Прячась за штабели досок, за кучи кирпича и строительного мусора, искатели приключений пробрались к ближнему дому. А тут, почувствовав свободу, ринулись с гиком по лестничным переходам и трапам на верхние этажи. Яшка, представив себя главарем пиратов, а дом купеческим кораблем, который захватили пираты, неистовствовал, носился по строительным лесам, довольно жидким переходам и свирепо размахивал железным прутом.
– Вперед! Бей купцов! Бей толстопузых! – и хлестал прутом по чему попало.
Остальные "пираты", глядя на Яшку, тоже вошли в азарт. Они вооружились кто чем мог и громили "купцов" на всех этажах… Особенно яростный "бой" выдержали "пираты" на пятом, еще не достроенном этаже. Яшка выворачивал из стен еще не успевшие схватиться цементом кирпичи и швырял их вниз. Но тут появилась новая опасность: к бригантине незаметно подобрались пироги людоедов из племени ньям-ньям. Грозила неминуемая гибель: людоеды готовились живьем слопать всех "пиратов".
– Тревога! – не своим голосом заорал Яшка. – С левого борта людоеды!
– Где, где? – закричали ребята.
– Там! – указал Яшка вниз. – Бей их.
С дома с новой силой полетели кирпичи и доски.
– Выкатывай пушку! – закричал Яшка. – Не то нам крышка.
Ребята на секунду остановились, с недоумением уставились на Яшку: какую еще пушку он придумал? Но все стало ясно, когда увидели, как он пытается сдвинуть тяжеленную железную тачку.
"Пираты" бросились на помощь.
– Не сюда, – командовал Яшка. – Катите к краю! Людоеды врываются уже на палубу.
Ребята, пыхтя, спотыкаясь, тащили "пушку". Когда она была на самом краю, Яшка рявкнул:
– Огонь! Сталкивайте тачку!
Тачка, ударяясь о стены и гремя, устремилась вниз. Ребята увидели, как она ухнула прямо в штабель рам, как полетели от них в разные стороны щепки.
– Ура! Вот это бомбочка! Будут знать, как…
Но тут ребята увидели, как в подъезд вбежал сторож. Словно ураган подхватил и понес ребят на другой конец дома. Там они стремительно спустились по лестничной клетке вниз и помчались к забору. Яшка оглянулся, сторож стоял наверху дома и смотрел на ребят. Показалось, что он поднимает ружье и целится прямо в Яшку. По спине пробежал неприятный холодок. "Сейчас пальнет!" Яшка, не помня себя, перевалил через забор и пустился по пустырю к дому.
Когда ребята вбежали во двор, Яшка еле перевел дыхание.
– Разбегайся и молчок. Чтоб никто ни звука. Зря вы тачку сбросили. Влетит теперь вам.
– Так ведь это ты придумал! – возразил кто-то.
– Я ее не сталкивал. А, во-вторых, у вас головы есть или нет?
Ребята понуро разошлись по домам и там сидели, смирные и послушные. Все ждали, что вот-вот откроется дверь и нагрянет сторож.
Но вот прошел день, наступал вечер.
Яшка и Котька встретились часов в пять.
– Ну, кажется, пронесло, – весело сказал Котька. – Я думал, искать нас станут.
– Куда там – искать! – презрительно бросил Яшка. – Сторож, пожалуй, и не разглядел никого из нас. Да если бы и разглядел, неужели по всем квартирам ходить бы стал? Моя мамахен, например, не пустила бы его и на порог.
– А здорово все-таки повеселились? Верно? – захихикал Котька. – А пушка-то? Так грохнулась, что, наверное, все рамы переломала.
Яшка самодовольно улыбнулся.
– Со мной не пропадешь. Я еще не такую штуку придумаю… В это время к ним подбежал Алька, бледный и растерянный.
– Ребята – беда! Милиция пришла. Что делать?
Яшка и Котька стали белее снега. Котька втянул голову в плечи, будто его собирались бить, и беспокойно забегал по сторонам глазами. А главарь "пиратов" хотел что-то сказать, но слова застряли в горле. Он открыл рот, да так и стоял с минуту, словно подавился. Неожиданно на тротуаре появился участковый уполномоченный лейтенант Ливанов. Ребята хорошо знали его. Он твердо и размашисто шагал прямо на них. Рядом семенила домоуправ Агния Петровна и что-то рассказывала лейтенанту. "Пираты", не сговариваясь, кинулись в разные стороны.
Вскоре на дверях каждого подъезда появились объявления, в которых извещалось, что в семь часов на детской площадке состоится родительское собрание. Участники налета чувствовали себя очень скверно – все понимали, что над ними собирается гроза. Они кто дома, кто в укромных уголках двора сидели и поджидали роковой час. И он наступил.
Первыми на детскую площадку пришли Агния Петровна, Ливанов и незнакомый толстый длинноусый мужчина. Позже ребята узнали, что это начальник строительства. Потом заспешили родители. Как ни боялись ребята возмездия, но находиться в полном неведении, не знать, что им готовится на собрании, они не могли. Поэтому постепенно все собрались поблизости.
Говорил длинноусый. Он долго рассказывал о своей стройке, о какой-то материальной базе, которая, "к сожалению, очень недостаточна", о том, что дети уже не раз бедокурили на строительной площадке и нанесли немалый ущерб.
Потом слово взял лейтенант. Он, молодой, высокий, быстро вышел на средину. Его белые погоны блеснули на солнце, словно две маленькие молнии.
– Товарищи, – отчетливо сказал лейтенант, – случай на стройке очень прискорбный. Он говорит о том, что мы плохо следим за нашими детьми. Мы все отлично понимаем, к чему может привести подобная безнадзорность… Сегодня дети без злого умысла, ради баловства, уничтожили материальные ценности, а завтра… завтра они при стечении обстоятельств совершат уголовное преступление…
– Ого! – прошептал Алька, и надо сказать, что ему не особенно по вкусу пришлась фраза лейтенанта. – Это мы-то можем совершить преступление?!
Оглянулся на ребят. Они стояли хмурые, унылые. Яшка был непривычно молчалив. Димка Удодов, который, к своему великому счастью, не принимал участия в налете на стройку, теперь с веселым и независимым видом злорадствовал:
– Эх, дадут сегодня кому-то! Эх и лупцонут сегодня кого-то!
И тут же получил по шее такую затрещину, что даже присел. А Ливанов продолжал:
– Да, от хулиганства до преступления – один шаг. И то, что произошло на строительной площадке, уже больше, чем хулиганство: дети нанесли большой ущерб. Этот проступок, вы сами понимаете, товарищи родители, мы не имеем права оставить безнаказанным…
У ребят все замерло в груди, особенно, когда увидели лица взрослых. Такие лица, все по опыту знали, не предвещают ничего приятного. А лейтенант, словно нарочно, подливал масла в огонь.
– Пока не поздно, мы должны очень серьезно подумать о досуге наших детей. Об их интересах и увлечениях. И еще. Убытки, нанесенные стройке, должны быть возмещены. Это сделают родители, дети которых принимали участие в уничтожении материальных ценностей.
На площадке воцарилась тишина. Родители сидели хмурые, озабоченные.
– Вот так подразнили сторожа, – уныло произнес – Алька. – Ух, и будет мне!
– Не умирай раньше времени, – буркнул кто-то. – Слушай, вон Яшкина мать что-то говорит.
– Я не согласна с такой мерой, чтобы родители возмещали убытки. Нужно еще доказать, что это дети изломали ваши, как их там, – материальные ценности, а не сами строители. Может быть, они валят с больной головы на здоровую. Это во-первых. А во-вторых: где был сторож? Куда он смотрел? Почему не прогнал детей? Это я говорю в защиту тех, кого товарищ из милиции обвиняет. Мой ребенок не мог участвовать в этом гадком деле. Он находился весь день дома…
На площадке сразу стало шумно. Заговорили почти все:
– Вас, товарищ Коржнева, никто не уполномачивал говорить в нашу защиту…
– Мы вполне доверяем товарищу Ливанову…
– Зачем же ставить так вопрос? А с детьми пора, товарищи, что-то делать…
Котька Блинчиков хихикнул, кивнув в сторону собрания:
– Видал, как разговорились. Тетя Лена сразу нос утерла милиционеру.
Алька разозлился.
– Себе утри нос, вечно шмыгаешь. – Потом обернулся к ребятам. – А где тут "ребенок"? Ах, вот ты!
Яшка весь передернулся от злости и обиды. Так бы и трахнул по круглой Алькиной голове, да нельзя – ребят много.
А Алька, этот добродушный и закадычный Яшкин приятель, вдруг окончательно взбеленился. Подошел к Яшке и проговорил:
– Слушай, Яшка, если с нас высчитают деньги, а с тебя нет – бить будем! Понятно?
Яшка криво усмехнулся.
– Ты что ли?
– И я.
– Видали мы таких… – Хотел еще что-то сказать, но повернулся и торопливо пошел к дому.
Алька долго смотрел ему вслед, потом сплюнул и пробормотал:
– Ишь какой! "Ребенок". Молчит, будто и в самом деле не ходил дразнить сторожа.
Собрание кончилось. Ребята поплелись по домам. У многих в этот вечер ныло сердце в предчувствии крепкого нагоняя.
ГЛАВА 7
Допомогались! Бидончик летит по "скворечнику". Под мрачным сводом церквушки. Мыльничиха митингует. Светка назначает себя начальником
Шумные и оживленные возвращались Тимка с Андрюшкой из города. Два дня они безуспешно искали по магазинам спицы и педаль для велосипеда. И только час назад случайно набрели на какой-то невзрачный магазинчик, в котором неожиданно нашли и то, и другое. Теперь они торопились в "скворечник".
Хорошо бы сегодня закончить ремонт велосипеда и еще успеть сбегать в церквушку поискать потайной ход.
Эта церквушка который день не выходит у Андрюшки из головы: что ни делает, а все о ней думает. Ведь не зря кто-то и подземелье построил, и ход в него проделал, да еще огонь по ночам зажигает. Андрюшка и Тимка так увлеклись церквушкой, что их история с налетом на стройку не взволновала. Только ребят жалко. Альке, говорят, крепко попало от отца. И Блинчикову. И даже Яшке. Нет, дразнить сторожа – не интересно. Особенно Тимке после того, как сторож уши натер. А вот церквушка: это – да! Рассказать ребятам – все ахнут: забудут и сторожа, и "сыщиков-разбойников".
Подошли к "скворечнику" и остановились, как вкопанные: у двери стояла тетка Мыльничиха и разговаривала с какой-то старушкой. У обеих в руках были кастрюльки, миски и бидончик.
– Ах, вот они, мои хлопчики! – обрадовалась Мыльничиха и бросилась Андрюшке и Тимке навстречу. – А я уже третий раз прихожу с соседкой, а вас нет и нет.
Андрюшка, как глянул на мятую пообитую утварь, так и обомлел. От хорошего настроения следа не осталось. Он уныло достал из кармана ключ, открыл замок (этот замок нацепил еще вчера).
– Заходите…
Мыльничиха снова затараторила:
– Вы уж будьте, хлопчики, добры до конца: исправьте мне и эту посуду. И вот ей. Она тоже одинокая старушка…
Тимка взглянул на кислое лицо друга, засмеялся. Мыльничиха подозрительно покосилась на Тимку: не над ней ли смеется хлопчик, но Тимка весело произнес:
– Складывайте, складывайте ваши экспонаты. Вот сюда, в уголок. Что поделаешь – придется отремонтировать. Только, чур, не сейчас.
– Конечно, конечно, хлопчик. Нам не к спеху. – И к старушке: – Идем, Кирилловна, идем. Не будем мешать. Они хлопчики сурьезные, коли сказали – сделают.
Только они вышли, Андрюшка напустился на Тимку.
– Ну что? Допомогались? Видал, сколько принесли? Уже и старушка какая-то появилась! А завтра они нам целую телегу металлолома приволокут, чтоб мы его чинили и паяли.
И Андрюшка от избытка негодования пнул бидончик так, что он с жалобным звоном покатился по "скворечнику". А Тимке хоть бы что! Смеется! Смотрит на Андрюшку и смеется: его очень забавляют и Андрюшкины переживания, и вся эта история с Мыльничихой и ее кастрюлями.
– Брось, Андрюшка, злиться, – наконец, произнес Тимка. – Разве плохо полезное дело сделать? Ведь вот ты взялся Ване велосипед отремонтировать?
– Ну, а я что, – вдруг сдался Андрюшка. – Я же не против, только почему они целую кучу приволокли? Как в мастерскую.
И увидев, что Тимка принимается за работу, стал помогать ему. Зря только Андрюшка негодовал – дела оказалось не так уж много. Ребята успели и посуду запаять, и педали поставить на велосипед, и спицы ввинтить. Осталось только выправить руль да заклеить камеры, – и велосипед готов. Но эту работу – на завтра. А сейчас – в церквушку. Нужно еще раз поискать люк.
Если бы Тимка не видал света в подвале, а Андрюшка не слышал Тимкиного рассказа, то, пожалуй, в этой уже довольно дряхлой постройке и обследовать-то нечего было. Ото всего здесь веяло старостью и разрухой. Стены церквушки во многих местах разрушились, вывалившиеся из кладки кирпичи образовали большие и малые проломы. Как решето, просвечивал купол. Внутри помещения тоже ничего примечательного не было, кроме разве остатков лестницы, что вела в давние времена на колокольню.
Андрюшка и Тимка долго бродили по всем закуткам церквушки, внимательно – и в который уже раз! – осматривали стены, пол, выстланный большими квадратными не то каменными, не то цементными плитами. Тимка вооружился толстым арматурным стержнем и старательно простукивал все подозрительные места. Одна плита, как показалось друзьям, издавала более звонкий звук. Андрюшка и Тимка били ее стержнем, пытались подковырнуть, бешено прыгали на ней, но плита не шевельнулась, будто в землю вросла.
– Ну ее к черту, – махнул рукой Андрюшка. – Это не люк.
Заглянули они и в две небольших церковных пристройки – тоже каменные. Но и тут, кроме отлетевшей штукатурки, битого кирпича и прочего мусора, ничего не обнаружили.
Выбрались из церквушки раздосадованные, грязные, потные. Рубахи намокли и липли к телу. Улеглись неподалеку на траве, лежали молча, с закрытыми глазами.
– Ну и жара! – вяло произнес Тимка, открывая один глаз.
– Перед дождем, – равнодушно откликнулся Андрюшка. – Видишь, тучи какие ползут.
Тимка сел, пожевал былинку.
– Не везет нам.
– Не везет… – подтвердил Андрюшка и тоже сел. – А может, и нет никакого хода? Может, Тимка, тебе показалось с перепугу?
Тимка рассердился.
– Как показалось? Ты это брось, Андрюшка. Есть ход. Иначе как попадешь в подземелье?
Снова приумолкли, думая каждый об одном и том же. Конечно, люк есть. Какой же бы он был потайной, если бы его каждый мог увидеть и открыть. Видимо, очень хитрую штуку придумали и просто так не разгадаешь, хоть еще сто раз облазь всю церквушку. Остается одно – выследить, кто сюда ходит и как пробирается в подземелье.
– Сегодня и начнем, – сказал Андрюшка, поднимаясь. – Часов в одиннадцать. Не рано?
– В самый раз!
Только пришли во двор – Мыльничиха тут как тут.
– Ну, как, хлопчики?
– Все готово, тетя. Идемте, заберете.
Не успели ребята привести в порядок помещение, как в "скворечник" влетела Светка.
– Где это тут великие знаменитости? – закричала она еще с порога.
– Какие знаменитости? – хмуро спросил Тимка, опасаясь какой-нибудь пакости.
– Ах, скромники! Вы послушайте, что Мыльничиха говорит! "Какие, говорит, мастерята, да какие сурьезные и уважительные". Народу собрала, как на митинг, и кастрюли свои показывает всем.
Тимка и Андрюшка покраснели от неловкости и досады.
– Говорил тебе – не связывайся, – буркнул Андрюшка. – Так нет! Вот погоди, узнаешь…
Тимка уныло молчал – засмеют его теперь. И даже кличку, которую ему дадут ребята, тут же придумал: "Кастрюля". Фу ты, знал бы, действительно не связывался с Мыльничихой.
Светка внимательно оглядела ребят.
– А вы что такие кислые стали? Не нравится, что хвалят? Мне, например, очень приятно слышать. Еще бы! Брат – знаменитый мастер.
– Иди отсюда, – возопил Тимка. – Иди, а то получишь гулю под глаз.
Но Светка и бровью не повела.
– Не кричи, как сумасшедший.
И спокойно стала обходить "скворечник". Потом остановилась против ребят и безапелляционно заявила:
– Вот что, мальчики. В вашей мастерской я буду начальником. – Увидела, что Тимка силится от возмущения что-то сказать, добавила: – И не орите. И глаза на меня не пучьте. Сейчас я пойду за девочками, и мы уберем весь этот сор и вымоем пол. Это же мусорная яма, а не мастерская.
И снова по-хозяйски прошлась по "скворечнику".
– А вы пока стекла вставьте, – донесся ее звонкий голос из другой комнаты. – И пыль летит, и забраться кто-нибудь может. Андрюшка и Тимка переглянулись.
– Вот это – да! – прошептал Андрюшка.
– Ну ее к черту, – также шепотом ответил Тимка. Однако тут же добавил: – А стекла вставить, пожалуй, нужно: еще сопрут инструменты, да и сквозняк…
Андрюшка усмехнулся.
– Знаю, какой сквозняк! Идем уж.
ГЛАВА 8
Ребята любуются голубями. Вторая жизнь обогревалки. Яшка терпит поражение. Ваня бросается на шею. "Сыч!" Что осветила вспышка молнии. Взгляд под землю. Встретились, называется!
Высоко в небе кружилась стая голубей. Она легко носилась в солнечной лазури. Птицы то собирались вместе, то снова разлетались, казалось, они затеяли какую-то забавную, лишь им понятную игру.
Андрюшка и Тимка сидят на бревнах близ "скворечника" и следят за голубями.
День тихий, душный. В такую пору ничего не хочется делать, а сидеть вот так, не шевелясь и не думая ни о чем. "Вот бы туда забраться, – позавидовал голубям Андрюшка. – Там, наверное, прохладно, легко"…
Особенно привлекал внимание один голубь. Он то и дело уходил от остальных и, как стрела, поднимался вверх. И когда превращался в белую, едва заметную точку, камнем устремлялся вниз. Он так быстро падал, что, казалось, не сможет или не успеет расправить крылья и грянет о землю. Но почти у земли он легко выбрасывал крылья и молнией поднимался к самому солнцу.
Наконец голуби сделали большой последний круг и пошли на посадку. Андрюшка привстал, чтобы угадать, чьи они.
Но голубятник, видимо, не дал им сесть на крышу. Стая покружилась, покружилась и опустилась на купол церквушки. Голуби напомнили о многих напрасных дежурствах у церквушки, о вечерах, проведенных в вонючей полыни. Сколько уже пропало без пользы этих вечеров! Но ребята с завидным упорством продолжали следить за церквушкой. Добьются ли они чего?
Время! Его у Тимки и Андрюшки почти не осталось: с утра и до вечера они увлеченно работали в "скворечнике", а ночью торчали у церквушки. Ребята и сейчас бы уже давно работали, а не сидели тут, да Светка с девчонками занялись генеральной уборкой "скворечника". Когда они кончат?
– Дожили, – сплюнул Андрюшка. – Без спроса и зайти теперь нельзя…
Да, новые времена наступили для строительной обогревалки. Некогда захламленный пол блестел чистотой, стены старательно побелены, на окнах шторки. И это все сделали девчонки во главе со Светкой. Они же где-то раздобыли старый стол, три табуретки, скамейку и тоже принесли сюда. И больше не стало "скворечника". Светка переименовала его в мастерскую. И горе тому, кто осмеливался назвать ее по-старому! Целыми днями разносились отсюда смех, говор, стук молотков и звон железа. Стараниями Мыльничихи у ребят было столько работы, что они едва успевали с ней справляться.