Да и Александра Михайловна прошлась по всему научно-техническому интерьеру одобрительным взглядом, но сейчас же вернула всех к самому насущному.
– Так где тут у вас большой монитор, на котором можно увидеть этот так называемый туристский лагерь? – спросила она.
Лауреат Нобелевской премии вышел из оцепенения, в которое тоже было впал от наслаждения произведенным впечатлением.
Он еще раз покосился на восторженное лицо Лаэрта-первого, глянул на Верочку-первую – она-то еще ничего этого не видела, в отличие от Верочки-второй, для которой лаборатория была повседневной реальностью, – и заторопился.
– Сейчас, сейчас, Александра Михайловна! – Однако без объяснений он никак не мог: – У мини-телекамеры, знаете ли, огромный запас энергии. Но если его все же не хватит, не проблема, направим еще одну телекамеру. Мы, кстати, и весь поселок можем осмотреть прямо отсюда. Вдруг что-то еще где происходит?
– Это правильно, – решила доктор педагогических наук. Ясно было, что она окончательно освоилась в необыкновенной этой ситуации и, значит, всем остальным оставалось только выполнять ее распоряжения. – Поселок надо осмотреть обязательно. Но для начала взглянем на так называемый туристский лагерь.
Осветился экран монитора в одном из углов лаборатории. Псевдо-туристы появились на нем довольно в необычном ракурсе – мини-телекамера вела передачу сверху, – но сразу же стало ясно, что никаких изменений в их стане не случилось.
Пришельцы продолжали вести себя, как самые обычные заправские туристы, любители загородных вылазок. Кто-то из них собирал сухие ветки для костра, кто-то по-прежнему играл на гитаре.
– Загадка, – задумчиво произнесла Александра Михайловна, обращаясь скорее всего к себе самой. – Интересно, зачем им все это понадобилось?
Косте при таких словах пришла неожиданная мысль. Телекамера показывала пришельцев обыкновенными людьми-землянами, какими они и хотели казаться.
А что если глянуть на экран через аппарат, за который Лаэрт Анатольевич получил Нобелевскую премию? Экран – это не реальная действительность, изображение на нем это всего лишь электромагнитные волны, преобразованные особым образом. Что получится?
Выяснилось, что с помощью чудо-аппарата и на телеэкране кентавры тут же становятся кентаврами.
Картина в окуляре получилась даже забавной: возле туристских палаток топчется маленький табун, а головы у коней человеческие.
– Любопытно, – проговорила Александра Михайловна, – что же такое у них в палатках спрятано? И если они из космоса, где же их звездолет? Любопытно!
– В лесу где-нибудь, – отозвался Петр, – где же еще? Может, пойти поискать? Они нас, когда мы невидимы, не замечают.
– Подожди, успеем еще, – оборвала внука Александра Михайловна и отдала первое свое распоряжение: – Лаэрт Анатольевич, давайте в самом деле осмотрим окрестности. Интересно, что творится там, где проходит этот самый непреодолимый барьер.
Лаэрт-второй с готовностью сел за какой-то пульт.
Было совершенно очевидно: он очень обрадовался тому, что нашелся человек, взявший руководство на себя и способный принимать решения.
– Вторая мини-телекамера пошла, – на ходу принялся объяснять Изобретатель.
Теперь он был своей стихии.
– Переключаю на нее прием сигнала. Веду к станции, посмотрим, что там делается. Потом на шоссе, потом по всему поселку пройдемся…
Лаэрт-первый с горящими глазами следил за его манипуляциями на пульте и, чувствовалось, вот-вот он начнет задавать вопросы.
Разумеется, так и случилось.
– Послушай, а мини-телекамеры эти ты патентовал где-нибудь?
– Да нет, – отмахнулся Лаэрт-второй. – Для меня это так, развлечение, отдых. Ну и потом сын Михаил постоянно под наблюдением, Верочка может не беспокоиться. Он на своей машине куда только не уезжает. Вдобавок я так устроил, что с помощью телекамеры сам при необходимости могу взять на себя управление. Если надо вернуть его домой, так я сам…
– Здорово! – восхитился Лаэрт-первый. – Я о таком пока даже не думаю. Сейчас я работаю… В общем, если аккумулировать энергию в один сгусток, то можно с помощью такого заряда легко и просто…
– Знаю! – подхватил Лаэрт-второй. – Еще бы мне этого не помнить! Взрыв даже в школе однажды был, правильно? Но ты пока и не представляешь, что у нас потом из этой идеи получилось. Тут, брат, такие возможности!
– Молодые люди! – строго оборвала готовую было начаться научно-техническую беседу Александра Михайловна. – Есть сейчас вещи поважнее! Как я понимаю, то, что сейчас происходит в дачном поселке, уже все мировое сообщество волнует.
– Включаю видеокамеру, – виновато сказал лауреат Нобелевской премии.
На мониторе появились крыши дач, сады, улицы. Казалось, телепередача ведется с низко летящего вертолета.
Лаэрт-второй немного помолчал, но потом опять не сдержался и продолжил объяснения: – Скоростью телекамеры можно управлять. Можно вообще ее остановить.
И точно, изображение остановилось. На экране застыла шиферная крыша, утопающая в вишневом саду.
– Здесь Иван Спиридонович Тимофеев живет, он в МАДИ преподает английский язык. А сосед у него, – телекамера зависла над соседним участком, где самым видным объектом был огромный кирпичный гараж, начальник почтового отделения. Вообще у нас в поселке много интересных людей. Кинокритик, тренер команды бобслеистов. Даже композитор, соседям от его рояля житья нет.
Мини-телекамера медленно двинулась дальше.
– Вот магазин, сюда Иван Иванович раньше за продуктами ходил. Рядом живет не знаю кто, дальше тоже не знаю. А еще, – лауреат Нобелевской премии оживился, – у нас такой способный парнишка есть! Школу в двенадцать лет закончил, сейчас на втором курсе института, беседуешь с ним и радуешься. Посмотреть на него хотите?
– Посмотрим, когда понадобится, – отрезала Александра Михайловна.
Телекамера, подчиняясь манипуляциям Изобретателя на пульте, поднялась выше. На мониторе появилась железнодорожная станция.
Тут, как и следовало ожидать, творилось что-то несусветное.
На платформах и на путях было черным-черно от людей. За станцией тоже было полно народу. Но две темные массы были разделены узкой пустой полоской. Так и хотелось назвать ее нейтральной полосой на государственной границе.
По другую ее сторону на рельсах были не только люди, но и длинная череда стоящих впритык друг к другу электричек.
Лаэрт-второй опустил камеру ниже, и крупным планом стали видны лица людей.
По обе стороны нейтральной полосы они были одинаково ошарашенными. Собственно, подумал Костя, какие иные чувства должны испытывать люди, оказавшиеся в подобной ситуации?
Радости мало: с одной стороны никак не можешь выйти за пределы невидимого кольца, а с другой никак не войдешь. Хотя кому-то сейчас наверняка нужно позарез выбраться наружу, а другим попасть внутрь.
Люди все-таки пробовали преодолеть преграду: ощупывали невидимый барьер руками, надеясь найти в нем прореху, двигались вдоль него вправо, влево. Со стороны такие движения могли показаться даже забавными: ничего нет, а руки, видно, упираются во что-то твердое, и вообще похоже на какой-то нелепый танец без музыки.
Кстати, оказалось, что преграда не мешала переговариваться – люди с той и другой стороны, судя по движению губ, обменивались растерянными репликами.
– Давайте вдоль этой невидимой загородки пройдем, если можно, распорядилась Александра Михайловна, и Лаэрт-второй снова взялся за клавиши пульта.
Выяснилось, что люди, пытавшиеся одолеть непроходимый барьер, были везде – и и в поле, и на лесной просеке, и на берегах маленькой речки.
На шоссе Москва-Санкт-Петербург повторилась примерно такая же картина, как на станции, только вместо электричек к горизонту уходила вереница остановившихся автомобилей.
Потом опять преграда проходила по полям лесам, пересекла в другом месте шоссе, потом железную дорогу – здесь тоже стояли электрички. И наконец круг замкнулся, мини-телекамера вернулась к станции.
– Неужели так-таки ни одной дырки нет? – вопросил Петр. – Да так не бывает, в любом заборе обязательно есть. Может, в лесу где-нибудь…
– В этом наверняка нет, – ответила Александра Михайловна. – Этот забор не люди ставили.
В подвальный этаж-лабораторию откуда-то донесся слабый гул. Было похоже, что над Поваровкой кружит вертолет. Петр, а за ним и Костя мигом опять оказались на открытой террасе. И точно, вертолетов оказалось даже два.
Темно-зеленые стрекозы, очевидно, хотели совершить посадку внутри невидимого круга, и никак не могли, их тоже сдерживала невидимая преграда, от которой они отскакивали, словно мячики от стенки.
Покружившись над поселком минут десять, пилоты решили должно быть не испытывать больше судьбу: машины набрали высоту и улетели, гул их скоро замолк вдали.
– Мы в самой настоящей ловушке, – мрачно констатировал Петр, – отсюда не выберешься. И не знаешь, что теперь надо делать. Вот это хуже всего!
– Надо ждать, – сказал Костя, – что-нибудь да будет. Должно быть, совсем скоро.
Оказалось, что он не ошибся, потому что уже в следующую минуту на узкой лестнице, ведущей в подвал-лабораторию, появился всклокоченный и озабоченный Лаэрт-второй.
– Спускайтесь скорее! – взмахнул он рукой. – Люк надо закрыть, как следует.
– Еще что-то случилось? – хмуро поинтересовался Петр.
– Быстрее, быстрее! – не отвечая на вопрос, поторопил Изобретатель. Каждая секунда дорога.
Спустившись вниз, Петр и Костя застали такую картину: все напряженно смотрели на монитор. На его экране происходило что-то совсем уж удивительное – люди, только что толпившиеся у внутренней стороны невидимого барьера, теперь уходили от него, возвращаясь в поселок.
Лица у всех были беспредельно отрешенными, друг на друга никто не смотрел, никто ни с кем не разговаривал.
Те, что остались по другую сторону прозрачной стены, провожали уходивших ошалелыми взглядами. Вскоре на станции и на путях внутри невидимого кольца вообще никого не было.
Сверху донесся глухой удар, это Лаэрт-второй затворил над собой тяжелый люк.
Александра Михайловна на мгновение оторвалась от монитора и поймала вопрошающий взгляд внука.
– Приборы у Лаэрта Анатольевича, – объяснила она, – уловили какое-то излучение совершенно неизвестного происхождения. Бог его знает, как оно может воздействовать на живой организм, так что на всякий случай мы решили экранироваться. Лаэрт Анатольевич говорит, что пол первого этажа у него залит бетоном, возможно, это послужит защитой. Над тем же, откуда излучение направлено, головы, сами понимаете, ломать не надо. Кстати, Лаэрт Анатольевич, не взглянуть ли нам еще раз на наш туристский лагерь?
На мониторе исчезла опустевшая станция, появилась поляна с двумя палатками.
Но ничего ровным счетом не изменилось в лагере псевдо-туристов. По-прежнему горел там костер, варилось что-то в котелке, и один из пришельцев перебирал струны гитары.
Лаэрт-второй медленно вел мини-телекамеру над улицами, над садами и огородами, над дачами Поваровки. Иногда он с ювелирной точностью заводил камеру в раскрытое окно какого-нибудь дома и кружил по комнатам.
И на экране монитора высвечивались, сменяя друг друга, поразительные картины.
Казалось, по поселку прошлась молниеносная неведомая эпидемия, поразившая всех без исключения людей необыкновенной болезнью: все они словно бы окаменели и застыли без движения в самых разнообразных позах сидели за столами на террасах или в комнатах, стояли возле своих калиток или прямо посреди улицы.
Неожиданная напасть сразила местных жителей поодиночке и целыми группами, похоже было, кто-то выключил их из жизни в один и тот же момент.
Зловещая картина дополнялась замершими автомобилями, сиротливо брошенными детскими игрушками, мячами, ракетками от бадминтона.
Зрелище было столь удручающим, что даже Лаэрт-второй примолк. Он ничего больше не объяснял, а молча нажимал на пульте клавиши. Подчиняясь его манипуляциям, камера продолжала кружиться над впавшей в столбняк Поваровкой.
Все остальные, стоя за спиной нобелевского лауреата, тоже подавленно молчали. Кажется, и сама Александра Михайловна слегка растерялась от такого поворота событий и пока не знала, что надо предпринимать.
Петр первым нарушил молчание.
– На нейтронную бомбу очень похоже, – сказал он мрачно. – Только зачем это им понадобилось? Неужели Землю завоевать собрались и начали с Поваровки?
– А на нас излучение не действует, – сообразил Лаэрт-первый. – Значит, бетон и в самом деле экранирует.
Он с уважением глянул на Лаэрта-второго: надо же, все сумел предусмотреть, даже от неизвестного излучения, напущенного с неизвестной целью пришельцами из космоса, обзавелся защитой.
– Подождем, что дальше будет, – приняла наконец решение Александра Михайловна, – все равно ничего другого не остается.
Мини-телекамера продолжала скользить над поселком, фиксируя все новые и новые подробности.
Вот трое окаменевших мужчин сидят на скамейке рядом с колодцем.
Вот на футбольном поле застыли в самых разных игровых позах две команды юных игроков. Скорее всего, за игрой они даже и не успели ничего услышать о невидимом барьере, вдруг огородившем Поваровку от внешнего мира.
Вот в саду окаменевшая старушка строго смотрит на малолетнего внука-несмышленыша, который забрел в грядки клубники и тоже окаменел среди слегка попорченной рассады.
Но хоть и невеселыми были все эти картины, однако не было ощущения того, что жители дачного места окаменели навсегда. Казалось, вот-вот, и они разом оживут, так что больше всего это было похоже на известную детскую игру "Замри!"
Только не видно было, кто дал такую команду всему поселку, и кто ее отменит.
Рядом с монитором на столе перед Лаэртом-вторым теперь постоянно светился экран и обычного телевизора. Когда по нему прошло еще одно сообщение о поваровском феномене – ничего нового не сказали. Да и что нового могли узнать там, снаружи, если внутрь невидимого барьера никто не мог попасть, – нобелевский лауреат спохватился.
Он вспомнил, что лаборатория вдобавок ко всему снабжена и сконструированным им видеотелефоном, так что в самом деле есть возможность связаться с внешним миром.
Сообразив это, он даже шлепнул себя по лбу.
– Ой, да что это я! – молвил Изобретатель виновато. – Я же могу, например, со Всеволодом связаться!
– Как это связаться? – быстро спросила, оживляясь, Александра Михайловна. – И кто такой этот Всеволод?
– По видеотелефону, – ответил Лаэрт-второй. – Я совсем про него забыл, потому что почти никогда не пользуюсь. Он специально односторонний: сам могу позвонить, когда захочу, а мне не могут, чтобы не мешали работать. А Всеволод – это старый мой друг. Он член-корр и директор Института с космическим направлением. Как раз такой человек нам сейчас и нужен.
– Так связывайтесь скорей! – распорядилась Александра Михайловна.
В лаборатории засветился третий экран, теперь она напоминала Центр управления полетами космических кораблей. Сначала по экрану пошли полосы, а потом появилось очень обеспокоенное молодое бородатое лицо.
Видимо, перед член-корром тоже был экран видеотелефона, и он сразу же узнал абонента, потому что безо всякого вступления охнул, высоко поднял брови и разразился короткими фразами:
– Ты с дачи звонишь? Так я и знал! Ну наконец-то! Тут у нас такое творится! Ты что там устроил?!
– У нас в Поваровке, не поверишь, появились инопланетяне! – выпалил в ответ лауреат Нобелевской премии. – Выглядят, как обычные туристы, а на самом деле, вылитые кентавры. Я на них свой аппарат опробовал. Работает, прекрасно работает!
У молодого член-корра брови поднялись еще выше. Он встряхнул головой, как человек, отгоняющий наваждение.
– Пришельцы?! – выдавил он из себя изумленно. – Ну и дела! А я так и не сомневался, что все эти чудеса твоих рук дело. Но к тебе же не дозвониться!
Член-корр озабоченно потер переносицу.
– А тут наблюдатели из ООН прибыли, – сообщил он растерянно. Иностранных журналистов тьма, вертолеты вокруг вашей Поваровки носятся, и никто ничего не понимает. Такого же никогда еще на Земле не было!
– Да нет, это не я, это пришельцы сделали, – ответствовал нобелевский лауреат. – Я бы так, наверное, не смог. Как я полагаю…
– Постойте, – решительно вмешалась в беседу двух ученых Александра Михайловна. – Вы молодой человек, как я поняла, член-корреспондент Академии наук?
– И директор института, – растерянно ответил бородач.
Чувствовалось, что он еще не пришел в себя после ошеломляющего сообщения Лаэрта Анатольевича о появлении пришельцев из космоса. Потом лицо у него вдруг стало совсем изумленным, широко открылись глаза и даже нижняя челюсть отвалилась.
Костя понял, что бородатый член-корр наконец разглядел на экране своего видеотелефона и Лаэрта-первого, и двух одинаковых Верочек. А такое, конечно, кого хочешь может удивить.
Петина бабушка тоже сообразила: после сообщения о появлении в поселке инопланетных кентавров, наличие вдобавок к этому двух одинаковых нобелевских лауреатов с двумя одинаковыми женами может стать для ученого Всеволода последней каплей.
Она мягко сказала:
– Вы на нас внимания не обращайте, потом мы вам все объясним. Сейчас другое важнее. Понимаете, в настоящее время все без исключения местные жители, как бы это сказать… в общем, они словно бы окаменели и все стоят без движения, подобно статуям. Я понимаю, это трудно представить, но поверьте, что так и есть. И что теперь нам делать, мы понятия не имеем. Ждем совета, помощи…
Член-корр судорожно глотнул и снова потер переносицу. Было видно, что он совершает огромное усилие, чтобы переварить обрушившийся на него поток невероятной информации и все разложить в голове по полочкам.
Потом он шумно вздохнул и снова встряхнул головой.
– Я тоже пока не знаю, что делать дальше, – ответил он растерянно. – Вы с этими пришельцами пробовали связаться?
– Так они и будут с нами связываться! – буркнул нобелевский лауреат. – Если они маскируют свой настоящий вид, значит, совсем не желают, чтобы с ними вступали в контакт.
Всеволод подумал еще немного.
– Знаешь что, – признался он чистосердечно. – Я пока еще ничего не понял и только все больше запутываюсь. Почему все остальные стоят без движения, а вы и двигаетесь и говорите?
– Да потому, что у нас бетон над головами! – понемногу раздражаясь от непонимания самых простых вещей, ответила бабушка. – Бетон гасит излучение, мы в безопасности.
– Пришельцы-кентавры, – задумчиво повторил член-корр и директор академического института Всеволод, – все стоят без движения, а над вами бетон, который все гасит… Как же, помню, когда ты мне показывал лабораторию, то говорил, припоминаю… Теперь хоть что-то становится ясным. Знаешь, Лаэрт, я сейчас, пожалуй, быстренько тут все у нас разъясню, а то черт знает, что творится. Журналистов вокруг тьма, и вдобавок эти наблюдатели из ООН. Предположения самые невероятные, телефон звонит без умолку. И мы сейчас все вместе что-нибудь придумаем, ты жди!
Он опять потер переносицу.
– Слава Богу, теперь все яснее ясного!