Но в южной стороне Леса всё происходило не так удачно. Здесь отрядом гвардейцев командовал безжалостный Казан Бук. Он не верил ни в духов, ни в привидения, ни в чудеса, и испугать его было нелегко. Он был убежден, что все россказни о Заколдованном Лесе - это хитроумная выдумка Бродяг. Казану Буку хотелось не просто поймать королевских недругов и повесить на главной площади, нет. Ему не терпелось разгадать хитрость, с помощью которой Бродяги держат в страхе перед Лесом весь город, ведь это может очень пригодиться в его дворцовых интригах!
Поэтому мерцающие фосфорическим светом скелеты, распивающие на лесной полянке эль и выкрикивающие Петриным голосом тосты: "За скорую смерть короля!", "Да здравствует лес!" - мало его впечатлили. Он подъехал поближе и увидел веревки, которые тянулись от рук скелетов вверх на дерево.
- Остроумно, - пробормотал Казан Бук и рубанул по одному из скелетов мечом.
Скелет тут же рассыпался, а Петра едва успела спрятаться в густой листве.
Но все-таки ее заметили, и погоня началась. Серые всадники мчались внизу по бездорожью, а Петра перелетала с дерева на дерево по самодельным лианам. Недаром все свое детство она провела на пиратском корабле! Ей удалось уйти от преследователей, но гвардейцы захватили бумбурука! Милого, доброго бумбурука, того самого, который согласился помочь Алану запутать следы, чтобы гвардейцы не нашли убежище Бродяг! Бумбуруки, конечно, немного волшебники, но они такие доверчивые!
Уже ночью Вольные Бродяги сидели в своей пещере, и лица их были невеселыми. Королевская гвардия покинула Лес (а часть покинет на рассвете, когда спадет бумбурукино заклятие) и вряд ли скоро вернется, но бумбурука надо спасать. К пещере уже пришло десятка два его соплеменников, и все они лепетали на своем языке что-то жалобное, просящее. Бумбуруки не могут покидать Лес: в городе, в каменных стенах, без живой силы деревьев они умирают.
- Значит, у нас есть один день, чтобы спасти бумбурука, - сказал Алан.
- Ночь и день, - поправил Санди. Надо выезжать немедленно!
Бумбуруки у пещеры одобрительно зашумели: слух у них был превосходный!
- А какой у нас план? - спросил Диего Санди.
- А план у нас такой…
- Ах, ваше высочество! Как же вы так взяли и ушли? Да его величество весь город на ноги подняли, когда вы не вышли к ужину! - укрывая принцессу Луизу одеялом, говорила няня. - Ну разве можно вам гулять по городу! До темноты! Ночью! В городе так неспокойно, всюду эти разбойники, грабят, убивают…
- Не говори, чего не знаешь! - вспыхнула принцесса Луиза.
- Его величество так расстроились, что слегли с температурой и даже не пошли допрашивать этого карлика из Леса!
- Вот как? - как можно равнодушнее сказала Луиза. - Кто же ведет допрос этого несчастного?
- Ах, доброе у вас сердечко, всех-то вам жалко… Но ведь он разбойник, да к тому же такой урод! Что они сделали с принцем Охламонусом!
Луиза не сдержала улыбку, но няня укоризненно покачала головой:
- Негоже смеяться над женихом, ваше высочество, ведь вам с ним всю жизнь жить!
- Вот еще! - рассердилась Луиза. - Да я лучше уйду в Заколдованный Лес, чем…
- Тише, тише, что вы! Разве можно такое говорить? Его величество поручили Казан Буку допрашивать карлика, а уж этот вызнает у разбойника все, даже если для этого понадобится вытрясти из него душу… Хотя какая у него может быть душа, прости господи!
Луизу передернуло. Она вырвала из няниных рук расческу и сказала:
- Уйди, я сама усну. И не вздумай меня стеречь!
- Так его величество приказали…
- Уйди, няня, уйди, я устала! Я никуда не денусь!
И Луиза, притворно зевнув, устроилась на кровати. Но как только за няней закрылась дверь, она вскочила и бросилась к книжному шкафу. В нем была потайная дверца в подземелье, и там ждали принцессу ее новые друзья.
- Саня! Домой!
Санди замер, вскинув меч над головой.
- Ну вот… как всегда! - вспыхнул Сашка и опустил меч. - Поиграть не дадут.
8
Дома восторженную Петьку встретили тяжелым молчанием. Галчонок смотрела на сестру устрашающе-круглыми глазами. В Петькино сердце прокралось тревожное предчувствие.
Все домашние собрались в большой комнате. Ирина с Иваном застыли на пороге в одинаковых позах: прислонившись к косяку и сложив руки на груди. Мама устало опустилась в кресло. Галка устроилась на его подлокотнике, положив светлую головку на мамино плечо. Бабушка с чашечкой кофе села в другое кресло (взгляд осуждающий). Дед с папой переглядывались, стоя у книжного шкафа. Папа выглядел очень сердитым, а дедушка - растерянным. Оценив обстановку и почувствовав угрозу, Петька хотела укрыться в детской, но тут папа громко позвал:
- Вета!
Она чертыхнулась шепотом и, состроив невинную рожицу, остановилась. Папа посмотрел на деда. Тот кашлянул, потер ладони, суетливо снял очки.
- Скажи-ка мне, Лизок, где наш обогреватель? - спросил он.
- И гитара, - добавил Иван.
- И гитара, - согласился дедушка.
Петька опустила глаза. Это был знак признания своей вины - сигнал для того, чтобы начать Петьку ругать. И все начали. Солировал сначала папа, изредка прерываемый Ириниными замечаниями, потом его сменили бабушка и Иван, потом дед и даже мама. Петька стояла, опустив голову и глотая горькие слезы вины и стыда. Правда, как она могла забыть, что это любимый дедушкин обогреватель и что зимой около него так чудесно читать интересные книжки! А гитара! Конечно же она знала, что это бабушкина гитара, что ей полвека и Иван на ней играет смешные студенческие песни!
Петька все это знала, но как-то забыла. Тогда казалось, что Бродягам все эти вещи нужнее. И только сейчас она поняла, как не права.
- Ну набросились, набросились на ребенка! - попыталась смягчить обстановку мама.
- Что ты ее защищаешь? - возмутился папа. - И она уже не ребенок, если позволяет себе такое!
Петьке совершенно нечего было сказать в свое оправдание.
- В общем, так, - сказал наконец папа, - чтобы гитара и обогреватель вернулись на свои места. Последний срок - завтрашний вечер. Ясно?
- Ясно, - прошептала Петька.
Грустные думы навалились на нее: как теперь забрать гитару и обогреватель у друзей? Она вспомнила, как им все обрадовались! Сашка так бережно держал в руках гитару, будто птицу, а Генка и Лёшка скакали вокруг обогревателя и тут же уговорили Сумятина-старшего провести розетку на чердак. А теперь что же? Прийти и отнять? Горькие слезы обиды покатились из Петькиных глаз. Но делать было нечего. И речи не могло быть о том, чтобы попросить домашних подарить ребятам гитару и обогреватель.
Весь вечер Петька думала, что сказать друзьям, а наутро, еще до школы, понуро поплелась в Хижину. Забралась по пожарной лестнице. Толкнула дверь.
- Ой, Ленка, ты чего?
Ленка сидела на высоком Генкином сундуке, обхватив острые коленки руками, и думала. Думы были невеселые. Она вздохнула. Петька села рядом и оглянулась. Куда-то исчез новенький Олежкин чайник и Генкин светильник.
- А… - начала было Петька и посмотрела на подружку.
- Ага, - отозвалась Ленка. - Им, наверное, влетело, как и мне.
- И тебе?
- Такой скандал устроили из-за какой-то этажерки допотопной!
- У меня тоже, - сокрушенно призналась Петька. - Папа сказал, чтобы без гитары и обогревателя домой не являлась.
В это время на чердак ворвались Лёшка и Сашка. Увидев девчонок, они затоптались у порога.
- За шкурой? - понимающе спросила Петька смущенного Сашку.
- Да… Дома такое было! - сказал Сашка и начал деловито сворачивать шкуру.
- И у нас… - хором вздохнули девчонки.
Лёшка независимо сунул руки в карманы, сощуря глаза, сказал сердито:
- А у меня батя орал, орал… Только я все равно машинку не понесу обратно. Это мамина. Мама бы мне разрешила.
Лёшкина мама умерла четыре года назад. С тех пор он с отцом жил неладно.
Все помолчали.
- Никакой жизни с этими взрослыми, - грустно проговорила Ленка.
9
В школе Петьку тоже ждали неприятности. Анна Матвеевна, глядя в журнал поверх очков, тяжело вздохнула и стала искать глазами Петьку. Петька это сразу поняла, потому что только у нее не было по математике ни одной приличной оценки. Она попыталась спрятаться за тощую спину Шурика Васильева, но это ей не помогло.
- Елизавета Петушкова пойдет к доске, - сурово сказала Анна Матвеевна.
Класс сочувственно вздохнул. Помочь Петьке было невозможно.
У нее заныли коленки (они всегда первыми отзывались на неприятности). Петька всеми силами души ненавидела математику и все, что с ней связано.
- Та-ак… - зловеще протянула Анна Матвеевна. - Плохи твои дела, Петушкова. Конец года, а тебе, кажется, и дела нет! Тетрадочку захвати, я твою домашнюю работу проверю.
Совсем плохо: домашние примеры Петька ни сделать, ни списать не успела.
Закончилось все весьма плачевно: Анна Матвеевна влепила Петьке очередную двойку и написала ей в дневник огромное и гневное послание родителям.
На перемене у Петькиной парты собрались все ее закадычные друзья.
- Ладно тебе, не переживай! - сказал Лёшка. - Подумаешь, двойка по математике!
- Ага, "подумаешь"! У меня там и так не праздник. Ненавижу математику! - рассердилась Петька.
- От родителей попадет? - спросил Сашка.
Петька задумалась. Не должно попасть. Петькиной учебой редко интересовались. Если только мама спросит, а Петька ей соврать не сможет, или дедушке вздумается ее дневник посмотреть. Но и тогда вряд ли попадет: все знают, что Петька с математикой не дружит.
- Ничего, переживем, - вздохнула она.
Но пережить оказалось не так-то просто. Папа с работы пришел мрачнее тучи, с порога позвал Петьку и, пока раздевался, отчитывал ее. Когда он возвращался домой, ему встретился Иван Григорьевич, Петькин учитель физкультуры, который был очень недоволен поведением Петушковой на его уроках, будто бы у нее гиперактивность и она всем мешает. Мало того! После Ивана Григорьевича папа встретил завуча школы, Маргариту Павловну, и она сказала, что недавно Петька прямо-таки сбила ее с ног в школьном коридоре, играя в догонялки, и даже не извинилась.
Про Маргариту Павловну Петька не помнила, а Иван Григорьевич всегда к ней придирается, и к тому же физкультуру на то и придумали, чтобы вся лишняя энергия у людей выходила. А попробуй-ка она стоять, будто у нее столбняк, что бы тогда Иван Григорьевич сказал?
- Покажи-ка мне, голуба, дневник, - вдруг попросил папа.
- Может быть, сначала поужинаем? - спросила мама из кухни.
- Нет, потом, - отмахнулся папа.
Петька безропотно пошла за дневником. Если неприятности сваливаются тебе на голову, то все сразу. И бороться с этим бесполезно.
- Та-ак… - совсем как Анна Матвеевна, протянул папа, прочтя запись в дневнике.
- Ну чего? - буркнула Петька. - Не понимаю я все эти глупости.
- Математика не глупость!
- Ага, королева наук… - уныло повторила Петька любимую фразу Анны Матвеевны.
Папа помолчал, критически глядя на дочь, и сказал:
- Вот что, Елизавета, мне кажется, пора тебе отдохнуть от улицы, игр и своих друзей. Посиди-ка ты недельку дома.
- Сколько?! - ужаснулась Петька.
- Ну хорошо - пять дней. И чтобы после школы - сразу домой, а то я попрошу Ивана тебя встречать и под конвоем доставлять домой.
- Так ведь завтра суббота! Выходные!
- Тем лучше.
Папа ушел в свою комнату, а Петька осталась стоять посреди коридора, ошарашенная таким наказанием. Пять дней дома! В то время, когда на улице середина мая, совсем лето! Когда солнце светит целый день и все друзья еще здесь, никуда не разъехались!
- Вета! Накрывайте на стол! - крикнула мама.
Но в Петьку вселилось что-то очень злое и упрямое. Ее никогда еще не наказывали таким лишением свободы! Она топнула ногой и прошептала сквозь зубы:
- Не пойду я накрывать ваш дурацкий стол! И вообще, никуда не пойду, раз так!
Петька бросилась в свою комнату, буркнула Галке:
- Тебя мама зовет!
- Зачем?
- Откуда я знаю!
Галка пожала плечами и убежала к маме.
Петьке стало обидно, что никому нет до нее дела, и она, уткнувшись носом в игрушечного косматого пса, всхлипнула. Ей так хотелось, чтобы кто-нибудь ее сейчас пожалел, понял, что она не в состоянии учить математику и вести себя по-другому на физкультуре. И отменил бы папино наказание.
Встреча в Первомайском переулке
1
Петька крепилась все утро. Все утро она не звонила друзьям, помогала Ирине с уборкой, а когда ей позвонил Генка, сказала честно:
- Я чуть-чуть под арестом, Ген. Ну да, из-за математики… Но вечером попробую отпроситься.
Она искренне надеялась, что к вечеру, когда придет из Большого города Иван, папа подобреет и отпустит ее. Только до вечера-то как дожить? Петька с тоской посмотрела в окно. Как ярко там светило солнце! И как здорово было там, на вольной воле! Взять бы свой деревянный меч, надеть плащ, позвать Сашку и потренироваться на Поляне!
Но папа смотрел строго, не разговаривал и конечно же никуда не отпустил. Петька тихонько закрыла свою дверь. Бабушка с мамой и Ириной на кухне - разговаривают. Папа ушел в гараж, Галка на улице. Все чем-нибудь заняты, и, если Петька ненадолго (совсем на чуть-чуть!) пропадет, никто и не заметит! Ведь уже целый час к ней никто не заглядывает!
Всё! Решено! Петька открыла окно и выпрыгнула на балкон-террасу, перелезла через перила и, обхватив столб руками и ногами, прижавшись к нему животом, скользнула вниз. Теперь нужно было побыстрее убежать из двора.
Петька любила гулять одна по старым улочкам и переулкам. Вроде бы все знакомо, но то и дело открывалось ей что-нибудь новое: то заросший сиренью и лопухами тупик; то улочка с колодцем, в котором вода ключевая, вкусная; то огромная сосна, от нее пахло теплой янтарной смолой… Когда бегаешь с друзьями, не всегда такое увидишь. Вот дырявая лодка на берегу пруда, перевернутая, потемневшая от времени, похожая на уснувшего зверя. Вот лестница из каменных плит, врытых в землю, очень старая, помнившая столько всего…
Петька все дальше уходила от дома. И чем дальше уходила, тем больше ее переполняло ощущение, что вот-вот случится что-нибудь замечательное. От чувства подаренной самой себе свободы ноги несли Петьку все дальше по улицам и переулкам…
Петька сразу увидела его, как только свернула в Первомайский переулок. Мальчишка стоял около зеленой калитки и длинным прутиком что-то чертил на пыльной дороге.
Мальчишка как мальчишка. Тощий, остролицый, с жестким ежиком черных волос и узкими азиатскими глазами. Но Петька, увидев мальчишку, вытянулась в струнку и, забыв обо всем на свете, направилась прямо к нему. Она обошла вокруг незнакомца, как вокруг новогодней елки.
Мальчишка был хорошо воспитан. Он не толкнул ее плечом: чего уставилась? Он просто смотрел из-под черных бровей, как она им любуется.
Впрочем, любовалась Петька конечно же не мальчишкой. Любовалась она… его рубашкой. Это была настоящая матросская рубашка: ослепительно белая, с голубым гюйсом, с погонами старшего матроса. Мальчишке она была велика: болталась на нем, как на вешалке, и доходила почти до колен. Да в этом ли дело? Ведь она настоящая! Это сразу видно!
- Ну? - насмешливо сказал мальчишка.
Петька посмотрела наконец ему в лицо и смутилась. У него были ехидные глаза-щелочки и брови - два черных полумесяца.
- Здорово… - выдохнула Петька. - Твоя?
- Моя. А что?
- Ничего.
Петька забралась на забор. Не объяснишь ведь незнакомому мальчишке, что вот о такой форме всю жизнь мечтала! Но он, видимо, понял. Сказал чуть виновато и совсем без хвастовства:
- Это дедова. Мне бабушка подарила. Дед умер, давно еще. Я его не помню. А вот рубашка в наследство досталась.
Он так говорил, будто объяснял, почему не может подарить Петьке свою рубашку. Петька прониклась благодарностью и решила, что незнакомые мальчишки с соседних улиц тоже бывают ничего себе.
- Он был моряком? - спросила она, глядя на мальчишку с высоты забора.
- Ага. В Севастополе. Всю жизнь там…
- Ух ты!
Мальчишка бросил свой прутик и тоже забрался на забор. Петька посмотрела на него искоса хитрыми глазами и спросила:
- А ты откуда такой? Тебя раньше не было.
- Это тебя не было. Мы здесь уже целых два месяца живем.
- Ха! Два месяца! А я всю жизнь! Ты что, с юга приехал?
- Н-нет… - почему-то смутившись, ответил мальчик. - С Волги.
- А-а-а… Я думала с юга, такой загорелый.
- Я не загорелый. Я всегда такой, - насупился вдруг мальчишка.
Петьке он нравился все больше. Она уже представляла, как приводит его в свой двор, знакомит с ребятами, как в Хижине он рассказывает о своем деде-моряке и дает померить рубашку…
- Чего ты дуешься, - толкнула его плечом Петька, - я просто так спросила.
Мальчишка рассмеялся.
- Я не дуюсь. Я просто. А тебя как зовут?
- Петька.
- Ух ты! Ты же девчонка!
- Ну и что? Петька - она, моя. Женский род.
Мальчишка с уважением посмотрел на Петьку женского рода.
- А тебя как зовут? - спросила она.
- Денёк.
- Денёк? Это маленький день?
- Нет! - весело рассмеялся он. - Это сокращенный Денис.
Иван на ходу заскочил в дребезжащий полупустой трамвайчик. В городе был всего один трамвайный маршрут - Городское кольцо. Зато он шел через весь город: от вокзала по всем улочкам, заросшим полынью, репейником, крапивой, и по шумному центральному проспекту. Шел по мосту через речку Ямолгу, мелкую, неширокую. Шел трамвайчик между покосившимися заборами, новенькими домами, мимо сквера. Шел, постукивая колесами, и воображал себя большим поездом.
Иван садиться не стал, хоть и устал с дороги. Заплатил кондуктору тете Ане за проезд, расспросил о последних новостях и стал смотреть в окно на неспешно проплывающие улицы детства… Иван ездил в областной город и сейчас отдыхал от его шума, суеты и многолюдности.
"Большие прелести маленького города!" - усмехнулся он, оглядел салон трамвая и увидел свою рыжую племянницу. Она сидела, по привычке забравшись на сиденье с ногами (и как ей тетя Аня позволила?), а рядом стоял незнакомый мальчик. Иван улыбнулся: где она только находит друзей-мальчишек?
Петька что-то говорила-говорила, мальчик внимательно слушал, то и дело улыбался широкой белозубой улыбкой. Петька вдруг стала серьезной, приподнялась и, обхватив мальчика за смуглую шею, притянула к себе, зашептала ему на ухо. Мальчишка слушал и кивал. Что-то трогательное было в этой картинке. Ивану стало тепло и грустно, защекотало в горле, но он не знал почему. Посмотрел еще, как мальчик жмурится, потому что Петькины волосы щекочут ему шею, как Петька заглядывает ему в глаза, и выскочил не на своей остановке.