Состроив ему гримасу, она, перескакивая через ступеньки, поднялась по лесенке и исчезла в чёрной дыре. Но Поль был настолько ошарашен, что и не подумал оскорбиться её словами. "У нас"! Она в самом деле сказала "у нас". Значит, она действительно жила здесь? Странная причуда, вокруг столько домов! Но это, должно быть, всё же занятно, почти как в "Робинзоне Крузо", и, хорошенько взвесив, надо признать, что ей повезло, этой девочке. Одно только досадно - пещера такая неприглядная. Вот Робинзон, тот сумел хорошо оборудовать свою пещеру: дверь и всё прочее… Вероятно, эти люди не читали "Робинзона".
На далёкой колокольне пробило четыре удара. Четыре часа! Поль встрепенулся. О чём это он задумался? О "Звезде"? Он почувствовал усталость и повернул обратно. Всю дорогу вдоль набережной до Большой улицы он плёлся, еле волоча ноги. Внезапно ему бросилась в глаза кондитерская, та самая, где в первый день своего приезда он видел, как люди ели мороженое. Ах да, в самом деле, пора поесть! Он робко вошёл в магазин и после долгих колебаний выбрал два эклера и яблочное пирожное; расплатился он одним из двух тысячефранковых билетов, которые отец дал ему перед отъездом. От сдачи у него оттопырились карманы, вот какой он богатый! Поль улыбнулся продавщице.
- Будьте добры, мадемуазель, - краснея, сказал он, - сказать мне, где находится ресторан, который я ищу: "Полярная звезда".
- Не знаю такого, - любезно ответила девушка. - Вы уверены, что он именно так называется? Потому что в двух шагах отсюда находится "Дьепская камбала".
Спутать камбалу со звездой! Поль возмущённо тряхнул головой и вышел, унося свои пирожные. Странно всё-таки, что никто не может ему указать ресторан тёти Мальвины. "Ну, хватит с меня, - сказал он себе, - пойду домой!" Он направился к пляжу, лакомясь по дороге яблочным пирожным, когда где-то совсем близко раздался голос, при звуке которого он вздрогнул:
- Макрель, продаю макрель!
Рыжий мальчик! Да, несомненно он, там, на мостовой, со своей пылающей вихрастой головой и цветом лица, до смешного похожим на хорошо пропечённый хлеб. Он держал в руке точно такую же корзинку, какая была у девочки из пещеры, но у него она была полна рыбой. Поль инстинктивно отступил к кондитерской, потом, изменив намерение, попытался проскользнуть на соседнюю улицу. Но не успел он сделать и десяти шагов, как кто-то схватил его за рукав.
- Э, никак, мой утопленник! Точно! - весело сказал рыжий.
Поль хотел продолжать свой путь, но мальчик крепко держал его; он улыбался во весь рот и был в прекрасном настроении.
- Ну, как дела? - спросил он.
- Отлично. Но я тороплюсь домой… Да пусти же меня наконец!
- Ну, за этим остановки не будет! - сказал рыжий и отдёрнул руку. - Но, смотри-ка, пожалуйста, как ты ни торопишься, всё же нашёл время купить себе роскошный завтрак! Эклеры, яблочное пирожное! Ты себя не забываешь!..
Он поставил корзинку на тротуар и ткнул пальцем в эклеры, которые Поль от волнения раздавил в руке.
- Одно дашь мне, - заявил мальчишка, словно это само собой разумелось.
- Ну нет… - возразил было Поль.
Но, в то время как он произносил эти слова, рука его непроизвольно разжалась. Рыжий взял одно пирожное.
- Ну и вкуснота! - сказал он. - Что ж ты, ешь второе! Чего ты ждёшь?
Поль машинально повиновался и получше вытер свои липкие пальцы.
- Мировая штука! - с набитым ртом заявил мальчик.
- Угу, - согласился Поль, - очень вкусно…
Ему вдруг расхотелось уходить. Эта встреча, которой он так боялся, произошла совсем иначе, чем он себе представлял. В общем, спаситель его нравился ему значительно больше, чем два дня назад. Ни покровительственного тона, ни намёков на злосчастное приключение в море; рыжий просто улыбнулся, словно его обрадовала встреча со старым приятелем. "Надо бы его поблагодарить, - подумал Поль. - Правда, я отдал ему одно пирожное". Это предложенное или, вернее, взятое пирожное напомнило ему о перочинном ножике, и он снова разозлился. Но заговорил Поль не о ноже.
- Ну и стукнул же ты меня! - сказал он сварливо.
Мальчик нахмурил брови.
- Когда это? Когда выловил тебя? Ещё бы, поневоле пришлось, дружище. Не оглуши я тебя тогда, ты бы потопил меня, так ты вцепился! Ну и цеплялся же ты, бедняга, о ля-ля!
Он говорил всё это смеясь, и Поль заметил в его зелёных глазах лукавые искорки.
"Сейчас заговорит о моём "о мсьё!"" - подумал Поль, и сердце у него упало. Но, к его великому облегчению, рыжий переменил тему.
- Видишь, торгую макрелью, - сказал он, показывая свою корзинку.
- Ах да, макрель, - отозвался Поль. - Да, да, ты продаёшь её.
- Ага, продаю. Беру в порту и продаю.
- Да, - повторил Поль.
Он переминался с ноги на ногу, никак не решаясь уйти. Что-то - он не знал, что именно, - удерживало его возле этого мальчика.
- Ты как та девчонка, - заметил он наконец, чтобы прервать молчание.
- Какая девчонка?
- Да я видел там одну, - Поль неопределённым жестом указал куда-то влево, - там, в пещерах, на берегу.
- Такая толстуха, с большим носом?
- Нет, скорее худая, очень чёрная, и юбка на ней висит…
- Значит, Маринетта из пещеры "Полет", - прервал его рыжий. - Ну и пройдоха она!
- Она всё продала, эта девочка, - уточнил Поль, - и выручила сто тридцать пять франков. Я слышал, как она говорила той женщине.
- Подумаешь! - отозвался рыжий.
Он несколько раз повторил "подумаешь", сопровождая свои слова выразительной гримасой. Видимо, сообщение это его совершенно убило.
- Девчонки вечно плетут невесть что, - через минуту заявил он, - и вообще, сто тридцать пять франков… У меня уже пятьдесят, и погоди, стоит мне как следует взяться за дело, и я заткну за пояс Маринетту!.. Макрель, продаю макрель! - завопил он во весь голос, поднимая корзинку. - Ну, пошли, - сказал он Полю.
- Да мне… - начал было Поль.
Но он уже стоял на мостовой рядом с мальчиком. "Макрель, свежая макрель!" Что подумала бы госпожа Юло, попадись она им навстречу? Что сказал бы папа? Но ведь папа сам торговал рыбой.
- И я бы с удовольствием это делал, - заметил он на ходу.
- Ну что ты, дурацкая работа! - весело возразил рыжий. - Я занимаюсь ею в каникулы, чтобы помочь маме, но, когда кончу школу, тогда увидишь, вот увидишь…
- А что?
- Секрет… Как тебя зовут?
- Поль.
- А меня Ник… Продаю макрель!.. Не угодно ли, сударыня? - спросил Ник у какой-то толстой женщины, остановившейся возле него. - Макрель, свежая, как огурчик, двенадцать франков штука, ну просто даром!
Женщина сунула нос в корзинку, поторговалась и в конце концов взяла четыре макрели за сорок франков.
- Все они торгуются, - объяснил рыжий, как только она отошла, - но я их повадки знаю и потому благоразумно запрашиваю. Сорок франков за раз… Что скажешь, а? Да, кстати, - без всякого перехода добавил он, - не очень-то ты оказался хитёр, когда два дня назад дал Тинтину свистнуть твой ножик! Ты что, не мог погнаться за ним? Ноги у тебя отнялись, что ли?
- Ничуть не бывало, - возразил Поль. - Просто я…
Он чуть не сказал "не посмел", но вовремя удержался и хвастливо заявил:
- Плевать мне на него, на этот ножик!
- Что ж, тем лучше, тем лучше, - отозвался Ник, искоса взглянув на него. - А я-то думал… Ну, раз ты так смотришь, тогда всё прекрасно… Макрель! Продаю макрель! Кому макрель?
У входа в порт какой-то господин взял две рыбы, а чуть подальше, возле угольного пирса, какая-то дама купила три.
Ник ликовал: ага, он знает, как взяться за дело, этого никто не станет отрицать! Он считал по пальцам:
- Пятьдесят франков, которые у меня были, потом ещё сорок, потом двадцать, потом ещё тридцать, всего…
- Сто сорок, - объявил Поль.
- Скажи-ка на милость, что я, по-твоему, не умею считать?.. Сто сорок, точно… Обскакали Маринетту! Видел? Да ещё на пять чистеньких. Ну, на сегодня хватит: осталось пять макрелей, отнесу их своим. Впрочем, я уже дома.
V
Поль вытаращил глаза. Он так долго шёл, беседуя под крик "Продаю макрель!", что теперь совершенно не представлял, где находится. Узкая улочка, скверные домишки, оштукатуренные в грязно-жёлтый цвет, разбитая мостовая, на которой он всё время спотыкался. "Улица Вёле", - прочитал он на табличке. Между бакалейной лавкой и дощатым забором - какая-то полуразвалившаяся таверна с тусклыми стёклами, за которыми поблёскивал цинковый прилавок. Здесь, возле этой таверны, и остановился Ник. Он толкнул корзинкой дверь и, так как Поль в нерешительности продолжал стоять на тротуаре, потянул его за руку.
- Входи же, - сказал он ему, - раз ты столько прошёл.
Таверна была такая маленькая, что прилавок занимал почти половину её; на полках, покрытых коричневой клеёнкой, выстроились в ряд несколько бутылок и графинов, а совсем в глубине, в самом тёмном углу, виднелся длинный стол и две скамьи. В этой комнате с низким потолком, где пахло, как в прачечной, стояла невероятная духота, хуже, чем на улице. Ник со вздохом облегчения поставил корзинку на стол.
- Где мама? - крикнул он, обращаясь к кому-то невидимому.
Послышался лёгкий шум, и из-за прилавка показалась сперва голова маленькой девочки, а затем и вся она. Девочка, так же как Маринетта, была босая, а растрёпанные волосы почти совсем закрывали её испачканное личико. Она прижимала к себе старую безрукую куклу.
- Иветта, где мама? - повторил Ник.
Малютка не ответила, лишь покосилась исподлобья на Поля и тут же отвела большие тёмные глаза. Ник с шумом втянул воздух.
- Пахнет стиркой, - заявил он, - значит, мама тут! Мама! А мама!
Чьи-то пронзительные крики заглушили его голос, и Поль увидел налево от длинного стола детскую коляску, в которой барахтался младенец.
- Что за крикун! - возмутился Ник. - Да угомонись же ты… А вот и мама!
Высокая худая женщина с добрым и грустным лицом появилась в глубине комнаты.
- А, это ты, - сказала она, вытирая передником мокрые руки. - Ну как, продал?
- Да, мама, на сто сорок франков, - ответил Ник и положил деньги на прилавок. - Мой друг, - добавил он, показывая на Поля, - тот, которого я вытащил из воды, ты знаешь.
Женщина участливо посмотрела на Поля.
- Вы, должно быть, сильно испугались, - сказала она. - Во время прилива нужно всегда смотреть в оба. Ах, бедняжка Лулу, зубки у него режутся, потому он и плачет! Полно, полно, мой маленький, успокойся! - Она взяла ребёнка на руки и поцеловала его потное личико. - Ну, вот и всё, вот мама и пришла… Да он мокренький, голубчик мой!
В зту минуту у дверей зазвонил колокольчик, и вошли двое мужчин в синих спецовках.
- Кувшинчик сидра, мадам Бланпэн, - сказал один из них. - Адская жара! Видно, конца ей не будет!
- Лето, ничего не поделаешь! - отозвалась женщина. - Надо мириться. Идите в другую комнату, ребятки, да возьмите с собой Иветту, - добавила она. - Если вы голодны, там есть хлеб и кусок сыру.
- Ого, вот это я понимаю! - обрадовался Ник. - С удовольствием поем.
Поль в сопровождении семенящей Иветты прошёл следом за ним в комнату за лавкой, которая оказалась, против обыкновения, настоящей жилой комнатой, заставленной таким множеством кроватей, стульев, шкафов, что в ней почти не оставалось места для прохода; над головой - прокопчённые балки, под ногами - шершавый, слегка покосившийся пол. Стены с облупившейся кое-где штукатуркой были увешаны своеобразными рыцарскими доспехами - сети и свёрнутые тросы, - а возле колченогого столика, на котором валялся всякий хлам - верёвки, гвозди, - оглушительно храпел какой-то старичок в надвинутом на глаза берете.
Но вряд ли Поль всё это заметил: из самого далёкого и тёмного угла комнаты на всех парусах выплывал корабль; он красовался на комоде - сказочный парусник в полной оснастке, такой большой, что его корпус с обеих сторон выступал за мраморную доску комода, а мачты касались потолка.
- До чего хорош! - воскликнул Поль, ослеплённый невиданным зрелищем. - Ах, извините! - тут же продолжал он, понизив голос. - Я не разбудил мсьё?
- Не бойся, - ответил Ник, - сон у дяди Арсена крепкий. Впрочем, он был бы страшно рад услышать твои слова! Корабль, можно сказать, его мания, и ничего удивительного, что парусник красив; ведь он столько времени возится с ним, без конца что-то переделывает то там, то тут. Его парусник потонул много лет назад, и он смастерил себе в точности такой: это его пунктик.
- Сам смастерил такой большой корабль? - переспросил Поль, бросая украдкой восхищённый взгляд на старика, который продолжал храпеть.
- Конечно, сам! Сперва он собирался построить совсем маленький кораблик и поместить его в бутылку, но потом втянулся. Что парусник красив - так красив, ничего не скажешь, все приходят на него поглазеть!.. Держи, это тебе, - добавил Ник, протягивая Полю ломоть хлеба с ноложенным на него маленьким кусочком сыра. - Ох, и голоден же я! А ты нет?
- Нет, я тоже, - ответил Поль.
Он жадно впился зубами в бутерброд. До чего же вкусным показался ему этот хлеб! Пожалуй, вкуснее эклеров. Взобравшись возле него на стул, Иветта откусывала от своего ломтя маленькие кусочки; время от времени она прерывала еду и тёрла сыром рот куклы.
- Она воображает, что кормит её. Ох, эти девчонки! - с усмешкой сказал Ник. - Вот когда я был маленьким, у меня был щенок, настоящий, Понпон его звали… Я научил его прыгать, брать препятствия. Ну и здорово же это у него получалось! А прошлой осенью он вдруг погиб, в тот самый день, как папа ушёл, даже чудно'; его раздавил грузовик там, на угольном пирсе… А ты, у тебя есть собака?
- Нет, - ответил Поль, - зато у меня есть заводной поезд. Видел бы ты, как он мчится!
Внезапно на него напала страшная говорливость, и он принялся описывать свой поезд, и тоннель, и рельсы. Ему было так хорошо с Ником и Иветтой в этой загроможденной комнате, похожей благодаря сетям и тросам скорее на корабль, чем на обычную комнату. Надо сказать, что здесь было довольно темно - слишком мало света пропускало оконце, - но парусник стоил солнца!
- Чего бы мне хотелось, так это пожить в пещере, как Маринетта в пещере Полет, - заявил вдруг Поль.
- В пещере?! - воскликнул Ник. - В пещере Полет? Ну, знаешь, подобная мысль может прийти в голову только парижанину! В пещере!
На лице его было написано такое изумление, что Поль смутился. Кажется, он ничего особенного не сказал?
- Но я бы всё хорошенько устроил в ней, - поспешил добавить Поль, - я бы оборудовал её, как Робинзон.
Ник не знал приключений Робинзона, и Поль, воспользовавшись случаем, поведал ему о них со всеми подробностями. Пожалуй, никогда в жизни Полю не приходилось столько говорить; он путался в словах, возвращался назад, но Ник слушал его, почёсывая свою вихрастую голову, а Иветта даже бросила куклу, чтобы не отвлекаться.
- Интересная история, - признал рыжий, когда Поль наконец умолк; он запыхался, щёки его пылали, так долго он рассказывал. - Но это только в книгах так пишут. Почём ты знаешь, что Робинзон не предпочёл бы жить в доме, а не в пещере? А Маринетта и подавно!..
- Тогда почему же она не живёт в доме?
- Да потому, что у её матери нет ни единого су, понятно?
- Ах, - удивился Поль, - я не…
- Трави шкоты! Все на бак! - зарычал за его спиной сиплый голос.
- Что это… что это такое? - подскочив на стуле, пробормотал Поль.
- Ничего, ничего, просто дядя просыпается, - весело сказал Ник. - Должно быть, ему приснился корабль!.. Ну, дядя Арсен, как дела?
- Кхе, кхе… - Старик потянулся, откашлялся, сплюнул и, наконец, встал со своего кресла, держась за поясницу, худой, как спичка, весь седой, с загорелым, обветренным лицом, но с хитринкой в совсем молодых глазах, таких же зелёных, как у Ника. - Откуда этот юнга? - спросил старик, встав перед Полем на свои короткие кривые ножки.
- Это мой товарищ, - объяснил Ник. - Ты не поверишь, в каком он восторге от корабля!
- Да, да, сударь, такая красота! - воскликнул Поль.
- А… а, - протянул старик. - Да ты знаток!
В улыбке открылся беззубый рот, а волосатая рука с такой силой опустилась на плечо Поля, что тому пришлось ухватиться за стол, чтобы не упасть.
- Но он ещё не готов, паренёк, - сказал старик, - подожди самую малость, что ты тогда запоешь… Сколько всего требуется паруснику, ты ведь знаешь не хуже меня… А ну-ка, - он заковылял к комоду, - иди сюда, погляди!
Поль поспешил повиноваться, гордый от сознания, что такая почтенная особа обращается с ним, как с ровней. Какой парусник! Какой парусник! Вблизи он, оказывается, ещё красивее, чем издали, а в оснастке его можно совершенно запутаться. Дядюшка ткнул костлявым пальцем в корму:
- Что ты думаешь о моей контр-бизани, паренёк?
- Гм! - отозвался Поль. - Да, конечно…
- Прекрасно, ты понял меня. Она не очень-то гордо выглядит, моя контр-бизань, а почему?
- Ну…
- Вот именно: слишком она жмётся к остальным парусам. Это меня мучило целый день, и мне, чёрт побери, очень хочется передвинуть вперёд бизань-мачту, чтобы устранить недостаток. Ну-ка, посмотрим. - Старик отступил на шаг, склонил голову вправо, потом влево. - Тронь-ка её тихонечко, эту бизань-мачту, сейчас мы проверим.
- Контр-бизань? Бизань-мачта? - Поль неуверенной рукой дотронулся до чего-то на паруснике.
Дядюшка взвился, а стоявший за ним Ник прыснул со смеху:
- Так, по-твоему, фок-мачта зовётся бизань-мачтой? Разрази тебя гром, несчастный юнга! Кто это подсунул мне подобного олуха? Фок-мачта! Однако!..
- Да, сударь, конечно, - пробормотал Поль, пунцовый от смущения.
- Ну ладно, ладно… Между прочим, если бы один из моих парней отмочил подобную чепуху, он бы поплясал у меня, век бы помнил! Постой, ты чем-то смахиваешь на Мимиля, был у меня один такой в прежние времена. Ну и задал же он мне хлопот! Он…
- Ну, хватит, дядя Арсен, - бесцеремонно вмешался Ник, - историю твоего Мимиля все уже наизусть знают.
- Тихо на палубе! Ты же прекрасно видишь, что парню любопытно.
- Да, да, очень! - воскликнул Поль, стремясь восстановить свою репутацию.
Дядюшка дружески улыбнулся ему, отчего всё его старческое лицо перекосилось; потом он опустился на табурет - но в предвкушении удовольствия ему не сиделось - и старательно разжёг трубку.
- Так о чём я? Ах да, Мимиль… Одиннадцать лет назад я взял его к себе на борт. Мальчонка был тогда от горшка два вершка, молоко на губах не обсохло, но морское дело любил и, не случись этого проклятого кораблекрушения, быть бы ему настоящим матросом… Я рассказывал тебе о кораблекрушении, малыш?
- Нет, мсьё.
- Дядя Арсен! - запротестовал Ник.