Но больше никто ничего не сказал, и все в тишине смотрели, как работают десятиклассники и растет груда макулатуры на асфальте.
Наконец Костецкий поднял пачку ватманских листов с разлохмаченными краями.
- Ванюшка, эта?
- Да!!
- Держите, хлопцы!
Второклассники поймали пачку в протянутые руки, и Ваня прижал ее к перемазанной ярко-желтой рубашке.
Вот и все. Можно было расцепить руки и уйти с дороги. Можно было даже помочь загрузить снова машину.
Егор отпустил руку Громова и посмотрел наконец направо. Рядом стоял Денис. Серьезный, с привычно насупленным взглядом из-под волос.
Они разжали руки не сразу. Только через долгую-долгую секунду.
Послесловие
ВИЗИТ УЧЕБНОГО КОРАБЛЯ
Среди пасмурных и зябких дней ленинградского мая выдался вдруг один ясный и очень теплый. Такой безоблачный, что Нева из желто-серой превратилась в голубую, будто Черное море. И редактор, выйдя из дома, решил, что пойдет на работу пешком.
Это был пожилой редактор, хотя и ведал журналом, у которого главным читателем была молодежь. Высокий, сухощавый, с внешностью потомственного ленинградского интеллигента. С тем еле заметным следом-тенью на лице, по которому знающие люди определяют человека, перенесшего в детстве блокаду...
Редактор шел через Литейный мост, и солнце грело ему. плечи сквозь плащ. И он думал, что внук Сашка был прав, когда скандалил с матерью: не хотел идти в школу в теплой куртке. Правда, это было утром, а сейчас полдень. Редактор всегда начинал работу перед обедом, чтобы закончить поздно вечером...
Выйдя на Литейный проспект, редактор слегка помрачнел. Он представил, что в редакции его наверняка встретит заведующий отделом прозы и скажет что-то скучно-неприятное. Он, этот заведующий, был, без сомнения, прекрасный работник, опытный литератор, автор нескольких книжек, но повадкою напоминал редактору осторожного пожилого кота. Сходство увеличивали прямые усы на полном лице и некоторое мурлыканье в голосе. Пряча за этим мурлыканьем досаду и беспокойство, заведующий и сказал при встрече:
- Евгений Дмитриевич, Ираида Львовна справедливо утверждает, что эту бесхозную рукопись уместить в трех номерах невозможно. Может быть, все-таки поставим вместо нее "Девушку с буровой"? Испытанный автор, актуальная тема... Зачем нам какая-то самотечная повесть сомнительного происхождения?
- Борис Борисович... Мы же всё решили на редколлегии.
- Решить-то решили, но как-то все-таки...
Чувствуя неприязнь и зная, что заведующий отделом об этой неприязни догадывается, редактор скрыл ее в полушутливом тоне:
- Но, любезнейший Борис Борисович, вы же ведаете отделом прозы, а не отделом "как-то все-таки... " Будем готовить к печати, как договорились...
- Ну что ж... Тогда я могу так и передать тому... "кадету"?
- Кому?
- Молодому человеку, который осчастливил нас этой архивной находкой. Он звонил сегодня, хочет прийти. Говорит, что в Ленинград попал всего на сутки, зайдет после обеда.
- Вот и хорошо. Попросите его заглянуть ко мне.
В кабинете редактор сел в привычное кресло, с привычным неудовольствием посмотрел на кипу непрочитанных рукописей и привычно прикинул план сегодняшних дел. Их было "от пупа и до маковки", как выражается Сашка. И все же настроение не испортилось.
Комната сегодня казалась на редкость просторной и даже незнакомой - от щедрого солнца. Редактор глянул на май за окном, приласкал глазами стоявшую на подоконнике модель двухмачтовой брамсельной шхуны - подарок внука. Улыбнулся и сказал секретарше в открытую дверь:
- Галина Викторовна! После обеда зайдет молодой моряк по фамилии Петров. Умоляю вас, не изображайте Сциллу и Харибду, пустите его сразу ко мне.
Как многие люди, в юности мечтавшие о море, но моряками не ставшие, редактор испытывал слабость к кораблям и к представителям всяких флотских профессий. Слабость эта была почти детская, редактор ее стеснялся, ибо знал: о ней догадываются и над ней подшучивают. Потому он так сурово и обратился к милейшей Галине Викторовне.
Петров появился в четверть третьего. Был он без фуражки, штатская курточка скрывала морфлотовскую форменку, но суконные брюки и казенные ботинки выдавали принадлежность Петрова к курсантской братии торговых и рыболовных мореходок.
- Здрасте... Борис Борисович сказал, чтобы я к вам зашел...
Курсант Петров явно стеснялся главного редактора. Пригладил пшеничную шевелюру, растянул в полумесяц широкие губы, но глаза были беспокойные. И с надеждой.
Редактор вышел из-за стола, протянул руку.
- Товарищ Петров? Я вас видел мельком прошлый раз в отделе прозы... Садитесь, прошу, - он показал на кресло. Но курсант Петров сел рядом с креслом на скрипучий канцелярский стул (тот, который обычно служит стремянкой для уборщицы). Поставил у громадных своих ботинок аэрофлотовскую сумку. Теребил ее ремень и смотрел на модель шхуны.
А редактор смотрел на Петрова.
- Какими судьбами в Ленинграде? Или специально к нам?
Петров, сидевший боком, обернулся.
- Нет, мы перегоняли сюда из Гданьска новый парусник. Он будет участвовать в празднике "День города".
- А! Это из серии учебных фрегатов, которые поляки строят по нашему заказу?
Петров кивнул. Редактор сказал с ноткой ревности:
- Если парусник шел к нам, а не в Калининград, не могли разве набрать экипаж из наших, ленинградских ребят?
- Отовсюду брали. Тех, кто уже знаком с парусами.
- Ах да! Вы, кажется, в прошлом году ходили на "Крузенштерне"?
- Да, в регате...
- Ну и как?
Петров опять улыбнулся и стал смотреть на шхуну.
- Ну как... Хорошо. Чего хотел, то и было.
- Я почему спросил... Не все курсанты любят паруса.
- Нет, я хотел... Я потому и в Калининградское поступил, чтобы поближе к "Крузенштерну". Оттуда всегда набирают практикантов на него...
- Ну что же, тогда поговорим о Крузенштерне. Не о барке, а об Иване Федоровиче... Точнее, о повести, которую вы нам предложили.
Курсант Петров неловко зашевелился на скрипучем стуле, выпустил ремень сумки. Глянул с откровенной боязнью.
"На реи он лазит наверняка более смело", - подумал редактор. И ободряюще сказал:
- Надо уточнить некоторые детали... Редакторской доработки повесть почти не требует, но необходимо, чтобы специалисты сделали комментарии. Впрочем, это забота редакции. А поговорить я хочу о вашем предисловии. Есть кое-какие замечания.
Курсант Петров снова завозился на стуле.
- Да, прозаик из меня никакой... Как и поэт, конечно...
- Прозаик из вас... Впрочем, об этом после. Меня пока беспокоит фактическая сторона. Вы подробно описываете начало всей истории с рукописью, а затем - всё как-то глухо. Вот... - редактор притянул к себе раскрытую папку. - "... Потом оказалось, что рукопись все-таки не погибла. Кочуя по чердакам и архивам, попала она в руки одного человека и долго лежала у него никому не известная. А несколько лет назад снова сплелись вокруг нее загадки и разгадки, события и встречи... Нашлась даже древняя машинка. Прозвучал со старой пленки голос инженера Нечаева, который наизусть читал эпилог повести. Августовским вечером в Севастополе, на палубе "Крузенштерна", он рассказал курсантам о гибели капитан-лейтенанта Алабышева, а через несколько дней сам погиб от руки убийц. Судьбу рукописи он так и не узнал... Но время, которое до сих пор стучит в старом корабельном хронометре Арсения Викторовича Курганова, все расставляет на свои места. Закончились и приключения потрепанной картонной папки с повестью "Острова в океане". Она попала к автору этих строк. И он - последний в ряду тех, через чьи руки она прошла, - предлагает ее читателям. Пусть ребята и взрослые хотя бы через сорок лет узнают писателя Курганова. И может быть, его герои - люди давних дней - заставят лишний раз кого-то задуматься: так ли мы живем? И зачем? И не виноваты ли в чьих-то несчастьях? И как быть, если виноваты?
... А кому-то напомнят они, что есть еще на свете паруса и дальние острова в бескрайнем океане.
И пусть читатель не будет на автора в обиде за это название, одинаковое с романом Хемингуэя. Повесть была написана раньше... "
Редактор кончил читать. Курсант Петров смотрел в пол, и щеки у него были темно-розовыми. Он выдавил:
- Ну, я же говорю... Скверно, конечно...
- Да нет, я не упрекаю вас за стиль. Написано несколько патетично, однако в данном случае это уместно... Но почему у вас скомкана в конце история рукописи? У кого рукопись была?
Курсант Петров потер щеки и стал смотреть в окно.
- Не хотелось писать подробнее. Сложно это...
- Но у читателей возникнут вопросы.
Курсант Петров чуть заметно, однако упрямо пожал плечами.
- Ну, тогда вопрос у меня, - сказал редактор. - Деликатный. Если не считаете возможным его касаться, то и не отвечайте. Но... несколько лет назад случай свел меня с одним литератором. Назовем его товарищем Эн... И он говорил мне о повести с похожим сюжетом. Закончит, мол, и предложит нашему журналу. Это... никак не связано?
- Это... наверно, связано, - сказал курсант Петров и посмотрел прямо на редактора. - Но "товарищ Эн" сам вернул мне рукопись... после наших объяснений. Чего же еще...
- Чего же еще... - откликнулся редактор. - Что ж, вам виднее.
- Он вернул рукопись, - насупленно повторил Петров. - К тому же он в детстве с моим отцом играл. Сложно все это... И у него есть сын. Такой же, как я...
- Он... ваш друг?
- Нет... То есть не знаю... - Курсант Петров опять взглянул в лицо редактору. Лицо было располагающим, редактор нравился Петрову. Несмотря на непростые вопросы. - Нельзя сказать, что друг. Мы и видимся редко... Но... что-то есть, наверно. Случалось, выручали друг друга.
- Понятно.
- Но дело даже не в этом. Я не хочу писать о его отце, потому что это... будто стреляешь, когда противник уже сдался.
- Да, пожалуй... Хотя товарищ Эн, если и сдался, то лишь в случае с вами. А вообще-то он весьма деятелен и бодр. Набирает силу. Пьеса "Яблони президента" идет в десятках театров.
- Ну и что?- сказал Петров. - Это совсем другое дело. Эту пьесу написал он сам, я знаю точно.
- Да, вы правы, я отвлекся. Просто пьеса мне не понравилась, хотя критики хвалят взахлеб.
- Мне она тоже не понравилась, - вздохнул Петров. - Но это уже особая тема...
- Вы правы еще раз. Вернемся к нашей теме... Оставим предисловие как есть, не будем трогать товарища Эн... Поговорим лучше о вас. Ваша специальность - штурман?
- Будущий...
- И, судя по всему, будущий литератор, - без улыбки сказал редактор.
Щеки курсанта Петрова опять зацвели. Он пробормотал:
- Это уж как получится...
- Я прочитал ваши стихи.
- Да?.. - И стало длинному, большому курсанту Петрову совсем неуютно на этом подло скрипящем стуле. - Я даже и не думал, что вы... что сам главный редактор будет... Думал, так просто кто-нибудь поглядит, если будет время...
- Я прочитал, когда просматривал портфель отдела поэзии. Неплохие стихи. Не очень оригинальные, но есть сделанные крепко. Можно было бы даже некоторые напечатать, если бы не такая перегрузка в журнале.
- Да ну их совсем... - сдавленно сказал курсант Петров.
- Дело не в том, что "ну их совсем", а в том, что, по-моему, это для вас просто начальный этап. Вы со временем наверняка перейдете на прозу... Нет пока таких мыслей?
- Вообще-то есть... - курсант Петров несолидно шмыгнул носом и завозил по полу могучим ботинком.
- Не поделитесь?
- Я... у вас, наверно, и так времени нет...
- Есть, - сказал редактор.
- Ну... Я набрасывал что-то вроде плана повести. Называется "Визит учебного корабля".
- А! Это по впечатлениям недавних плаваний?
- Нет... Тут по всяким другим впечатлениям. - Курсант Петров слегка оживился. - Может, даже немного фантастика. Сначала про одну картину... На выставке...
- Интересно...
- Выставка художников в небольшом городе... Ну, там, как обычно, портреты передовиков, местные пейзажи, натюрморты... И вдруг - большое полотно. Такое синее с желтым. Море, небо, желтый берег. И городок на берегу - белый, одноэтажный, степной. И так написано, что даже зной чувствуется... А у причала, за домами, - парусник. Ну, паруса, конечно, скатаны на реях, только рангоут и такелаж в небе... И он такой громадный, этот корабль, по сравнению с городком! Даже борта над крышами поднимаются, а весь корпус растянулся на два квартала. И мачты совсем в поднебесье, в четыре раза выше водонапорной башни и колокольни... Это ведь и в самом деле так. Придвиньте "Крузенштерна" к такому городку, сами увидите...
- Придвинул, - серьезно сказал редактор. - Впечатляет.
- Ну вот... А по улице, по кривой такой, среди камней и полыни, бегут к берегу мальчишки... А один мальчишка, это уже не на картине, а в городе, где выставка, сбежал из школы и на эту выставку заглянул. Случайно... Сбежал там из-за всяких причин, не виноват он даже... Ну, и замер перед полотном. И ходит потом каждый день, смотрит... На улице слякоть, осень, а на картине солнце, море и корабль этот... И вот такая тоска у мальчишки, что... ну, как это сказать... она раздвигает границы реального...
- И мальчик оказывается на корабле?
- Не-е... - Петров помотал головой совсем по-детски. - Тут другое. Просто лето приходит удивительно быстро. А может, мальчишке так показалось, потому что все время помнил картину, как бы жил в ней... И тоска у него по парусам. А моря нет рядом, только река. И вот он с друзьями делает корабль: плот связывает или старую лодку они чинят, я еще не придумал... В общем, это повесть о плавании по реке. Но плавание там - не главное, там много всего... Главное, что они однажды пристают к небольшому поселку, а в нем тоже мальчишка, лет девяти. И для него этот случайный самодельный кораблик - как для того, для главного героя корабль на картине. Но сейчас-то ведь уже не картина, а по правде. И куда теперь этого мальчишку девать, который на берегу?.. Ну, я заговорился.
- Вы рассказываете очень... емко, что ли. И убедительно. А вот эта картина... с кораблем... Вы ее где-то видели?
- Нет... придумал. Но ведь может быть такая?
- Собственно, она уже есть. В вашей повести.
- Да повести-то еще нет, - стесненно усмехнулся Петров.
- А скажите... Вот это плавание на плоту, оно тоже только воображаемое? Или что-то было?
- Плавание было. Не на плоту, на шлюпке... Я девятый и десятый классы заканчивал в Среднекамске, это у реки город. У родственников жил. Ну, и летом отремонтировали дырявую посудину, поставили прямой парус и отправились. Целый экипаж...
- Значит, есть и герои будущей повести?
- Ну... я не хочу в точности списывать. Но вообще-то есть. Такие пираты собрались: Никитка, Витек, Ванюшка, Генка Стрельцов...
- И вы один ими командовали? Как капитан?
- Нет, были ребята постарше, одноклассники из моей прежней школы: Венька, Юрий... И мой двоюродный брат, взрослый совсем. Тот, у которого я жил. Хорошая компания...
- А... простите, если не секрет, почему вы у брата жили? Вы... без родителей?
- Без отца. А мать вышла снова замуж... Да нет, мы не ссорились, но... В общем, жизнь.
- Егор, - сказал редактор. - Вас ведь Егором зовут? Егор, вот что я хочу сказать. В вашей жизни, наверно, будет много сложностей, трудностей, пертурбаций. Как у всякого. И повесть ваша, возможно, будет писаться с трудом. И покажется не раз, что надо бросить... Обещайте, что не сделаете этого. А?
- Постараюсь, - пробормотал Егор Петров. - Конечно... Хотелось бы...
- А когда закончите, пришлите ее мне... Скажем, через год. Большего срока я вам не даю... А в зачет будущего я обещаю вам вот что:, одно ваше стихотворение мы напечатаем. В ближайшем номере.
Егор Петров глянул недоверчиво и радостно. Хотел сдержать улыбку, но губы расползлись полумесяцем.
- Совсем даже не ожидал...
- Напечатаем. "Балладу о хронометре". Она, кстати, как-то перекликается с повестью Курганова... Вот... - он вытянул из-под бумаг знакомые Петрову листы. - Я отложил... Только скажите, чем вам не нравится ваша фамилия? Прекрасная, самая русская... И чем лучше псевдоним "Нечаев"? Или... это как-то связано с тем Нечаевым?
- Связано. Я его сын.
- Бог ты мой. Вот в чем дело-то... Ну, я уже не отваживаюсь на дальнейшие вопросы...
- Рос-то я с отчимом. Потом он тоже умер... Ну, а фамилию отца я узнал только в восьмом классе.
- Ясно... Выходит, вам в наследство досталась вся эта история.
- И хронометр Курганова, - улыбнулся Егор.
- Кстати, о наследстве... Нам надо коснуться еще одного вопроса, чисто юридического. Повесть будет считаться вашей публикацией, положен соответствующий гонорар... А не получится так, что у Курганова отыщутся прямые наследники и предъявят свои права? Тем более что сам он родом из Ленинграда...
- А я уже отыскал наследников, - сказал Егор.
- Ого! Как вам удалось?
- Ну, это рассказывать - еще одна повесть. Многие помогали. В том числе и Денис... Сын товарища Эн. Он сейчас здесь, в Ленинграде. В кораблестроительном. Но в конце концов помог счастливый случай. В письмах моей бабушки, матери Толика... Анатолия Нечаева, нашли бумажку с ленинградским адресом... Тетя Варя, моя тетушка, догадалась, что, наверно, это адрес, по которому бабушка сообщала дочери Курганова о его смерти... Ну и точно. В том же доме на Петроградской стороне и живут.
- И кто же наследники?
- Дочь Курганова умерла два года назад. У нее был сын, офицер. Внук Курганова. Он прошлым летом погиб в Афганистане... Сейчас в той квартире живет его вдова...
- Да... но вдова внука, это, увы, не прямая наследница...
- Но у нее есть сын. Правнук Курганова, пятиклассник... Я вам оставлю их адрес.
Выражение "у него выросли крылья" было вполне применимо к второкурснику Калининградского высшего морского училища Егору Петрову. С этим ощущением радостной невесомости он отмахал своими ботинками расстояние от редакции до одного из дальних кварталов Петроградской стороны. И шел теперь к старому, уцелевшему в войну четырехэтажному дому.
Тротуар вывел к бетонной изгороди школьного двора. Изгородь и сама школа были очень похожи на ту, в которой Егор заканчивал восьмой класс. Что поделаешь, типовая постройка...
Но на школьном дворе не было типовой унылости. Был праздник. Рядом с изгородью репетировали барабанщики: отбивали шаг на месте и ловко лупили палочками по синтетической коже красных лаковых барабанов. Это был тот же марш, который когда-то показывал Егору Никитка, приемный сын Михаила: в школе, где после университета работал Михаил, готовили торжественный сбор, и вот Никитка старался...
Сейчас мальчишки тоже готовились к пионерскому празднику - через несколько дней 19 мая. Над школьным двором, растянутый между столбом спортплощадки и тополем, выгибался, как парус, под теплым ветром широкий кумач:
1987
70 лет Великого Октября
65 лет советской пионерии
Дружина! Крепче шаг на марше!