Но вот изучен последний квадрат - можно приступить к камеральной обработке материалов. Пал Палыч сказал ребятам, чтобы они постарались и отвоевали на воскресенье класс побольше и принесли все кулёчки четвёртого, самого нижнего, самого интересного слоя. Что же касается второго и третьего слоёв, то они могут подождать до зимы - обычного времени камеральных работ.
В воскресенье ребята отодвинули к стене все парты, разложили кулёчки на полу в порядке квадратов на раскопе, высыпали из кулёчков содержимое, или, как говорят настоящие археологи, "раскопочный материал". Пал Палыч выбрал кучку, где были черепки покрупнее, взял самый большой фрагмент и стал прикладывать к нему и так и этак осколки из соседних квадратов.
Но вот два черепка словно приросли друг к другу. Пал Палыч сейчас же поставил на внутренней, вогнутой стороне их цифры 1 и 2, затем пропел поперёк места соединения карандашную линию - это для того, чтобы облегчить себе последующую сборку и склейку сосуда. Достаточно будет совместить карандашные линии, и осколок станет на место.
Скоро нашёлся третий черепок, который сошёл углом между первым и вторым. Места соединения Пал Палыч пересёк лилиями: первое соединение - волнистой, а второе - пунктирной.
Когда набралось около десятка смежных черенков. Пал Палыч намазал края их столярным клеем, снова, теперь уж без труда, совместил их по карандашным линиям и склеил.
Получился странный пузатенький сосуд - не то графинчик, не то кувшинчик. Тулово вроде тыквы, горлышко расходится граммофончиком, а на ручке - вмятина для мякоти большого пальца и поперёк шейки идут волнистые линии. Ни у одной хозяйки из совхоза не бывало такого кувшина. У него, правда, не хватало нескольких кусков, но их очень скоро нашли в соседних квадратах и благополучно подклеили.
Когда клей подсох, Пал Палыч поставил графинчик на парту и разрешил не только любоваться им, по и потрогать, что ребята и сделали с превеликим удовольствием: ведь далеко не каждому удаётся коснуться сосуда, из которого в последний раз пили сколько-то там тысяч лет назад. Трогать же отдельные черенки совсем не так интересно.
Скоро ребята получили разрешение работать самостоятельно. Но, хотя все работали на совесть, никаких кувшинов, графинов или горшков у них не получалось, потому что черепки были от разных сосудов и не подходили друг к другу. Лишь у одной девочки из седьмого класса и у Зои Николаевны получились два кувшинчика-графинчика, и они были как две капли воды похожи на Пал Палычев.
Наконец приступили к важному делу - датировке стоянки.
- Нам, новичкам, эти находки пока ничего путного не скажут, - начал Пал Палыч. - Но я издавна дружу со всякой древней керамикой, и всякие кувшины с большой охотой рассказывают о себе.
Кувшины добротны и, по всему видно, изготовлены на гончарном круге и обожжены в гончарной печи, а не на костре. Значит, они не могли быть сделаны до эпохи бронзы, так как человек каменного века не знал ни гончарного круга, ни печей для обжига. Но, может, эти сосуды завезены сюда из Греции? Ведь, когда греки основывали здесь города-колонии, они завозили в здешние края много своей керамики. Греческие они? Отнюдь нет. Во-первых, эти черепки найдены ниже третьего, античного слоя, а во-вторых, достаточно их сравнить с находками третьего слоя, чтобы увидеть разницу. Черепки третьего слоя звонкие, ярко-оранжевые, на изломе чисты. Наша же керамика пористая, относительно рыхлая, и на изломе видны кусочки неразмятой глины. Затем, греки не знали сосудов с горлышком-раструбом и вмятиной на ручке для пальца. И ещё одно соображение говорит, что греки непричастны к этой керамике, - среди находок не попалось ни одного черепка чернолаковой посуды. Что это за посуда такая? О, это очень интересная посуда и весьма ценная для археолога, так как позволяет не хуже монет датировать стоянки. Древние греки, изготовив сосуд, обычно рисовали на нём изображения богов, героев, животных, а фон между изображениями покрывали чёрным лаком - отсюда название "чернолаковая" керамика. Фигуры они не покрывали лаком. После обжига изображения принимали цвет обожжённой глины - это дало второе, уточняющее название - "краснофигурная"… Так вот, где бы греки ни селились, они всегда оставляли после себя такую керамику. В нашем же слое такой керамики не попадалось. Вот и выходит, что стоянка скорее всего не принадлежит к периоду греческой колонизации. Но, может, она более позднего происхождения? Нет. Отсталые народы всегда перенимают более передовую культуру. Если бы стоянка принадлежала к послеколонизационному периоду, то в ней скорее всего нашлись бы чернолаковые сосуды греческого происхождения, либо их местные подделки, да и их кувшины не сохранили бы своей оригинальной формы. Вот и выходит, что народ, создавший эти кувшины, не был связан с античной культурой.
- Это были джихи? - прервал рассказ Адгур.
- Вот именно. Сосуды такой формы попадались в джиховских стоянках. И волнистый орнамент тоже характерен для джиховской керамики.
- А джихи были разбойниками, да? - спросил Адгур.
- Предания говорят: да, были. Слово "джигит" значит не только наездник, но и головорез. Однако известно, что племя становится разбойничьим только в одном случае - когда у него нет других средств поддерживать своё существование. Здесь же были прекрасные охотничьи угодья, плодородные земли, богатые пастбища, море и реки, изобилующие рыбой. Зачем было джихам заниматься грабежами? Вот в феодальную эпоху - другое дело. В то время в движение пришли большие массы народов, начались кровопролитные войны. Из хроник мы узнаем, что одно время здешние племена были освобождены Византией от дани с условием, что они будут нести сторожевую службу. А в такой службе необходимость была. Приходилось сдерживать натиск гуннов, хазаров, половцев с севера, а с юга - персов и арабов. Тут уж ни земледелием, ни скотоводством не займёшься. Путешественники, побывавшие здесь в средние века, рассказывали, что местные жители не строят себе домов и живут в шалашах, потому что каждую минуту их дом может быть сожжён врагом. Во времена же джихов здесь можно было не заниматься разбоем.
- Ага! Я же говорил, что джихи не разбойники! - воскликнул Адгур.
- А почему тебя это так интересует? - спросил Пал Палыч.
- Ребята его джихом-разбойником дразнят. А он обижается, - пояснила Леночка.
- А если нам удастся доказать, что предки Адгура были трудовым племенем, будете тогда звать его разбойником?
- Тогда? Нет, не будем.
- К этому времени уже началась специализация племён. У каждого племени было своё основное ремесло, которое выделяло его из остальных племён. Что ж, Адгур, объединим усилия и узнаем, какое было основное ремесло у джихов. Согласен?
- Угу.
Когда весь подъёмный материал снова был уложен в кулёчки, возник вопрос: а как быть с находками? Не бросишь же их посреди класса… Не отнесёшь же с подвал, где их побьют в темноте и изломают… И что за смысл искать черепки, собирать их в кувшины, писать на них цифры, выводить всякие теории, если никто, кроме крыс, не будет ими любоваться? Находки надо показать и другим ребятам, чтобы все поняли: есть на белом свете дела поинтереснее, чем развешивание гадюк по эвкалиптам.
- Эх, был бы у нас свой музей! - сказал Миша мечтательно и тяжело вздохнул.
- Да, собственный музеи не помешал бы, - заметил Пал Палыч. - А что, если нам обратиться в райком комсомола? Авось отвоюют комнату в какой-нибудь школе и дадут под музей. Или, может, поговорить с вашим директором? Зоя Николаевна, возьмитесь-ка за это дело, а?
- Ничего не выйдет - свободных комнат нет, - сказал Миша решительно.
Уж кто-кто, а он в подобных делах разбирался. Недаром завуч школы - его собственная мама.
- Нет, есть! Нет, есть! - воскликнула Линючка. - Только директор собирается взять её себе под кабинет. Он хочет сидеть в отдельной комнате. Он не хочет сидеть с мамой.
- Слушай, Алёна! - строго сказал Миша. - Сколько раз тебе говорили - и мама и я - не вмешивайся в дела взрослых! А ты опять!
- Может, вы, Зоя Николаевна, всё-таки поговорите? - снова спросил Пал Палыч.
Но Зоя Николаевна покачала отрицательно головой и стала собирать кулёчки в ящик. Ребята внесли кувшины и кульки в подвал и на этом успокоились: раз Леонид Петрович не выделит комнату - значит, не выделит, он директор. Ему виднее.
Но Мишу Капелюху недаром выбрали председателем археологического общества. Он-то не так легко сдавался, как полагают некоторые. Нет! Он решил во что бы то ни стало добиться комнаты.
За дело Миша взялся с умом. Он добросовестно полил помидоры в своём огороде, сделал новый ошейник для козы Афродиты, чтобы она больше не оказывалась на совхозных полях, и даже помог Линючке решить две задачи по арифметике, что в корне противоречило его принципам воспитания младшей сестры, - словом, сделал всё, чтобы привести маму в доброе настроение. Когда цель была достигнута, он подсел к маме и сказал, ласкаясь:
- Мамочка, мы постановили открыть археологический музей. Одобряешь?
- Замечательная идея!
- Я тоже полагаю, что замечательная… Значит, скажешь Леониду Петровичу насчёт комнаты?
- Какой комнаты? Выражайся яснее.
- А под музей. Той самой, что Леонид Петрович хочет взять под свой кабинет.
- А почему ты сам не пойдёшь к Леониду Петровичу? Боишься?
- Плохо ты меня знаешь - боюсь! Да только Леонид Петрович и разговаривать со мной не станет. А без музея наше общество не может. Понятно тебе?
- Другие же кружки существуют…
- Так то кружки… А у нас не кружок, а общество. Карстово-спелеологическо-пещерно-стационарное общество. И археологическое к тому же. И председатель его твой единственный-распроединственный сын. Ленке небось мяч купила, а ради меня трудно пойти к директору. И даже не к настоящему директору, а всего-навсего к временно исполняющему обязанности директора - какому-то несчастному ИО.
- А не пришло ли тебе в голову, мой единственный-распроединственный и неповторимый сын, что играть на родственной струне и подло и бесполезно? Может быть, если бы председателем этого мудрёного общества был бы не мой сын, я бы и похлопотала. Давай лучше подождём. Вот приедет новый директор, новый директор нас рассудит. Он вам и комнату выделит и машину будет давать.
- Какая ты всё-таки у меня непринципиальная!
- Ну-ну! А то не посмотрю, что ты мой единственный-распроединственный сын и председатель.
Немедленно, пока не остыл пыл, Миша побежал в школу. Трижды он брался за дверную ручку директорского кабинета, и трижды рука опускалась сама собой. Четвёртой попытки он делать не стал, а покатил на велосипеде в Адлер, в райком комсомола. Там, в райкоме, разберутся, что к чему. Они уж не станут поднимать да опускать руку перед директорской дверью по шесть раз. А то возьмут и отвоюют класс в какой-нибудь адлерской школе - и вся недолга! А что, разве так не бывает? Пал Палыч не зря говорил!
Миша открыл первую попавшуюся дверь и оказался в огромной комнате. Посреди комнаты стоял маленький письменный стол, точно такой, как мамин, завучевский. За столом сидел парень в белых брюках и белой тенниске и читал какую-то бумажку. На лице его было неприступное выражение, какое всегда бывает у человека, когда он сидит за учрежденческим столом. И почему это так получается - стоит человеку сесть за учрежденческий стол, и тут уж к нему не подходи? Взять хотя бы маму. Дома, когда она сидит за столом, она мама как мама. К ней и приласкаться можно, а если и нагрубишь, то не очень достанется. Попробуй приласкайся к ней или нагруби, когда она сидит за своим завучевским столом в кабинете Леонида Петровича! Бр!.. Даже если у тебя к ней школьное дело, то и тогда ты дважды остановишься и подумаешь, прежде чем подойдёшь к ней.
Закончив рассматривать бумажку, парень написал резолюцию в её верхнем углу, посмотрел на неё, наклонив голову налево, а потом направо, совсем как Дружок, когда он интересуется какой-нибудь козявкой, и спросил деловито:
- Ко мне?
- К вам.
- По какому делу?
- По археологическому.
Парень улыбнулся и подошёл к Мише - и сейчас же волшебное действие учрежденческого стола прекратилось и неприступное учрежденческое выражение сменилось простым, человеческим. Он отвёл Мишу к окну и просто, по-товарищески положил руку ему на плечо.
- Из цитрусового совхоза, да?
- Да.
- Ну, будем знакомы. Меня зовут Владислав. А тебя?
- Миша Капелюшников.
- Это ты, что ли, клады с собакой ищешь?
- Вовсе и не клады… Что я, Том Сойер, что ли…
- Ну, а Арсен что? Угрюмый ходит?
- Угрюмый не угрюмый, а перевоспитался… - И Миша рассказал всё: и как Арсен теперь увлёкся раскопками, а Адгур Джикирба раньше дохлых гадюк по деревьям развешивал и контролёрам головы морочил, а сейчас стоянку джихов нашёл и грот открыл. А новенькая учительница географии - прежде она только и знала, что двойки ставила, а теперь тоже перевоспиталась и в походы с ребятами ходит. Всё было бы хорошо, да вот один беда - музея нет. Экспонаты есть, а музея нет. А экспонаты без музея - вроде и не экспонаты вовсе.
- С начальством ты говорил?
- Говорил. Я с завучем говорил.
- Ну, и?
- Ни в какую! Говорит - не выйдет.
Владислав подумал немного, а потом сказал:
- Ну, идём! Для начала обратимся в районо.
Но районовские дяди и тёти не помогли. Они звонили в школу совхоза, доказывали директору и завучу - во время разговоров Миша стоял красный как рак и был готов провалиться сквозь землю, - что музей надо обязательно открыть, так как он будет стимулировать интерес к краеведению не только у совхозных ребят, но и по всему району, но всё было напрасно. Для комнаты находили другое применение.
Тогда Владислав и Миша вышли на улицу. Целый квартал они шли молча.
- Ну, коли так, то идём в райком партии. Директором он у вас давно?
- Недавно. И хоть бы директором был, а то так. Всего-навсего ИО директора, - пренебрежительно ответил Миша. - То-то и обидно.
С кем и как говорил Владислав в райкоме партии, не известно. С собой он Мишу не брал, и Миша всё время просидел на скамеечке у входа. Вернувшись, Владислав сказал:
- Ну, согласие получено. А завуч твоя мама, да?
- Да, - чуть слышно ответил Миша. Он уже был не рад, что заварил всю эту кашу.
- Ну и ну! - сказал Владислав. И потом добавил, подумав: - Теперь держись!
В этот вечер Миша улёгся спать часа на два раньше обычного в расчёте на то, что, когда мама придёт домой, он будет в постели и она не станет разговоры разговаривать. Опыт же говорил, что всякие неприятные разговоры лучше переносить на утро, когда все спешат в школу и разговаривать долго некогда.
Но получилось не так, как он предполагал.
Мама пришла домой весёлая и оживлённая, словно с собственного дня рождения или же с собрания, на котором её премировали. Она стащила Мишу с кровати и закрутила в диком ирокезском танце.
- Ай да Мишка! Ай да единственный сын! Оказывается, у моего разбросанного и неорганизованного сына есть и организаторский талант, и размах в работе, и инициатива! Не знала, что ты у меня такой самостоятельный! Подумать только, до райкома дошёл! А Леонид Петрович теперь рвёт и мечет. Мне тоже от райкома досталось, и поделом! Правда твоя - нельзя быть такой непринципиальной. А свои черепки можете переносить хоть завтра.
"Опять эти проклятые фрагменты!"
Забыв, что уже наступила осень и пора утихомирить свой пыл, солнце жгло, ни с чем и ни с кем не считаясь. Отвесные лучи его пробивались сквозь листву деревьев, пронзали бирюзовую воду, гонялись за рыбьей мелюзгой, ложились серебряными пятачками на дно, рассыпались огоньками по водной ряби.
Какой-нибудь хлопец с облупленным носом и коричневой от загара спиной схватывал накалённый солнцем голыш и долго перебрасывал его из руки в руку, чтобы дать остыть. Девочки работали в майках, а ребята подставляли голые спины лучам - пусть себе жгут сколько влезет: их черноморским спинам это не повредит.
Из всех юных археологов только Адгур был одет полностью. И это было не случайно. Во-первых, настоящий исследователь не станет заниматься раскопками в одних трусах, а во-вторых, только вчера ему сшили синюю, такую же, как у Пал Палыча, спецовку, и было бы смешно и нелепо снимать её сегодня и прятать под камень, а особенно если учесть, что Адгуру пришлось целые две недели доказывать домашним, что без такой спецовки трудно заниматься археологией по-настоящему. Кроме того, спецовочке надо было скорее придать рабочий вид. Посадить стеариновые пятна нетрудно, а вот чтобы она выгорела на плечах и спине - о, для этого её надо носить и носить на ярком солнце. К тому же Пал Палыч не снял своей спецовочки, так почему же Адгур должен снимать свою?
- Надоели мне эти фрагменты! Опять какие-нибудь кувшины или ахипчи! А я собирай их из кусочков. Нанялся я им, что ли? - ворчал Миша.
Дело в том, что вот уже много вечеров подряд он сидел в музее, склеивая из кусочков абхазские ахипчи, найденные на территории цитрусового совхоза. А если учесть, что ахипчи - это такие огромные, похожие на греческие амфоры сосуды, но только с широким горлом, и что они разбивались почему-то обязательно на тысячу фрагментов, и никак не меньше, то станет понятным, что занятие это было Мише не по вкусу. К тому же, мама каждый день заставляла Мишу чистить дома ложки-плошки, как будто у них не было для этой цели Линючки. Ну, а если тебе приходится днём чистить ложки-плошки, а вечером собирать из кусочков древнюю керамику, то, конечно, всякая посуда надоест тебе до чёртиков.
А кроме того, надо принять во внимание, что Миша председатель и не дело председателя копаться в земле, как какому-то кроту, а особенно если у него есть и размах, и организаторские способности, и инициатива. То ли дело летом! Летом они всем обществом ходили в далёкие походы, а всем известно, что в походе сколько у тебя есть инициативы и организаторских способностей, столько ты их и проявляй.
Летом неплохие находки попадались. У реки Псоу, например, нашли костяные иглы - ими первобытный человек прошивал шкуры. И тонкие кремнёвые лезвия - они вставлялись в расщеп на кривой палке так, что получался каменный серп. Были и скребки, и наконечники для стрел. Линючка и та сделала открытие - нашла шарики из чёрного сланца. Даже Пал Палыч, который знает о первобытных людях больше, чем они сами знали о себе, даже он не мог сказать, зачем нужны были эти шарики. Шарики очень правильной формы, просто удивительно, как мог первобытный человек вытачивать их. И зачем они были ему? Молился он с их помощью, что ли, как молятся монахи с помощью чёток? Или, может, это пуговицы? Но тогда почему в них нет отверстий? Разве бывают пуговицы без отверстии?
Но всё это было летом. А теперь уж ничего интересного не найдёшь. А почему? Да потому, что Пал Палыч сказал, что надо вернуться к друговой ямке и заложить пробные шурфы вдоль насыпи, той самой насыпи, за которой прятались лесной Миша с Адгуром, выслеживая шпиона. Он говорит - эта насыпь интересна и с геологической точки зрения и с археологической. А что интересного найдёшь в этой насыпи? Ни тебе мечей, ни шлемов, ни даже шариков - одни черепки идут!
Словом, Миша был недоволен сегодняшними раскопками. Вот почему он говорил: