- Это мой брат, - с удовольствием сказал Максим.
- Надо же! Очень приятно. Привет Андрею Рыбкину. У них, кстати, послезавтра контрольная.
- А нас вы будете учить в шестом классе?
- Надеюсь… Если ничего не случится.
- Что же может случиться? - с легким беспокойством спросил Максим.
- Мало ли что,- усмехнулся Роман Сергеевич.- Скажем, вдруг назна- чат заведующим гороно…
- Да ну уж… Может, не назначат,- успокоил Максим.
Роман Сергеевич засмеялся, помахал рукой и зашагал к повороту.
"ТЫ С НЕБА УПАЛ?"
Вечернее солнце светило в спину, и впереди Максима на асфальте смешно шагала удивительно длинная и тонконогая тень. Она прихрамыва- ла. Потому что Максим тоже прихрамывал: опять стало болеть колено. А кроме того, ныло плечо, по которому ударил Транзя. И во всем теле, как тяжелая вода, колыхалась усталость.
Но не думайте, что Максим шагал уныло. Он просто неторопливо ша- гал. Настроение все равно было радостное. И Максим улыбался: впереди его ждало только хорошее.
Пожалуй, лишь одно не очень хорошо: Максимкин потрепанный вид, наверно, огорчит маму…
Проходя мимо витрины булочной. Максим глянул на свое отражение в стекле. Да-а… Вид, конечно, не тот, что утром. Обшлага и локти у рубашки серые, верхняя пуговка на жилете висит на нитке, сам жилет помят, а штаны - те вообще в гармошку. Ноги побиты и поцарапаны, словно Максим дрался со стаей камышовых котов. А бинт! Даже не ве- рится, что он был когда-то белый…
А впрочем, ладно! Он возвращается победителем, а победителей, говорят, не судят. Тем более, что пилотка с серебряными крылышками по-прежнему, как новенькая, ловко сидит на голове.
Максим глотнул и торопливо отошел от витрины. Потому что, кроме самого себя, он разглядел за стеклом батоны и поджаристые караваи. От голода мягко кружилась голова. Ох, скорей бы домой! Жаль, что бе- жать сил нет.
На углу стояла тележка с навесом и надписью "Пирожки". Морщинис- тая пожилая продавщица в белом халате и такой же, как у медсестры Любы, шапочке нагнулась и шуршала промасленными бумагами. Максим, глотая слюну, подошел и протянул пять рублей.
- Дайте, пожалуйста…
Она выпрямилась так быстро, что Максим не договорил.
- Нету сдачи! Ты бы еще сто рублей дал! Не видишь, что ли, день- ги уже сдала!
Как он мог видеть? Он видел только пирожки - пузатые, золотис- тые. Они горкой лежали в алюминиевой корзине. Они были, наверно, с мясом и рисом. Но, в конце концов, не умрет же он! Лучше потерпеть, чем стоять перед ней и клянчить.
Максим пожал плечами и пошел прочь, стараясь не хромать. И услы- шал за спиной ворчание:
- От горшка два вершка, а с такими деньгами…
Откуда они берутся, такие вредные? И эта, и Марина, и та тетка за забором, когда Максим рубил щепкой репейники…
- Мальчик!- вдруг услышал он тот же голос.- Мальчик, подожди!
Что ей еще надо? Придраться хочет, откуда деньги? Не ее это де- ло. Максим остановился, посмотрел назад.
- Мальчик! - позвала продавщица несердито. - Подойди сюда.
Он опять пожал плечами и подошел.
- Возьми, скушай,-сказала продавщица и протянула пирожок в бу- мажной салфетке.
- Да что вы, не надо,- торопливо произнес Максим и, кажется, пок- раснел.
- Возьми, возьми, не сердись.
Она была теперь совсем не злая. Улыбчивая и чуточку виноватая.
"Спасибо, не хочу", - хотел сказать Максим, но пирожок был такой изумительно аппетитный, что рука потянулась к нему сама. А язык сам сказал:
- Спасибо большое…
- Кушай на здоровье. Не обижайся на старую, это я на солнце нас- тоялась, умаялась за день…
Максим еще раз сказал спасибо и пошел, оглядываясь.
Странно… Сердитая она или добрая? Хорошая или плохая?
А может быть, и Марина не совсем плохая? Может быть, у нее жизнь такая, измучилась со своим пьяницей Витей…
Но все равно. Если тебе плохо, зачем кидаться на невиноватых? Зачем думать, что все плохие?
Вот у Ивана Савельевича жизнь была тоже нелегкая, а он сразу по- нимает, кто плохой, а кто хороший.
"Улица Громова, пять, квартира пять". Максим обязательно пойдет в гости. И может быть, Иван Савельевич попросит знакомых летчиков, чтобы Максима прокатили…
Конечно, попросит!! И они, конечно, согласятся! У такого доброго человека и друзья наверняка добрые.
Хорошие люди всегда выручают и помогают. Медсестра Люба, учитель Роман Сергеевич… И Таня!
Максим завтра обязательно пойдет на берег. Хорошие люди иногда просто слово скажут, а от этого уже весело. Например, тот синеглазый старик, подаривший щепку. И вахтерша на телестудии…
Если бы мог Максим, он бы сделал в ответ им тоже что-нибудь доб- рое. Обязательно!
Только что он может? Песни петь умеет немножко. Если бы можно было сделать еще один концерт и придумать для этих людей самую хоро- шую песню! И чтобы они знали, что это для них…
Ветер тоже был добрый. Плотный и очень теплый. Он пришел со сто- роны солнца и мягко подталкивал Максима в спину, помогал идти.
Пирожок исчез. Максим даже крошки слизнул с ладони. И осталось лишь сладкое воспоминание о мясной начинке и поджаристой корочке. Голод тоже остался. Только раздразнился пуще. Что такому громадному голоду маленький пирожок? Папа в таких случаях говорит: "Слону дро- бинка".
Слону…
"Купи слона…"
Максим улыбнулся и повернул на улицу Гризодубовой. Он никогда по ней раньше не ходил, но знал, что она должна привести его почти к дому. Это была короткая дорога.
И он очень удивился, когда улица через два квартала вильнула и уперлась в серый расшатанный забор.
Что же делать? Даже обхода не видно. А возвращаться - это сколь- ко лишнего пути?
Во многих местах доски были оторваны. Слон бы не пролез, а Мак- сим легко скользнул в первую же щель: может, есть тропинка напрямик?
Тропинка была. Она змеилась в большой траве, пересекала простор- ную площадку - не то пустырь, не то заброшенный стадион. На одном краю площадки стояли покосившиеся футбольные ворота, на другом доща- тое строение-сарай или гараж. Солнце еще не ушло за горизонт, но уже пряталось за высокими домами, и над пустырем висела голубая вечерняя тень. Это было еле ощутимое начало сумерек.
Ровно шелестел ветер в траве, да на близком аэродроме стрекотали моторы.
Максим пошел по тропинке. Она вела мимо сарая. Максим думал, что это совсем заброшенный сарай, но, когда подошел близко, услышал го- лоса.
Трое мальчишек выкатили из-за угла странную штуку на разнокали- берных колесах. Максим был в нескольких шагах, но его не увидели. Потому что сначала ребята, согнувшись, возились со своей колымагой, а потом выпрямились и задумчиво на нее уставились.
Максим стоял по пояс в старом бурьяне. Он не знал, что делать. Незнакомые мальчишки - это риск. Но тропинка проходила рядом с ними. Если обойти стороной, по траве, скажут: ходит тут и выслеживает. Ес- ли повернуться и незаметно уйти… Но куда пойдешь? Да и опять это будет трусость.
А собственно говоря, чего бояться? Мальчишки совсем не похожи на вредных людей. Спокойные такие, делом занятые. Самый маленький - лет семи, белобрысый, тощенький и глазастый. Неуловимо на кого-то похо- жий. Два других - наверно, из шестого или седьмого класса. Один - коренастый, с темными веснушками на острых скулах, другой - высокий, почти со взрослого, но узкоплечий и с тонкой шеей, а волосы легкие - от ветра шевелятся.
Лица у них были серьезные и задумчивые. Коренастый мальчик тис- кал пальцами подбородок, а глазастик встревоженно посматривал то на него, то на высокого.
Максим решил, что можно идти без опаски. Но неловко было пройти, будто мимо пустого места, молча. И… ну, в самом деле, интересно же, что они делают. Максим набрался смелости и спросил:
- Это у вас что?
Они разом на него посмотрели.
Коренастый мальчик оставил в покое подбородок и удивленно ска- зал:
- Вот это да! Ты с неба упал?
Высокий улыбнулся, и улыбка была у него дружелюбная. А голос не- ожиданно тонкий:
- И правда с неба. Видишь-летчик.
- Это не летчик, - строго сказал глазастик. - Это из дворца, из музыкального кружка. Нашему Веньке тоже такую форму дали, только немножко не такую.
- Он где, твой Венька? - сердито спросил коренастый. - Обещал проволоку принести…
- Нету проволоки,- спокойно объяснил глазастик.- Не нашел. А сам скоро придет, только телевизор досмотрит. Там чего-то важное.
- "Важное",- хмуро отозвался коренастый мальчишка.- Обещал, а теперь "нету". Мы этим "нету" будем рулевую тягу крепить?
- Он, Олег, ничего не обещал. Сказал, что посмотрит. А раз не нашел, помирать теперь? - солидно возразил малыш.
Потом они, словно разом вспомнив про Максима, опять посмотрели на него.
- Это у вас автомобиль такой?- спросил Максим.
Сооружение из труб и реек держалось на трех колесах: задние от велосипеда-подростка, переднее - от детского самоката. Больше всего эта штука походила на макет допотопного автомобиля. Только задние колеса стояли слишком далеко друг от друга.
- Ага, автомобиль. Атомный…- отозвался коренастый Олег.
Высокий мальчик улыбнулся:
- Перестань… - И объяснил без всяких шуток и важности: - Это яхта на колесах. С парусом. Вот… - Он показал на длинную жердь, которая лежала у стены. Жердь была обмотана серой материей, и Максим понял, что это парус.
- И поедет?- спросил он.
Высокий мальчик кивнул:
- Побежит. При таком-то ветре…
- Если проволоку найдем,- сердито заметил Олег. А малыш ткнул пальцем в железную петлю на оси маленького колеса и объяснил, серь- езно глядя на Максима:
- Вот здесь надо проволокой привязать, чтобы руль не соскакивал. Это теперь самое главное дело.
Максим пригляделся.
- А если винтом?
- Где его взять?- досадливо сказал высокий.- Как назло, найти не можем. Вадик сегодня все свалки обшарил.
Это заметно было. Голубая футболка на животе, джинсы на коленях и даже щеки были у маленького Вадика в ржавчине.
Что же оставалось делать? Все само собой получалось. Конечно, Максим привык к болтику и полюбил его. Но болтик не может все время жить у него в кулаке. Он должен быть на нужном месте, чтобы пользу приносить. А здесь, у колеса, место было самое подходящее.
Максим вздохнул и раскрыл ладонь.
- Такой подойдет?
Они все трое разом уставились на болтик. И разом заулыбались. Даже хмурый Олег. А высокий мальчик сказал:
- Нет, ты в самом деле с неба упал! Ты наш спаситель.
И они, стукаясь лбами, нагнулись у колеса и начали прилаживать болтик. А Максим сел на корточки рядом. Маленький Вадик оглянулся на него и доверительно сообщил:
- Вот Венька обрадуется.
"На кого он похож?- подумал Максим. - Я, наверно, встречал его брата в ансамбле. Интересно, он в каком кружке?" Но спросить постес- нялся.
- Мы сегодня по телевизору выступали,- сказал он, и получилось так, что он и про себя и про Веньку сказал.
- Венька говорил, да мы не смотрели,- откликнулся высокий маль- чик. - Замотались и забыли. С утра с этой штукой возимся.
Он распрямился и с высоты глянул на Максима:
- Ну, спасибо за винт. Мы тебя обязательно покатаем. Тебя как зовут?
- Максим.
Высокий мальчик растерянно заморгал.
- Не может быть… Меня тоже Максим!
Это здорово получилось! Сразу сделалось так, будто они почти друзья.
- Мы тебя обязательно покатаем,-повторил высокий Максим.- Сколь- ко хочешь.
- А когда?
- Как начнем испытывать, сразу позовем,- неожиданно сказал Олег.- Нам еще один человек не лишний будет. А ты парень дельный.
В Максиме поднялась теплая волна благодарности.
- А когда испытывать? - спросил он.
- Завтра,- сказал высокий Максим.- Сегодня такелаж поставим, а завтра-отдать якоря… Если ветер не упадет.
- Такой ветер не упадет,- решительно сказал Вадик. И Максим ему поверил.
- Да, а ты где живешь?- спохватился высокий Максим.- Как мы тебя найдем?
- На улице Техников. Дом три, квартира сорок. Второй подъезд.
- Это же рядом, - сказал Олег.
- Разве рядом? - нерешительно откликнулся Максим. - Я не знаю… Я тут недавно живу. Пошел напрямик по улице Гризодубовой, а она про- пала.
Ребята засмеялись. Высокий Максим сказал:
- Никуда она не пропала. Сейчас выйдешь за ворота, и она дальше тянется. А через квартал - твоя улица… Значит, дом три, квартира сорок?
- Да, - сказал Максим.- Только не забудьте… Я пойду.
Солнце уже совсем ушло, и Максим вдруг сообразил, что дома, должно быть, беспокоятся.
- Пока, - сказал Олег и протянул руку.
И высокий Максим - тоже.
И маленький Вадик протянул перемазанную ржавчиной ладошку.
ОГОНЕК В ТРАВЕ
Что говорят все мамы, когда сын является позже назначенного сро- ка, помятый, взъерошенный, с боевыми ссадинами? Они говорят одни и те же слова:
- Боже мой! Где тебя носило? На кого ты похож?!
Что должен делать сын? Сокрушенно вздохнуть, опустить глаза и всем своим видом показать, что он и сам очень огорчен, что это было совершенно случайно и - главное - самый последний раз. Тогда можно избежать нагоняя или, в крайнем случае, ослабить его.
Но в Максиме, несмотря на усталость, пела радость победителя. В ответ на мамины слова он неосторожно сообщил:
- Это потому, что день такой был. - И посмотрел на маму радост- ными глазами.
Мама сухо поинтересовалась, что это был за день и где в течение этого дня Максим околачивался. Не на экскурсии же он был с утра до вечера.
- Почему с утра до вечера? - слегка обиделся Максим. - Сперва передача, потом…
- Максим! - строго сказала мама. А папа крякнул, отложил журнал и странным голосом спросил:
- Ты что же, станешь утверждать, что был на передаче?
- А где же я был? - изумился Максим. - Да вы что, сами разве не видели?
- Ну, знаешь ли… - сказал папа.- Это просто не по-мужски: так изворачиваться. Неужели ты будешь доказывать, что передача была, ес- ли ее не было?
Максим по очереди посмотрел на папу и маму. Они не шутили.
- Да вы что! - громко сказал Максим. - Вы просто прозевали передачу, а теперь говорите!
- Не смей грубить!- воскликнула мама.- Это выходит за всякие рамки! Мало того, что все сочиняешь, еще и голос повышать начал!
- Я? Сочиняю?- тихо спросил Максим.
Почему так подло устроен человеческий организм? Когда правда на твоей стороне и говорить надо гордо и спокойно, в горло набиваются колючие крошки, а в глазах начинает щипать и появляются скользкие капли…
- А кто сочиняет?- вкрадчиво спросил папа.- Может быть, мы?
- Вы просто перепутали программу.
- Ничего мы не перепутали. По местной программе были новости и концерт, только не твой, а хора имени Пятницкого. А по Московской - утренняя зарядка и "Человек и закон". Вот и все.
- Значит, телевизор сломался! Мама неприятно засмеялась:
- Это просто великолепно! Сломался и превратил ваш ансамбль в русский народный хор!
- Телевизор в полном порядке,- сказал папа. Он не поленился встать и торжественно щелкнул клавишей выключателя. - Полюбуйся.
Максим не стал любоваться. Он повернулся и прохромал на кухню. На кухне вкусно пахло горячим ужином. Но есть уже не хотелось. То, что случилось, погасило прежнюю радость и придавило Максима тройной тяжестью.
Во-первых, не было передачи!
Во-вторых, как он мог ляпнуть глупые слова про сломавшийся теле- визор?
В-третьих, почему они не верят? Разве он когда-нибудь обманывал? Если двойку получал, дневник не прятал; если виноват был, никогда не отпирался. Потому что многого на свете боялся Максим, но мамы с па- пой не боялся никогда. Конечно, случалось, что ругали его крепко, если было за что, а от мамы один раз даже перепало по затылку - за разбитый фарфоровый чайник (папа тогда сказал шепотом: "Эх ты, а еще педагог"). Но это же минутное дело. Потом все равно пожалеют и прос- тят.
Почему же не верят?
Максим положил на газовую плиту локти, на локти - голову. Рядом стояла теплая кастрюля и ласково грела щеку. Максим сделал несколько крупных глотков и загнал слезы вглубь. Но все равно было горько.
- Может быть, у них просто была репетиция, а им не сказали? - произнес в комнате папа.
- Ах, оставь, пожалуйста!- возразила мама.- Просто у него разыг- ралась фантазия. В этом возрасте бывает.
- Ничего не разыгралась, - сказал Максим.
- Не смей подслушивать! - откликнулась мама.
- Я не подслушиваю. Вы сами на всю громкость… Если не веришь, позвони Анатолию Федоровичу…
"Репетиция"! Тогда сказали бы, когда настоящий концерт будет. И зачем было камеры включать?
Но почему не было передачи?
"Фантазия…" А может, правда все приснилось? И студия, и пес- ня… И оркестр, и мальчик с тарелками?
Почему он, этот мальчик, все время вспоминается? Тарелки были такие блестящие и так здорово звенели, чтобы еще лучше и сильнее звучал марш…
И марш опять отозвался в Максиме. Громко и уверенно. Максим даже удивился. Голову поднял.
Нет, это не в нем. Это в комнате! Припадая на левую ногу, он заскакал к двери.
На экране телевизора играл оркестр. Т о т с а м ы й! И маль- чик-музыкант вскидывал и плавно разводил в стороны сверкающие тарел- ки. Его показали крупно, по пояс. Тарелки вспыхивали так, что экран не выдерживал блеска - блики делались черными. А волосы у мальчика весело вставали торчком после каждого удара.
Он смотрел без улыбки, и только в глазах были веселые точки. Он прямо на Максима смотрел! Он словно пришел на выручку Максиму.
- Это же наши!- крикнул Максим.- Это же мы! Вот! Ура!
- То есть… Ах, ну конечно!- воскликнул папа и посмотрел на всех так, будто сделал открытие. - Конечно! Почему вы решили, что будет прямая передача? Как правило, делают запись, а потом показыва- ют!
А марш звенел. Победный марш! И Максим смотрел на экран сияющими глазами.
- Тебя еще не показывали? - встревоженно спросила мама.
- Да нет, нет. Еще не сейчас…
- Максим, - внушительно сказал папа, - мы были неправы. Ты нас извини.
- Ладно, ладно,- торопливо сказал Максим. - Вы смотрите как сле- дует. Тут все интересно.
Он скакнул к дивану и забрался с ногами. К папе. Мама выключила люстру, и при мягком свете торшера экран стал ярче.
Мальчик последний раз взметнул тарелки, и марш отзвучал. Зрители захлопали. Максим на миг увидел себя: как он колотит кулаком с бол- тиком о раскрытую ладонь. И мама с папой увидели. Мама даже ойкнула. Но тут появились танцоры…
…Все было, как на концерте. Даже показали, как сбегается на площадку хор "Крылышки". И Максим опять увидел себя! Но сел он неу- дачно, позади Ритой Пенкиной, и, когда пели "Кузнечика", на экране видна была только Максимкина пилотка. Ну ничего… Вышел Алик Тиг- рицкий. Заложил руки за спину, кивнул пианистке.
Запел.
- Какой красивый голос,-сказала мама. - И какой славный здоровый ребенок. Не то что наша щепка.