А потом Егор увидел и настоящие паруса. Почти настоящие. Пунцовые, небесно-синие, пламенно-оранжевые, зеленые, лимонные. Они трепетали над макетом старинного фрегата. Макет был размером с автобус. Корпус фрегата, украшенный узорами, фигурами озорных морских коньков и масляной росписью, стоял на четырех парах велосипедных колес. Десятка полтора мальчишек возились у корабля: подтягивали тросы, накачивали шины, прибивали к корме щит с номером школы.
Это был, без сомнения, тот корабль, о котором в нескольких письмах рассказывал Костик Бессонов.
Значит, и сам Костик должен был находиться где-то здесь.
Егор прошел во двор и спросил у ребят, где Бессонов из пятого "В". Но мальчишки пожали плечами.
- Разве он не в экипаже вашего корабля? Старший паренек, по виду класса из девятого, - недовольно сказал:
- Много, кто в экипаже. А как работать - не соберешь.
Егор двинулся со двора, и его опять догнала дробь барабанного марша. Сто двадцать шагов в минуту, удар в полсекунды. Ритм корабельного хронометра... И вспомнив про "Балладу о хронометре", Егор снова ощутил радостную невесомость.
Костик Бессонов оказался дома. Он сам открыл Егору. Узнал, заулыбался:
- Ой... а ничего не писал, что приедешь...
- Так получилось. Мы привели сюда фрегат... Наши ребята сразу уехали в Калининград, а я отпросился на сегодня. Поеду ночью... Мама, наверно, на работе?
- Да... Проходи. У меня котлеты нажарены с картошкой...
Полутемный коридор дохнул на Егора запахом старой коммунальной квартиры. Но просторная комната встретила его солнцем и чистотой. Пахло старым деревом свежевымытого пола, стояло ведро с висевшей на краю тряпкой. Костик радостно сказал:
- Ты садись, я сейчас кончу по хозяйству...
Егор скинул у порога свою казенную обувь ("Да зачем ты, - сказал Костик. - Вытер бы, да и ладно... "), прошел, сел на край тахты. Как и в прошлый раз, глянул на Егора с настенной фотографии капитан ВВС Вячеслав Бессонов. Командир вертолета, потерявшего управление после выстрелов с земли и врубившегося в склон горы севернее Герата. У капитана Бессонова были спутаны ветром светлые волосы и смешливо искрились глаза. И уже не первый раз в жизни подумал Егор Петров, как хранят фотографии живые взгляды людей, которых нет на свете...
Звякая ведром, Костик деловито сказал:
- Сейчас я буду тебя кормить.
- Да я пообедал в столовой... Слушай, я мимо вашей школы шел, видел ваш корабль. Ничего себе отгрохали! Ребята с ним возятся, я думал, ты тоже там...
- Да не... - сказал Костик. Он стоял спиной к Егору и выжимал тряпку. Потом пошел к двери. Егор смотрел вслед. Он думал, что имя Костик очень подходит сыну капитана Бессонова. Мальчишка был как сухая коричневая косточка - щуплый, смуглый, с темным ежиком волос. И с родимым пятном на мочке уха, похожим на твердое семечко... Только глаза не были твердыми. И не коричневые они, а желтовато-серые. Порой не по-мальчишечьи серьезные глаза, с тенью недоуменно-печального вопроса. Впрочем, понятно...
Вот этими глазами, уже без улыбки, глянул Костик на Егора, когда вернулся. Босой, в подвернутых трикотажных штанах, в забрызганной майке, с мокрыми руками. Молчаливый.
Глуша в себе невольное беспокойство, Егор сказал:
- А я тебе голландку привез. В которой Гай снимался, помнишь?
Костик быстро кивнул. Помнил, конечно, что Егор обещал прислать алую атласную блузу, которая за двадцать лет не потеряла красоты и блеска и очень годилась для матроса сказочного фрегата. На том корабле, который двинется на стадион впереди праздничной колонны...
В письмах столько было про этот корабль! И как его строили в кружке юных моряков, и как выбирали экипаж. И какие пестрые костюмы нужны для этого экипажа.
Егор достал из сумки газетный сверток (выкатилась заодно и курсантская фуражка). Развернул газету.
Розовые отблески разлетелись по обоям, по стеклу фотографии.
- Ух ты, - сказал Костик. Но опять без улыбки. - Спасибо.
Он взял блузу за плечи, прикинул к груди.
- Длинновата, - заметил Егор. - Ну, ничего, мама подошьет.
- Да... Она уже и брюки для нее сшила, белые, тоже с блеском, - вполголоса отозвался Костик. - Давно еще...
- Примерь как следует, Костик.
Он кивнул и так, с опущенной головой, отошел, но не к зеркалу, а к окну. И, увидев замершую спину Костика, Егор быстро встал.
Подошел.
Тихо повернул Костика за плечи. Тот плакал молча, без всхлипов. Капли бежали по щекам, срывались, оставляли на алом атласе влажные длинные следы.
- Что? Не берут в экипаж?
Костик опять кивнул. Точнее, еще ниже наклонилась голова. Егор осторожно повесил блузу на спинку стула, так же осторожно усадил Костика с собой на тахту.
- Расскажи. Может, что-то придумаем.
Сперва он помолчал, конечно, поотворачивался, сердито размазывая кулаком остатки слез. Пробормотал что-то вроде "да ну их всех... ". А потом рассказал (правда, тихо и с перерывами). О том, как неделю назад Дора Борисовна сказала, что седьмым уроком будет внеочередной классный час и на него придет уволенный в запас десантник, будет говорить про Афганистан. И одни обрадовались, а другие заныли, что опоздают в музыкальную школу, в кино и по всяким важным делам. Костику тоже не хотелось оставаться. Понятно почему. Но Дора Борисовна сообщила, что, если кто сбежит, "пойдут письма на работу родителям". Костик разозлился было и решил, что "ну и пусть пойдут". Но тут (уже не при Доре Борисовне, а только при ребятах) начал стонать и жаловаться на жизнь некий Глеб Самойлов, любимец Доры. Наверно, чтобы показать, что он вовсе не любимец, он сказал:
- Придумала тоже: на седьмом уроке киснуть из-за какого-то... Они там воюют за ордена да за валюту, а ты сиди и слушай...
Он, конечно, не помнил про отца Костика Бессонова. И самого Костика, наверно, даже не видел среди других. Но другие-то помнили и видели. И замолчали, и на Костика посмотрели. И тому что оставалось делать? ("Ну правда, Егор, что?") Он сказал Глебу:
- Ох и гад же ты проклятый... Тебя бы самого туда...
Глеб (длинный такой и ехидный) сделал глаза щелочками и спросил:
- Че-го-о?
- А вот "того", - сказал Костик и, хотя вовсе не был драчливым человеком, вмазал сейчас от души Глебу по губам. И раскровянил.
И был тут сразу крик, растащили их, Дора кинулась звонить матери Костика (это ее любимое дело - звонить родителям), потому что "кто бы какие слова ни говорил, а решать в школе вопросы кулаками никто не имеет права, здесь не Америка".
А Костик, заплакав злыми слезами и почти не помня себя, сказал ей, что, значит, она "сама такая, если заступается за этого гада"...
Короче, много чего было потом, и в конце концов Костика вытурили из корабельного экипажа, потому что "там во главе колонны пойдут самые достойные, а не те, кто позволяет себе дикие выходки". Глебу, конечно, тоже попало за те слова, но ему-то что? Он в экипаже все равно не был...
Наум Львович, бывший штурман, а теперь руководитель кружка судомоделистов и юных моряков, которые строили фрегат, трижды ходил к Доре, уговаривал, рассказывал, как работал Костик на строительстве. Но без толку. Дора Борисовна сказала, что у них в классе самоуправление, и раз ребята решили не допускать Бессонова, так и будет. А никакого самоуправления нет, потому что все ребята за Костика, только привыкли голосовать, как велит Дора...
- А мама что же?- поинтересовался Егор.
- А что мама... От нее тоже попало. Говорит: "Может, и правильно дал этому Самойлову, но зачем грубить учительнице"... А еще говорит: "Если будешь хвастаться отцом, сниму портрет, так и знай... " А я когда хвастался?
Они разом посмотрели на фотографию. Егор тихо спросил:
- А при чем портрет-то?
- Да так... Не знаю... - Костик сосредоточенно выдергивал нитки из продырявленной на колене трикотажной штанины. - Она еще и раньше говорила: "Может, лучше повесить папину фотографию у тебя над столом?" Это там, в другой комнате...
- Почему?- помолчав, спросил Егор-Костик намотал длинную нитку на палец.
- Ну... наверно, чтобы каждый раз не спрашивали, кто это... Те, кто приходит.
"Значит, есть уже "те, кто приходит", - подумал Егор.
Что ж, матери Костика всего тридцать один год... Тем, кто приходит, конечно, неловко встречать живой, искрящийся взгляд капитана Бессонова...
- А ты что сказал?- нерешительно спросил Егор.
- А я сказал: не дам. Пусть висит.
"Вот так, - подумал Егор. - Ни распутать, ни помочь". Но помочь можно было в другом.
- Давай-ка одевайся. Пойдем.
- Куда?
- В школу... - Егор почувствовал на щеках привычный холодок - тот, который ощущал каждый раз перед тем, как "влезть в очередную историю".
Костик вскинул мокрые глаза:
- Зачем?
- Затем, что рано ты сдался. Драться надо.
- Как?- он печально улыбнулся.
- А вот так! В конце концов, при чем здесь ваша Дора Борисовна? Это пионерский праздник, а не классный час. Все газеты пишут про самостоятельность отрядов...
- Ха, газеты... - сказал Костик. - Что они ей... - Но глаза быстро высыхали.
- Одевайся, тебе говорят.
Костик исчез в другой комнате и тут же вернулся в школьной форме.
- Если надо, к директору пойдем, - сказал Егор.
- А он спросит тебя: "Вы кто такой?"
- А я скажу: брат.
- А врать нехорошо, - с дурашливо-нравоучительной ноткой ответил Костик. И улыбнулся.
Улыбнулся - это уже здорово! Егор деловито объяснил:
- Никакого вранья. Мой отец, Анатолий Нечаев, был таким другом твоего прадедушки, что покрепче всякого родства. Так что на должность двоюродного брата я вполне гожусь...
Костик перестал улыбаться.
- По правде?
- Да.
- Тогда пошли... Пусть ничего не получится, все равно...
Когда шагали к школе, Костик вдруг сказал:
- Я никогда отцом не хвастался... А мама все равно говорит: "Гордиться можно, а хвастаться незачем". Говорит: "Неважно, чей ты сын, а важно, какой ты сам... "
- Все важно. И чей ты сын - тоже. И чей внук и правнук... Костик, а повесть Арсения Викторовича будут печатать в журнале. Сегодня сам главный редактор сказал.
- Правда?- Костик опять заулыбался и даже запрыгал рядом.
- Значит, сейчас ты правнук писателя... Хвастаться не надо, а гордиться можно.
- Егор... - Костик поглядел сбоку смущенно и хитровато. - А твои стихи... может, тоже когда-нибудь напечатают?
- Может быть... - не удержался Егор. - Редактор обещал, что возьмет "Балладу о хронометре". В ближайший номер даже...
- Ой... значит... - Костик прикусил улыбку и сбил шаг.
- Что?
- Да так.
- Ну что, все-таки?
Костик шепотом и вроде бы шутя, но смущенно сказал:
- Выходит, я и брат поэта?
- Ну, поэт из меня... как весло из кочерги... А кой-каким журналистским приемам Гай меня научил. Так что пошли смелее... - Школа была рядом, и Егор взял Костика за руку.
Но в школе никого из нужных людей не оказалось. Ни вожатой, ни директора, ни Доры Борисовны, ни Наума Львовича. И во дворе уже было пусто. Цветные паруса с фрегата были сняты, мачты и реи голо торчали над крышей мастерской.
- Ну и ладно, - вздохнул Костик.
- Да нет, не "ладно", - хмуро возразил Егор.
- Все равно ничего не выйдет... Я ведь не поэтому с тобой пошел...
- А почему же?- недовольно сказал Егор.
- Ну, так... Потому что с тобой...
Они медленно зашагали обратно. Костик озабоченно поглядывал на Егора. Тот сердито насвистывал: "Мы помнить будем путь в архипелаге... " Посвистел, сказал:
- Наверно, это и завтра не поздно решить.
- Ты же ночью уезжаешь!
- Ну, застряну на сутки.
- А не влетит?
- Влетит.
- Ой... Не надо, Егор.
- Ты лучше скажи: говорил с мамой насчёт Среднекамска? Чтобы приехать летом?
- Говорил, конечно.
- И что?
- Ну, как полагается... "Если не будет троек... " "Если будут деньги... " Да отпустит! Ей же лучше, отдохнет от меня.
- Вот и ладно. Поплывем от Среднекамска аж до Решетникова... Там такие места!
- Ты же писал, что шлюпка рассохлась!
- Хлопцы плот вяжут из автомобильных камер. Чуть не сотню их уже набрали...
- Ура... А ты будешь капитаном?
- Адмиралом...
- Егор... А что за "Баллада о хронометре"? Я не читал.
- Ну, ты много чего у меня не читал. Вот приедешь...
- Это о том самом хронометре? О прадедушкином?
- О нем.
- И он все еще тикает?
- Вполне точно тикает. Он и у тебя еще тикать будет.
- Почему... у меня?- Костик опять сбил шаг.
- Потому что приедешь и заберешь. Твое наследство.
- Да ну... - сказал Костик, пряча удивление и нерешительную радость. - Как это...
- Очень просто. Я же говорю - наследство.
- Но он же сейчас твой. Ты же...
- Что?
- Ну... - Костик виновато задышал. - Ты же ведь не помер...
- А это и не надо, - засмеялся Егор. - С хронометром по-другому. Как находится новый наследник - тот сразу ему в руки.
- А тебе... не жалко?
- При чем тут "жалко"? Это закон.
Редактор в это время, окончив ряд срочных дел, взялся за листы с "Балладой". Он знал, что предстоит выдержать бой с экспансивным заведующим отделом поэзии. Тот станет кричать, что "Баллада" растянута, сыра, написана явно ученически и далека от канонов современной поэзии. И будет прав. Действительно, стихи многословны, немало неуклюжих строчек и рифм...
Но чем-то же цепляет "Баллада" сознание и душу! Есть же у этого Егора Петрова какая-то струнка. Вроде бы и рассуждения о природе времени наивны, и слишком длинен стихотворный рассказ, как попал к мальчишке старый корабельный хронометр; и конечно, вызовут возражение "технические" строки об, устройстве механизма с горизонтальным балансиром.
И вроде бы совсем лишнее воспоминание о Севастополе, где на крутой ракушечной лестнице встречается автору похожий на младшего брата мальчишка...
Не баллада, а целая поэма. Подсократить бы...
Но что сокращать? Все сцеплено, черт возьми. Мальчика не выкинешь. Горизонтальный балансир тоже...
Может, убрать вот эти строки?
Он говорил негромко и доверчиво,
Что жизнь, она, конечно, непроста,
Но в то же время Время бесконечное
Со временем все ставит на места...
Или вот эти?
И вдруг приходит мысль-освобождение,
Счастливая, как бегство из тюрьмы, -
Что нету во Вселенной просто времени.
Что время - в нас.
Что время - это мы...
"Жонглирование дилетантскими сентенциями", - примерно так выразится заведующий отделом поэзии. А все-таки здесь что-то есть...
Нас прихватил норд-вест, и море древнее
Швыряло пену желтую в лицо,
И горизонт за выросшими гребнями
Качался, как карданное кольцо.Но пусть шторма ревут и не кончаются,
Пускай швыряют судно вверх и вниз -
В кольце хронометра, которое качается,
Горизонтален медный механизм...
Или вот эта мысль - об оси времени, которая проходит через вселенную, через каждого из нас и через старенький, но исправно тикающий хронометр. Ось - прямая, как чистый характер, как честная судьба...
Егор шел рядом с Костиком и думал, сколько всего надо успеть за вечер. Сменить на вокзале билет. Найти Дениса и договориться о ночлеге в общежитии (Костик будет звать к себе, но неудобно перед матерью). Потом - позвонить с автомата в Калининград, заведующему учебной частью Ауниньшу и объяснить насчет задержки.
Лучше всего рассказать все честно. Может быть, тогда Станислав Янович - строжайший и добрейший одновременно - ответит просто и коротко: "Хорошо, задержитесь на сутки". Но может, и наоборот: "Никаких задержек, завтра быть в училище".
И тогда курсант Петров (он подумал об этом с холодком) нарушит прямое и категорическое распоряжение. Потому что дисциплина дисциплиной, но есть другие не менее важные и строгие понятия.
"И не выгонят же в конце концов... "
"А если и выгонят... Человека можно выгнать откуда угодно, только не из Капитанов", - усмехнулся Егор. Мысль была совершенно детская, наивно-тщеславная и далеко не бесспорная, он сам это прекрасно понимал. И все-таки она слегка успокоила курсанта Петрова.
Они дошли до угла, Егор сказал:
- Беги домой, а я на вокзал и по разным делам. Вечером загляну.
- Приходи пораньше!- И Костик убежал, несколько раз оглянувшись.
Редактор почесал тупым концом карандаша подбородок. Он думал, что между этой достаточно неуклюжей, но все-таки нужной журналу "Балладой" и будущей повестью "Визит учебного корабля" есть неуловимая, но прочная связь.
... Поскольку каждого из нас насквозь
Невидимо пронзает эта ось...И под стеклом орехового ящика,
На непреклонной, как судьба, оси
В неутомимом ритме барабанщика
Стучит горизонтальный балансир.И этот стук - сандалий звонких щелканье:
По трапу из ракушечных камней
Спешит наверх братишка в алой форменке -
По времени.
По вечности.
Ко мне.
... Костик скрылся за поворотом, а Егор смотрел вслед. Когда расстаешься с тем, за кого отвечаешь, всегда бывает тревога. Даже если нет причин и если расставание - совсем ненадолго. Все равно.
В переулке взвизгнули тормоза, и Егор кинулся за угол. Но это просто резко тормознул у поворота бестолковый "жигуленок".
А Костик бежал к дому. Потом опять оглянулся. Встал. Увидел Егора. И пошел обратно. Пошли они навстречу друг другу.
- Егор... - сказал Костик. - А что мне дома-то? Мама поздно придет... Давай, я лучше с тобой. Ты будешь делать свои дела, а я так... вместе. Можно?
И Егор сказал:
- Идем.