- Но это правда, ты была ещё слишком молода, чтобы это понять.
Ида было открыла рот, чтобы возразить, но Батильда остановила её.
- Она была прекрасной мастерицей, - мягко сказала Батильда. - Самой лучшей в ВонТам и не только.
- Не такой уж и отличной, учитывая обстоятельства, - возразила Хэйдел.
Батильда взглянула на Хэйдел и продолжила:
- Должна сказать, что она была недальновидна, чрезмерно самоуверенна, и, хотя она и была отличным мастером, отсюда и пошли все её неприятности. Видишь ли, Роберт, в нашей работе мы должны соблюдать баланс между работой, которую мы проделываем руками и магией, которой мы пользуемся для превращения нитей, - она протянула своё шитьё, будто показывая мне. - Мы не используем магию, больше, чем необходимо, мы мастера своего дела. Если мы начнем злоупотреблять ей, то потеряем контроль над работой и над тем, что в итоге получится. Мы потеряем контроль над собой.
Я вспомнил несчастного Кесслера, и у меня в животе вновь зародился тошнотворный страх.
- Анна знала об этом, но всегда выходила за рамки, всегда экспериментировала.
- Каким образом? - спросил я.
Батильда положила шитьё и смахнула прядь седых волос с лица.
- Твоя мать могла шерсть превратить в бархат, а траву в шелк. Прекрасные нити. Её работой все восхищались, но она опасалась, что потеряет баланс. И каким-то образом этот страх и повлиял на неё. Она всегда успешно торговала на рынках, и, несмотря на наши предупреждения, Анна поверила, будто её мастерство было могущественней любой магии.
- Вы имеете в виду, что она думала, что могла управлять магией?
Батильда закивала в знак согласия.
- Однажды Анна сказала одному богатому торговцу, что могла превратить любую ненужную вещь во что-нибудь прекрасное и ценное. И он поймал её на слове. У него была связка соломы в телеге, и он сказал, что поверить в её мастерство только, если она сможет превратить солому в золото. Он пообещал ей хорошую цену, если она сможет это сделать.
- Я предупреждала эту глупышку, - сказала Хэйдел, - но её одолели гордыня и алчность.
- Само собой это было опасно, - продолжала Батильда.
- Но она не могла знать насколько это опасно, - сказала Ида, - она не виновата. Торговец тоже был жадный!
- Когда она мне рассказала о сделке, я искренне надеялась, что у неё ничего не выйдет, - сказала Батильда. - Одно дело бархат, лен и шелка, но золото? Я не думала, что это возможно, во всяком случае, очень на это надеялась, но к моему ужасу, Анна преуспела и в том, о чем я подумать никогда не могла. Она спряла золото из соломы в идеальные сверкающие золотые мотки, даже чище королевского золота. Но даже её мастерство не справилось с тем количеством волшебства, которое для этого понадобилось.
Все три сестры опустили глаза в безмолвном горе.
- А тот торговец предложил ей честную сделку? - спросил я.
Хэйдел фыркнула будто лошадь:
- Ха, честную! Этот человек жестоко обманул её! Когда он вернулся и потребовал то, что она сделала из соломы, то поначалу обрадовался, более того Анна не могла потребовать достойной оплаты за свой труд. Вот, что происходит, когда жадность волшебства охватывает тебя. Ты теряешь контроль! Торговец отдал ей мешок зерна за кучу золота, уверяя её, что это и было честно, ведь без его соломы у неё ничего бы не вышло.
Я вздрогнул, вспомнив, как я первый раз менялся с мельником, как у меня язык не поворачивался что-то сказать, и я машинально принял всё, что он дал мне взамен. В тот момент я не понимал, что на меня нашло.
- Я помню тот день, - сказала Ида, - я была маленькая, но я помню, как она чуть в обморок не упала, держа в руках тот мешок с зерном. Её лицо! Она выглядела так, будто саму смерть увидела!
- Думаешь, она на этом остановилась? - сказала Хэйдел. - Нет, она будто стремилась стать самой алчной девчонкой в мире!
- Хэйдел, нельзя так говорить о нашей сестре. Она только хотела исправить ошибку, - сказала Ида.
- Да, но не вышло, не так ли?
Я почувствовал себя так, словно все мои проблемы были разложены перед моим носом, и что я надеялся получить решение:
- Что же произошло?
Глаза Батильды заблестели от слез. Она теребила в руках шитье, поднося его ближе к лицу, словно работа поможет ей справиться с нахлынувшими эмоциями.
- Она не верила, что из-за волшебства потеряла контроль. Она твердила, что это всё потому, что торговец дал ей солому. В следующий раз она спряла ещё больше золота из собственной соломы, надеясь, что в этот раз сможет честно сторговаться, но не смогла. Она отнесла золото на рынок и продала его за гроши. Люди всегда начинают торг со смешной суммы, а у Анны не было сил отказаться или предложить свою цену. Ей приходилось принимать то, что ей предлагали, и они получали золото.
Мне было знакомо это чувство. Сначала я его не замечал, но в случае с Опаль, я вспомнил свою беспомощность, как я не мог предложить свою цену или же отказаться принять то, что казалось мне отвратительным.
- Затем вернулся торговец, - заворчала Хэйдел.
- Да, это самая худшая часть истории, - сказала Батильда.
- Он вернулся с целой телегой соломы для Анны, - сказала Ида, - я запомнила это, и я знала, чего он хотел. Я знала!
Торговец был очень похож на мельника.
- Анна отказалась, - сказала Батильда, - но торговец сказал, что как раз направляется в Королевство, и что, наверняка, Король Гербертус, который правил в то время, заинтересуется даром Анны. Эта была ужасная угроза. Анна была очень независимой и знала, что король захочет использовать её дар в своих целях. Итак, она ещё раз спряла торговцу золото, а в качестве оплаты он дал ей новое веретено, чтобы она могла ещё прясть для него.
- Румпель, - сказала Хэйдел, - она была заперта в румпеле.
Её голос был таким мягким, я почти не расслышал её.
- Что? Где она была заперта?
- Румпель, так мы называем нашу работу. Означает, что мы погружены или застряли в магии. Мы заворачиваем нашу работу в магию, а твоя мать себя в неё завернула, да так крепко, аж до смерти.
- Хэйдел, что за глупости! - сказала Ида. - Нельзя человека обернуть магией! И ещё я уверена, что Анна никогда больше не пряла после ухода. Скорее всего, она умерла при родах.
- Она умерла сразу после того как я родился, - сказал я.
- Вот видите!
- Ну, если тебе от этого легче, Ида, то продолжай так думать. Но я считаю, что как только потеряешь баланс между магией и мастерством, румпель тебя хватает и начинает крутить очень быстро, он держит тебя настолько крепко, что вырваться невозможно. Он душит тебя. Она так и не освободилась от него и неважно, от чего она умерла. Румпель никогда не отпускает. Хэйдел смотрела на меня искоса до тех пор, пока по всему моему телу не побежал холодок, пробирающий до костей.
- А что произошло дальше? - спросил я.
- Она знала, что торговец никогда не оставит её в покое, - ответила Батильда, - и в тот же день она убежала, никому не сказала куда и ничего с собой не взяла, кроме веретена, которое ей дал торговец.
- Я умоляла её не уходить, - сказала Ида, вытирая слезы с лица, - я бежала вниз по дороге, рыдая ей вслед. Я ждала её целыми днями на улице. О, как же мне хочется обмотать свои нити вокруг толстой жадной шеи торговца! - добавила она, покрутив нитки в руках.
- Последнее, что мы о ней слышали, это то, что она вышла замуж за человека издалека и вскоре умерла от болезни. Мы и не знали, что у неё есть сын...
Они продолжали что-то говорить, но их слова до меня не долетали. Румпель. Так вот значит как назвала меня мама? Потому что попалась в ловушку магии и знала, что я тоже в неё попадусь? Да, это имело смысл, но легче мне от этого не стало. Я не почувствовал себя бОльшим человеком, чем был, я не стал выше или умнее, на что я всегда надеялся, наоборот, я почувствовал себя очень маленьким и таким одиноким, как никогда.
- Роберт, пойдем, ты наверно очень устал, - Ида подняла меня и отвела обратно на кухню. - Ну вот, мило и уютно.
В углу возле камина из соломы покрытой двумя одеялами была сооружена кровать для меня.
Ида нахмурилась и прикусила губу:
- Мы с сестрами спим на одной кровати, а другой у нас нет, к сожалению. Я подумала, что здесь тебе будет удобно.
- О, - сказал я, выдавливая улыбку. Мне не хотелось показаться неблагодарным. - Тут прекрасно, солома... она такая... теплая.
Ида пристально на меня посмотрела. Она была такой доброй и радостной, когда я только пришел, а теперь я мог видеть в её глазах беспокойство, такое же, как и у её сестер.
- Спокойной ночи, Роберт, - она вышла, оставляя меня наедине с догорающим камином.
Каждая часть моего тела была истощена, я плюхнулся на соломенную кровать и закрыл глаза. Я слишком устал, чтобы думать. Единственное, что крутилось у меня в голове снова и снова, пока я засыпал, было слово Румпель, Румпель, Румпель...
Сойти с ума
Я проснулся от приглушенных голосов в темноте. Где я находился? Кто это разговаривал? Мне грозила опасность? Моё сердце тяжело билось, и тут я вспомнил, что был у Шерстяных Ведьм, моих тётушек, сестер моей матери. Они же только что мне рассказали о том, как она умерла и о том, почему я был тем, кем был. Они назвали мне моё имя.
Румпель.
Шепот ведьм доносился с противоположного конца комнаты. Я их не видел, но изо всех сил старался услышать, о чем они говорили.
- Что-то он нам не договаривает, - шептала Хэйдел.
- А что, по-твоему, он должен нам сообщить? Анна умерла, когда он был младенцем, он не мог знать о её неприятностях!
- Анна-то умерла, но ведь это не означает, что её неприятности ушли вместе с ней. Если она была заперта в румпеле...
- Ой, да ладно вам! Не была она в ловушке!
- Ты не понимаешь, - сказала Хэйдел, - если она была в ловушке румпеля во время рождения малыша, то, возможно, магия не умерла с ней. Возможно, она передалась ребенку.
- Думаете, что мальчик тоже под властью румпеля? - спросила Батильда.
- Ой, не говори глупости! - зашипела Ида. - Скорее всего, он обладает тем же даром, что и она. Мы могли бы его обучить нашему мастерству, только на этот раз...
- Нет! - резко зашептала Хэйдел. - Это может нам всем навредить. К тому же, откуда мы знаем, от чего он бежит?
Наступила тишина, затем заговорила Ида:
- Думаете, что он пришел к нам за помощью?
Хэйдел заговорила серьезным голосом:
- У румпеля очень сильные чары, если мальчик родился с этим, то, наверняка, его магия теперь ещё сильнее.
- Эта мысль, должно быть, мучила Анну, как же она, наверно, страдала! - сказала Батильда.
- Она это заслужила, - ответила Хэйдел.
- Как тебе не стыдно, Хэйдел! - огрызнулась Ида. - Никто не заслуживает таких страданий, слышишь, никто!
- Может, лучше его расспросить обо всем? - предложила Батильда.
- Если бы он хотел, он бы давно нам всё рассказал, оставьте его в покое, - возразила Ида.
- Разве мы не имеем права знать? Если он от чего-то бежит, рано или поздно это что-то настигнет его. От румпеля не спрячешься.
- Но он такой маленький и такой ещё молодой, мы должны суметь ему помочь! - сказала Ида.
- Мы же не смогли помочь Анне, мы ничего не смогли сделать, - ответила Батильда.
- Откуда нам знать, как может отразиться на нас его появление, - сказала Хэйдел.
Все замолчали и больше ничего не говорили. Вскоре я услышал их ритмичное посапывание, но сам не мог заснуть, обдумывая их слова, особенно одно. Своё имя. Румпель. Теперь я был полностью в этом уверен. Меня звали Румпель, это была моя сущность. Поэтому я мог прясть золото. Поэтому тролли учуяли, что от меня пахло магией. Я был рожден в магии, магия окутывала меня. Какую цель преследовала моя мать, когда дала мне это имя? Было ли это предупреждением или криком отчаяния? А может быть просто невыносимая правда?
Батильда сказала, что от румпеля нельзя избавиться. Знала ли о румпеле Лесная Ведьма? Знали ли мои тётушки о штильцхенах? Если я найду один, сможет ли он мне помочь? И разрешат ли тётушки остаться у них? Я же могу быть опасным для них, они сами так сказали, но мне некуда было идти. Они были сестрами моей матери, единственная семья, которая оставалась у меня на всём белом свете.
Я поплотнее завернулся в одеяла, чтобы почувствовать тепло и уют, но я ощущал лишь одиночество и страх. Больше всего на свете я хотел оказаться на Горе, сидеть с бабулей у камина и слушать её истории о проблемах с магией у других людей.
Я снова услышал разговоры тётушек, когда проснулся утром. Они сидели за столом, каждая на своём стуле: Батильда на фиолетовом, Хэйдел на голубом, а Ида на желтом. Это означало, что зеленый стул принадлежал моей матери.
При виде меня тётушки замолчали. Хэйдел тщательно изучила сено, на котором я спал, как будто я во сне мог превратить его в золото.
Ида дала мне два куска хлеба на завтрак.
- Как ты спал? - спросила она меня, внимательно вглядываясь, словно хотела увидеть румпеля, который овладевал мной.
- Прекрасно, спасибо! - ответил я, присаживаясь с хлебом на зеленый стул. Больше за завтраком никто и слова не проронил.
Тётушки занялись своими делами. Они пекли хлеб, вычесывали шерсть, подметали. Когда я предложил помощь в работе по дому, Ида значительно смягчилась и очень обрадовалась, когда я сказал, что могу подоить козу. Она вручила мне ведро:
- Элоиза пасется на заднем дворе.
- Элоиза?
- Коза, разумеется! Её зовут Элоиза.
- Никогда раньше не встречал животных с именами.
Конечно, называть нашу козу Молочком, а осла Ничто было довольно странно, но давать животному человеческое имя было просто неслыханно.
- Неужели! - сказала Ида. - Как глупо! Как же можно ожидать от них уважения или отдачи, если не дать им хорошее имя? Вполне разумно.
Пока я доил Элоизу, то думал, что тётушка сумасшедшая. Я надоил молока до краев ведра. Молочко давала всего несколько глотков. Может и Ничто был бы не таким злобным, если бы у него было настоящее имя. Возможно, ему не нравилось, что его зовут Ничто, не меньше, чем мне отзываться на имя Румп.
В тот вечер я снова сидел с тётушками, пока они работали. Ида работала над тем же гобеленом, что и в предыдущий вечер, и по мере того, как у неё получались феи, я почти слышал их писк и смех. Батильда шила что-то новое тем вечером, что-то из зеленой ткани, но я не мог понять, что это было. Хэйдел сидела в тёмном углу и пряла, но шерсть, которая наматывалась на катушку, будто мерцала, озаряя темноту.
В пальцах покалывало, пока я смотрел, как они работают, будто им хотелось прясть. Я крепко сжимал кулаки, стараясь выгнать из себя это ощущение. Хэйдел подняла глаза, впиваясь в меня взглядом. Я повернулся к Иде.
- Расскажите поподробнее о своей работе? - попросил я Иду.
Ида расплылась в улыбке от удовольствия, как будто всю жизнь ждала момента, чтобы кому-то показать своё мастерство.
- Представь воду, которую вычерпывают из родника, так же и ты вычерпываешь магию из себя, медленно, стараясь не пролить. Ты сам оцениваешь, сколько тебе нужно, когда представляешь на что израсходуешь магию. Затем, ты проливаешь магию в нити из своих пальцев, не много, только немного побрызгать.
Её пальцы быстро двигались по станку, вставляя и выдергивая нити, цвета в которых кружились и переливались.
- Откуда ты берешь магию?
- Отовсюду! - рассмеялась она. - Магия повсюду! В воздухе, в почве, в огне и в воде, в звездах и облаках, а так же в солнце. Солнце пышет магией. Из всего, что тебя окружает можно добыть магию.
- Но как?
- Так же как ты вдыхаешь воздух в легкие.
- А что, если вдохнуть слишком много?
- Ну я...- Ида замешкалась, - тогда выдыхаешь её обратно. Можно почувствовать, когда она начинает овладевать тобой.
- Но как вытолкнуть её из себя?
Она смутилась. Было видно, что она пытается объяснить то, что она всегда знала, но как точно она это делала, он объяснить не могла. Это так же, как смотреть, или нюхать, или шевелить пальцами.
- Просто выталкиваешь её из себя.
- А что, если не вытолкнуть её из себя? Что, если позволить ей овладеть тобой?
- Тогда попадешь в беду,- резко ответила Хэйдел, - как твоя мать.
Больше я не задавал вопросов.
Следующие несколько вечеров я намеренно изучал работу тётушек. Особенно, мне хотелось увидеть, как Хэйдел вдыхает и выдыхает магию во время прядения. Но за ней было очень тяжело наблюдать, потому что она всегда смотрела на меня своим большим глазом так, что меня дрожь охватывала. Поэтому я в основном наблюдал работу Батильда и Иды. Я концентрировался на их пальцах, стараясь рассмотреть, как в них входит магия, но ничего не мог разглядеть. Хотя и не было ни вспышек, ни пламени, для меня это всё выглядело как волшебство.
Я пытался забыть о том, что прял золото, и на следующей неделе Ида и Батильда помогли мне в этом, подарив новую одежду, целых два комплекта! Кто ещё, помимо королей или знатных людей мог похвастаться этим? Ида сшила для меня коричнево синие штаны и две рубашки. А Батильда подарила мне два свитера: один цветной, а второй зеленый, яркий, но, в то же время, спокойный, как весенняя трава на Горе. Зеленый цвет был моим любимым.
- Хэйдел этот цвет специально для тебя сделала, - сказала Ида.
- Спасибо! - поблагодарил я.
- В цвет твоих глаз, - проворчала Хэйдел.
- У тебя глаза, как у мамы,- сказала Батильда.
- Надеюсь, мы тебя удивили дарами,- сказала Ида, подчеркивая рифму, от чего я заулыбался. Думаю, что стихоплетство - наша семейная черта.
Пока я складывал свитер, я размышлял о том, какой была моя мать. Как она улыбалась и смеялась. Интересно, она тоже любила рифмовать? Тётушки редко о ней говорили, а если и упоминали о ней, то всегда с грустью или, в случае с Хэйдел - со злостью. Я представлял себе, что моя мама была очень похожа на Иду, с такими же черными волосами и веселой улыбкой.
- А чем-нибудь, кроме моих глаз, я похож на мать?- спросил я её.
Ида помотала головой:
- Остальным ты должен походить на отца, держу пари, он был красавчик!
- Я его не знал, он умер ещё до моего рождения на приисках.
- Кто же заботился о тебе все эти годы?
- Бабуля, но теперь и она умерла.
Глаза Иды наполнились слезами:
- О, бедняжка! Больше с тобой не должно случиться ничего печального!
Она крепко прижала меня к себе, так, что у меня искры из глаз посыпались. Мне нравилась Ида, но мне не очень нравились все эти слезы и обнимашки, которые так любят девчонки. Я скучал по Краснушке.