Я мысленно вернулся в то время, когда король Барф потребовал себе мое золото. Я не отдал ему его сразу. Сначала я спросил его, что он даст мне взамен. "Отдай мне золото, и я пощажу тебя". И я отдал.
- Так что... они могут предложить мне взамен пустоту? Что если они предложат мне грязь, или слизней, или ... или что-то мерзкое?
- Ну, я предполагаю, что это может быть что-то не очень приятное. Но раз уж они обещали, что это будет иметь свою цену и они смогут это дать, то сделка все-таки состоится.
- Но что, если я не хочу того, что они мне предложат?
- Ага. Вот именно это и делает подобный бизнес опасным. Твоя мать никогда не пришла бы ко мне, если бы могла отказаться от сделки. Именно по этой причине она и нашла меня. Когда предложение было сделано, она была обречена. Она должна была отдавать им золото и брать то, что они предлагали, даже если она в этом не нуждалась.
Мое желание. Мой контроль. Вот цена, последствия этого волшебства.
Я подумал о тех случаях, когда приносил золото мельнику.
- Что вы дадите мне? - спросил безнадежно я, словно притащил мусор вместо золота. Я никогда не высказывал ни требований, ни пожеланий. Никогда не отказывался от его предложений и никогда не видел смысла что-то спрашивать или удивляться.
Все это время волшебство скручивало меня, лишая контроля. Я подумал о маме, тонущей во всем этом золоте.
- Вы совсем не смогли помочь моей маме?
- Ну, хочется верить, что я все-таки ей помогла, хоть и не в том виде, в каком она ожидала.
- Но она мертва! - как горячие искорки внутри меня вспыхнула злость. - Если бы вы и вправду помогли ей, она бы не умерла!
- Ее судьба был предрешена задолго до того, как она пришла ко мне, - сказала ведьма. – Но, пока она была жива, я говорила ей о том, как она может освободиться от своей привязанности.
- И как? - спросил я с долей надежды.
- Ты когда-нибудь слышал о штильцхене?
Штильцхен. Звучало для меня знакомо, но я не знал, что это значит или где я это слышал.
- Штильцхен - самая великая магия. Чистая магия, более могущественная, чем любые другие чары или заклинания. Ее ни с чем нельзя смешать: она особенная.
- Где мне ее взять? Как она выглядит?
- Ну... полагаю, она может быть где угодно и выглядеть может как угодно. Это может быть дерево, скала или гора. Магия штильцхен растет вместе с предметом, становится его частью. Это тип магии, вросшей в самую кость. Ее нельзя забрать, нельзя отменить или ею злоупотребить. Она сильнее, чем самое сильное проклятие. Я сказала твоей матери, что это единственный способ распутать ее клубок проблем. Но она ее так и не нашла. По крайней мере, до тех пор, пока не стало слишком поздно.
- Значит, она нашла ее? Где она? Она у вас?
Ведьма выглядела испуганной, но потом улыбнулась:
- Хороший вопрос, но лучше спросить: а у тебя она есть?
- Откуда? Я никогда до сих пор даже не слышал о штильцхене
- Что ж, тогда штильцхен - это что-то, что каждый должен отыскать самостоятельно. Ее нельзя взять взаймы или украсть. Она должна быть именно твоей.
- И как мне найти свою магию?
- Ну… - ведьма медлила, а я ждал, уверенный, что сейчас она откроет мне великую тайну, даст совет, который все объяснит. Но она всего лишь произнесла:
- Тебе нужно смотреть внимательно.
Ведьмы абсолютно бесполезны.
- А ее семья? Моя мама рассказывала что-нибудь о своей семье из ВонТам? Они тоже прядут?
- Вероятно. Она лишь упоминала несколько сестер, но никогда не вдавалась в подробности, возможно, они даже не знали о ее проблемах. Она могла сбежать еще до того, как все открылось.
- Но они могли знать, - сказал я. Семья моей матери могла бы мне помочь, если бы я нашел их.
- Опаль, - произнес я. - Дочь мельника. Я должен помочь ей.
Краснушка фыркнула.
- Помочь ей? В смысле напрясть ей золота из всей соломы?
- Почему нет?
- Румп, ты хоть слышал, что бабушка только что говорила о пряже и сделках? Что если Опаль пообещала что-то, в самом деле, глупое?
- Насколько глупое? Вряд ли она пообещала что-то ужасное.
- Отчаяние может породить странные обещания, - заметила ведьма. - Иногда лучше предоставить других своей собственной судьбе.
- А что насчет моей судьбы? - спросил я.
Острый взгляд ведьмы пронзил меня насквозь.
- Ты должен найти ее, вместе с твоим именем, - ответила она.
- Становится темно, - сказала Краснушка. - Нам нужно идти, мама будет волноваться.
Бабуля бы тоже стала волноваться. Как бы мне хотелось, чтобы она сейчас дома волновалась за меня.
Мы двинулись к выходу, когда ведьма сказала:
- Стойте.
Я повернулся. Она подошла, зажав что-то в кулаке.
- Протяни руку.
На мгновение я подумал, что она собирается дать мне нечто необычное, возможно, волшебное, что могло бы мне помочь. Маленькая крупинка упала мне в руку, и все надежды рассеялись.
- Ох... спасибо...
Семечко. Она дала мне маленькое семечко. Что хорошего оно может принести мне на горе, где не растет ничего, кроме сосен и дикого кустарника?
- И маленькое становится большим, - сказала ведьма.
Я просто положил семечко в карман и кивнул, слишком измученный, чтобы спорить.
- И последнее, - добавила она. - Гляди под ноги.
Всё казалось таким значительным, полным приключений, однако мои возвышенные переживания растворились ещё на полпути на спуске с горы. Ничто ничего не хотел тащить на себе. Вместо него всё волок на себе я. Это было примерно так же весело, как играть с феями. Когда я пробовал сесть на него верхом, он либо стоял как вкопанный, либо несся с такой скоростью, что я не в силах был удержаться. Затем он спотыкался, и я падал. Кончилось всё тем, что я тащил его за собой всю дорогу, пока он мычал и плевался мне в ухо.
Когда я, наконец, добрался до подножья Горы, наступила ночь. К счастью, светила луна, иначе бы вообще ничего не было видно. По пути я встретил человека в повозке и спросил у него, далеко ли до Королевства и в каком направлении двигаться.
Он указал мне то же направление, по которому как раз я и шел и сказал, что идти добрых двенадцать миль. Моё сердце ёкнуло.
- Я бы с удовольствием тебя подвез в своей телеге, - сказал человек, - но мне кажется, твой осел не угонится за лошадью.
- Да уж, это точно, - ответил я, остро желая пнуть Ничто. Может мне стоило его просто где-нибудь тут привязать, а самому поехать, но тогда кто-нибудь мог его украсть. Как бы он ни был бесполезен, он всё же был моим единственным спутником. Я дернул его, и мы поплелись вниз по дороге.
Спустя час я умирал от голода и съел всё печенье, что у меня было. Мы нашли ручей, из которого можно было попить, и немного молодой травы для Ничто. Наевшись, Ничто уселся на траве, не желая двигаться с места. Сколько бы я ни тянул его, он только мычал. Я взобрался ему на спину и со всей силы лягнул его обеими ногами. Он по-прежнему не двигался. Я достал мамину катушку и сильно ткнул ей ему в бок. Он тут же замычал и поднялся и засеменил вниз по тропинке, а я болтался на нем из стороны в сторону.
Ничто провез меня всего несколько миль, а потом мне снова пришлось тащить его и спустя ещё час я начал задумываться: уж не ошибся ли тот человек, когда сказал, что до Королевства было не двенадцать, а двадцать или даже тридцать миль! У меня не было чутья на расстояния. Что, если я не доберусь туда к вечеру, и к утру произойдет нечто ужасное. Что король может сделать с Опаль и её семьей, если она не спрядет золото из соломы? Как мне вернуться домой, если я не смогу ей помочь?
Дорога становилась шире, и начали появляться небольшие домики, в которых было темно и тихо. Должно быть, было уже очень поздно, но присутствие домов давало мне надежду на то, что я приближался к Королевскому Городу. Домов становилось всё больше, они всё ближе располагались друг к другу, почти громоздились друг на друге. Они были похожи на маленькие замки, сделанные из щебенки, выглядели они настолько непрочными, что, казалось, порыв ветра может сдуть их. Затем расстояние между домами увеличилось, а сами дома были больше, намного больше. Дорога стала извилистой, пошла вверх на крутой холм, а на самой вершине холма показалась гигантская каменная стена. За этой стеной стоял замок Короля Барфа. Опаль была там.
Ничто не хотел подниматься вверх. Подъем был почти таким же крутым, как и на Гору и, сколько бы я ни лягал его, ругался и тыкал в него катушкой, он и не думал шевелиться. Никто не смог бы заставить его. Я оставил его на обочине у дерева, надеясь, что стайка фей искусает его упрямый костлявый зад!
На полпути к вершине холма энергия моя начала испаряться, а вместе с ней и моя храбрость. Все это - моя героическая бравада, я ведь ничего не продумал. Я отправлялся в путешествие с чувством, что все препятствия на моём пути были всего лишь незначительными помехами. Но, когда я добрался до вершины холма, я осознал, что это были препятствия, притом очень большие. Замок был окружен стеной, ворота были закрыты, на страже ворот стояли солдаты, вооруженные копьями и стрелами.
Был бы я трусом, если бы развернулся и пошел обратно? Что бы сделала на моем месте бабуля? Глупый вопрос. Бабуля, во-первых, никогда бы в такое не вляпалась. Как бы мне хотелось с ней сейчас поговорить!
Мне нужно было всё обдумать.
Я подумал о том, какие препятствия были на моем пути, и о том, как их преодолеть. Мне нужно было пробраться в замок к Опаль, но там были солдаты, стрелы, копья, каменная стена и неизвестно, что ещё меня ожидало за стеной. А что было у меня?
Упрямый осел, застрявший у подножья холма, засохшая буханка хлеба и старая прялка. И ещё кое-что. И в тот самый момент свершилось чудо.
К воротам подъехала повозка, и с неё спрыгнул погонщик, заговоривший со стражниками.
- Доставка сена для конюшен - с другой стороны замка, - сказал один из стражников.
- Это сено не для конюшен, это приказано доставить сюда, в палаты.
- Сегодня?
-У меня письмо.
Солома в покои! Это наверняка для Опаль! Стражник посмотрел на письмо, которое показал ему погонщик. Пока они разговаривал, я незаметно забрался в повозку. Закопался поглубже в сено, чтобы меня было невидно, и тут же услышал скрип открывающихся ворот; повозка тронулась вперед. Я чуть не рассмеялся от восторга.
Через минуту повозка остановились, и я услышал, как погонщик отвязал мула. Он ещё поговорил со стражей и тогда я полностью убедился, что мы заехали в замок, потому что все звуки начали отдаваться эхом.
Солома царапала мне руки, шею, всё тело. Я изо всех сил старался не шевелиться, а зуд по всему телу вызвал неприятные воспоминания, в которых так же присутствовала солома. Это случилось несколько лет назад. Я прятался от Бруно и Фредерика в амбаре, за большим стогом сена. Они разозлились на меня, потому что я громко высморкался во время свадебной церемонии их старшего брата, как раз в момент тишины. И вот Фредерик и Бруно гонялись за мной, пытаясь поджечь мне штаны. Надо было мне понимать, что сеновал не самое удачное место, где можно спасаться от огня. Весь амбар выгорел дотла, а я насилу выбрался оттуда живым. Не стоит упоминать, что штаны мои всё-таки загорелись. Эти воспоминания кинули меня в дрожь. Мне вдруг стало удивительно, что я с такой готовностью зарылся в этот стог сена.
Наконец, повозка остановилась, и я услышал стук в дверь, затем последовала неразборчивая речь, после чего я услышал голос женщины, возможно, это была Опаль. Вдруг я вывалился из повозки вместе с сеном, на полу сено скрывало меня, и я услышал, как повозка выехала и дверь закрылась.
Я только собрался высунуться, как вдруг ощутил чьи-то руки, выгребающие пучки соломы. Я замер, как вдруг кто-то схватил меня за волосы и потащил. Я завопил и выскочил из сена, звонко ударившись головой об пол.
- Ой, - сказал кто-то. Я поднял глаза и увидел над собой женщину, но это была не Опаль.
В руках у неё была щетка для чистки пыли, сделанная из перьев, а за юбку была заткнута тряпка. Она была немолода, но тщательно скрывала это под слоем румян. В одной руке у неё был большой кусок ткани, а в другой пучок соломы.
Эта солома предназначалась для набивки матраса, а не для прядения.
Удивление служанки быстро сменилось на гнев. Она отпрянула назад, схватила кочергу и направила её на меня:
- Пошел прочь, маленький негодяй! Тут нечего воровать!
- Да я и не...
- Вор! - завизжала женщина. - Вор! Вор в замке!
Я наклонился, пытаясь увернуться от кочерги.
Она размахивала кочергой, пока не прижала меня к окну. Окно! Так, по лестнице я не поднимался, значит, земля сразу под ним. Я пошарил рукой в поисках щеколды. Окно распахнулось, и я выпал из него прямо на спину. Я не мог вздохнуть, от удара искры из глаз посыпались, но надо было бежать, поскольку вопли служанки могли привлечь стражу в любой момент.
Я бежал вдоль стены замка до тех пор, пока не нашел кусты, в которых можно было спрятаться; я буквально занырнул в них. Ааа! Там было полно шипов! Я старался не шевелиться и не дышать. Шипы вонзались в меня со всех сторон, но я прикусил язык и наблюдал, как стража подходит к окну, из которого я только что выпал. Несколько их стражников отправились на мои поиски, один даже подошел прямо к тем кустам, в которых я прятался, но было так темно, а я сидел так неподвижно, что он меня не заметил. Вскоре они все ушли.
Я с трудом заставил себя ещё подождать в кустах; пока я там сидел, я прочувствовал боль до мозга костей. Голова и спина болели от падения, а плечи горели от побоев служанки. Шипы, будто иглы, вонзались мне в голову и в руки, но особенно в зад. Судьба может быть очень жестокой.
Я поднял глаза к небу, размышляя далеко ли ещё до рассвета. Небо было всё ещё темным, но, скорее всего, до рассвета оставалось несколько часов, возможно, даже меньше. Интересно, сколько соломы дал король Опаль? И сколько времени ей отвел? Лучше бы мне поскорее её найти.
Я медленно выполз из кустов и постарался вынуть все шипы. Земля подо мной была мокрой и липкой, поэтому каждый шаг отдавался хлюпаньем. Я замер в ожидании звука или шороха. Всё было спокойно. Отважные спасатели, на самом деле, не так привлекательны, как представляют себе люди, думал я, хлюпая ногами в навозе.