- Нежно, нежно! Орел приказал - не калечить!
…и тут - пушечное ядро взорвалось у нее в затылке…
За окном, через дорогу, раскинулся провинциальный стадион. За углом налево шумел проспект имени Павла Первого (по старинке - 25-го октября) - центральная магистраль Гатчины. Виды и звуки родного города, которому Лидуся отдала без малого тридцать семь лет своей незатейливой жизни, увы, не успокаивали.
Она была привязана к стулу. Это в дополнение к смирительной рубашке. Стул поставили в большой комнате, напротив окна. День был в разгаре. Поспала она всего часа два, не больше…
"Никита", - вспомнила женщина.
Мысль о сыне - как ошпарила ее.
- Ну, ты, кирпичная морда, опять дергаешься? - хлопнули ее сзади по плечу.
Днем Никита работал на стройке. Вернется домой не скоро… если ничего не случится… ох, лишь бы к этому времени все закончилось! Хоть как-нибудь, но закончилось.
Ведь не прошло еще и трех месяцев, как сына удалось вытащить из армии. Живого. Тощего, вшивого, но целого. Сберечь бы его - любой ценой…
Никого у Лидуси в этой жизни не было, кроме сына и престарелого отца. Мать-одиночка, без мужа… Хотя, муж - это тьфу! Кобели и так под ногами путаются, западают на этакую фактуру в юбке; если приспичит - на любого ошейник надеть можно. Вот с папой - проблема…
Папа тоже был привязан. И тоже к стулу. Зачем, если старикан еле ходит? Вот он - сидит возле стола, который эти подонки отодвинули к стене… Лидуся улыбнулась отцу и сказала, стараясь, чтобы голос ее не выдал:
- Папа, все в порядке. Они скоро уйдут.
Отец растерянно улыбнулся ей в ответ.
На стол зачем-то положили поднос с двумя шприцами (объемом по 5 кубиков) и резиновым жгутом. Один шприц был заполнен мутной жидкостью, второй - прозрачной. Честно говоря, эта картинка подействовала на Лидусю больше всего. Не будь она медсестрой - может, испугалась бы меньше… Жгут для чего, для внутривенки, что ли? Кому? И что за дрянь в шприцах?
В комнате отчетливо пахло сыромятной подметкой. Очень похоже на запах инсулина.
Страшные люди в комнате вдруг закопошились, зашептали: "Орел приехал… Я тебе щас врежу!.. Никаких кликух, никаких фамилий…" Из прихожей послышался бодрый тенорок:
- Ну что, тесто замесили?
- Без вас не начинаем, товарищ полковник.
Быстрые уверенные шаги. Невысокий крепыш прошел к окну и повернулся, опершись задницей о подоконник. Был он, в отличие от прочих, в камуфляже, а не в пиджаке. Только на голове - такая же шапочка с прорезями.
- Лидия Рогозина? - осведомился гость.
- Да, - сказала она.
- Вижу, вижу, вас трудно с кем-то спутать. Вы дежурили в спецотделении со вчера на сегодня?
- Да. А вы кто?
- Мы - те, кто задает вопросы. Вы отвечаете. Я доступно объяснил?
- Да.
- Ну, вот и познакомились.
Он стоял спиной к свету. Наверное, профессиональная привычка. Зачем в таком случае было надевать маску, если на фоне окна все равно ничего не видно?
- Чтобы ты отвечала честно, мы приготовили сюрприз, - в высшей степени приветливо продолжил человек. - Видишь шприц? На нем - твои отпечатки пальцев. И на ампулах - тоже. Если я хоть на секунду подумаю, что ты со мной в игры играешь… (он, похоже, улыбнулся под маской)… мы устроим твоему папе бесплатный сеанс лечения. Называется "инсулинотерапия". У вас на отделении применяется?
- П…применяется… но редко… рискованно…
- А мы рискнем. И когда твой папа отбросит коньки, оперативно-следственная группа ни на секунду не усомнится, что это ты убила его таким специальным психиатрическим способом. Зачем? Да из-за этой вашей квартиры! Надоело ждать, пока он окочурится сам по себе. Квартира ведь на папу записана?
Лидуся промолчала. Ужасная перспектива вползала в ее сознание медленно: мозг отчаянно защищался.
- Квартирный вопрос - он, не поверишь, даже меня испортил. Ну, помогла дочка своему папаше коньки отбросить… Дело-то обычное, житейское.
По-видимому, фраза про коньки доставляла собеседнику какое-то особенное удовольствие.
- Папа на коньках не катается, - сказала Лидуся.
Человек оторвался от подоконника, неуловимо шагнул к ней и двинул рукой. В голове женщины вспыхнуло; комната вздрогнула.
Боль растекалась - из правой скулы в затылок и шею. Скула быстро набухала.
- Смелая? - удивился мучитель. - Решила погеройствовать?
- Что тебе надо?
Он снова ее ударил. В то же место.
- Я тебе не "ты", подстилка больничная. Ну что, будем смирными или еще поучить?
- Не бейте… пожалуйста.
- Кто был инициатором пьянки вчера на отделении?
- Я, кажется. Точно не помню.
- Хорошо, кто принес бутыль со спиртом?
- Спирт? На отделении был…
- Медленно соображаешь, гризли, - ласково сказал гость. - Мы ведь уже выпотрошили тех козлов в милицейской форме, которые с вами пили и которые тебя трахали. Глупо врешь… Давай телефон! - махнул он своим помощникам.
Телефонный аппарат подтянули от розетки и поставили на стол перед Лидиным отцом. Гость обратился к хозяину квартиры - громко, как к глухому:
- Сейчас я наберу ноль-два! Вы скажете дежурному так: "Моя дочь хочет меня убить"! Больше ничего не надо. Все ясно? - он повернулся к Лидусе. - По такому вызову никто сюда не поедет, конечно. Но звоночек будет зафиксирован на пленке. И номер, с которого звонили. Когда обнаружат труп, это всплывет.
- Он не говорит, - сказала Лидуся, с усилием ворочая языком. - Как он позовет милицию?
Отец согласно покивал. Гость с отвращением посмотрел на него, проворчал: "Ладно, отбой…" и вдруг заорал - в самое лицо Лиды:
- А ты - говоришь?! Долго мне еще с тобой сюсюкать?! Что за пациент с вами пьянствовал? Это ведь он принес спирт!
"Он…" Воистину - ОН. Мышонок мой, умница моя…
Лида на миг закрыла глаза. Все-таки хорошо вчера гульнули, несмотря ни на что, подумала она. Сначала сидели в комнате отдыха: она плюс оба санитара… и Мышонок, конечно. Дверь специально не закрывали, чтоб ментам слышно было. Парни и не выдержали, присоединились… видят, что весело - почему не присоединиться? На отделении - тишь да гладь, все позакрыто, и палаты, и само отделение… прав он был, умник мой, точно рассчитал… Потом Вася с Кузей улеглись спать, они всегда в комнате отдыха спят, а королева праздника в компании с ментами перешли в сестринскую, где началось самое интересное… Мышонок куда-то пропал… а что дальше - Лидуся уже не помнила…
- Его фамилия - Вечный, - сказала она, чувствуя себя последней сволочью. - Имени не знаю, никогда не спрашивала
- Кто он такой, Вечный? Больной?
- Формально - больной. На самом деле - нет. Давно выздоровел, совершенно нормальный, хороший человек. Он был в больнице еще до того, как я поступила туда на работу, и уже тогда был здоров. Живет в общаге при реабилитационном отделении.
- Отлично. По какому поводу спирт жрали?
- Днем Вечный зашел в гости. Оказалось, у него день рождения, а я и не знала… Я ему: приходи, мол, вечером… ну, как обычно…
- Перепихнемся, - подсказал гость.
- А что такого? Тоже мужчина, ему же нужно хоть иногда.
- Да никто не против. Дальше?
- А что дальше? Говорит - не надо, как обычно. Хочу, говорит, отпраздновать - чтоб был нормальный день рождения. После отбоя пришел и притащил бутыль спирта. Где спер - не признался, хитрован. Закуску я еще днем купила…
- Теперь главный вопрос. Ты сделала подохранному клиенту уколы?
- Кому-кому?
- Тьфу! Маньяку сбежавшему.
- Я не помню… - сказала Лидуся и наконец заплакала. - Ну, не помню я! Меня раз двадцать уже спрашивали! Выговор влепили! Мне и без того утром плохо было, перепили же…
- А уж как ребятам плохо было, - усмехнулся кто-то сзади. - Товарищ полковник, по-моему, она за дураков нас держит.
Мучитель присел перед Лидой на корточки. Бесцветные глаза, казалось, проникли в самую ее душу. Она не выдержала, отвернулась.
- Да вижу, вижу… Тебя же подставили, дура. Этот твой Вечный и подставил. Что ж ты его выгораживаешь?
Он встал.
- Приступайте.
Один из "пиджаков" взял с подноса шприц с инсулином и принялся его размеренными движениями взбалтывать - вперед, назад, вперед, назад. Муть быстро становилась равномерно-белесой. Второй "пиджак" так же неспешно закатал у Лидиного отца рукав рубашки и перетянул плечо жгутом.
- Что вы делаете? - ужаснулась она.
- Тебя предупреждали! - рявкнул товарищ полковник. - Не надо со мной играть!
- Он не выдержит инсулиновый шок!
- Во втором шприце - глюкоза. Если успеешь рассказать правду - спасешь своего папашу, не успеешь - пойдешь в тюрьму за убийство…
Мышонок мой, во что же ты меня втравил, подумала Лидуся. (Мысли ее отчаянно метались.) Рассказать правду… значит ли это - предать? Человечек с фамилией Вечный, временами такой потешный, временами - загадочный, за несколько последних месяцев стал ей почти родным. Это ведь он, обычный пациент психушки, сумел невесть какими путями и тропами выйти на воинскую часть, в которой служил Никита. Сын служил в Области, под Кировском (в свое время Лида влезла в долги и "заслала" в военкомат, чтобы оставили мальчика поближе к дому). И вот, после вмешательства Вечного, сына комиссовали. "По голове", естественно, то бишь по психиатрической части. Не быть ему теперь ни шофером, ни электриком… ну и ладно, зато жив-здоров.
Чудо все это. Чтобы псих, лишенный всяких прав, сумел провернуть такое дело… невероятно! Лида не раз и не два пробовала раскрутить Вечного на откровенность, однако тот лишь ухмылялся и рассказывал о законах Ньютона применительно к данному случаю…
Прослужил Никита ровно шесть месяцев. А еще через полмесяца их часть сняли и в полном составе бросили в Чечню. БМП, которую он водил до комиссования, подорвалась на фугасе. Весь экипаж погиб. Так что если б сына не вытащили, он бы - как его товарищи, - остался бы только в незаживающей материнской памяти… Короче, благодарность, которую Лида Рогозина испытывала к своему Мышонку, была животной, вне участия разума. Это была благодарность самки, у которой спасли детеныша. И вот теперь ее поставили перед выбором: отец или спаситель сына…
Когда опытная рука вогнала иглу в старческую вену, когда смертоносная муть пошла в кровь родного человека, Лидуся заревела в голос:
- Я расскажу! Колите глюкозу!
…На самом деле - не так вчера было, всё по-другому.
Когда Вечный сказал Лиде про свой день рождения, она у него спросила: какой тебе сделать подарок? Он ей в ответ: у вас, говорят, тут сидит маньяк. Правильно? А еще говорят, был он учителем - русского и литературы… Она ему: ну да, правильно, только изолятор, в котором его держат, под отдельной охраной. Он ей: а ведь я - тоже бывший учитель. Физика и астрономия. Мне так не хватает умных людей, с кем можно поговорить… Дай мне с ним поговорить, взмолился Вечный. Дай, добрая душа, ну дай же, дай - просил и просил он. Не делай вашему учителю уколы, чтобы он чуть-чуть оклемался. Всего две пропущенные инъекции - этого хватит и вреда никакого. Он же у вас не буйный… Это правда, маньяк был не буйный. Наоборот, очень тихий. За все время - ни одного случая. Утром, уговаривал Вечный, - снова поставишь ему укол, и все вернется в нужный вид… А как же менты, привела она решающий аргумент. Не пропустят тебя в изолятор, ведь этого психа из правоохранительных органов прислали! И тогда он азартно зашептал: а ментов, Лидуха, - напоим, не фиг делать…
Она говорила, захлебываясь словами, и смотрела, смотрела на отца.
Того пробивал пот. Отец тоже смотрел на дочь; в глазах его был страх и беззвучная мука. Пот лил с него буквально ручьями… и еще его трясло; дрожь волнами прокатывала по связанному телу…
Полковник постоянно путал Лиду вопросами. Каким образом Вечный сумел решить проблему с ее сыном? Хотя, она ведь правда этого не знала! Наверное, связи какие-то у человека имелись - не могли не появиться за столько лет, прожитых в психиатрии… "Связи?! У больного, которому негде жить?!" Наверное, друзья среди врачей, мямлила женщина…
- Быстро - что ты знаешь про вашего Главного! - плевал полковник ей в лицо.
Про Федора Сергеича она тем более не могла ничего сказать, потому что боялась его… единственный, кого боялась в жизни.
- Ну хорошо, - гневался полковник, - а зачем оргию устроили? Простой пьянки было мало?
А затем, что иначе охранники не сошли бы с тормозов и не надрались бы в говно. Просто выпили бы и успокоились. Это Вечный придумал, что без траханья ничего не выйдет, и был, как всегда, прав…
- Да ей самой это нравится, - смеялись у нее за спиной.
- Нравится! - кричала она. - Сука я, сука! Дайте папе глюкозу! Звери, что ж вы ждете?!
Дрожь сменилась судорогами. Отец, запрокинув голову, слабо дергал конечностями (ремни мешали). Глаза его закатились, на губах появилась пена. Кто-то из помощников господина полковника пытался попасть ему в вену шприцем с глюкозой - неторопливо, с профессиональным хладнокровием, - но было уже поздно.
Отец впал в кому.
А потом он умер…
Последнее, что слышала Лида, прежде чем потерять сознание, был веселый тенорок главного палача:
- Ну что, оформляем ее?.. Сообщите районным, пусть выезжают. Ты и ты - дождетесь, когда приедет машина…
Больше Лидусю Рогозину в больнице не видели.
Среда, день. ОХОТА НА КРОЛИКОВ
Вид на садоводства с земли производил еще более тоскливое впечатление, чем сверху. Зрелище исключительно для советских людей.
Крохотные одноэтажные домики максимум на три комнаты; самый шик - это если устроено подобие второго этажа под высокой крышей. Компостные ямы и кучи с армадами и эскадрильями синих мух. Рукомойники, прибитые прямо к дереву. Детские коляски вместо тележек. Ржавые бочки под водостоками, чугунные ванны. Особый шик - присутствие на участке парковой скамейки.
Возле участков тут и там виднелись сваленные доски с торчащими гвоздями - они когда-то громко именовались "строительным материалом". Попадались колодцы или колонки - из расчета один (одна) на несколько улиц.
Все вокруг было похоже на кроличью ферму нерадивого хозяина: клетушечки, клетушечки, клетушечки…
Убожество.
- Хрен здесь найдешь чего, - проворчала Марина. - Я, например, уже заблудилась.
- Ерунда, - уверенно сказал Павел. - Приедет кинолог с собакой, выведет нас на него… если сами себя к тому времени не выведем…
- А с чего собака след возьмет? Он же больничную одежду выбросил.
- Кинолог разберется. В КАМАЗе какие-нибудь запахи остались.
- Вам, майорам, видней… Жутко, правда? Всё одинаковое. Никого нет… Попрятались что ли?
То, что сверху виделось, как прямые улицы, на деле оказалось не улицами вовсе, а разбитыми грунтовыми дорогами и дорожками - с канавами по краям. Асфальт в данных условиях был бы ослепительной роскошью, и потому отсутствовал. Впрочем, джип пока что ехал по сравнительно широкой грунтовке. По обе стороны тянулись садовые участки.
Марина смотрела вправо, Павел - вперед и влево.
Эй, стой! - вдруг воскликнула Марина. - Вроде какой-то дымок.
Павел сдал назад. На поперечной улочке, с одного из участков метрах в двадцати, и вправду тянуло дымком.
- Вот это уже интересно, - майор хищно обрадовался.
Он вытащил из бардачка Макаров и переложил оружие в карман куртки. Марина коротко глянула на пистолет, неопределенно хмыкнув, и открыла дверцу, собираясь вылезать. Павел поймал ее за руку.
- Ты машину водишь?
Марина улыбнулась:
- После тебя - кажется, что нет.
Павел вышел из машины.
- Садись за руль, никуда не выходи, двери блокируй, - распорядился он. - Давай- давай, не тормози. Я пойду проверю, что там и как, а ты, если чего - жми на сигнал. Всяко может быть…
Марина смотрела на него, всё улыбаясь. Павел вспыхнул:
- И не надо спорить! Пожалуйста.
Хотя, кто с ним спорил?
Обогнув машину, он решительно двинулся вглубь по улочке.
…Участок был стандартный - шесть долбанных соток.
Маленький домик плюс сарайчик, к нему пристроенный. Всё было тёмно-коричневое, на вид - нежилое, но однако странно живое: дышали листьями кусты смородины, колыхались на веревках сгнившие тряпочки, что-то потрескивало, поскрипывало…
Дымок, сносимый ветром к дороге, поднимался из-за сарайчика.
В боевой готовности - табельное оружие в руке, - Павел быстро прошел туда. В песочнице на бывшей детской площадке (ржавые качели, погнутый турничок) обнаружился свежезатушенный костер. И никого рядом. Павел огляделся - дом закрыт, навесной замок на двери… замок в полной сохранности… окна закрыты ставнями… пусто.
Тишина.
Слышен только мотор его собственной машины.
Пнув ногой деревянный чурбак, стоящий возле дымящегося кострища, Павел убрал оружие. Присел на корточки, поворошил уголья палочкой. Не найдя ничего интересного, еще раз огляделся… И услышал за углом дома отчетливый скрип.
В один рывок он оказался там - замер у стены. Пистолет снова был в его руке. Он осторожно дослал патрон, стараясь не прошуметь, лег на землю и выглянул, ожидая всего.
Никто в засаде не ждал. Болталась на петлях дверь дровяного сарая - она и скрипела. Павел встал, вышел из-за угла; несколько секунд стоял неподвижно… поднял с земли сплющенное дырявое ведро и кинул его в дверь сарая. Сам бросился следом…
Внутри тоже никого не оказалось.
Ударом ноги он развалил поленицу, словно это и был враг, за которым он охотился. Затем вышел. Вокруг - та же безмятежность и пустота.
Где-то неподалеку, но непонятно где, раздался отчетливый деревянный хруст и вдруг - грохот падающего железа. Павел замер, прислушиваясь… Больше ничего. Секунды тянулись, как смола.
Хрустальную тишину разбил голос Марины:
- Эй!
Павел не сразу кинулся на дорожку, ведущую к джипу. Несколько мгновений он потратил на довольно странное дело: прижав пистолет подбородком к груди (чтобы освободить руки), выхватил мобильный телефон, отщелкнул крышку и вытащил аккумулятор. Собственно, мобильник он отключил, когда въезжали в садоводства, - чтобы никто не мог засечь их местоположение, - и сделал это незаметно для Марины. Зачем ему понадобилось еще и от аккумулятора избавляться? Ответ знал только он сам…
Выбежав на улочку, Павел увидел Марину, жестом подзывавшую его к себе. Крутанувшись разок на месте, он продолжил бег, убирая на ходу пистолет.
Марина, чуть не подпрыгивая, показывала в конец дороги:
- Там мужик какой-то! Через кусты ломанулся, через канаву… машину увидел - и на другую сторону!
Павел запрыгнул в джип.
- За ним, быстро!
Марина тронулась с места. Проехали метров сто.
- Вот примерно отсюда он вылез. Где это дерево. Или чуть дальше…
Еще проехали. Оба ожесточенно крутили головами. Никого и ничего.
- Извини, я быстрее не могу, - виновато сказал Марина. - Дорога плохая, машина непривычная…
Павел поймал ее руку, чуть сжал, улыбнувшись:
- Все нормально, не напрягайся. Быстрее пока не надо.
Докатились до ближайшего перекрестка и остановились. В конце длинной дороги, метрах в двухстах, шел человек.
- Он! - выдохнул Павел. - Давай направо!