Ситуация с Принглями становится все острее с каждой неделей. Вчера на одной из книг, лежавших на моем столе, было написано что-то очень дерзкое, а Хоумер Прингль, уходя после занятий, крутил сальто вдоль всего прохода между партами. А еще я получила анонимное письмо, полное злобных, гадких выпадов в мой адрес. Но почему-то я не возлагаю на Джен вину ни за надпись на книге, ни за письмо. Хоть она и сущий чертенок, есть вещи, до которых она не унизится… Ребекка Дью в ярости, и я содрогаюсь при мысли о том, что она сделала бы с Принглями, окажись они в ее власти, - жестокости Нерона не пошли бы ни в какое сравнение с этим. И я, по совести говоря, не осуждаю ее, так как бывают моменты, когда я чувствую, что сама могла бы недрогнувшей рукой подать всем Принглям до единого кубок с напитком приготовления Борджиа.
Кажется, я еще не рассказывала тебе о других учителях. Их двое - заместительница директрисы Кэтрин Брук, которая занимается с младшими классами, и Джордж Маккей, отвечающий за приготовительный класс. О Джордже мне почти нечего сказать. Это застенчивый и добродушный двадцатилетний юноша, с легким, приятным шотландским акцентом, наводящим на мысли о горных пастбищах и туманных островах - его дедушка был родом с острова Скай, - и "приготовишки" его очень любят. Насколько я его знаю, он мне нравится. Но боюсь, мне потребуется немало усилий, чтобы полюбить Кэтрин.
Кэтрин - девушка лет двадцати восьми, как я полагаю, хотя выглядит не меньше чем на тридцать пять. Мне говорили, что она питала надежды на повышение, и, вероятно, возмущена тем, что должность директрисы досталась мне - тем более что я значительно моложе ее. Она хорошая учительница - немного властная, - но ее никто не любит. Впрочем, ее это ничуть не огорчает! У нее, похоже, нет ни друзей, ни родных, и она снимает комнату в мрачного вида доме на маленькой и грязной Темпль-стрит. Одевается она очень безвкусно и неряшливо, никогда никуда не выходит и, как говорят, "страшно скупая". Она очень язвительна, и ученики боятся ее колких замечаний. Мне говорили, что ее манера поднимать свои густые черные брови и растягивать слова, обращаясь к детям, приводит их в киселеобразное состояние. Хорошо бы и мне испробовать этот способ на Принглях! Но мне очень не хотелось бы править, как она, при помощи страха. Я хочу, чтобы мои ученики любили меня.
Несмотря на то что ей явно ничего не стоит заставить учеников ходить по струнке, она постоянно присылает некоторых из них ко мне - главным образом, Принглей. Я уверена в том, что это делается нарочно, и с горечью сознаю, что у нее вызывают ликование мои трудности и она была бы рада видеть меня потерпевшей поражение.
Ребекка Дью говорит, что с Кэтрин никто не может подружиться. Вдовы несколько раз приглашали ее к воскресному ужину - эти добрые души всегда приглашают по воскресеньям в гости одиноких людей и всегда угощают их чудеснейшим салатом-оливье с курицей, - но она гак и не пришла. И они перестали зазывать ее к себе, поскольку, как говорит тетушка Кейт, "всему есть предел".
По слухам, Кэтрин очень талантлива, умеет петь и читать стихи - "диколамировать", как выражается Ребекка Дью, - но не делает ни того, ни другого. Тетушка Четти однажды попросила ее выступить на церковном ужине.
- Мы нашли, что отказалась она очень нелюбезно, - заметила тетушка Кейт.
- Просто огрызнулась, - уточнила Ребекка Дью.
У Кэтрин глубокий грудной голос, почти мужской, и его звуки очень напоминают рычание, когда она не в духе.
Она не красавица, но при желании могла бы лучше использовать достоинства своей внешности. У нее смуглая кожа и великолепные черные волосы, гладко зачесанные над высоким лбом и свернутые в небрежный узел над самой шеей. Ее ясные, светло-янтарные глаза не гармонируют с волосами и густыми черными бровями. У нее ушки, которые не нужно стыдиться показывать, и красивейшие руки, какие я только видела. И рот у нее красивый, изящно очерченный. Но одевается она ужасно. Похоже, она обладает особым даром выбирать именно те цветы и фасоны, которых ей не следует носить: блеклый темно-зеленый и тусклый серовато-коричневый - в то время как она слишком желтовато-бледная для зеленого и серого, - и ткани в полоску, которые делают ее высокую худую фигуру еще более высокой и худой. К тому же ее платье всегда выглядит так, будто она спала в нем.
У нее очень неприятные манеры - "даже с виду заноза", как сказала бы Ребекка Дью. Каждый раз, проходя мимо нее по школьной лестнице, я чувствую, что она думает обо мне всякие гадости. И каждый раз, когда я разговариваю с ней, она дает мне понять, что я сказала что-то не то. Тем не менее мне очень жаль ее… хотя я знаю, моя жалость вызвала бы у нее яростное негодование. И я ничем не могу помочь ей, так как она не хочет, чтобы ей помогли. Я глубоко ненавистна ей, и она этого не скрывает. Однажды, когда все мы, трое учителей, находились в учительской, я сделала что-то, что, как и. кажется, нарушало одно из неписаных школьных правил, и Кэтрин язвительно заметила: "Вы, вероятно, считаете себя выше всяких правил, мисс Ширли". В другой раз, когда я предложила провести какие-то преобразования, которые, на мой взгляд, должны пойти на пользу школе, она ответила с презрительной улыбкой: "Меня не занимают сказки". А когда я как-то раз положительно отозвалась о ее работе и педагогических методах, она сказала: "И где же горькая пилюля во всем этом варенье?"
Но что задело меня глубже всего… Однажды, когда мне случилось взять в руки одну из ее книг, лежавших на столе в учительской, и взглянуть на форзац, я сказала:
- Мне нравится, что вы пишете свое имя через "К". Так оно выглядит гораздо обольстительнее, ведь буква "К" куда более оригинальная и богемная, чем чопорная "С"!
Она ничего не ответила, но под следующей запиской, полученной мною от нее, стояла подпись, в которой ее имя начиналось с буквы "С"!
Всю дорогу домой мне щипало глаза.
Я охотно отказалась бы от попыток подружиться с ней, если бы не странное, необъяснимое ощущение того, что под всей этой резкостью и равнодушием скрывается в действительности жажда дружеского общения.
В целом, при такой враждебности Кэтрин и Принглей, даже не знаю, что бы я делала, если б не дорогая Ребекка Дью, твои письма и маленькая Элизабет.
Да-да, я познакомилась с маленькой Элизабет. И она просто прелесть!
Когда три дня назад я понесла вечером стакан молока к двери в стене, там стояла, чтобы взять его, не Женщина, а сама маленькая Элизабет. Ее головка едва поднималась над нижней, закрытой частью двери, так что личико оказалось в раме из виноградных побегов. Она небольшого роста, бледная и печальная. В осенних сумерках на меня смотрели глаза - большие, золотисто-карие. Серебристо-золотистые волосы, разделенные пробором посередине и гладко зачесанные назад круглым гребнем, падали волнами на плечи. На ней было бледно-голубое полотняное платье, а лицо имело выражение принцессы страны эльфов. У нее, как говорит Ребекка Дью, "хрупкий вид", и она произвела на меня впечатление ребенка, более или менее недокормленного - не телесно, но духовно. В ней больше от лунного луча, чем от солнечного.
- Так это Элизабет? - сказала я.
- Сегодня нет, - ответила она серьезно. - В этот вечер я Бетти, потому что люблю все на свете. Элизабет я была вчера вечером, а завтра, наверное, буду Бесс. Все зависит от того, что я чувствую.
Это было прикосновение родственной души, и моя душа сразу отозвалась нежным трепетом.
- Как приятно иметь имя, которое можешь так легко изменить и все равно чувствовать при этом, что оно твое собственное.
Маленькая Элизабет кивнула.
- Я могу сделать из него столько имен! Элси, Бетти, Бесс, Элиза, Лизбет, Бетси… но только не Лиззи. Я никогда не могу почувствовать себя Лиззи.
- А кто мог бы? - воскликнула я.
- Вы не думаете, что это глупости, мисс Ширли? Бабушка и Женщина так думают.
- Совсем не глупости! Очень мудро и очень красиво, - сказала я.
Маленькая Элизабет поднесла к губам стакан и взглянула на меня поверх него широко раскрытыми глазами. Я почувствовала, что меня взвешивают на тайных духовных весах, и тут же с радостью поняла, что была найдена отвечающей требованиям: маленькая Элизабет попросила меня об одолжении, а она не просит об одолжении людей, которые ей не нравятся.
- Вы не могли бы поднять вашего кота и дать мне погладить его? - сказала она робко.
Василек терся о мои ноги. Я подняла его, и Элизабет, протянув руку, с восторгом погладила его по голове.
- Я люблю котят больше, чем малышей, - заявила она, взглянув на меня с чуть заметным вызовом, словно ожидала, что я буду возмущена, но не могла не сказать правду.
- Я думаю, ты имела мало дела с малышами и поэтому не знаешь, какие они милые, - с улыбкой ответила я. - А котенок у тебя есть?
Элизабет отрицательно покачала головой.
- Нет, бабушка не любит кошек. А Женщина их и вовсе терпеть не может. Сегодня ее нет дома, поэтому я смогла прийти за молоком сама. Я люблю приходить за молоком, потому что Ребекка Дью такая приятная.
- Ты жалеешь, что не она принесла тебе сегодня молоко? - засмеялась я.
- Нет. Вы тоже очень приятная. Я и прежде хотела с вами познакомиться, но боялась, что это случится не раньше, чем наступит Завтра.
Мы стояли возле двери в стене и беседовали. Элизабет пила маленькими глотками молоко и рассказывала мне о Завтра. Женщина сказала ей, что Завтра никогда не наступит, но Элизабет не так глупа, чтобы этому поверить. Когда-нибудь оно непременно наступит! В одно прекрасное утро она проснется и обнаружит, что это Завтра. Не Сегодня, а Завтра. И тогда произойдет… произойдет все самое замечательное. Она сможет провести день именно так, как ей нравится, и никто не будет следить за ней - хотя, как мне показалось, Элизабет чувствует, что это слишком хорошо, чтобы случиться даже в Завтра. Или она сможет пойти и узнать, что там, в конце прибрежной дороги - этой извилистой, петляющей, похожей на красивую красную змею, дороги, которая ведет - так думает Элизабет - на край света. Может быть, там находится Остров Счастья. Она уверена, что где-то есть такой Остров Счастья, где стоят на якоре все корабли, которые не вернулись в родные порты, и она найдет этот остров, когда наступит Завтра.
- И когда оно наступит, - сказала Элизабет, - у меня будет миллион щенков и сорок пять котят. Я сказала об этом бабушке, когда она не разрешила мне завести котеночка, а она рассердилась и сказала: "Я не привыкла, мисс Дерзкая, чтобы со мной так разговаривали". И меня отправили в постель без ужина… Но я совсем не хотела быть дерзкой. И я никак не могла уснуть, мисс Ширли, потому что Женщина сказала мне, что знала девочку, которая умерла во сне, после того как надерзила старшим.
Когда Элизабет допила молоко, послышался резкий стук в какое-то невидимое окно за елями. Я поняла, что все это время за нами наблюдали. Моя маленькая фея убежала; ее золотистая головка блестела в темноте еловой аллеи, пока не исчезла совсем.
- Эта малютка с фантазиями, - сказала Ребекка Дью, когда я рассказала ей о своем приключении, - право же, Гилберт, в этой встрече было что-то от настоящего приключения. - Говорит мне однажды: "Вы боитесь львов, Ребекка Дью?" - "Никогда ни одного не встречала, так что не могу сказать", - говорю. "В Завтра будет сколько хочешь львов, - говорит она, - но все это будут хорошие, дружелюбные львы". - "Детка, - говорю, - от тебя одни глаза останутся, если будешь так глядеть". - Она смотрела прямо сквозь меня на что-то, что видела в этом своем Завтра. "У меня глубокие мысли, Ребекка Дью", - говорит она. Беда этой девчушки в том, что она мало смеется.
Я вспомнила, что Элизабет ни разу не засмеялась во время нашего разговора. У меня такое ощущение, что она не умеет смеяться. Большой дом, где она живет, такой безмолвный, унылый, в нем никогда не звучит смех. Даже сейчас, когда повсюду буйство осенних красок, он остается скучным и мрачным. Маленькая Элизабет слишком часто вслушивается в неясные шорохи.
Я думаю, что одной из целей моей саммерсайдской жизни будет научить ее смеяться.
Ваш нежнейший и вернейший друг,
Анна Ширли.
Р. S. И это тоже из любовных писем, которые писала бабушка тетушки Четти.
3
Шумящие Тополя,
переулок Призрака,
Саммерсайд.
25 октября.
Гилберт, дорогой!
Только представь! Я ужинала у хозяек Кленового Холма!
Мисс Эллен собственноручно написала приглашение. Ребекка Дью была чрезвычайно взволнованна - она никак не думала, что они обратят на меня внимание, - и тут же выразила уверенность в том, что это сделано ими отнюдь не из дружеских побуждений.
- У них какие-то дурные намерения, это я точно знаю! - воскликнула она.
Да и саму меня тревожили те же подозрения.
- Непременно наденьте ваше лучшее платье, - распорядилась Ребекка Дью.
И я надела мое красивое новое платье из кремового чаллиса, приколола к нему лиловые фиалки и уложила волосы по-новому - волнами надо лбом. Эта прическа мне очень к лицу.
Хозяйки Кленового Холма, без сомнения, по-своему очаровательны. Думаю, Гилберт, что я могла бы полюбить их, если бы они позволили мне это сделать. Их дом - гордый особняк, отгородившийся деревьями от обыкновенных домов, с которыми не желает знаться. В саду рядом с ним стоит большая белая деревянная женская фигура, прежде украшавшая нос знаменитого корабля капитана Эйбрахама Прингля "Пойди и спроси у нее", а возле парадного крыльца вздымаются волны кустарниковой полыни, которую привезли с собой из Старого Света первые переселившиеся в Америку Прингли. У них есть еще один знаменитый предок, который сражался в битве при Миндене, и его шпага висит на стене в гостиной рядом с портретом капитана Эйбрахама Прингля. Капитан был отцом мисс Сары и мисс Эллен, и они им очень гордятся.
В доме - внушительных размеров зеркала над черными рифлеными каминными полками, старинная горка с восковыми цветами в ней, картины, запечатлевшие красоту когда-то бороздивших моря кораблей, венок из волос, в котором есть локон каждого из известных Принглей, множество больших морских ракушек, а на кровати в комнате для гостей стеганое одеяло с узором из крошечных крылышек.
Мы сидели в гостиной на шератоновских стульях красного дерева. На стенах - обои в серебряную полоску, на окнах - тяжелая парча, на одном из массивных столиков с мраморной крышкой - красивая модель корабля с малиновым корпусом и снежно-белыми парусами, знаменитого "Пойди и спроси у нее". С потолка свисает огромная люстра - вся из стеклянных подвесок. Круглое зеркало с часами в центре было привезено капитаном Эйбрахамом из "чужих краев". Все это просто чудесно! Я очень хотела бы, чтобы что-нибудь в этом роде было в нашем доме мечты.
Даже самые тени на Кленовом Холме красноречивы и привержены традициям. Мисс Эллен показала мне миллион - или что-то около того - фотографий Принглей; многие из них - дагерротипы в кожаных футлярах. Большой пестрый кот вошел в гостиную и вскочил ко мне на колени, но был тут же выпровожен в кухню. Мисс Эллен извинилась передо мной, но, как я подозреваю, сначала она извинилась в кухне перед котом.
Разговор поддерживала главным образом мисс Эллен. Мисс Сара, маленькая, в черном шелковом платье на жестко накрахмаленной нижней юбке, со снежно-белыми волосами и черными, как ее платье, глазами, со сложенными на коленях худыми, жилистыми руками в изящных кружевных оборках, красивая, кроткая, печальная, казалась слишком слабой даже для того, чтобы разговаривать. И все же, Гилберт, у меня возникло впечатление, что все Прингли, включая саму мисс Эллен, пляшут под ее дудку.
Ужин подали великолепный. Вода была холодная, столовое белье красивое, блюда и бокалы тонкие. Прислуживала за столом горничная, почти такая же высокомерная и аристократичная, как и ее хозяйки. Но мисс Сара притворялась глуховатой всякий раз, когда я обращалась к ней, и, глотая каждый кусок, я боялась, что он застрянет у меня в горле. Вся моя храбрость испарилась. Я чувствовала себя, как несчастная муха, севшая на липкую бумагу. Нет, Гилберт, мне никогда, никогда не победить и не покорить "королевский род"! Мысленным взором я уже вижу, как подаю заявление об уходе с должности после Рождества. В борьбе против такого клана у меня нет никаких шансов на успех.
И все же я не могла не испытывать некоторой жалости к старым леди, когда смотрела на их великолепный дом. Когда-то он жил - здесь рождались и умирали, испытывали радость, любовь, надежду, страх, отчаяние, ненависть… А теперь у него нет ничего, кроме воспоминаний, которыми живут его хозяйки, и их гордости за предков…
Тетушка Четти ужасно расстроена: сегодня, доставая для меня чистые простыни, она обнаружила посередине одной из них залом в виде ромба. Она уверена, что это предвещает скорую смерть в доме. Тетушка Кейт очень недовольна такой суеверностью. Но мне суеверные люди, пожалуй, даже нравятся. Они придают жизни красочность. Разве не был бы этот мир слишком серым, если бы все в нем были умными, рассудительными и положительными О чем бы мы тогда говорили?
Два дня назад у нас произошла кот астрофа. Василек провел целую ночь на улице, несмотря на зычное "Котик! Котик!" Ребекки Дью, которым она весь вечер оглашала задний двор. А когда утром он вернулся… Ох, что за вид! Один глаз совсем заплыл, на скуле шишка величиной с яйцо, мех в засохшей грязи, а одна лапа прокушена насквозь! Но каким торжествующим, отнюдь не покаянным было выражение его здорового глаза! Вдовы пришли в ужас, но Ребекка Дью ликовала: "А то ведь Этот Кот до сих пор еще ни разу в жизни не подрался как следует. И я ручаюсь, тот кот выглядит гораздо хуже его!"