Она осенила склоненную головку маленьким образком.
- Да, обещаю тебе это, - роняет мальчик тихо, но уверенно, и открытым, честным взглядом смотрит на сестру.
- Мама и папа благословили бы тебя сегодня. Я сделаю это за них, - говорит Ляля, - встань на колени, Счастливчик.
Мальчик повинуется. Белокурая головка склоняется к постели сестры. Льняные локоны рассыпаются по одеялу.
- Господи! Помилуй моего брата Киру и помоги ему хорошо учиться и радовать нас!
Ляля осеняет склоненную головку маленьким образком и вешает на шею Счастливчика, рядом с золотым крестиком.
- Ну, а теперь с Богом, ступай! До свиданья, Счастливчик!
И то, пора…
- Время ехать, Счастливчик! - пискнул знакомый голосок под дверью.
Это Симочка. Ее прислали сюда из гостиной - поторопить гимназиста.
- Сейчас! Иду! Иду!
В горле Счастливчика щекочет что-то. А на душе так тихо, радостно и светло, как в праздник Пасхи.
- Сейчас, сейчас!..
Под дверью стоит Симочка. Она подглядывала в замочную скважину.
- Она тебя благословила! Я видела!.. - заявляет она.
- Подсматривать очень дурно! - строго говорит Счастливчик и грозит пальцем.
- Вздор! - смеется Симочка, - ну, бежим скорее. Не то опоздаешь, бабушка беспокоится - страсть, - и, схватив за руку Счастливчика, она несется с ним по коридору, напевая тихонько:
Вот мчится пара удалая
Вдоль по дорожке столбовой…
Ураганом "удалая пара" врывается в гостиную.
- Счастливчик, можно ли так долго! Ведь опоздаешь! - сыплется на мальчика град упреков.
- Смотрите, Кира, как бы вам за это не сняли вашу кудлатую головку! - улыбается Мирский.
- Сядем, сядем! По русскому обычаю сесть нужно! - говорит бабушка.
Все садятся. Бабушка с Кирой и Симочкой на диване. Monsieur Диро в кресле рядом, няня на краешке стула у дверей. Рядом Франц. Мик-Мик с размаху плюхается на табурет у рояля, открывает крышку инструмента и начинает барабанить какой-то шумный и торжественный марш. Старшие шикают на него и машут руками:
- Разве можно играть в такую серьезную минуту!
Мик-Мик поневоле замолкает, делает круглые страшные глаза в адрес Симочки, которая фыркает от удовольствия, и преважно разваливается в кресле. Проходит минута. Все встают, крестятся на большой образ в углу гостиной. Потом бабушка крестит и целует Киру, точно он едет на край света, в Южную Америку, в гости к индейцам. Няня плачет, a monsieur Диро что-то подозрительно долго сморкается в углу.
Мик-Мик тоже извлекает платок из кармана, закрывает им лицо и начинает всхлипывать на весь дом, причитая в голос, как деревенская баба:
- Не уезжай, голубчик мой, не покидай поля родные!
Это так забавно, что все смеются его выдумке. Симочка громче всех.
Франц исчезает куда-то и через минуту появляется с объемистой корзиной в руках.
- Это еще что такое? - спрашивает Мик-Мик, делая удивленные глаза.
- Завтрак-с!.. - невозмутимо отвечает Франц.
- Какой завтрак? - недоумевает Мирский. - Корзина большая, фунтов на пять, какой и кому может быть туда положен завтрак?
Франц поясняет "господину студенту":
- Барыня приказали уложить для молодого барина завтрак в "емназию". Здесь скобелевские битки в судке, с гарниром, в этом углу осетрина под соусом майонез, и еще компот в стакане и груша… А в бутылочке - горячее какао, обернуто в вату, чтобы не простыло.
- Да что вы меня уморить хотите, что ли? Завтрак из трех блюд в гимназию! Да еще горячее какао! Да когда и где его ваш Кира съесть сумеет?
Мик-Мик буквально падает в кресло от смеха. Бабушка в смущении. Няня в обиде.
- И что вы, мой батюшка, и где это видано, чтобы ребенку есть не давали! - ворчит она.
- Да поймите вы, старушка Божия, ведь с таким запасом на Новую Землю, на необитаемые острова, к голодающим в Индию ехать впору! - горячо протестует Мирский. - Кире бутерброд с телятиной или котлетку холодную довольно взять с собою.
Но тут уже вступается бабушка.
- Всухомятку-то! Чтобы животик заболел! Голодом морить прикажете его! Слуга покорная, я слишком люблю моего Счастливчика! Да и пилюли ему принимать надо перед завтраком. Как же он перед едой всухомятку пилюли принимать станет?
- Франц, - неожиданно приказывает бабушка, - неси корзину в пролетку и ставь на козлы в ноги Андрону.
Мик-Мик безнадежно машет рукой, потом оборачивается к Счастливчику:
- В добрый час, Кира! Желаю успеха. Помните мои слова: "Быть маленьким мужчиной".
Monsieur Диро берет за руку Киру и ведет на крыльцо.
Бабушка стоит у окна гостиной и машет платком.
- С Богом, с Богом!
Мик-Мик на крыльце корчит презабавную гримасу. Симочка заливчато смеется. Няня крестит вслед пролетку, в которой уже сидят Счастливчик и monsieur Диро. Вдруг остановка. Кричат, машут руками, волнуются. Франц выбегает из дому.
- Пилюли изволили забыть! Барыня приказали, чтобы беспременно скушать одну перед завтраком.
- Хорошо! Хорошо!
Андрон подбирает вожжи. Разгуляй встряхивается и резко берет от крыльца. Уже на всем ходу протягивает руку Франц и сует Счастливчику аптечную баночку с пилюлями.
Счастливчик приподнимает фуражку и глядит в окно, в котором видна седая голова бабушки.
* * *
Шум, крик, суета…
В первую минуту Счастливчик совсем глохнет от этого шума. Глаза его плохо различают, что происходит вокруг… Он только что вошел сюда с классным наставником, переданный ему с рук на руки monsieur Диро. Сам monsieur Диро уехал домой, обещав снова вернуться к двум часам, к концу уроков, а наставник повел Счастливчика в класс.
В классе точно нашествие неприятеля - такая возня и суматоха. Классный наставник, худенький, тщедушный, болезненного вида, еще молодой человек, сердито кричит с порога:
- Сейчас молчать! Если не замолчите, буду записывать!
Шум несколько стихает. Но возня продолжается. Мальчики прыгают по скамейкам, некоторые роются в ранцах, вынимают книги, кладут их на учебные столы… Этих учебных столов в классе очень много. Называются они партами. Кроме парт, Счастливчик видит посреди класса большую кафедру для учителя, черные доски, на которых пишутся мелом уроки и задачи, глобус в углу, на стенах карты, пол, залитый чернилами, и электрические лампочки с матовыми колпаками, спускающиеся с потолка. В углу висит образ святителя Николая Чудотворца. В другом углу, около большой изразцовой печки, стоит ящик для мусора. В третьем углу - шкап со стеклянными дверцами и зеленой занавеской, так что не видно, что спрятано в нем. И мальчики, мальчики и мальчики! О, сколько их здесь, в классе!
- Слушай, Раев, - говорит классный наставник Счастливчику, - у тебя невозможные волосы, завтра же изволь наголо обстричь эти вихры.
И он презрительно окидывает взглядом чудесные локоны Счастливчика.
"Раев!" "Изволь завтра же!" "Вихры!"
Какие новые, необычные слова для Киры!
Никто еще в жизни не говорил с ним так холодно и строго!
Большие черные глаза Счастливчика поднимаются изумленно на классного наставника, но он уже далеко. Только из-за двери доносится его надтреснутый, раздражительный голос.
- Через десять минут молитва, - обращается он к мальчикам, - извольте одни стать в пары и идти в зал. Мне надо видеть инспектора.
В минуту Счастливчик окружен тесным кольцом его новых приятелей.
- Вот так новичок! - звучит задорный голос над самым ухом Счастливчика, - ждали мальчика, а он, нате-ка, девчонка!
- Не девчонка, а овца! Овца… Бэ-бэ-бэ-бэ!
- Просто лохмач какой-то!
- Овчарка!
- У моей сестры точно такая кукла! Нечесаная!
- Здравствуй, Перепетуя Акакиевна! Длинноволосая девица!
Кольцо мальчиков сжималось все теснее и теснее вокруг оторопевшего Счастливчика. Изумленный, но не испуганный нимало, Счастливчик только смотрел на окружающих его мальчиков, точно спрашивая, что им всем надо от него.
Мальчики не унимались. То здесь, то там слышались восклицания:
- Клоп какой-то!
- Лилипут! Карлик!
- Блоха!
- Козявка!
- Братцы, да это тот самый, что так смешно у "Арифметики" экзаменовался.
- Ей-ей, он самый!
- Как тебя зовут? Эй, ты, Лилипутик!
Кира обернулся. Перед ним стоял мальчик, высокий, тонкий, с маленькими мышиными глазками. Около него теснились другие мальчики: черненькие, беленькие, рыженькие, большие и маленькие, и все до единого крупнее, старше и сильнее его, Киры.
Высокий мальчик сразу не понравился Кире: глаза бегают, губы тонкие, злые.
- Ты Москву видал? - спрашивает высокий мальчик.
И не успевает Кира ответить, как руки мальчика крепко охватывают его голову, и Счастливчик поднимается на воздух.
Ему очень больно.
- Вот тебе Москва! Вот тебе Москва златоглавая! - кричит Кире в лицо высокий мальчик.
- Оставь сейчас же новенького в покое! - раздается звонкий голос, и из-за спин товарищей выскакивает плечистый, рослый крепыш с румянцем во всю щеку и с широким, открытым лицом. - Слушай, Подгурин, если ты тронешь еще раз малыша, я тебе так залимоню!
Краснощекий хватает за ухо мучителя Киры и, раскачивая его, приговаривает:
- А вот тебе и задаток пока. Не тронь в другой раз новичка, не тронь, не тронь!
- Отстань, мужик! - извиваясь, как угорь, кричит в бешенстве Подгурин. - Помидор Иванович, отвяжись!
Краснощекий смеется:
- Ага, не нравится! Будешь знать как маленьких мучить. Вот я тебя!..
- Помидор Иванович, что ты за овцу заступаешься? Ради девчонки какой-то лохматой товарищей обижаешь! - раздается чей-то голос.
Одновременно с этим Кира громко вскрикнул. Кто-то больно и сильно ущипнул его за руку.
Слезы мгновенно застлали глаза Киры.
"За что? За что они мучат меня?" - вихрем пронеслось в его головке, и ему нестерпимо захотелось домой, назад, к бабушке, Ляле, няне, туда, где все так любят, нежат и ласкают его, Киру.
Краснощекий Помидор Иванович заметил слезы.
- Пожалуйста, не реви, малыш, - произнес он дружески, хлопнув по плечу Киру и, повернувшись к товарищам, поднял кулак, внушительно потряс им в воздухе и крикнул:
- Кто из вас посмеет коснуться малыша, тому я такой фонарь поставлю, что на всю гимназию светло станет! И это так же верно, как то, что зовут меня Иван Курнышов!
* * *
Прозвучал звонок к молитве. Появился старенький подслеповатый воспитатель, которого вся гимназия поголовно звала "дедушкой", и повел мальчиков в зал на молитву.
Курнышов очутился в зале позади Счастливчика и зашептал ему в затылок:
- Эй, ты, Лилипутик, ты не бойся наших ребят… Небось, теперь не полезут!.. Кулаки у меня здоровенные, что твое железо. Заступлюсь так, что небу жарко станет. Только не плачь. Терпеть не могу ревунов и кисляев. Слыхал?
Счастливчик обернулся, взглянул на мальчика и тут только заметил, что лицо его очень знакомо.
"Вспомнил! Вспомнил! - поймал себя на мысли Счастливчик, - это тот самый мальчик, который назвал меня в день экзаменов лохматой собачонкой".
Кира внимательно оглядел своего нового друга, так неожиданно выступившего в качестве его защитника. Светлые, ясные глаза, вздернутый нос, весь в веснушках, наголо остриженная голова, румяные щеки, широкие, сильные и крепкие плечи - вот кого увидел Счастливчик позади себя.
Кира не знал, нужно ли ему ответить что-нибудь на вопрос мальчика или нет, но в это время раздался голос старого воспитателя:
- Тише! - и все смолкли.
Около Киры стоял небольшой рыженький мальчик с постоянно подмигивающими подслеповатыми глазами, усердно чистивший себе пуговицы вместо того, чтобы креститься.
- Как тебя зовут? - услышал Счастливчик вопрос подслеповатого мальчика и не успел ответить, как тот добавил просяще: - Если у тебя есть перья, марки, пузырьки, разные старые замки, тетрадки, ты, пожалуйста, мне их давай - я собираю.
- Гарцев! Попрошайка! Он всякую дрянь как сорока в свое гнездо тащит! - услышал с другой стороны Кира. Он живо обернулся и увидел красавца мальчугана, синеглазого, темнокудрого, с ямками на щеках.
- Меня зовут Ивась Янко. Будем знакомы, - произнес, протягивая Кире руку мальчик. - По прозвищу Хохол, потому что я родился в Ромнах, в Малороссии. Понял?
Счастливчик кивнул в ответ и хотел было заговорить с синеглазым мальчиком, но неожиданно окончилась молитва, подошел воспитатель и повел всех в класс.
Глава 3
На большой черной доске в классе было написано мелом: "Первый урок - арифметика, второй - Закон Божий, третий - пение, четвертый - география, пятый - русский". А внизу детскими каракулями значилось: "Шестой - китайский язык на японском наречии, а потом от ворот - поворот, марш по домам, приказал начальник сам".
Мальчики читали расписание уроков говорили:
- Это Янко! Непременно Янко! Он последний вышел из класса! - горячился Подгурин.
- Ну, ты, "Верста", потише!.. Длинный, в потолок ушел, а такого простого правила не знаешь, чтобы не выдавать товарища, - грозно прикрикнул на него как из-под земли выросший Помидор Иванович.
- Мужик! Сапожник! У него отец сапожник! - презрительно крикнул Подгурин.
- Мой папа прежде всего честный рабочий человек, - горячо отвечал Курнышов. - И я могу только гордиться таким отцом. А чтобы ты много не разговаривал, так вот же тебе!..
В одну минуту Подгурин очутился на полу, а на его спине восседал, как всадник на лошади, Ваня Курнышов.
- Гоп-ля! Гоп-ля! - слегка пошлепывая свою жертву, покрикивал он. - Скверный ты, братец мой, конь, никакой у тебя нет рыси.
- Пусти! Пусти! Помидор! Мужик! Сапожник! - злился, стараясь освободиться, Подгурин.
Дверь растворилась, и вошел классный наставник, которого Кира уже успел узнать в первые минуты появления в гимназии.
Он прищурился на барахтающихся на полу и крикнул:
- Подгурин! Курнышов! Оба марш в угол! Не умеете себя вести в классе!
Оба мальчика, сконфуженные, направились к доске, где небольшего роста дежурный Голубин, тихонький, с задумчивыми глазами мальчик, сосед Киры на экзамене, усиленно стирал губкой надпись об японском наречии на китайском языке.
Новый звонок. И в класс вошел тот самый учитель арифметики, Владимир Александрович Аристов, который водил Киру экзаменоваться. Он сразу заметил Счастливчика, нерешительно топтавшегося посреди класса.
- А-а! Старый знакомый! Счастливчик, здравствуй! - радушно проговорил он.
- Он, Владимир Александрович, не Счастливчик, а Лилипутик! - послышался задорный голос с задней скамейки.
- Просто овца - бе-бе-бе! - вторил ему другой.
- Длинноволосая девчонка! - надрывался третий.
- Лохмач! Овчарка! Перепетуя Акакиевна! - забасил было Подгурин у доски и вдруг пронзительно взвизгнул на весь класс.
Это Помидор Иванович изловчился и ущипнул его за руку.
Добродушное лицо Владимира Александровича приняло строгое выражение.
- Эй, вы, почтенная публика в райке, тише! - сказал он. - Как не стыдно вам новенького обижать! И еще такого крошку! Подгурин, Курнышов, смирно стойте, раз вас поставили караулить казенное имущество, доску. А чтобы не терять драгоценного времени, ты, Подгурин, бери мел и пиши задачу: "У одного крестьянина было восемь мешков муки…"
Владимир Александрович продиктовал задачу и велел ее решить Подгурину. Тот пыхтел, кряхтел, писал и стирал написанное. Ничего не выходило.
- Не могу! - наконец, весь малиновый от напряжения признался Подгурин.
- Не можешь? А задача-то старая. Третьего дня решали. Неужели все позабыл? - сказал учитель. - Новенький, реши, - неожиданно обратился он к Кире.
Кира, которого "дедушка" только что усадил подле маленького Голубина на скамейку, подошел в доске и взял мел в руки.
Задачу он понял сразу и решил быстро.
- Молодец новенький! - произнес одобрительно учитель. - Пятерку получишь… А ты, Подгурин, стыдись. Второй год сидишь в классе, а толку мало.
Подгурин, насупившись, стоял у доски и смотрел на Счастливчика злым и завистливым взглядом.
- Овца противная! Лохмач! Девчонка! Ужо припомню тебе! - шептал он чуть слышно, но с таким сердитым блеском в глазах, что Счастливчик вздрогнул. Он не привык, чтобы на него так смотрели.
Дрогнул звонок в коридоре и служитель распахнул дверь класса в знак окончания урока
В переменку, пока в классе открывали форточку и проветривали, Счастливчик гулял по коридору с Янко, со своим новым соседом.
- Завтра же приходи стриженый, слышишь? - наказывал Счастливчику Янко, - а то совсем тебя засмеют. Сам увидишь, да и от инспектора достанется. Локоны в гимназии не полагаются.
А тихонький, как девочка, "Голубчик", как называли в классе Голубина за его кроткий, безобидный нрав, добавил:
- И подальше держись от Подгурина и Бурьянова. Они очень дурные.
- Второгодники, задиры и подлипалы, - вставил свое слово Янко и, ударив себя по ноге, как заправский конь, помчался вприскочку по всему коридору.
- Ты мне очень нравишься, - сказал Голубин, когда "Хохол" был далеко. Я - тоже маленький, почти такой же, как и ты. Вот бы хорошо нам подружиться…
Голубин не докончил: кто-то сильно толкнул его в бок прямо на Счастливчика. Голубин и Счастливчик стремительно полетели на пол.
- Ха-ха-ха - раздался над ними злой хохот. - На другом-то месте не сумели шлепнуться, где посуше! - это были Подгурин и его товарищ Бурьянов, тоже оставшийся на второй год в первом классе, ширококостный, приземистый, похожий на калмыка или татарина, с насмешливым лицом и черною, как смоль, головою.
Счастливчик с трудом поднялся, потирая колено, которым он больно ударился об пол. В глазах Голубина стояли слезы.
- Вот они всегда так! Ах, какие злые, какие злые! - произнес он с укором.
Оба второгодника заливались смехом на весь коридор.