только бы успеть!
Неделю назад восьмиклассники работали на субботнике, убирали двор, и Егор видел, как ребята из младших классов складывают в углу у школьной мастерской кипы старых газет, бумаги и картона. Получилась целая куча, до крыши мастерской. Потом эта куча лежала и лежала, не было машины... Сегодня тоже субботник - для тех, кто не работал в прошлый раз, не смог или прогулял. И видимо, как раз пришел грузовик. И наверно, Ваня как-то заметил свои газеты в куче бумаг... Все это можно уточнить потом. Сейчас главное - не опоздать...
... - Постой!- звонко сказал в спину Егору Денис. - Возьми велосипед! На нем быстрее!
Рассуждать некогда, на велике действительно быстрее. Егор поставил ногу на порог лифта - чтобы дверь не закрылась.
- Давайте!
Денис и Ваня воткнули в кабину вскинутый на заднее колесо велосипед. Втиснулся Ваня.
- Я прибегу в школу, - крикнул Денис, и дверь задвинулась с нетерпеливым лязгом.
... Весу в Ванюшке - как в охапке соломы. Если бы не держал Егора за ремень, даже и не почуешь, что он на багажнике. И Егор мчался, давил на педали, срезая углы на перекрестках, пересекая пустыри, где были уже просохшие твердые тропинки.
Один раз Ваня вскрикнул.
- Вань, ты что?!
- Репейником врезало! Ничего, жми!
- Как ты узнал про газеты?!
- Когда Настюшка с тобой заругалась, ко мне Вовка Шарков подбежал! Сказал, что видел! Как в машину кинули!
- И что?!
- Я сразу туда, а там этот... который Физик. И ребята большие! Я говорю: "Отдайте!" А они: "Не мешай, там ничего нет!" Я опять, а они: "Пошел прочь!" Я долго просил, а они...
- И Поп-Физик?
- Он: "Отойди, мальчик... " Я тогда Вовку за нашими ребятами послал, а сам к тебе!
- Почему ты сразу меня не позвал?! Я же рядом был!
- Я не думал... что они так! Сперва думал - отдадут!...
"Лишь бы не ушла машина... "
... Она еще не ушла. Егор увидел это почти за квартал. Переулок вел к школьному забору, к боковой калитке. Под уклон. За низкой бетонной изгородью виден был стоявший во дворе грузовик. Над бортами поднимались пухлые вороха макулатуры. На них топтались двое мальчишек, ловили пачки, которые им бросали снизу. Но вот перестали ловить. Прыгнули с кузова... Машина гуднула и медленно пошла на асфальтовую дорогу, ведущую к школьным воротам.
- Ванька, с коня!
Егор крикнул это без всякого пижонства, без всякой романтики. Просто короче это было, чем "с велосипеда" и даже "с велика". И Ваня - вот молодец! - без малейшего спора и промедления скатился с багажника. На миг Егор оглянулся, заметил, что Ванюшка поднялся с земли, трет коленки. Ладно, жив...
Нельзя было выпустить машину со двора. На улице - не догнать, не задержать. Егор влетел в боковую калитку и по тропинке среди ломкого прошлогоднего бурьяна, у самой изгороди, гнал велосипед к распахнутым решетчатым воротам. Наперерез грузовику. А тот уже катил по асфальту бодро, деловито, хотя и не очень быстро.
Не было страха! Хоть под колеса! Хоть на таран!..
Он успел. Звоном и скрежетом отозвался велосипед на мгновенный тормоз. Слева у самого плеча увидел Егор дышащий теплом и бензином, словно вздыбленный, радиатор...
- Ты что, сволочь такая! Себя не жалеешь - меня пожалей! - орал усатый шофер, наполовину высунувшись из кабины. Усы казались очень черными на совершенно белом лице.
Но не было у Егора страха.
- Марш назад! - гаркнул он шоферу. - Куда Венькины газеты повезли! Воры!
Он скинул с плеча ладонь Поп-физика:
- Руки!.. Куда повезли газеты Ямщикова?! Все равно не пущу!
Два незнакомых старшеклассника сдернули Егора с велосипеда, хотели отшвырнуть, но умело и стремительно Егор дал ребром ладони одному по губам, а другого посадил на асфальт ударом в поддых...
Вот где случился неравный бой. Думал - будет это с приятелями Копчика и Курбаши, а оказывается вот что!.. Значит, они такие же, раз против Веньки! Две стороны одной медали! Вон и завуч Тамара Павловна бежит сюда, размахивая руками.
- Что происходит?! Да он с ума сошел! Звоните в милицию!
Пусть хоть всю милицию города созовут! Он умрет здесь на дороге!
Егор отскочил назад, встал в воротах. Потянул к себе одну решетчатую створку, другую. Их заело... Не закрыть собой широкий проезд!..
Но со звоном грянулся под колеса машины второй велосипед, и рядом встал Громов. Вцепился в руку Егора.
Счастливый, чуть не со слезами, Егор крикнул:
- Откуда?!
- Ванькины пацаны позвали!
Справа тоже кто-то вцепился в руку Егора - ладонь в ладонь. Егор не видел кто. Потому что с яростным восторгом следил, как между ним и рычащим радиатором встает плечом к плечу десяток маленьких и абсолютно бесстрашных второклассников. Тех, кого не разучили еще быть людьми ни грозная Анастасия Леонидовна, ни здравомыслящие родители, ни вся жизнь...
Шофер уже не кричал. Смотрел молча. Поп-физик что-то лихорадочно говорил Тамаре Павловне. Старшеклассники из бригады Поп-физика растерянно сопели.
Всем им Егор сказал уже не громко, с последней надеждой, с последним убеждением:
- Ну, вы что?! Ну, разве вы не люди хоть немного? Там же газеты Ямщикова! Он их делал целый год!
- Нет там никаких газет!- крикнул Поп-физик. - Что за чушь! Это старая макулатура!
- Газеты тоже старые! Их туда нарочно кинули! - отчаянно сказал Ваня, и еще несколько голосов крикнули: "Мы видели!"
- Да это черт знает что! - проговорил Поп-физик. - Вы в школе или где? Освободите дорогу!
- Еще чего! - рассмеялся Егор. Не было страха.
- А в чем дело-то? - вдруг спросил с подножки шофер. - По какой причине такой базар? - Он уже успокоился.
- Там стенгазеты моего брата! - звонко сказал Ваня. - Они их нарочно в макулатуру!
- Ямщиков! Как ты смеешь! - Тамара Павловна махнула руками, как курица крыльями. - Ты что врешь! Теперь что прикажешь, всю машину разгружать?
- Хоть десять машин, - сказал Егор. Он держал крепкие ладони - Юркину и еще чью-то, но казалось, что это два меча. Один - свой, другой - всех, кто не может быть здесь, но за кого Егор обязан воевать. И знал уже Егор, что, в отличие от Спартака, он победил.
- Товарищ водитель, вы можете ехать, - решительно произнесла Тамара Павловна. - Мальчики отойдут.
- Фиг, - сказал в шеренге второклассников грубиян Стрельцов.
А шофер сошел с подножки и стал закуривать. И сообщил:
- Вы уж извините, я пединститутов не кончал. Давить детей меня не учили...
Егор увидел, как с дальнего конца двора идут несколько рослых десятиклассников. И среди них Костецкий. По тому, как ловко и без разговоров принялись они за дело, ясно стало: они все знают. Видно, кто-то успел сбегать за ними и все объяснить. Костецкий гибко и красиво взметнул себя в кузов и начал кидать бумажные пачки остальным. Его друзья ловко укладывали их на асфальт.
- Костецкий, это вам так не пройдет, - сказал Поп-физик.