До свадьбы заживет - Валерий Медведев


Повесть о самой первой любви

Содержание:

  • ЧАСТЬ 1 - Срочно требуется сообщник для преступлений 1

    • Рассказ первый - ПИСЬМО, НАПИСАННОЕ ЛЕВОЙ РУКОЙ 1

    • Рассказ второй - СООБЩНИК МЕШКОФ-Ф 2

    • Рассказ третий - СООБЩНИК ДЕРЯБИН 2

    • Рассказ четвёртый - СООБЩНИК ТУЛЬКИН 4

  • ЧАСТЬ 2 - Позовите к телефону вашу собаку 6

    • Рассказ пятый - ТУЛЬКИН ТОРГУЕТСЯ 6

    • Рассказ шестой - ВОТ ТАК НОВОСТЬ! 7

    • Рассказ седьмой - НОС ИЗ ПЛАСТИЛИНА 8

    • Рассказ восьмой - "ПОЗОВИТЕ К ТЕЛЕФОНУ ВАШУ СОБАКУ" 9

Валерий Владимирович Медведев
До свадьбы заживет

ЧАСТЬ 1
Срочно требуется сообщник для преступлений

Рассказ первый
ПИСЬМО, НАПИСАННОЕ ЛЕВОЙ РУКОЙ

"Ваш сын похищин, но находится в бизопасном мести. Если вы внисёте за него выкуб в размере..."

Писать левой рукой было непривычно, поэтому я отложил ручку и размял пальцы, думая о том, сколько же денег запросить мне за меня у моих родителей. Развернув "Неделю", я посмотрел на фотографию Кеннета Янга, которого похитили гангстеры и за большую сумму денег вернули счастливым родителям. За большую сумму?.. Интересно, сколько это на наши деньги?.. Я думаю, что мне тоже надо за себя запросить не меньшую сумму. Чем я хуже?.. И здесь мне пришла очень простая мысль в голову. Мой папа должен на днях выкупить в магазине "Москвича". "Москвич" стоит четыре тысячи пятьсот рублей. Я тоже москвич. И к тому же человек. И уж наверняка стою дороже машины. Запрошу за себя тысяч шесть. Будет в самый раз. Я снова взял в левую руку вечное перо и стал дописывать письмо:

"...и если вы внисёте за него выкуб – шесть тысяч рублей, то он снова будит дома. Деньги палажите в печь сторошки на старом кладбеще. И невздумайте фпутывать в это дело милицию, а то вашему сыну будит..."

Я хотел написать "очень плохо", но раздумал. "Очень плохо" звучит как-то нехорошо. Напишу просто "плохо". Просто "плохо" звучит лучше. Я дописал письмо и вложил его в самодельный конверт и на конверте хотел было уже накарябать "товарищу Завитайкину П. С.", но не написал, потому что я подумал: "Какой же папа мой товарищ похитителям, то есть вообще-то не похитителям, а мне, мне папа хоть и родной папа, но в таком деле он мне, пожалуй, не товарищ, он мне в таком деле, пожалуй, этот... как его?.. гражданин!.." Вот так я и накарябал на конверте: "Гражданину Завитайкину П. С.".

Никогда не думал, что писать письмо левой рукой и с ошибками такое же утомительное занятие, как писать в классе сочинение по русскому (правой рукой и без ошибок!). Я уже в середине письма весь вспотел, а когда поставил точку после буквы "С", то уже не мог двигать ни рукой, ни ногой, у меня только и хватило сил что подумать: "Ну, Алексей, теперь у тебя будет всё в порядке! Теперь твой портрет появится у нас в "Неделе"".

Сенсационное похищение под Москвой! Мальчик выкуплен за шесть тысяч рублей, но похитители до сих пор не обнаружены!

А главное, что это почище того, что ты проделал с этим несчастным попугаем Коко или с курточкой Сергея Мешкова. А самое главное - это то, что уж теперь-то Таня Кузовлева обратит на тебя внимание. Ещё и сама знакомиться придёт! И извиняться ещё будет перед тобой: "...Простите, – скажет, – что я на вас, Лёша, раньше внимания не обращала!.. Просто я раньше не знала, что вы такой знаменитый!.."

А мой брат пожалеет, что закричал на меня после этой проделки с попугаем Коко: "Ещё одна такая шкода, и я не знаю, что я c собой сделаю!"

Я думал, что он пригрозит сделать что-нибудь со мной, а он с собой.

– Ну и что же ты, интересно, с собой сделаешь? – спросил я ехидно своего брата.

– А вот что! – И мой брат протянул мне книжку под названием "Исправление дефектов лица с помощью хирургических операций".

– У тебя же никаких нет дефектов в лице? – спросил я, ничего не понимая.

– А я попрошу хирурга сделать мне какой-нибудь дефект... нос себе переделаю!.. Чтобы больше не иметь с тобой ничего общего!.. Ты нам всю жизнь портишь!..

Интересно, кому это "нам"?.. Ему, значит, папе ещё и маме... Но всё равно раньше он таких безответственных заявлений не делал. Раньше он меня даже любил и я его тоже любил. Я его как сорок тысяч братьев любил, и он меня тоже. Хотя в этом нет ничего особенного: все близнецы любят друг друга гораздо сильней, чем обыкновенные братья. Тем более, что мы с Сашей близнецы необыкновенные.

Нас мама знаете как различает? Заходит, скажем, в комнату, видит, кто-то из нас лежит на кровати, кто – неизвестно, говорит: "Сыночек, сбегай в магазин!" Если "сыночек" поднимается и бежит без слов в магазин – это Александр, если "сыночек" говорит, что он занят, или что у него нога болит, или что-то с животом неладно – это значит, на кровати лежит Алексей, то есть я!

И раньше Саша на меня никогда не сердился, и как бы я ни нашкодничал, он не обижался, а теперь я ему, то есть всем им, видите ли, жизнь порчу! Они, видите ли, то есть он, дефект какой-нибудь себе сделать хочет, в случае чего... Ну и пусть делает. Я ради Тани Кузовлевой на всё готов. Раз Александру стыдно походить на меня, пусть переделывает своё лицо без дефектов в лицо с дефектами. Я не заплачу. А мне лично осталось только найти сообщника, который подбросит это письмо моим родителям.

Я осмотрел из чердачного окна дачную улицу – улица была пуста.

Нет, как вам нравится мой брат?! Раньше же он терпел наше сходство, а теперь больше, видите ли, не может!

Главное, он этим своим решением не походить на меня мне все планы на будущее мог испортить. Я ведь что собирался в будущем сделать – окончить вместе с Сашей, к примеру, один и тот же институт, потом поступить вместе на одну и ту же работу, на одну должность вдвоём, а потом полдня работает Саша, а полдня работаю я. В итоге: два выходных дня по закону и ещё два с половиной дополнительных, основанных на нашем не разбери поймёшь кто из нас кто. Раз уж нам с Александром суждено было родиться близнецами, надо же на этом сделать какую-нибудь выгоду для себя... С таким братом сделаешь! Как же!

А может быть, Саша прав? Может, мне действительно пора остепениться?.. Всё-таки годы идут. И возраст уже не тот. Прославлюсь, и всё! И хватит! Остепенюсь. Подружусь с Таней. И сразу стану серьёзным-пресерьёзным. А то от меня уже и так все устали – и мама... и папа... и брат... Да и сам от себя я тоже уже устал. Смертельно устал. Это я точно установил. Осталось установить... Что же мне осталось установить?.. Да!..

Кто же мне... кто же поможет подбросить это письмо моим родителям? Я ещё раз осмотрел улицу и увидел, как возле дачи Кузовлевых стоит Танечка и о чём-то разговаривает с Сутуловым. То есть это, конечно, не она с ним разговаривает, а он с ней. Будет она разговаривать с таким стариком! Он же уже бороду носит, правда, не настоящую, а такую привязную... он её в театральном магазине купил. У Сутулова старший брат настоящую бороду носит, а этот Сутулов не настоящую, чтоб от брата не отставать.

Интересно, о чём это он разговаривает с Таней?, А вдруг она в него влюблена? Отсюда, конечно, не видать, но, по-моему, она на него смотрит, как я на неё. При этой мысли у меня так заколотилось сердце, что его стук можно было услышать километров, наверно, за сто. Я схватился руками за сердце и спрятался, а когда снова выглянул на улицу, то старика Сутулова и Тани Кузовлевой уже не было, зато я увидел, как во дворе из дома напротив на крыльцо вышел Сергей Мешков.

Вот кто мне может оказать самую скорую помощь, как джентльмен джентльмену. Правда, я его недавно втянул в одну неприятную историю, связанную с его замшевой курточкой. Но я же это тоже из-за Танечки Кузовлевой сделал. Я думал, что Мешков при случае расскажет ей, какой я интересный парень – и статистикой интересуюсь... и вообще... он, может, прямо так ей и скажет: "А этот Завитайкин Алексей, оказывается, большой исследователь!.."

"А вообще-то с курточкой получилось нехорошо, но не может же какая-то курточка встать между двумя почти что настоящими мужчинами", – подумал я, быстро пряча письмо за рубашку и ещё быстрее спускаясь с чердака на землю, где я совершенно неожиданно наткнулся на маму и нашего пса Трезора.

– Что это был за стук на чердаке? – спросила меня строго моя мама. От такого вопроса я прямо растерялся. Недаром же я сразу схватился там за сердце, чтобы оно не билось так громко.

– Не знаю, – сказал я. – Наверно, это не на нашем чердаке!.. – А что ты там делал? – спросила мама, глядя на меня подозрительным взглядом.

– И почему у тебя расстёгнута рубашка?

– Нипочему... – сказал я, делая самое невинное выражение лица и гладя Трезора по спине одной рукой, а другой поспешно застёгивая пуговицы на рубахе.

– Не уходи далеко, скоро ужин, – сказала мама. – Скоро придёт папа, и будем ужинать.

– Мама, а тут какие-то двое мужчин возле дачи ходили, – сказал я.

– А что им надо было?

– Не знаю, – сказал я. – Спросили: здесь живут Завитайкины?..

– Ну и что?

– Ничего, – сказал я.

Мама пожала плечами, направилась в огород, а я в сопровождении Трезора выбежал на улицу и стал осторожно приближаться к Мешкову, пытаясь по выражению его лица угадать, продолжает он на меня сердиться за историю с курточкой или нет. Главное в этой истории, я уже говорил, что виноват совсем не я, а какой-то журнал, из которого я вычитал, что по статистике у нас ещё то ли каждый шестой мальчишка или двенадцатый – точно не помню – не очень-то уж хороший, в общем, как говорит моя мама, не сахар. Я как про это прочитал, так сразу и предложил Мешкову проверить, врёт статистика или нет. Но, конечно, не только для этого. Для проверки я предложил Мешкову повесить его замшевую куртку в парке ЦПКиО на дерево и из кустов наблюдать, какой по счету мальчишка позарится на курточку.

Всё так и сделали. Сначала шестеро прошли – ничего. Потом двенадцать – тоже никакого результата. В общем, человек сто прошло мимо, и никакого внимания на курточку Мешкова. Я-то бы, конечно, ещё бы подождал, а Мешкову уже через полчаса всё надоело. "Ну тебя, говорит, с твоей статистикой". И пошёл за своей курточкой к дереву. А я остался лежать в кустах. Смотрю: только Мешков руку к куртке протянул – и тут же раздался милицейский свисток и с дорожки к дереву старшина подходит, а Мешков, растяпа, растерялся, что ли, схватил свою куртку – и дёру. Милиционер за Мешковым. Я за милиционером. В общем, мы с милиционером поймали Мешкова и в отделение повели – Мешкова как похитителя, а меня как свидетеля.

Я не хотел, чтоб об этом Мешков рассказывал Кузовлевой, но, по-моему, он всё-таки очернил меня в её глазах за эту историю...

– Здорово, Мешкоф-ф, – сказал я, приближаясь к Сергею и делая вид, что это не по моей вине его таскали в отделение милиции. – Ты не можешь мне сделать небольшое одолжение?

– Какое ещё одолжение? – подозрительно спросил Мешков, почему-то застёгивая свою замшевую курточку на все пуговицы.

– Да вот, – сказал я, – письмо... надо подбросить к нам на кухню.

– Какое ещё письмо? – ещё подозрительней спросил Мешков.

– Да вот это. – И я достал из-за пазухи письмо, написанное красными как кровь чернилами...

Рассказ второй
СООБЩНИК МЕШКОФ-Ф

Серёжа Мешков (или как он сам называл себя сэр Мешкоф) внимательно прочитал письмо, накарябанное моей левой рукой, подумал и спросил:

– Значит, киднэппинг хочешь сообразить?

При этом в слово "киднэппинг" Мешков вложил такое количество изумительного английского произношения, что если бы я всерьёз изучал английский язык, я бы мог просто умереть от зависти, но я и русский (письменный, конечно!) и то знаю не очень, поэтому я подтвердил без всякого произношения:

– Киднаппинг!.. – и этим чуть не погубил всё дело. Совсем забыл, что Мешков учится в английской школе и для него моё произношение – это всё равно что отсутствие всякого произношения.

– Как ты произносишь! Какой-то кошмар! – зашипел на меня оскорблённый Мешков. -Идёшь на такое дело, а... Ну-ка произноси за мной... К-и-и-д... Длинное "и"... К-и-и-и-д...

– К-и-и-д!.. – стал я повторять за Мешковым. А что мне оставалось делать?

– Нэппинг...

– Наппинг...

– Не наппинг, а н-э-ппинг... Лягушку делай ртом... и ещё как будто у тебя горячая картошка во рту, и ты в это время горло полощешь...

Я сделал ртом "лягушку", и ещё как будто у меня горячая картошка во рту, и я в это время горло полощу.

– А как киднаппинг расшифровывается? – спросил я, чтобы сбить Мешкова с учительского тона.

– "Кид" – козлёнок, "нэппинг" – похищение, – разъяснил мне шёпотом Мешков. – А ради кого ты станешь кидом?

– Ради Кузовлевой.

– Ты, значит, влюблён! Ты ин лавд? По-английски это будет – ин лавд, - объяснил мне Мешков.

– Я ин лавд, – поспешно согласился я с Мешковым, – очень ин лавд! Я просто безумно ин лавд! Потому что я её больше всех на свете люблю, – сказал я. – Даже больше родителей...

– Раз на такое дело идёшь, конечно, – согласился Серёжа. – А ты на ней женишься?

– Конечно, женюсь! – сказал я. – Со временем, конечно. Если она, конечно, не будет иметь ничего против... Ну, подбросишь письмо?

– "Подбросишь"! Тут не подбросишь... Тут надо... ту пут ит стилзели... секретно положить...

– Вот-вот, – обрадовался я. – Именно ту пут и именно стылзели!..

– Да не стылзели! – возмутился Мешков. – А ст-и-и-л... длинное "и"... и язык между зубов. Ну, повтори.

Мне вообще почему-то уже давно хотелось дать Мешкову по морде, но я подумал, что это может вдруг испортить наши с ним отношения, и поэтому всё время сдерживался. Сдержался я и на этот раз, но уже из последних сил.

– А мазер свою тебе не жалко? – продолжал допрашивать меня Мешков. – Она ведь расстроится, когда узнает, что тебя... украли, да ещё за такие деньги... за такие мани...

– Конечно, мазер расстроится, – согласился я. – Если бы я был в семье один, я бы себя ни за что и ни за какие мани не украл... А потом, из-за меня мазер не будет очень уж переживать, всё равно я... грубый... и учусь плохо... и никого не слушаюсь. Если бы Сашу украли, тогда бы она, конечно, больше переживала. Ну как, будешь... пут стилзели?

– А чего ты так торопишься? Чего ты ту би ин э харри? – спросил Мешков. – Успеешь ещё украсть себя... Ты же ещё не старый... Тем более, что эта Кузовлева, по моим наблюдениям, пока здесь у нас ни на кого не обращает внимания.

– Вот именно, что пока не обращает, а вдруг как возьмёт да как обратит... Их, девчонок, разве поймёшь. Мне, Мешкоф, знаешь, что один мой приятель рассказывал, что он в одну девчонку с первого класса был влюблён. А она ни на кого не обращала внимания. В первом не обращала, во втором не обращала, в третьем не обращала, в четвёртом не обращала, а в пятом взяла и обратила внимание.

– На твоего приятеля?

– Как бы не так! На приятеля моего приятеля! А мой приятель знаешь как мучился? "Что, говорит, она не могла ещё в первом классе дать понять, что ей нравится другой? Пять лет, говорит, ждал, надеялся, и на тебе!.." Ну как, подбросишь письмо?

– Слушай, -сказал Мешков, – а у тебя вкус неплохой... В какую девочку влюбился!.. Настоящая бьютифул гёрл!..

– Ну так ведь, – сказал я, мобилизуя все свои знания английского языка и его произношения, – влюбляться, так уж в настоящую... мар фа лэйди!..

– В кого, в кого? – насторожился Мешков.

– В мар фа лэйди, – повторил я уже не так уверенно.

– В марфа лэйди? – повторил за мной Мешков.

– А что это такое?

– Ну что ты, не знаешь, что ли? – удивился я и тут же поспешно и неуверенно объяснил: – Мар – моя! Фа-прекрасная! А лэйди – это лэйди!

И здесь Мешков с хохотом свалился с ног, как будто его кто-то скосил вместе с травой.

– Марфа – лэйди! – мычал он, катаясь взад-вперёд. – Марфа – лэйди!.. Ой! Умереть! Уснуть!.. Ту дай! Ту слип!.. Май фер лэйди, а не Марфа – лэйди!.. Повторяй за мной... Ну... Май... фер... лэйди!..

Но я не стал ничего больше повторять за Мешковым.

– Ладно, – сказал я, – тут, Мешков, тебе не урок английского языка, отвечай прямо и по-русски : подбросишь письмо или нет?

– Нет, – сказал Мешков, – не подброшу. Ноу, нэвермор.

– Почему нэвермор? – спросил я грозно.

– Нехорошо воровать... Вери бед! И сообщникам за это знаешь что бывает?

– Но я же ворую себя, у своих родителей и за свои же деньги!

– Но всё равно – воруешь же? – сказал Мешков, возвращая мне письмо.

– Ворую, – тихо прошептал я. – Так ведь из-за любви же... из-за.. ай лав ю!

– Ай лав ю должна вдохновлять человека, – сказал Мешков, – на благородные дела и поступки, а не на воровство!.. И вообще тут что-то не то. Ты влюбиться не можешь, не такой ты человек! Тебе только с курточками эксперименты устраивать. Шалопут ты! Вот ты кто!

Сказал и скрылся в кустах. И ещё шалопутом обозвал!.. Сам шалопут! Целый час задавал мне всякие вопросы на английском языке, а когда дело дошло до дела, так сразу в кусты.

– Брату бы твоему помог! – крикнул из кустов Сергей.

– Курточку мне простить не можешь!.. – крикнул я вдогонку Мешкову. – Я что, виноват, что столько честных ребят развелось!..

Рассказ третий
СООБЩНИК ДЕРЯБИН

Антона Дерябина я обнаружил в соседнем переулке. Он сидел на брёвнах и, закрыв глаза, играл на рояле, то есть не на рояле, а на клавишах рояля, нарисованных на фанерной доске. Он с этой доской никогда почти не расставался. Везде её с собой таскал. Пальчики свои тренировал. Я его за эту музыкальную доску даже уважать стал. А что, здорово придумал. Сидит музицирует и никому своей музыкой на нервы не действует. Я бы на его месте с этой доской выступал в концертах. Вон у него как по клавишам пальцы бегают. Сразу видно, что человек хорошо играет на рояле. И совсем не обязательно, чтоб было слышно.

Услышав лёгкий шорох, Дерябин приоткрыл один глаз и посмотрел подозрительно на меня, но я сделал на этот раз вид, что я на самом деле это совсем не я, а мой брат и, кашлянув, вежливо присел на самый краешек бревна. Мешков же сказал, что моему брату он бы помог, а мне ни за что. И как это я сам не догадался выдать себя в разговоре с Мешковым за своего брата. И вообще перед разговором с Мешковым мне надо было выучить английский язык. На английском я бы его наверняка уговорил, как джентльмен джентльмена.

Дальше