Последнее шутливое замечание старика вызвало улыбку даже у самого Аннамурада, Батыр же весело рассмеялся. Ему понравился бодрый, не лишённый юмора старик. Этот знахарь совсем был не похож на свирепую Боссан. Глаза его не бегали хищно по сторонам, как у неё, а смотрели на всех с хитрым прищуром. Несмотря на седую бороду, он выглядел совсем ещё не старым. Пришлось Батыру по душе и то, что тебиб Довлетмурад не принялся сразу за своё дело, а удобно уселся на кошме и, покачиваясь, стал рассказывать о тяжёлых недугах, которые ему довелось вылечить за свой век массажем. Он даже ядовито подсмеивался над такими знахарками, как старая Боссан, и заявил, что с ними ничего общего не имеет. Когда же тебиб объявил, что болезнь Батыра носит название "аппендицита со схватками", все в кибитке прониклись к нему невольным уважением.
-Тебе известна болезнь нашего сына, Довлетмурад-ага, так скажи нам скорее лекарство от неё! - попросила Дур-сун. - Чем же нам лечить "аппендицит со схватками"?
-Средство против "аппендицита со схватками" - в руках, - сказал тебиб.
Мать Батыра истолковала по-своему ответ знахаря. Она поспешила его задобрить:
-Мы ничего не пожалеем ради сына. Твои руки не останутся пустыми, тебиб...
Старик усмехнулся её ответу и укоризненно покачал головой.
-Ты не так меня поняла, глупая женщина, - сказал он. - Мои руки принесут облегчение мальчику. Я не из тех тебибов, которые алчны и лечат ради наживы. Я просто любитель своего дела. А за свой труд возьму лишь то, что вы мне дадите.
Устыдившись сказанных слов, Дурсун закусила конец сползшего было на шею яшмака !.
-Скажи, такое ведь обо мне говорят вокруг люди, Аннамурад? - обратился старик к отцу Батыра.
Задумавшийся Аннамурад поспешно вскинул голову, несколько секунд, помаргивая ресницами, бессмысленно смотрел на знахаря и, ничего не сказав, снова опустил глаза в пол.
Старый тебиб покачал головой и встал. Он важно снял высокую папаху, которую надевал лишь в редких случаях и когда шёл к больному, повесил её на крюк, затем сбросил шёлковый
поношенный халат и засучил рукава нижней рубахи с пожелтевшим от пота воротом.
Батыр спокойно наблюдал за всеми приготовлениями знахаря. Ему ни капельки не было страшно, не так, как тогда, во время прижигания. Старик, казалось, собирался вступить в бой с быком - так медленны и тщательны были его приготовления.
И когда знахарь молча стал переворачивать Батыра лицом вниз, мальчик покорно лёг на живот. Ему, однако, показалось странным, что тебиб даже не заголил на нём рубашки, не стал ощупывать больное место. А старик уже сидел на Батыре верхом, вцепившись сильными руками в худенькие его ключицы.
- Довлетмурад-ага, болезнь его внутри... - робко заметила Дурсун, с тревогой глядя, как сплюснулось, втиснулось в постель под тяжестью тебиба худенькое тело её сына.
- Если внутри - выведем наружу! - уверенно сказал старик. - Аппендицит со схватками надо крепче хватать...
С этими словами знахарь стал гладить мальчика по спине. Вначале плавные и медленные его движения постепенно перешли в быстрые и судорожные. Он всё сильнее нажимал на поясницу Батыра, и тело мальчика стало заметно вздрагивать; он застонал. Старик не обратил на это внимания. Всё больше и больше входя в азарт, знахарь двигал руками по спине Батыра взад-вперёд, стиснув его бока коленями. Пальцы рук знахаря так вкогтились в плечи мальчика, что едва не выворачивали ему ключицы. Рубаха на знахаре взмокла от пота и прилипла к лопаткам. Глаза его были выкачены, оскаленные зубы крепко сжаты.
Не выдержав пытки, Батыр закричал. Но и крик мальчика не остановил старого тебиба. Он словно оглох, потерял способность что-либо ощущать и воспринимать. Лицо его стало безумным.
Каждое движение знахаря причиняло Батыру невыносимую боль. Мальчик уже не кричал, а хрипел. Он бился об пол головой, колотил ногами и руками по кошме, но все его попытки вырваться из-под знахаря были тщетны - тело старого тебиба словно пригвоздило его к полу.
Бедная Дурсун закружилась вокруг расходившегося знахаря. Она забегала то с одной, то с другой стороны, как дикая серна, у которой уносят детёныша. Наконец Дурсун не выдержала. Из её груди вырвался болезненный вопль:
-Он умрёт!
Но и её крик не возымел действия на старого знахаря. Тебиб со свирепым ожесточением продолжал терзать тело мальчика. Он точно задался целью стереть его на нет. Уже не только на лопатках, а и вся его рубаха стала мокрой; пот заливал ему лицо, капал с всклокоченной бороды. Как собака в свирепой схватке не слышит окриков хозяина, так и он оставался бесчувственным к хрипу и стонам Батыра и к воплям его матери.
-Я умираю, мама!.. - хрипел Батыр.
-Отпустите его! Отпустите!
Старый тебиб продолжал своё страшное дело.
-Покричит - перестанет... - тяжело переводя дыхание, бормотал он. - Потом самому легче будет... Покричит - перестанет...
-Отец, спаси! - раздался крик Батыра.
Аннамурад поднял свои тяжёлые веки и вздохнул. Он не
знал, что ему делать. Ведь он сам привёл тебиба к больном} сыну - может, старик и вылечит Батыра. Разве не такого лечения добивалась Дурсун? Она же посылала его за знахарем в соседнюю деревню. Если сейчас помешать тебибу - значит, болезнь Батыра останется...
Аннамураду нужно было много времени, чтобы решить все эти вопросы. Он не умел быстро принимать решения, как другие. И кто знает, сколько времени бы ему потребовалось, чтобы на что-то решиться, не закричи на него жена:
-- Он убьёт нашего мальчика, камень ты бесчувственный! Что ты сидишь?..
Аннамурад, продолжая сидеть на месте, кинул на старика загоревшийся гневом взгляд. Глаза его налились кровью, плечи сжались. Словно тигр, он метнулся к знахарю и сбросил его с сына.
Несколько секунд старик и Аннамурад смотрели друг другу в глаза, тяжело дыша и сжав кулаки. Старый тебиб первым отвёл в сторону свой взгляд. Он натянуто улыбнулся, развёл руками.
- Смотрите, болезнь мальчика прошла - он спит, - сказал он. - Я его вылечил.
Аннамурад перевёл взгляд на сына. Около него, обливаясь слезами, причитала Дурсун. Батыр лежал без сознания, откинув голову набок. Глаза его закатились, лицо посинело, в углах рта застыла пена. Он едва дышал...
Батыр после массажа старого тебиба провалялся в постели не меньше, чем после прижигания Боссан. На спине его долго рассасывались кровоподтеки. В первые дни он не мог сам ни перевернуться с бока на бок, ни встать. Язык его заплетался; ему трудно было держать в руках даже кусок лепёшки.
Но молодой организм перенёс и это жестокое испытание. Подошла осень. Несмотря на протесты матери, Батыр стал собираться на учёбу в город.
VI
Ашхабад поразил Батыра шумными улицами, площадями и огромными зданиями.
Долгое время Батыр боялся один ходить по городу и все свободные от занятий часы проводил в общежитии рабфака. Новая, непривычная обстановка, учёба, товарищи так увлекли его, что он даже забыл о своей застарелой болезни. Да и приступы как-то сами собой прекратились. Батыр повеселел.
Жизнь на рабфаке текла бурно. К услугам учащихся было много различных кружков. По вечерам собирались в клубе: пели, затевали игры, танцевали.
Ещё у себя в родной деревне Батыр полюбил песни. Он и сам любил петь. Правда, Батыр стеснялся посторонних слушателей и обычно пел, уходя далеко от селения, в степь. Он даже мечтал стать народным певцом - бакши.
В городе Батыр стал участником хорового кружка, учился играть на сазе Но больше всего он увлёкся танцами и вскоре добился больших успехов, начал выступать на вечерах художественной самодеятельности.
Однако старая болезнь снова дала о себе знать. Сильные боли заставили Батыра на несколько дней слечь в постель. О его недуге узнали в дирекции, в комсомольской организации. По их настоянию Батыра направили к известному хирургу.
Он оказался русским, довольно полным человеком с бритой головой и аккуратно подстриженной бородкой. Добродушное лицо его, розовощёкое и с голубыми глазами, было очень подвижным - на нём играл каждый мускул.
Усадив Батыра рядом с собой, хирург принялся расспрашивать его о деревне, родителях, учёбе на рабфаке. Он поинтересовался и тем, в какие игры любят играть деревенские ребята, как сейчас течёт в деревне жизнь, что произошло нового за последние годы.
Батыр отвечал на вопросы, а сам думал: "Ба, что, этому человеку нечего делать, что ли? Какое ему до всего этого дело? Зачем ему нужно знать, как я жил, как питался, кто мои отец и мать? Лучше бы он не терял времени, а занялся моим лечением". И по душевной своей простоте Батыр решил: его просто-напросто занимает разговорами помощник доктора. Он уйдёт, как только появится настоящий профессор.
Но человек с аккуратной бородкой не ушёл, а предложил Батыру раздеться и лечь на клеёнчатую кушетку. "Неужели и этот будет меня массировать?" - с тоской подумал Батыр.
Профессор долго и внимательно его выслушивал и выстукивал. Наконец он сказал:
- Да, картина ясная. Чтобы убедиться в правильности нашего диагноза, сделаем рентгеновский снимок. - И приказал Батыру одеваться.
На следующий день Батыр пришёл в больницу с отцом. Аннамурад приехал в город только вчера, и его здесь всё пугало: и множество народа, и большие дома, и гудки автомашин.
Он никогда раньше не бывал в городе. Зачем? Какое дело могло в старое время заставить бедняка тащиться в такую даль? А вот стал жить в городе сын, и пришлось ехать. Батыр мог лишь догадываться, сколько труда стоило его матери собрать в дорогу такого домоседа, как Аннамурад.
С отцом Батыр чувствовал себя в больнице смелее. Он ещё не совсем поборол страх перед докторами, сейчас же его пугало незнакомое и странное слово "рентген". Как будут делать снимок того, что делается у него внутри? Не разрежут ли ему живот, чтобы просунуть туда фотоаппарат? Может быть, ему предстоит перенести новые испытания, тяжелее тех, которые он перенёс в деревне? В таких незнакомых делах всё-таки лучше, когда рядом отец.
Не выпуская руки отца, Батыр вместе с ним вошёл в тёмный кабинет с красной лампочкой над дверями. Глаза его постепенно привыкли к темноте, и он увидел сидящих за письменным столом мужчину и женщину. На них, как и на всех в больнице, были те же белые халаты. "Врачи!" - решил Батыр. А он-то думал, что встретит здесь фотографов...
- Раздевайся, мальчик, - сказала женщина и добавила: - до пояса...
Батыр снял рубашку и, дрожа от непривычного кабинетного холодка и от неизвестности, осторожно подошёл к столу.
Женщина мягко взяла его за плечи и поставила за тесную перегородку, словно между двух чёрных дверей.
Отец Батыра стоял в стороне с зажатой под мышкой папахой. Он не спускал с сына и врачей насторожённого взгляда. Мало ли что могут придумать эти доктора - уж лучше быть наготове! В случае чего, он сумеет постоять за своего сына.
В кабинете раздалась короткая команда:
-Включайте!
Свет на столе мгновенно погас, стало темно, как в беззвёздную ночь в степи. Аннамурад невольно подался всем телом вперёд, напрягая зрение. В кабинете всё резче слышалось странное жужжанье; вскоре оно слилось в единый гул. Аннамурад не знал, что ему делать, и в нерешительности переминался в темноте с ноги на ногу. От волнения ему стало невыносимо жарко.
Вдруг чья-то рука в резиновой перчатке ухватила его за локоть и потянула на себя. И тотчас Аннамурад увидел перед собой светящееся туманное окно, которое двигалось то вверх, то вниз.
-Смотрите, - приказал мужской голос.
Аннамурад попятился было назад, но твёрдая рука удержала его на месте. Перед ним в туманном окошечке темнел скелет Батыра... Это было уже выше сил Аннамурада; он весь вспотел. Мог ли он когда-нибудь предположить, что увидит, как бьётся в грудной клетке сердце сына, как дышат легкие? Но вот светящееся окошечко поползло вниз, и тот же голос сказал:
-Смотрите сюда. В правой почке вашего сына затемнение. Это его и мучило. Видите?
Отец Батыра, как ни напрягал зрение, ничего разобрать не мог. У него слезились глаза, в голове путались мысли. Он никогда прежде не слыхал, чтобы затемнение могло причинять боль, и поэтому отнёсся к этому недоверчиво. Да и всё только что увиденное казалось ему таким невероятным, что он
желал лишь одного: поскорее бы зажгли свет и отпустили его с сыном домой.
-Видите? - повторил свой вопрос врач.
Аннамурад не мог вымолвить ни слова, язык его словно
прилип к пересохшему нёбу.
-Видите? - снова прозвучал настойчивый мужской голос.
-Вероятно, видит, - сказал за отца Батыр.
Мужской голос скомандовал:
-Свет!
Над столом вспыхнула лампа под тёмным абажуром. Аннамурад вытер рукавом халата залитое потом лицо, поднял с пола папаху. Он даже не заметил, когда её уронил. Вид у него был растерянный и жалкий. В всклокоченной бороде блестели капли пота.
Рентгенолог взглянул на отца Батыра и улыбнулся. Ему стало понятным упрямое молчание старика.
-Теперь сделаем снимки, - сказал он и с улыбкой пояснил: - Это совсем не опасно.
VII
Хирург долго рассматривал принесённые Батыром снимки, и лицо его всё больше хмурилось.
- Твоя болезнь носит название каменной болезни, - наконец сказал он. - В правой почке у тебя образовался камень. Я так и думал с первого раза, когда осматривал тебя. Это очень серьёзная болезнь, но мы тебя вылечим. Врачи для этого и существуют.
Батыр недоверчиво посмотрел на профессора. "Разве в почке могут быть камни? - хотелось спросить ему. - Откуда им там взяться? Я никогда не пробовал есть камни".
Новое название болезни лишь ещё больше огорчило Батыра. Ему говорили, что у него внутри "воздух", потом признавали "аппендицит со схватками", но никто и никогда не упоминал о камнях. Когда же всё это кончится? Когда перестанут забивать ему голову разными названиями и вылечат его? Какие новые мучения предстоит ему ещё перенести?
-Можно ли избавиться от... от камня? - растерянным голосом спросил Батыр.
-Ты уже учишься на рабфаке, и я не стану от тебя ничего скрывать, - ответил профессор. - Лекарство тут не поможет, болезнь слишком запущена. Нужна операция. Необходимо вырезать...
-Почку? - испуганно спросил Батыр.
-Нет, камень из почки.
По спине Батыра пробежал холодок. Обрежешь палец ножом -- и то как это больно, а тут предлагают резать почку!
В голове Батыра проносилась одна мысль за другой. Припомнились все перенесённые им страдания, раз за разом повторяющиеся приступы... Нет, он не хотел больше мучиться!
Профессор, по-видимому, понял состояние подростка. Он привлёк его к себе и сказал:
-Если ты боишься операции, давай попробуем полечиться лекарствами. Быть может, камень и рассосётся...
Батыр взглянул в глаза профессора и уловил в его голосе самое важное: хирург сам не верил в справедливость своих слов. Значит, он убеждён, что только операция может спасти Батыру жизнь. Батыр понял профессора и потому спросил:
-Доктор, а резать не опасно?
Лицо хирурга просветлело. Он догадался, что его больной становится на правильный путь - соглашается на операцию.