Убедившись, что поблизости никого нет и что прикрытие из бочек достаточно надежно, Жозеф сказал Мадлен и Люсьену:
- Ну, друзья, теперь мы одни. Мы можем и должны быть вполне откровенны, так как ничто не может поколебать нашу веру и мужество. Собрав все силы в кулак, версальцы атакуют Париж. Теперь или никогда! Париж должен устоять! Нас немного, но мы не дрогнем! Я придаю большое значение баррикаде на улице Рампоно. Она - ключ всей позиции. Враг не должен пройти через нее. Мы погибнем, но не сдадимся. Предлагаю паролем взять девиз: "Коммуна или смерть!" Принято? - полувопросительно сказал он.
- Да, да! - подтвердили Люсьен и Мадлен.
- Ну и прекрасно! Сейчас я отправлюсь в мэрию, чтобы закончить кое-какие гражданские дела. Их, к сожалению, много, больше, чем я бы хотел! Но об этом теперь сожалеть поздно. Сбор, друзья, я назначаю к восьми часам. Теперь, Люсьен, особое дело к тебе. Все должно быть дважды, трижды проверено самым тщательным образом.
- Дядя Жозеф, дядя Жозеф! - послышался голос Кри-Кри.
- Что тебе, сынок? Мы кончили наш разговор. Иди сюда!
- Там тебя спрашивает Виктор Лимож.
У баррикады, грациозно облокотившись на мешок с песком, стоял Лимож с вдохновенным лицом.
Увидев Жозефа, Лимож снял свою мягкую шляпу и церемонно раскланялся.
- Делегат Бантар, - сказал он, - вы знаете меня…
- Вы поэт Виктор Лимож! Ваши стихи и песни распевает весь рабочий Париж. Вы хорошо делаете свое дело, и Коммуна благодарна вам.
- Я не только поэт, я еще и гражданин, - гордо заявил Лимож. - Я пришел просить вас, депутат Бантар, принять меня на вашу баррикаду.
- Вы поэт, - сказал Жозеф, подумав, - вам незачем итти на баррикаду. Каждый из нас способен воевать, но не каждый может быть хорошим поэтом!
- Нет, гражданин депутат, - настаивал Лимож, - теперь, когда Коммуне грозит смертельная опасность, я хочу делать то, что может сделать каждый: отдать за Коммуну свою жизнь.
- А вы умеете стрелять? - спросил Жозеф.
- Я бью без промаха, когда мишень мне ненавистна!
- Вы получите ружье, Лимож, и пусть ваши пули будут бить так же метко, как ваши стихи!
Нужно ли описывать, какое впечатление произвел на Кри-Кри этот короткий разговор!
Если до этого мальчик все еще не знал, как начать разговор с Жозефом, то теперь он больше не колебался.
- Но ведь и я бью птицу на лету! - вскричал он, подбежав к Жозефу. - Ты можешь быть спокоен, дядя Жозеф, я не выпущу зря ни одной пули!
- Молчи, Шарло! Мы с тобой об этом уже договорились - и баста!
Но Кри-Кри на этот раз был решителен и настойчив.
- Почему ты мне не доверяешь? - сказал он с дрожью в голосе. - Если ты не хочешь меня взять в свой отряд, позволь мне пойти в батальон Питомцев Коммуны, куда уже вступил Гастон Клэр.
- В самом деле, гражданин Бантар, - поддержал мальчика Лимож, - почему вы отказываете молодому коммунару в том, на что имеет право каждый, кто ненавидит врагов рабочего Парижа? - И заметив, что взволнованный Бантар приблизился к мальчику и обнял его за плечи, Лимож добавил: - Дайте Кри-Кри шаспо и, прошу вас, поставьте его рядом со мной.
Бантар колебался. Он даже казался растерянным, чего нельзя было ожидать от этого решительного человека. Прошло несколько мгновений, и Бантар, обращаясь к Кри-Кри, произнес тихо и мягко:
- Не сердись на меня, мой мальчик, но наш уговор должен остаться в силе: ты возьмешь ружье после того, как я выйду из строя.
Потом, взяв мальчика под руку, он сказал:
- Пойдем, Шарло, я объясню тебе кое-что, о чем, в сущности, я должен был тебе сказать раньше.
Отойдя недалеко от баррикады, они сели на скамью, и Бантар, все еще держа Кри-Кри за руку, сказал:
- Видишь ли, Шарло, во всем Париже, а может быть, и во всей Франции осталось только два Бантара: ты да я. Если бы у Коммуны было больше шансов победить, если бы революция не чувствовала уже на своей шее петлю, будь я уверен, что мы даем последний бой за освобождение трудящихся, я бы первый позвал тебя на баррикаду. Но бой этот не последний. Мы будем драться с версальцами, пока руки не откажутся нам служить. Каждый наш выстрел, смерть каждого из защитников Коммуны отзывается в сердцах и умах угнетенных всего мира, пробуждает в них гнев и ненависть к палачам и поднимает их на борьбу… Понимаешь ты меня, Шарло?
- Я все понял, - ответил Кри-Кри, смотря в упор на Жозефа. - Но я не понимаю, почему мне нельзя умереть за Коммуну?
Жозеф улыбнулся.
Набив трубку, он продолжал:
- Сорок лет тому назад я переживал те же чувства, какие волнуют теперь тебя. Отец не взял меня с собой, когда ушел драться на баррикады. Умирая, он сказал мне и брату Жану - твоему отцу: "Еще не один раз придется рабочим браться за ружье, чтобы сбросить со своей шеи вампиров-капиталистов. Мой отец брал Бастилию, я свергал Луи-Филиппа, а вам придется свергнуть Наполеона Третьего. Я хочу только одного - чтобы имя Бантара упоминалось в истории всех революций". Так вот, Шарло, я хочу того же, о чем мечтал и мой отец… Под Седаном, в бою за родину, убит Жан Бантар, твой отец. У меня нет сына. Из всех Бантаров нас осталось только двое… Я хочу, чтобы в предстоящем и, я уверен, последнем, победном бою ты представлял род Бантаров.
Слова дяди Жозефа глубоко взволновали Кри-Кри. Еще яснее стала для него цель борьбы, очевидцем которой он был. Его радовала и смущала ответственность, которую возлагал на него Жозеф.
Как бы отвечая мыслям мальчика, Жозеф сказал, мягко улыбаясь:
- Очень часто в жизни людей бывают такие моменты, когда человек за один день становится старше, мудрее на целых десять лет… Так и ты, Шарло!..
Жозеф хотел еще что-то сказать, но вдруг по-детски рассмеялся:
- Смотри-ка, с какой прытью сюда несется твоя хозяйка Дидье!
Прямо по направлению к баррикаде, семеня ногами, плыла полная низкая фигурка тетушки Дидье. От быстрой ходьбы ее полные щеки тряслись, как желе; белая наколка качалась на голове. Тетушка Дидье задыхалась от быстрого бега.
- Кри-Кри! Кри-Кри! - звала она пронзительным голосом.
Увидев хозяйку, Кри-Кри на мгновенье растерялся, но быстро сообразил, что присутствие дяди спасает его от всех возможных неприятностей.
Он выскочил вперед, навстречу тетушке Дидье:
- Мадам Дидье, не трудитесь искать меня, я здесь!
- Не будь я честная вдова мадам Дидье, если во всем Париже найдется второй такой нахальный и дерзкий мальчишка! Ты, видимо, воображаешь, что я долго буду терпеть такое безобразие! Или ты сейчас же вернешься со мной в кафе, или…
- Здравствуй, тетка Дидье! Чего ты кричишь? - откровенно подсмеиваясь над старухой, сказал Жозеф.
Тетка Дидье так и обомлела. Она никак не ожидала увидеть здесь ненавистного ей депутата.
- Здравствуйте, гражданин Бантар! Ну, скажите на милость, что мне делать с Кри-Кри? - захныкала она. - Сами посудите, я с ним добром, а он… Ведь я сама тружусь день и ночь… Я его освобождаю каждый день на два часа, как было угодно постановить вашему правительству.
- Ну что ж! Кри-Кри сейчас здесь больше не нужен и может итти с тобой. А если он и прогулял лишнее, то большой беды в этом нет. Комиссия по охране труда подготовляет декрет об отпусках, так что, милая моя, тебе придется примириться с тем, что Кри-Кри должен будет немного отдохнуть.
- Что вы, что вы, гражданин Бантар! Да разве я возражаю? Пусть мальчик отдохнет. Ведь он, бедненький, так много бегает! - не удержалась она, чтобы не уколоть Кри-Кри, но ни он, ни Бантар не обратили на эти ее слова никакого внимания. - Ну, идешь, что ли?! - злобно крикнула она, оборачиваясь к Кри-Кри.
- Иду, иду, - нехотя сказал Кри-Кри и пошел рядом с хозяйкой.
Тетушка Дидье поглядывала на мальчика, как кошка на попавшую к ней в лапы мышь. В то же время она ясно сознавала, что ее власть над Кри-Кри утеряна безвозвратно. Несмотря на его видимую покорность, она теперь побаивалась его. А тут еще этот бунтовщик Бантар со своими декретами и правилами!
Ох, с каким удовольствием дала бы она своему подручному здоровенную затрещину, как бывало прежде, в "хорошие дни"!
И тетушка Дидье тяжело вздохнула: увы, этих дней не вернешь, а о затрещинах, пожалуй, придется забыть навсегда.
Глава восьмая
У ТРЕХ КАШТАНОВ
Утро выдалось ясное, прохладное и солнечное. Такие утра бывают только в Париже: вдруг спадает предутренняя пелена, окутывающая город, и взорам сразу открывается Париж с его высокими строениями, узкими уличками и старенькими, будто вросшими в землю жилыми домами.
Бульвар Рошешуар находился в двух километрах от "Веселого сверчка", а Три каштана были излюбленным местом Кри-Кри. Он шел четким, военным шагом, подражая отрядам федератов, которые спешили на смену бодрствовавшим ночью бойцам. Они пели о царстве свободного труда и разумного отдыха. В стороне слышались равномерные удары ломов и кирок: это возводились новые баррикады. Где-то ухало орудие. Над городом кружились вороны, привлеченные запахом крови и мертвых тел. Но они не омрачали общей бодрости и не мешали напряженной подготовке Парижа к решительным боям.
По мере того как Кри-Кри приближался к Трем каштанам, встречные попадались все реже, шумы и звуки становились глуше. Кри-Кри пришел первым. Мари, вопреки свойственной ей аккуратности, на этот раз запоздала.
На стволе одного из трех каштанов мальчик увидел афишу и остановился, чтобы ее прочесть.
Это было воззвание Коммуны к сельским рабочим. Оно висело здесь уже давно; дожди размыли печать, в некоторых местах бумага прорвалась, но Кри-Кри все же прочел:
"Париж хочет земли для крестьян, средств производства для рабочих, работы для всех… Плоды земли - тем, кто ее возделывает. Да не будет больше ни слишком богатых, ни слишком бедных! Да не будет более ни работы без отдыха, ни отдыха без работы! Что бы ни случилось, помните: революции будут длиться до тех пор, пока не будут даны: земля - крестьянам, орудия - рабочим, работа - всем".
Последние слова Кри-Кри произнес вслух.
Сердце его наполнилось гордостью за Коммуну. Подумать только! Еще недавно его дядя Жозеф Бантар был простым переплетчиком. Правда, он всегда пользовался популярностью, всегда был любим и уважаем товарищами. Но популярность дяди Жозефа особенно возросла после одного памятного дня. Кри-Кри не раз рассказывал своим товарищам, как поздно вечером 3 сентября 1870 года дядя Жозеф вернулся в свою каморку взволнованный (Кри-Кри жил тогда вместе с ним) и сказал:
- Шарло, ты уже взрослый парень, и на тебя, кажется, можно положиться. Сходи на улицу Бельвиль, дом сорок два, где помещается школа, разыщи там учительницу Мадлен Рок и скажи ей, чтобы она шла сюда как можно скорее. Да смотри ни с кем не болтай и торопись.
Через час Кри-Кри и Мадлен застали в накуренной комнате Жозефа несколько человек.
Поздоровавшись с Мадлен, Жозеф сказал:
- Под Седаном произошла страшная катастрофа: наша армия разбита, и остатки ее в количестве восьмидесяти трех тысяч человек во главе с императором капитулировали. Наступил момент для решительных действий. Теперь все увидят, куда ведет страну монархия. Наполеон должен быть низложен.
Перед Кри-Кри проносилась картина за картиной.
Вот 29 января 1871 года Жозеф Бантар с красным знаменем в руках идет во главе огромной толпы; со всех сторон несутся возгласы:
- Тьер нас продал!
- Долой правительство, предавшее родину!
- Капитуляция Парижа - это измена народу!
- Мы не впустим немцев в Париж!
А вот Жозеф в день 18 марта повел его с собой на Монмартр, куда стекался весь Париж.
Парижские рабочие не хотели отдать пушек, которые были установлены национальной гвардией на высотах Монмартра. Эти орудия защищали сердце Парижа. А Тьер прислал войска, чтобы забрать их.
Генерал Леконт отдал приказание солдатам стрелять в осаждавшую пушки толпу. Солдаты взяли ружья на прицел. Тогда дядя Жозеф поднял Кри-Кри на руки, вышел вперед и сказал, обращаясь к солдатам:
- Стреляйте! Стреляйте, но помните, что где-нибудь в другом городе другим солдатам приказывают в этот момент стрелять в ваших отцов, сестер и детей. Нигде народ не хочет больше жить рабом, голодать и терпеть измену правительства!
Кри-Кри хорошо помнил, как вслед за Жозефом вперед бросилось много женщин с детьми, как маленькие дети хватались ручонками за штыки солдат и как солдаты сперва опустили ружья, а затем повернулись к своим офицерам и арестовали их.
Толпа подхватила Жозефа и стала подбрасывать его в воздух. Отовсюду раздавались крики:
- Да здравствует Коммуна!
- Да здравствует свобода!
Вот почему после установления Коммуны, когда рабочий Париж взял власть в свои руки, Жозеф Бантар был избран членом правительства и стал во главе мэрии Двадцатого округа.
И разве он сам, Шарло Бантар, которого раньше никто не хотел называть по имени, - так, просто какой-то мальчишка из кафе, по прозвищу Кри-Кри, - разве он сам не чувствовал себя теперь маленьким коммунаром?
Эти мысли были прерваны внезапно раздавшимся условным свистом, и почти тотчас же из-за высокого кустарника показалась хрупкая фигурка Мари.
- Я опоздала не по своей вине, - поторопилась она оправдаться. - Через улицу Ришар невозможно сюда пробраться, она уже занята версальцами. Пришлось обходить кругом. Я очень беспокоилась: ведь тебе надо итти в кафе…
- Чорт бы побрал кафе и тетку Дидье вместе с ним!
- Не ругай ее, Кри-Кри! Поверь, она все же лучше других хозяек. Если бы не ее заказ, мне бы пришлось совсем плохо.
- Погоди! - воскликнул Кри-Кри. - Какой заказ ты получила от тетушки Дидье?
- О, она не велела об этом никому говорить, но тебе-то я скажу. Видишь!
Торжествующим жестом Мари приподняла слой цветов, и, к своему ужасу, Кри-Кри увидел под ними аккуратно сложенную пачку трехцветных повязок, сшитых из плотной материи. Не замечая встревоженного и негодующего взгляда Кри-Кри, Мари тараторила:
- Все триста штук я подрубила сама. Видишь, как аккуратно!
- Что ты наделала, Мари?! - перебил ее возмущенный Кри-Кри. - Ведь эти повязки тетка Дидье заготовляет для версальцев. Ах, старая гадина эта тетка Дидье! Да разве ты не знаешь, Мари, что эти три цвета - эмблема версальцев?
Мари испуганно вытаращила глаза и беспомощно залепетала:
- Не может быть?! А я так радовалась работе.
- Мари, Мари! - с упреком произнес Кри-Кри. - Твой отец умер, как герой. Коммуна заботится о вас, тебя с матерью переселили из сырого подвала в светлую комнату, а ты в это время исподтишка готовишь "спасительные" повязки для наших врагов!
- Только не исподтишка! - горячо вскричала Мари, сверкнув глазами. - Клянусь тебе, что я и не подозревала, в чем дело! Мадам Дидье сказала, что они нужны для благотворительного маскарада. Я выброшу их в Сену, изрежу их ножницами, только бы они не послужили врагам Коммуны.
- Погоди, - останову ее Кри-Кри тоном взрослого. - Не надо горячиться. Я поговорю об этом с дядей Жозефом. Может быть, эти повязки нам еще пригодятся. Ты же пока постарайся оттянуть время, не сдавай их. Наври что-нибудь тетке Дидье. Скажи ей, что наколола палец и потому задержала работу, она поверит. Пусть повязки полежат до поры до времени у тебя. Понимаешь?
- Ну, конечно, Кри-Кри! Если бы я только могла этим искупить свою вину перед Коммуной!
Мари виновато взглянула на товарища.
Но Кри-Кри уже не слушал ее. Его внимание привлекли две приближающиеся фигуры. Они казались ему знакомыми. Кри-Кри насторожился. Прежде всего он решил освободиться от Мари, которая могла ему помешать в осуществлении мгновенно созревшего плана.
- Ладно, отправляйся скорее к мадам Дидье. Вечерком забежишь ко мне на пустырь. А сейчас мне некогда.
Пустырь был местом встречи Кри-Кри с приятелями. Каморка Кри-Кри, помещавшаяся в подвальном этаже кафе "Веселый сверчок", имела единственное оконце, находившееся на уровне земли и выходившее на пустырь. Это место никем не посещалось и было такое уединенное, что казалось невероятным, что оно находится в одном из самых оживленных районов Парижа.
- Так идем вместе, - предложила Мари, - тебе пора в кафе.
- Нет, я не пойду в кафе. У меня есть дела поважнее. До свиданья! Вечером встретимся на пустыре, - торопил он ее, всматриваясь в приближающихся людей.
Теперь он ясно видел, что это были Капораль и Анрио, причем последний вел за собой оседланную лошадь. Он был одет в костюм для верховой езды и в руках держал стэк.
Как только Мари исчезла из виду, Кри-Кри быстро взобрался на дерево. Едва он скрылся в густых ветвях каштана, как Люсьен Капораль и Анрио подошли к скамейке под деревом. Не будь они так поглощены своей беседой, которую вели очень тихо, почти шопотом, они бы обратили внимание на странное явление: при полном отсутствии ветра колебались не только листья, но и ветви каштана слегка покачивались.
- Мадлен и Бантар, - говорил Люсьен, - собирают для защиты этой баррикады новых людей. На этот раз принимают и незнакомых: наши, зная пароль, смогут ворваться на баррикаду с тыла и захватить их живьем.
- План хорош. Я добавлю только одно: когда наши части войдут с тыла, вы подадите нам, наступающим с фронта, сигнал белым флагом.
- Ну, белых флагов у коммунаров не водится. Эти люди не сдаются. Но я воспользуюсь куском белой марли.
- Хорошо. Итак, значит, пароль: "Коммуна или смерть!"
Кри-Кри тщетно пытался расслышать, о чем шла речь.
Он забрался слишком высоко. До него долетал тревожный шопот заговорщиков, но понять их слова было невозможно. Одно было ясно для Кри-Кри: он является свидетелем какого-то важного события. Ему, однако, и в голову не приходила мысль о том, что Люсьен Капораль, помощник дяди Жозефа по обороне улицы Рампоно, жених Мадлен Рок, с риском для жизни, как все думали, бежавший из немецкого плена для участия в защите Коммуны, что он может играть предательскую роль.
Он подумал другое. Люсьен только для вида отпустил вчера этого подозрительного художника Анрио, чтобы вызвать его доверие, а теперь он хочет сам выведать обо всех его шпионских затеях.
Кри-Кри решил осторожно спуститься на последнюю ветку, чтобы услышать, о чем разговаривают эти два человека. Но он переоценил прочность тонкого сучка: раздался треск ломающейся ветки.
Заговорщики вскочили со скамейки, всматриваясь в качающиеся ветки каштана. Люсьен тихо произнес:
- Там кто-то прячется.