Кристоф Гранже Пурпурные реки - Жан 18 стр.


- Назови по буквам.

- Жюд Итэро, Жюдит Эро, Фабьенн Паско, Фабьенн Эро.

- Это ж сколько их там? - проворчал старик, набирая имена. Через несколько секунд на экране возник ответ. Карим рванулся вперед.

- Что это?

- На одно из имен что-то значится. Но не в июле восемьдесят второго.

- Ищи дальше!

Старик набрал еще несколько команд. На темном экране высветились цифры - дата. Увидев ее, сыщик окаменел от ужаса. 14 августа 1982 года. Дата, выбитая на могиле Жюда. И здесь, над цифрами, значилось то же имя - Жюд Итэро.

- Имя-то я запамятовал, - прошептал сторож, - а вот сам случай помню. Жуткое дело, автокатастрофа возле Эрон-Сандре. Машина вылетела за разделительный барьер на встречную полосу и разбилась о противошумную стенку на другой стороне шоссе. Там были мать и сын, их так зажало, что еле вытащили. Но погиб только малыш. Он сидел спереди. Мать отделалась легкими ушибами. Все шоссе было залито кровью, шесть полос, по три с каждой стороны, представляешь?

Карим никак не мог унять бившую его дрожь. Значит, вот как закончились странствия Фабьенн и Жюдит Эро. Врезались в стенку на скорости сто тридцать километров в час. Какой абсурд! И как все просто! Сыщик едва не кричал от ярости. Он не мог смириться с мыслью, что вся эта долгая интрига, все предосторожности несчастной женщины привели к такому страшному концу.

А ведь он знал - знал с самого начала, что Жюдит умерла в августе 1982 года; об этом свидетельствовала надгробная надпись. Теперь он всего лишь узнавал подробности этой смерти. Слезы жгли ему веки, как будто он только что услышал о гибели любимого существа. Да, он любил этого ребенка - пускай всего несколько часов, но любил, неистово и самозабвенно. Через слова и годы. Через пространство и время.

- Продолжай! - сказал он. - Как выглядел погибший?

- Он… Да его вбило в радиатор так, что… В общем, сплошное месиво из мяса и железа. Черт подери, никогда этого не забуду! Им понадобилось больше шести часов, чтобы… собрать части. А лицо… Не осталось там никакого лица, ни головы, ничего.

- А мать?

- Мать? Я не уверен, что это была мать. По крайней мере, имя у нее было другое.

- Я знаю. Она тоже была ранена?

- Нет. Она-то легко отделалась. Ну, конечно, с синяками, царапинами, не без того… Потому что машину развернуло, понял? И в стенку она ударилась со стороны пассажира, да со всего маху. Когда такое случается, тут уж…

- Опиши мне эту женщину.

- Женщину-то? Ну, ее не скоро забудешь. Настоящая великанша. Лицо широкое, волосы темные. И большие очки. Вся в черном, вроде в вязаном. И вела себя как-то чудно. Не плакала, держалась так, будто ей все равно. Может, это у нее шок был, не знаю…

- А лицо ее помнишь?

- На лицо-то она была красивая.

- То есть?

- Ну, как бы это сказать… щеки такие крепкие и кожа белая, гладкая.

Карим сменил тему:

- Вы ведь тут храните досье на каждую аварию, верно? Полицейский отчет, заключение о смерти и все прочее?

Старик испытующе взглянул на Карима.

- Чего это ты так глубоко копаешь, а, парень?

- Покажи мне досье.

Сторож вытер руки о куртку и открыл шкаф с раздвижными дверцами. Карим слышал, как он шепотом, по слогам, читает имена пострадавших.

- Жюд Итэро. Вот оно. Но только смотри, парень…

Карим взял у него из рук папку и перелистал документы. Показания свидетелей, протокол, страховые квитанции. Описание самого происшествия. Фабьенн Паско вела машину, арендованную в Сарзаке. Ее адрес был тот же, что дал Кариму доктор Масэ, - одинокая лачуга на каменистой равнине. С этой стороны ничего нового. Самое странное заключалось в другом: мать позволила зарегистрировать гибель своего ребенка под именем Жюда Итэро, мальчика.

- Ничего не понимаю, - сказал полицейский. - Погибший ребенок был мальчиком?

- Ну да… - Сторож заглядывал в досье через плечо Карима. - По крайней мере, она так сказала…

- А ты не помнишь, по этой части были проблемы?

- Какие еще такие проблемы? Что ты имеешь в виду?

Сыщик постарался говорить как можно спокойнее:

- Послушай, я только спрашиваю, можно ли было определить пол ребенка.

- Ну откуда мне знать, я же не врач. Но, честно говоря, не думаю. Там было сплошное месиво. - И он провел рукой по лицу. - Что тебе объяснять, парень… Я тут кручусь уже двадцать пять лет, всякого навидался. И каждый раз сплошной ужас… Будто дьявол какой сидит там, под нами, и изничтожает род людской, одного за другим, одного за другим!..

Карим понял, что состояние тела позволило матери скрыть правду и похоронить ее вместе с ребенком. Но зачем? Неужели она чего-то опасалась и после смерти дочери?

Лейтенант снова порылся в папке и обнаружил фотографии, сделанные на месте катастрофы. Кровь. Искореженное железо. Фрагменты тела среди обломков кузова. Он быстро вернул их на место, у него не было сил смотреть на это. Дальше ему попались свидетельство о смерти и описание трупа, сделанное медиками: в нем не содержалось никаких конкретных деталей.

Карим прислонился к стене, борясь с головокружением. Потом взглянул на часы. Что ж, ему удалось убить эти два часа.

Но и они, в свою очередь, убили его.

Собравшись с силами, он бросил последний взгляд на страницы досье. На специальной карточке были сделаны синей краской отпечатки пальцев. Он несколько секунд смотрел на них, потом спросил:

- Это его отпечатки?

- Что ты имеешь в виду?

- Это отпечатки ребенка?

- Странный вопрос. Ну конечно его. Я сам держал краску. Останки лежали в чехле. Врач достал оттуда руку, маленькую детскую ручку, всю в крови, и приложил пальцы к бумаге. Черт подери! Они так торопились скорее покончить с этим. Слушай, мне до сих пор снятся все эти ужасы, ей-богу!

Карим сунул папку за пазуху.

- О'кей. Я ее забираю.

- Ладно, как хочешь. Удачи тебе.

Лейтенант с трудом оторвался от стены. Он был оглушен, перед глазами плясали огненные искры. Когда он вышел на крыльцо, сторож крикнул ему вдогонку:

- Эй, поберегись!

Карим обернулся. Старик глядел на него с порога, придерживая плечом застекленную дверь. Льющийся сзади золотистый свет делал его силуэт массивным и мрачным.

- Что? - переспросил сыщик.

- Я говорю: побереги себя. И никогда не принимай кого-то другого за собственную тень. Карим попытался улыбнуться.

- Это почему?

Старик натянул на лицо шерстяную маску.

- Да потому, что я вижу, я чую: ты ходишь среди мертвецов.

35

- И чего только я не делаю для вас, лейтенант! Я связалась с одним коллегой из отдела образования…

Голос директрисы звучал игриво и возбужденно. Карим позвонил ей с дороги.

- И что же вы нашли?

- Полное досье Фабьенн Эро, урожденной Паско. Но, увы, мы снова в тупике. После двух лет, проведенных в Сарзаке, эта женщина исчезла. Она больше нигде не преподавала.

- И нет никакой возможности узнать, куда она переехала?

- К сожалению, нет. Похоже, в тот год она не стала продлевать свой контракт с Министерством образования. Просто взяла да исчезла. И больше о ней никаких сведений нет.

Карим находился в каком-то поселке в окрестностях Сета. Сквозь стекло кабины он видел припаркованные машины, ярко блестевшие в свете фонарей. Слова директрисы не удивили его. Фабьенн Паско исчезла вместе со своей тайной. Со своей трагедией, И со своими демонами.

- А откуда эта женщина приехала в Сарзак?

- Из Гернона, университетского городка в департаменте Изер, близ Гренобля. Там она преподавала всего несколько месяцев. А до этого заведовала маленькой начальной школой в Таверле - деревушке в горах Пельву, неподалеку от Гернона.

- Есть ли в деле какие-нибудь биографические данные?

Директриса начала монотонно читать:

- Фабьенн Паско, родилась в сорок пятом году в Коривье, в долине Изера. В семидесятом году вступила в брак с Сильвеном Эро; в том же году получила первую премию на конкурсе пианистов в Гренобле… Вообще-то, знаете, с такими данными она могла бы преподавать и в высшем учебном…

- Продолжайте, пожалуйста!

- В семьдесят втором году поступила в пединститут. Два года спустя устраивается на работу в начальную школу Таверле, там же, в Изере, где и преподает в течение шести лет. В восьмидесятом году школа закрывается, так как из Таверле провели новую дорогу в соседнюю деревню, где школа была намного больше и дети могли посещать ее даже в зимнее время. Тогда Фабьенн перебирается в Гернон. Ей повезло - это всего в пятидесяти километрах от Таверле. И главное - этот городок славится среди преподавателей как центр интеллектуальной жизни и очень приятное во всех отношениях место.

- Вы сказали, что она вдова; когда умер ее муж?

- Не торопитесь, молодой человек, я как раз подхожу к этому! В восьмидесятом году, будучи в Герноне, Фабьенн носит фамилию своего супруга - значит, в это время у нее все благополучно. Но шесть месяцев спустя, в Сарзаке, она представляется вдовой. Следовательно, муж умер в период их пребывания в Герноне.

- В вашем досье ничего о нем не сказано? Его возраст? Его профессия?

- Лейтенант, это все же Министерство народного образования, а не детективное агентство!

Карим вздохнул.

- Вы правы. Продолжайте.

- Вскоре после приезда в Гернон она написала заявление о переводе. В любое место, лишь бы подальше от этого города. Как странно, правда? Ей сразу же предложили работу в Сарзаке. Ничего удивительного: на наши "чудные" места охотников нет!.. В Сарзаке она вновь взяла себе девичью фамилию. Видимо, решила оборвать все нити, связывающие ее с прошлым.

- Вы еще не рассказали о ее ребенке.

- Да, в самом деле, у нее был ребенок, девочка. Родилась в семьдесят втором году.

- Так и написано?

- Ну… да.

- И какое имя там указано?

- Жюдит Эро. Но в Сарзаке об этом никто не знал.

Каждое слово директрисы подтверждало гипотезу Карима. Он продолжал расспросы:

- Удалось ли вам поговорить с людьми, знавшими ее по Сарзаку?

- Да. Я разыскала бывшую директрису школы Матильду Сарман. Она хорошо помнит Фабьенн. По ее словам, та была довольно странной женщиной. Скрытная, нелюдимая. Очень красивая. И очень сильная физически. Высокая, метр восемьдесят. Широченные плечи. Она часто играла на фортепиано. Играла прекрасно, просто виртуозно. Я повторяю вам то, что услышала от Матильды…

- Фабьенн Паско жила в Сарзаке одна?

- Матильда говорит, что одна. Поселилась в какой-то глуши, километрах в десяти от города…

- И никто не знает, отчего она так внезапно покинула Сарзак?

- Нет, никто.

- И почему за два года до этого так же поспешно уехала из Гернона, тоже неизвестно?

- Нет. Может быть, следует обратиться туда… - Женщина нерешительно помолчала, затем все же осмелилась спросить: - Послушайте, лейтенант… Вы не могли бы объяснить мне, какое отношение имеет это расследование к взлому в моей школе?

- Я объясню позже. Вы сейчас едете домой?

- Я? Да… конечно…

- Захватите с собой все документы, касающиеся Фабьенн Паско, и ждите моего звонка.

- Но… Хорошо, я так и сделаю. Когда примерно вы позвоните?

- Еще сам не знаю. Скоро. И тогда все вам объясню.

Карим повесил трубку и снова изучающе взглянул на машины, припаркованные рядом с кабиной. "Ауди", "БМВ", "Мерседесы" - блестящие, современные, скоростные, но, увы, все с противоугонными устройствами! Он посмотрел на часы: уже больше девяти. Пора побеседовать со старым хищником. Лейтенант набрал номер прямого телефона Анри Крозье. Заслышав голос Карима, комиссар взревел:

- Будь ты проклят, сукин сын! ГДЕ ТЫ?

- Я продолжаю расследование.

- Надеюсь, по пути сюда?

- Нет. Мне нужно съездить еще в одно место. В горы.

- В горы?

- Да. В Гернон. Это маленький университетский городок возле Гренобля.

Наступила пауза. Затем Крозье медленно сказал:

- От всей души желаю тебе запастись убедительным объяснением, иначе…

- У меня оно уже есть, комиссар. Мой след ведет в этот город. Я думаю, что разыщу там наших осквернителей.

Крозье молчал. Казалось, апломб Карима лишил его дара речи. Воспользовавшись замешательством шефа, лейтенант пошел в наступление:

- Есть новости о машине?

Комиссар что-то промычал. Карим повысил голос:

- Так есть или нет?

- Мы нашли и машину и владельца.

- Каким образом?

- Разыскали свидетеля на Сто сорок третьем шоссе. Крестьянин. Возвращался ночью домой на своем тракторе. Около двух часов мимо него проехала белая "Лада". Он успел засечь только номер департамента. Мы проверили: машина действительно там зарегистрирована. Когда она проходила техосмотр, у нее были заводские, славянские покрышки. Это НАША машина. Скажем так, я уверен в этом процентов на восемьдесят.

Карим призадумался. Очень уж своевременно подоспела эта информация, даже подозрительно.

- А с чего это вдруг у вас объявился свидетель?

Крозье усмехнулся.

- Потому что в Сарзаке творится черт-те что. Прибыли парни из центральной уголовки, которые скромностью никогда не отличались. Они тут разыгрывают спектакль в духе Карпантра, как будто у нас осквернили не одну могилу, а целое кладбище. - И Крозье злобно выматерился. - Ну и конечно, эти шавки журналисты тут как тут. В общем, мы по уши в дерьме, парень.

Карим сжал зубы.

- Назовите мне имя владельца и его город, быстро!

- Карим, так с начальством не разговаривают, я тебе…

- Имя, комиссар! Вы еще не поняли, что это МОЕ расследование? Что я один держу в руках все нити этого дела?

Крозье сделал паузу, без сомнения, стараясь взять себя в руки. Когда он наконец заговорил, его голос звучал вполне бесстрастно:

- Карим, за всю мою карьеру никто еще не говорил со мной таким тоном, как ты. Так вот, ты сию минуту отчитаешься о "твоем" гребаном расследовании. Иначе я сейчас же объявляю тебя в розыск, сучий ты потрох, и тогда пеняй на себя!

Его интонации ясно говорили, что лучше с ним не препираться. Карим в нескольких словах доложил о результатах своей поездки. Он рассказал историю Фабьенн и Жюдит Эро и о том, как мать дала ребенку вымышленное имя, описал их паническое бегство, несчастный случай на шоссе, стоивший девочке жизни. Крозье выслушал все это и недоверчиво хмыкнул:

- Ну прямо целый роман!

- Смерть - это и есть роман, комиссар.

- Н-да… Но, как бы то ни было, я не вижу связи между твоими россказнями и нашим ночным делом.

- Вот что я скажу вам, комиссар: Фабьенн Эро вовсе не была безумна. Ее преследовали не демоны, а люди, реальные люди. И я думаю, что именно эти люди прошлой ночью побывали в Сарзаке.

- Что?

Карим сделал глубокий вдох, стараясь успокоиться.

- Я думаю, они хотели что-то проверить. Что-то, что им было уже известно раньше, но вдруг какое-то событие, случившееся в другом месте, пробудило в них сомнение.

- И где же ты собираешься их разыскивать, этих людей? А главное - кто они?

- Понятия не имею. Знаю лишь одно: демоны вернулись, комиссар.

- Ну, теперь уж ты сам бредишь!

- Может быть, но факты налицо: они обокрали школу Жана Жореса и проникли в склеп Жюда Итэро. Прошу вас, комиссар, назовите мне имя осквернителя и город, где он живет. Я хочу знать, не из Гернона ли он. Мне кажется, ключ к этой кошмарной тайне находится именно там.

- Ладно, записывай. Имя: Филипп Серти. Адрес: улица Мориса Блаша, дом семь.

Голос Карима задрожал от нетерпения:

- Город, комиссар! Какой город? Гернон?

Крозье, помолчав, ответил:

- Да, Гернон. Уж не знаю, каким чудом ты до этого додумался, но, черт меня подери, ты и вправду идешь по самому горячему следу.

VII

36

Фотографии немецких спортсменов внезапно ожили. Атлеты с подбритыми висками бежали по довоенному берлинскому стадиону. Стремительные. Могучие. Великолепные. Их бег был неровным, прерывистым, словно мелькание кадров старого фильма на скверной зернистой пленке с пляшущими точками и полосами. Он видел, как мчатся эти люди по гаревой дорожке. Слышал топот их ног и учащенное хриплое дыхание, не совпадавшее с ритмом бега.

Но что-то в этой картине смущало его. Лица спортсменов казались слишком темными, слишком суровыми. Надбровные дуги чрезмерно выдавались вперед. Что же скрывалось в этих темных провалах под густыми бровями? И вдруг, под истерический, громовой рев трибун, атлеты вздымали лица к свету, и Ньеман с ужасом видел пустые орбиты с вырванными глазами. Но это не мешало им ни видеть, ни бежать. Напротив, в глубине окровавленных глазниц что-то зашевелилось, оттуда донеслись какие-то чавкающие звуки, показались странные огоньки…

Ньеман вздрогнул и проснулся в холодном поту. Мерцающий светлый экран включенного компьютера слепил глаза, как лампа на допросе у следователя. Он встряхнулся, спрятал лицо в воротник и украдкой глянул на окружающих: слава богу, кажется, никто не заметил, что он дремал и вместо сладких снов видел кошмар, в котором появились персонажи фотографий, висевших в квартире Софи Кайлуа. То были кадры из фильма, снятого женщиной-режиссером нацистской Германии; он не запомнил ее имя.

Часы показывали двадцать один тридцать. Ньеман проспал всего сорок пять минут. Вернувшись со склада Филиппа Серти, он тотчас отослал свои находки - тетрадь, частицы металла и белую пыль - эксперту Патрику Астье в Гренобль, через Марка Коста, который ждал, когда в больницу доставят труп с ледника.

Затем Ньеман пошел в университетскую библиотеку, чтобы включить в список вокабул - так, на всякий случай - слова "пурпурные реки". Он просмотрел карты в поисках речной системы, возможно, носящей это название. Включил компьютер, чтобы порыться в библиотечном каталоге, - вдруг там найдется книга или документ, где упоминается это словосочетание. Но он ничего не обнаружил и внезапно заснул прямо перед экраном. Он не спал уже около сорока часов и просто-напросто отключился, поникнув, точно марионетка с оборванными нитями.

Комиссар окинул взглядом просторный читальный зал. За столами в застекленных кабинках по-прежнему трудились дюжина полицейских, отыскивающих литературу о зле, о чистоте, о глазах… Двое из них составляли список студентов, регулярно бравших такие подозрительные книги. Еще один потел над чтением диссертации Реми Кайлуа.

Но Ньеман больше не верил в "литературный" след, не верил так же, как, очевидно, и все эти люди, нетерпеливо ожидавшие смены. Два часа назад стало известно, что руководство делом, ввиду крайне незначительных результатов работы группы Ньеман - Барн - Вермон, переходит к уголовной полиции Гренобля.

И в самом деле: расследование не продвинулось ни на шаг, невзирая на мощное подкрепление со стороны. В помощь капитану Вермону для прочесывания горных склонов прибыли триста солдат с Романской военной базы. Их доставили на грузовиках около семи часов вечера, и они тотчас начали обыскивать западный склон Белладонны под руководством Вермона. Кроме этих людей, капитан получил в свое распоряжение еще две роты спецназовцев из Баланса.

Было обследовано больше трехсот гектаров, но поиски ничего не дали - и не дадут, в этом Ньеман был абсолютно уверен. Если бы убийца оставил какие-нибудь улики, их давно бы уже обнаружили.

Назад Дальше