Я со всеми попрощался. Некоторые из троллей попытались меня уговорить остаться еще на одну ночь, но я не думал, что смогу съесть хотя бы еще одну порцию тины. К тому же я настолько устал, что не смог бы вынести еще одну ночь их храпа и вони.
- Возьми немного тины с собой, - сказала Бука, протягивая небольшой кувшин. - Может, это поможет тебе некоторые вещи сделать гораздо проще.
- О... спасибо, - я сглотнул. - Спасибо за то, что не съели меня.
Они все забурчали и захмыкали. Даже несмотря на то, что я понимал: они смеются - это все равно звучало немного страшновато.
С сумкой в одной руке и тиной в другой, я направился вниз по дороге в сторону ВонТам. Я немного позавидовал троллям и их простой жизни. Моя же судьба простоты не допускает. Все, что осталось позади и все, что ждало меня впереди, все было ничем иным, как скоплением сложных хитросплетений.
ВонТам
"Дорогой Румп!
Мельника посвятили в рыцари. Ни за что не стану звать его лордом Освальдом. Он все тот же толстый жадный мельник, а его сыновья - уродливые тролли.
Твой друг,
Краснушка".
Я так и покатился со смеху. Если бы Краснушка могла встретить живых троллей, она бы увидела, что они гораздо любезнее, чем Фредерик и Бруно, да и симпатичнее тоже.
Гном нашел меня уже затемно, когда я остановился на обочине отдохнуть. Я отправил ответное сообщение, описывая свое местонахождение, а еще попросил Краснушку, если она решит мне ответить (что совершенно необязательно, потому что ответ может меня не найти), чтобы не говорила ничего об Опаль и детях. Никогда.
После тяжелого дня на ногах и почти без еды, не считая тины, я посчитал, что заслужил пирог с мясом, который дала Марта. Он лишь немного зачерствел, а спал я лучше, чем когда-либо в последнее время.
На следующий день я набрел на ручей вблизи от дороги, но еды у меня не было, поэтому я выпил немного тины (спасибо Буке). От нее немного мутило, но это было хоть что-то.
За три дня путешествия я не встретил ни души, а на четвертое утро показалась развилка. Один знак гласил "ВонТам", а другой направлял в "ЗаПределами". Сердце, казалось, перестало биться от радости. ВонТам! Такое чувство, как будто я нашел свою мать или штильцхен, а здесь, возможно, так и случится!
К обеду стало доноситЬся блеяние овец, коз и мычание коров, но все эти звуки вскоре утонули в блеянии овец. Овцы были повсюду: паслись на лугах, отдыхали в тени деревьев, пили из ручья.
Желудок заворчал. Я не ел ничего с прошлого утра, когда кончилась тина троллей. Интересно, получится ли пробраться в стадо и подоить одну из коров так, чтобы она меня не лягнула?
Я шел через небольшую деревню, где между маленькими домишками с соломенными крышами и дымящимися трубами сновали цыплята и гномы. Женщины развешивали белье на просушку, а дети приплясывали вокруг, стараясь поймать фей.
Подойдя к пожилой женщине, вытряхивающей коврик, я объяснил, что ищу человека, который мог бы знать мою мать.
- Она умерла, но была родом отсюда, и я хочу найти ее семью.
Увидев мои лохмотья и неприглядный внешний вид, женщина слегка отшатнулась. Должно быть, от меня пахло не лучше тролля.
- Как ее звали? - спросила она.
- Анна, - ответил я.
- Я ее не знаю, - был ответ. - Но в пяти милях отсюда есть другая деревня, там изрядное количество купцов и коробейников. Иди по дороге, на развилке налево.
- Спасибо, - сказал я, уходя, но желудок напомнил о себе. - Не могли бы вы дать мне что-нибудь поесть? Я в пути уже долгое время.
Женщина поколебалась, а потом кивнула.
- Подожди немного.
Вернувшись, она протянула мне ломоть хлеба и кусок козьего сыра.
Мне бы хотелось дать ей что-то в качестве благодарности, но все, что у меня было с собой, драгоценности Опаль, которые могли возбудить подозрение и потребовали бы слишком много объяснений или лжи. Поэтому я снова поблагодарил ее и пошел своей дорогой.
Когда я оказался вне ее видимости, то спустился к ручью и принялся за еду. Сложно было ожидать помощи от кого-то в таком виде, поэтому я постарался смыть с себя как можно больше грязи, пыли и запаха троллей. Оборотной стороной того, что я был теперь чистым, стало появление фей. Приходилось идти, пока они летали над моей головой и вокруг тела, а их голоса звенели у меня в ушах.
До следующей деревни я дошел уже в конце дня, она напомнила мою родную деревню на Горе. Маленькие однобокие дома были разбросаны невпопад, а единственным большим зданием была мельница, стоящая на краю леса. Люди были заняты доением коров, стрижкой овец и сеянием семян в садах. Счастливчики, они могут выращивать собственную еду.
Я остановил прохожего и спросил, не знает ли он женщину, которая жила тут много лет назад, которую звали Анна. Он ответил, что не знает. В отчаянии я прислонился к шаткому забору, надежда понемногу покидала меня. Я отгонял фей от лица и рук, но они то и дело возвращались, хихикая.
- Должно быть, ты везунчик, - позади послышался голос.
Я обернулся и посмотрел сквозь забор - перед деревянной лачугой сидел старик и прял. Вид кого-то, кто умеет прясть, возвращал надежду. Может, стоит упоминать не только имя моей мамы, но и то, чем она занималась.
- Везунчик? - переспросил я, смахивая фею с носа.
- Феи, они приносят удачу, - объяснил старик.
- Я самый невезучий из всех, кого знаю, - фыркнул я.
- Удача изменчива.
Я наблюдал за тем, как он прядет, ритмично скручивая шерсть.
- А много здесь тех, кто умеет прясть?
- Есть несколько человек. У нас довольно шерсти.
Конечно. Все эти овцы. Я открыл ворота и подошел ближе к старику и прялке. Обычная шерсть.
- И все прядут так же, как вы?
- Ну, думаю, что парочка из них лишилась пальца или двух из-за этого ремесла, но в основном мы все делаем одинаково. Ничего интересного в этом нет.
- Но я слышал сказки... истории о тех, кто умеет прясть чудесные вещи. Не обычную пряжу, а нечто... эм... более ценное.
Старик перестал прясть и взглянул на меня проницательными выцветшими глазами.
Я попятился.
- Ты не о Шерстяных ли ведьмах говоришь?
- Шерстяные ведьмы? Есть такие?
- О, да, - ответил он со смешком. - Эти ведьмы могут легко превратить шерсть в шелк, а траву в серебро! Говорят, отлично прядут, хотя сам я никогда не видел. Они путешествуют и продают свою работу, но не станут торговать с тем, кого знают. Они живут там, в этих лесах, - он указал в направлении мельницы.
Должно быть, ведьмам нравится прятаться среди деревьев.
- Спасибо, - отозвался я и повернулся, чтобы уйти.
- Гляди под ноги, - сказал старик.
Я застыл на месте.
- Прошу прощения?
- Ты наступил на мою шерсть, - он указал мне под ноги.
- Аа... правда. Извините... Спасибо.
Проходя по деревеньке, я смотрел под ноги, чувствуя взгляды затылком. Вряд ли им часто попадаются чужаки, так же как и нам на Горе. Проходя мимо мельницы, я поднял глаза. На улице сидела девушка и прочесывала шерсть. Она напомнила мне Опаль. Опаль, сделки, дети. Живот скрутило. Я снова опустил глаза и поспешил в лес.
Вначале я шел по пыльной дорожке, ведущей сквозь деревья, но вскоре она превратилась в узкую каменистую тропу, которая так сильно петляла, что я подумал было, не хожу ли я кругами. Тут след и вовсе исчез, как тогда, когда Краснушка нашла секретный путь до дома своей бабушки. В конце концов, тут живут ведьмы.
Феи мелькали перед носом, их голоса звенели в ушах. Может, стоило снова вываляться в грязи. А может, лучше найти тропинку и вернуться обратно? Но тут я увидел вдалеке дым, идущий из трубы. По мере моего приближения число фей, казалось, увеличивалось, они танцевали и верещали вокруг меня. Наконец, я вышел к небольшому домику с цветами вдоль изгороди и каменной дорожкой, ведущей к ярко-красной двери.
Красная дверь - плохой знак. Мне стало не по себе. Не стоило приходить сюда, эти ведьмы, наверняка, ничего не знают о моей матери и о моем даре. И вряд ли они дружелюбные.
Прежде чем я успел передумать, дверь открылась и из дома вышла девочка. Увидев меня, она восторженно завопила:
- Гость, надо же! Ой, заходи! У нас есть пирог!
Шерстяные ведьмы
Девочка схватила меня за руку и потащила внутрь. Первое, что я почувствовал, - это превосходный запах, сладковатый и пряный. В животе заурчало. Еда, настоящая еда!
Комната была большая, но соединяла в себе несколько, совсем как у меня дома: кухня, спальня и гостиная располагались каждая в своем углу в одном пространстве, которое пестрило цветами и тканями. Солнечный свет струился из трех длинных окон, занавески которых были замысловато расшиты цветами, виноградом и птицами. Четыре стула стояли вокруг дубового стола. Они были раскрашены в ярко голубой, фиолетовый, желтый и зеленый цвета, и каждый стул имел свою уникальную форму и размер, будто они были сделаны для разных заказчиков. Большая кровать занимала почти всё пространство вдоль стены и была покрыта одеялом, сотканным из сочных радужных оттенков. Казалось, комната была живая и распевала песенки.
- Как тебя зовут? - спросила девочка. – Ой, нет, не надо, дай сама догадаюсь, обожаю отгадывать! Она приложила палец к губам и оценивающе на меня посмотрела. Должно быть, она была всего на несколько лет старше меня, симпатичная девочка с черными кудряшками и зеленющими глазами, совсем как трава весной. - Тебя зовут Герберт, нет, нет, подожди, на Герберта ты не похож, Бертрам? Нет, тоже не похож... вот так загадка... должно быть, что-то необычное, что-то вроде Зелгмейер? Волденихт? Рольфандо?
- Ида, кто там? - послышался голос из-за маленькой двери справа. В комнату вошла женщина, сильно напоминающая девочку, только старше. В черных волосах виднелась седина, а вокруг гляз и губ были морщинки. Когда она меня увидела меня, то застыла:
- О, боже!
Женщина зажмурилась, глубоко вздохнула и снова открыла глаза.
- Что случилось, Сестра? - спросила Ида.
- Хэйдел! Иди сюда! - закричала женщина.
В комнату, прихрамывая, вошла еще одна женщина. Эта женщина напомнила мне ведьму. Она была не такой уж и старой, но сгорбленной, с тростью и косолапила на одну ногу. Лицо было перекошенным, один глаз был прищурен, а другой широко открыт. Губы были плотно сжаты, но, когда она поравнялась со мной своим широко открытым глазом, её лицо смягчилось, а рот приоткрылся от удивления.
- Ты это видишь? - спросила вторая женщина.
- Вижу что? - спросила Ида.
- Анну, - ответила та, что напоминала ведьму.
- Анна была моей матерью, - объяснил я.
Ида ахнула. Они все замерли, будто заколдованные. Они были настолько поражены, что даже дар речи потеряли. Я чувствовал себя идиотом.
В конце концов, Ида рассмеялась:
- Племянничек! - она поспешила ко мне и крепко прижала к себе, что было бы даже приятно, если бы я мог дышать. Потом она меня отпустила, прижала свои руки к моим щекам и сказала:
- Ну разве он не красавчик? Наш племянник! Сын Анны, кто бы мог подумать!
Вторая сестра моргнула и подошла ко мне. Она подставила свой палец мне под подбородок, поднимая моё лицо.
- Он очень похож на Анну, не так ли, Хэйдел?
В конце концов, Хэйдел тоже вышла из ступора, но ко мне она не подошла. Она молчала, оглядывая меня своим широко открытым глазом, а потом проворчала:
- Я не вижу, чему тут радоваться.
Она поковыляла к выходу. Тут же радость сошла с лица Иды, а её старшая сестра поглядела на меня, нахмурившись. Было ошибкой приходить сюда. Я им был не нужен. Я отпрянул назад, но Ида поймала меня за плечо.
- О, дорогой племянник, не обращай вниманиия на Хэйдел, - сказала Ида, - она всегда раздражительна, такова Батильда. Мы так рады, что ты к нам зашел! Можешь называть меня тётушка Ида. Проходи, попробуй....
- Ида! Нам ничего о нем неизвестно, - встряла Батильда, - откуда он пришел, как нашел нас или как его хотя бы зовут!
- Как его зовут, я не смогла отгадать. Так любопытно, обычно я всегда попадаю в точку, - лицо Иды потемнело.
Я посмотрел в сторону. Я был таким уставшим, что сама только мысль о рассказах о моём имени и обо всем остальном подкосила меня. Я не хотел видеть их реакцию на всё это.
- Меня зовут Роберт.
Батильда в замешательстве приподняла брови.
- Ну, я бы никогда не отгадала твоё имя, - разочарованно сказала Ида.
- Как ты нас нашел, Роберт? - спросила Батильда.
- В деревне я спрашивал о своей матери, но никто её не помнил, но потом, когда я спросил о прядении...
Батильда напряглась, но закивала головой. Должно быть, она знала, что моя мама пряла.
- О, ну иди же, поешь торта и посмотри, что мы тут готовим! - Ида потащила меня через маленький коридорчик, который вел в другую комнату, но Хэйдел тростью загородила проход:
- Ты, противный мальчишка! - заворчала она
- Хэйдел! Роберт - наш племянник и наш гость!
Хэйдел смотрела на меня сверху вниз, и мне показалось, что она могла разглядеть все мои секреты.
- Так, Роберт, перед тем, как ты войдешь сюда, иди, искупайся. Ты выглядишь так, будто купался в грязи!
Ванна находилась в углу комнаты. Батильда налила в неё горячей воды и выдала мне мыло и мочалку, чтобы я хорошенько отмылся. Затем они вышли из комнаты, последовав за Хэйдел.
После купания я завернулся в разноцветное стеганое покрывало, пока моя одежда сушилась возле огня.
- Это я сама шила, нравится? - входя в комнату, сказала Ида.
- Как тебе удается получить столько оттенков? - спросил я, проводя руками по замысловатым узорам.
- Всё на кончиках пальцев. Погоди, ещё увидишь то, над чем я сейчас работаю.
Пока сохла моя одежда, Ида кормила меня. Я ел очень и очень много. Я уже и забыл, что это такое быть чистым. Ещё я забыл, каково это кушать настоящую еду, вместо тепловатой жижи. И эта еда была даже лучше, чем мясные пироги Марты или бабушкино жаркое. Но это уж точно лучше жижи. Меня кормили свеклой, картошкой с травами и сыром, свежим хлебом и молоком. Я раньше никогда не пробовал торт, оказалось, что он похож на хлеб, только был сладким, рассыпчатым и сочным. Я съел три куска.
После ужина мне очень захотелось спать, особенно, когда надел свою теплую, выстиранную одежду, но у Иды были другие планы. Она отвела меня в другую комнату, где сидели Хэйдел и Батильда. Я остановился в дверях и разинул рот.
Хэйдел сидела за прялкой, а у её ног были мотки ниток таких цветов, которые не получишь с помощью красителей. Красные были ярче, чем клубника, желтый ярче солнечного света, голубой был, будто утреннее небо, а синий, как глубокие воды, зеленый, как листья в лесу, а остальные оттенки были такие, каких я никогда раньше не видел.
Батильда шила что-то вроде шали, создавая плавный замысловатый узор с помощью нитей, которые пряла Хэйдел. Она работала настолько быстро и ритмично, что невозможно было распознать, где были её пальцы, а где швейные иглы.
Но больше всего меня поразили гобелены. Каждый дюйм стены был покрыт яркими, полными жизни картинами: белый носорог на маковом поле, танцующие принцессы, рыцарь, защищающийся от огнедышащего дракона, пленница в башне. Посередине комнаты стоял большой ткацкий станок, заправленный нитками всевозможных оттенков. Ида села за станок и начала перебирать руками по ниткам, создавая живые картины - птицы, цветы и феи, они выглядели настолько натурально, что, казалось, могли дышать и шевелиться. Конечно, это было волшебство. Точно такое же как, когда я прял золото или когда моя мама это делала.
По мере того, как я наблюдал за всем этим, то ощущал покалывание в ногах, на кончиках пальцев, в груди и в голове. Это было местом, где всё началось, отсюда пошло и моё начало. Всё началось с моей матери, которая начинала тут.
- Как это работает? - спросил я.
- Заклинания, - с восторгом ответила Ида. - Волшебство.
- Ида! - предупреждающе одернула её Батильда.
- Большую часть работы проделываем мы, а не магия, - сказала Ида, - а заклинания - это всего лишь толчок в работе с тканями.
- Тебе не кажется, что ты увлеклась с заклинаниями? - сказала Хэйдел. Она начала прясть шерсть с легким оттенком лаванды, но за разговором цвет усилился и стал пурпурно фиолетовым.
- Такой цвет даже поднимет ткань в цене, - ответила Ида.
- Да, но как это на тебе отразится?
- Хэйдел, ты слишком много беспокоишься. Мной управляет не жадность и не гордость, только чувство прекрасного.
Хэйдел смотрела на гобелены, продолжая прясть, и по мере, того как она вошла в ритм, нити снова приобрели лавандовый оттенок.
- А вы можете менять только цвет нитей или состав тоже?
- Совсем немного, - ответила Хэйдел, - я никогда не поведу себя так глупо и алчно.
Она посмотрела на меня, и я снова почувствовал, что она видит меня насквозь, видит мою глупость и алчность, которые принесли мне столько проблем.
- Хэйдел очень осторожна, - сказала Ида.
- Нам всем следует быть очень осторожными, учитывая то, что случилось с его матерью, - сказала Хэйдел, кивая в мою сторону.
Батильда отложила шитьё:
- Хэйдел, такое могло случиться с кем угодно.
- С кем угодно, кто оказался бы таким же жадным.
- Любой может быть жадным, - ответила Ида.
- Очевидно так, - сказала Хэйдел.
- Прошу прощения, - заговорил я. - Но я никогда не знал, что моя мать...
- О, бедняжка! Какие же мы бесчувственные! - воскликнула Ида. Она оставила работу и поспешила успокоить меня.
- Да нет же, нет, просто... Ну, я о ней почти ничего не знаю. Я только знаю, что она была из ВонТам и что она могла прясть, но не так как все люди, но в чем проявлялось её глупость или жадность? - три мои тётушки прекратили работу и с осторожностью посмотрели друг на друга.
- Она что-то подобное делала? - спросил я, указывая на нити и гобелены.
- Нет, - ответила Батильда, - она обменивала всё, что создавала.
- Включая душу, - пробормотала Хэйдел.
- Хэйдел! - одернула её Ида. - Бедный племянник!
- Ну, бедный он благодаря ей. Думаешь, он не имеет права знать?
Все замолчали. Батильда и Ида уставились в пол, а Хэйдел смотрела на меня, её глаз подергивался.
- Я знаю, что она могла прясть, - заговорил я, ходя вокруг и около вопроса, который заботил меня больше всего. Я хотел узнать, что ж случилось с мамой. Я хотел узнать, можно ли было что-то сделать, чтобы решить мои проблемы, но я никак не мог решить, что именно я могу им о себе поведать. - Я знаю, что она могла прясть... ценности. Расскажите мне, что с ней случилось?
- Жадность, - ответила Хэйдел. - Жадность и магия засосали ее, и она сама спряла себе могилу.
- Хэйдел, пожалуйста, будь учтивей, - попросила Ида.