– Ага, и тогда ты тоже сидел бы и качался взад-вперед, как те, из Третьего Сгустка? – насмешливо отозвался Дуду. – Ты хоть двигаешься, ходишь, говоришь. И вообще, не такой уж ты урод. Ты просто… немного другой, вот и все.
– Придем куда? – спросила вдруг Нинне. – Ты сказал "как только мы придем" – но куда? В сказках, когда идешь по лесу, то всегда приходишь к какой-нибудь избушке или к замку. Но здесь один только лес, лес и лес. Ты уверен, что мы в правильной сказке?
"Вот я и вляпался, – подумал Том, мотая головой и лихорадочно соображая, что ответить. – Вот и вляпался…" Каждый раз, когда они начинали говорить серьезно, возникали проблемы.
– Когда идешь, то всегда куда-нибудь придешь, – проговорил он с напускной уверенностью, которой у него на самом деле не было и в помине. – Если бы мы остались в Лагере, то… мы не нашли бы всех этих плодов, не поели бы птичьего мяса… – Том попытался найти еще какие-нибудь положительные стороны их бегства. Нинне сама пришла ему на помощь:
– И мы продолжали бы принимать Лекарство, и не думать, и ничего не делать…
– И не узнали бы лес, – ликующе подхватила Орла. – Мне очень нравится лес, – добавила она тихо. – Очень-очень.
– А что такое "снег"? – спросил Ноль-Семь ни с того ни с сего, словно все это время он пытался удержать ниточку какой-то своей мысли.
– Ты же видел его на рисунках, правда? Он белый, холодный, падает с неба… – стал объяснять Том, радуясь возможности сменить тему.
– Да, я понял, это ты уже говорил. Но что это такое?
– Это как дождь, только не сульфитный – а чистый. Он падает сверху маленькими кусочками и кружит в воздухе. А потом оседает на земле и на разных предметах и, если его много, покрывает собой все. И еще, если его много, то очень холодно. Ужасно холодно! Можно даже умереть от холода. Нам повезло, у нас нет снега. Это потому, что Астер уничтожил все времена года.
Дети посмотрели на него как на сумасшедшего. Никто ничего не понял. Том постарался объяснить проще:
– Это Астер всему виной, да. Когда взорвалась бомба, то что-то случилось и в небе: привычные светила разлетелись в разные стороны, остался только Астер – он жаркий и довольно близкий, и поэтому погода всегда остается такой, как сейчас.
Молчание. Голос Ханы:
– А ты откуда это знаешь?
– Не знаю, – ответил Том. – Кажется… кажется, мне это кто-то говорил.
– Опять ты со своими глупостями об Осколках, да? – Хана смотрела на него сердито. Том даже отпрянул, ему показалось, что она его сейчас ударит.
– Давайте не будем ссориться из-за Осколков, – вдруг сказал Глор. – Давайте вообще не будем ссориться.
Все удивленно уставились на него. В лучах Астера виден был каждый волдырь на его лице, но светлые глаза как будто светились изнутри.
– Если мы – твое зеркало, – пробормотал Том про себя, – если мы действительно твое зеркало, то сегодня ты увидишь себя красивым.
* * *
– Почему они все время ругаются из-за Осколков?
– Ах, Рубен, Рубен, иногда мне хочется быть похожим на тебя, – с легкой улыбкой произнес Джонас.
– Нечего выставлять меня дураком, лучше отвечай, – обиженно пробурчал тот.
– Да нет, что ты, ты не дурак. Ты просто такой… такой…
– …дурак. Пытаешься сказать то же самое другими словами? Можешь не стараться, лучше отвечай. Так почему?
– Потому что у одних они есть, а у других нет. И те, у кого их нет, завидуют тем, у кого есть. Потому что иметь Осколки – значит иметь прошлое. Не иметь их значит лишь одно – что ты родился из пробирки, неизвестно от кого, может, вообще случайно. Обыкновенное слияние гамет. И если у тебя нет прошлого, то тебе трудно представить и будущее.
– Вечно ты говоришь загадками, Джонас! Но я понял, – ответил Рубен и улыбнулся. – Это значит, что у Остатков есть кто-то, кто их ищет, кому они нужны, на этой планете или нет – не важно. А у тех, других, – никого нет. Разве что пробирка, и та уже давно разбилась.
– Именно так, Рубен, именно так.
– Осторожно, – пошутил Рубен. – Ты начинаешь повторять все по два раза, прямо как наш Том. Или ты хочешь, чтобы я звал тебя Джонас-Два-Раза?
– Кстати, не такое уж плохое прозвище. Но Тому оно больше идет. Не будем забирать у него имя. У парня и так почти ничего нет.
– У него есть книга… Знаешь, эта история о злой ледяной королеве, она мне тоже понравилась. Хотелось бы и мне иметь такую книгу. В следующий раз, когда к нам заявятся Первопроходцы, я их спрошу. У них там на астерлётах столько разного хлама, наверняка и какая-никакая книга отыщется.
* * *
Вот уже несколько дней Том брал с собой на охоту Глора. Сначала просто чтобы хоть как-то отвлечь его после того неприятного разговора, а потом – потому что вдвоем у них получалось гораздо лучше. Кто бы мог подумать, что Глор, рослый и крупный, окажется бесшумным, ловким и метким охотником? И, похоже, в отличие от Тома, Глор нисколько не терзался сомнениями в момент, когда нужно было свернуть птице шею.
В этот раз у добычи, которую они выслеживали, не оказалось ни крыльев, ни перьев. Честно говоря, трудно было вообще понять, что это такое: в кустах виднелась лишь бурая спина, казавшаяся пятнистой от игры света и тени. То, что зверь большой, было ясно уже по хрусту веток под его лапами. Иногда из его горла вырывался хриплый звук, похожий на затяжной кашель. Именно этот звук сначала испугал, а потом заинтересовал охотников. И теперь, сидя в укрытии, в кустах, они замерли, не зная, что делать дальше.
Наконец зверь поднял голову, медленно повернулся и уставился прямо на них. Оказалось, что он почти целиком синий, только спина бурая. У него были большие влажные коричневые глаза. Между двойными рядами белых острых зубов болтался розовый язык. И был хвост – небольшой пушистый завиток, дрожавший от возбуждения.
– Как думаешь, он хороший или плохой? – шепотом спросил Глор.
– Понятия не имею, – так же шепотом ответил Том.
Зверь, не оставляя детям времени на раздумья, направился прямо к ним. В шаге от Глора он остановился, потом подошел ближе и ткнулся влажным носом ему в колени. И снова издал тот же странный хриплый звук, на этот раз похожий на безголосый смешок.
– Хороший! – с облегчением воскликнул Глор. – Отличный!
– Кто это? – спросила Хана, разглядывая зверя, который трусил рядом с охотниками и, казалось, улыбался. Зверь доходил Глору до бедра.
– Не знаю, – ответил Том. – Похож на собаку и в то же время на свинью… Мутант, наверное.
– Слушай, ты просто невыносим! Вечно ты все знаешь!
– Я всегда был первым в классе, – с улыбкой похвастался Том за мгновение до того, как его кольнул Осколок, вынырнувший, как обычно, неизвестно откуда. В суматохе никто ничего не заметил, и Тома это вполне устраивало.
– Давайте назовем его Собак, – предложила Орла. – Это ведь подходящее имя, да?
– Рано придумывать ему имя, когда мы еще не решили, что с ним делать. Это гора мяса – можно наесться на неделю вперед, – сказал Том, явно борясь с собой. Но он первый понял, что никогда не найдет в себе мужества убить этого зверя.
– Я не хочу его есть. Я хочу, чтобы он остался у нас, – вызывающим тоном заявил Глор.
Том развел руками.
– Ну, я просто так сказал. Это же не значит, что мы обязательно должны его съесть.
– А вот и не говори просто так, – отозвался Глор и добавил: – Пернатые – они глупые, они убегают и улетают от нас, значит, их можно есть. А этот не убегает. Он идет за нами. Все понимает. И хочет быть с нами.
– Даже если мы его не съедим, – все еще сопротивлялся Том – он сам захочет есть.
– Он захочет есть детей? – Орла испуганно попятилась.
– Да нет же, нет. Я хотел сказать, что нам придется о нем заботиться, искать еду и для него тоже.
– Вот еще! – сказал Глор, почесывая бок зверя. – Смотри, какой он толстый. Ясно, что он сам о себе может позаботиться. По-моему, у нас не будет с ним проблем. – Зверь благодарно потерся головой о его ногу. – Наоборот, может, он даже будет охотиться для нас. Если мы объясним ему, как это делать.
– И мы назовем его Собак, – не успокаивалась Орла. – Хорошее имя, правда?
Зверь, словно узнав это слово, поднял морду и завыл. Собак! Все радостно засмеялись и захлопали в ладоши. Теперь у них был Собак. Разве не здорово?
* * *
– Никогда еще не видел подобной твари под светом Астера, – пробормотал Рубен, разглядывая зверя. – Интересно, внутри он тоже синий? Вот вышли бы бифштексы… Это я тебе говорю. А из задней части можно такую ветчинку заделать, такие биточки!..
Однажды в порыве откровенности Рубен рассказал Джонасу, что в прошлой жизни он был мясником.
– Хорошо, что он там, а ты здесь, – заметил Джонас. Хотя ему и не хотелось в этом признаваться, но зверь его немного беспокоил. Кто знает, вдруг он опасен, агрессивен? Вдруг бросится на детей, разорвет их в клочья? Может, он хищник и его привлек их запах. Подобные твари, как сказал Рубен, встречаются редко: чудовищные мутанты с несочетаемыми частями тела – результат сильнейшей радиации. Или неудавшихся экспериментов: после бомбы же пооткрывались все клетки. У этого еще относительно нормальный вид, хотя Джонасу не слишком нравился его двойной, как у акулы, ряд зубов. Но детям это явно не мешало. Орла как раз только что сплела венок из цветов и украсила им зверя; тот резко вскинул голову, на лету подхватил венок зубами и моментально проглотил. Все рассмеялись.
Джонас тревожился и за Тома-Два-Раза. "Подходящее имя, – еще раз подумал он. – Этот мальчишка ничего не делает бездумно, всегда взвешивает все до мелочей, перепроверяет себя. Это его достоинство – и одновременно наказание". Осколки несли Тому тревогу и боль – почти физическую. И ему приходилось справляться со всем этим самостоятельно: кажется, он пытался собрать воедино картину, которой больше не существовало… "Ладно, – сказал себе Джонас, – я все равно ничем не могу ему помочь. Я могу лишь оберегать его. Его и всех остальных. Наблюдать. А если они вдруг окажутся в беде, если им понадобится помощь, что я смогу сделать? Отсюда до них далеко. Передатчик передает сейчас с расстояния семидесяти под. Неплохо, учитывая, что они дети, идут пешком и не имеют никаких приборов для ориентирования, кроме старого компаса, которым они не умеют пользоваться… и который наверняка давно свихнулся от перепадов магнитосферы".
"Знаешь, это захватывает. Как те вечерние шоу про шпионов, что показывали раньше. Я тогда ни одного не пропускал", – разговорившись, признался как-то Рубен, и Джонас мысленно с ним согласился. "Может, и я тоже просто увлекся этой игрой про шпионов, и мое любопытство разгорается при виде чужих бед? Может, для меня это всего лишь способ заполнить чем-то пустые дни, придать смысл бессмысленной работе?" – думал он и от этого становился сам себе противен. Чтобы отвлечься, Джонас перевел взгляд на черно-белый экран – из тех, что держали под наблюдением Лагерь. Ничего нового. Разве что вот: долговязый подросток каким-то образом ухитрился поймать мелкую пичужку и сейчас методично выщипывал ей перья, сжимая коленями тощее тельце, еще живое, и не обращая внимания на царапины, которые наносила ему несчастная и уже почти голая жертва.
* * *
– А я еще сделаю, – упрямо повторила Орла и направилась в лес. – Сплету ему новый венок.
– И он снова его съест! – прокричала ей вслед Хана.
– Зато теперь мы знаем, что он вегетарианец, – заметил Том. – То есть, я хотел сказать, травоядный.
– Опять ты со своими сложными словами, – буркнула Хана, отворачиваясь, но ее восхищенный взгляд не вязался с ее недовольным тоном. Она все еще сердилась на себя за то, что обозвала его "невыносимым". Том заметил ее маленькую внутреннюю борьбу и тоже отвел взгляд, чтобы не показывать, что он все понял.
– А может, я и ошибаюсь, – заговорил он через некоторое время, снова обернувшись к Хане. – На что ему тогда такие острые зубы, если он питается одними цветочками?
– Может, это и есть Орк. Может, в этих местах Орки такие, и он почуял наш запах и этой ночью всех нас съест. Тогда мы все окажемся у него в животе, – завороженно проговорил Дуду.
– Вот уж нет, – откликнулся Том. – Этой ночью он будет сидеть в загоне.
– В каком загоне?
– В том, который мы сейчас построим. Все вместе.
Работа заняла всех, кроме Орлы – она ушла на поиски цветов и вернулась уже с длинной гирляндой из фиолетовых колокольчиков и с пригоршней розовых плодов, какие до этого им не встречались.
– М-м-м, вкусные, – сообщила она, энергично кивая головой. – Очень даже!
– Я же велела тебе ничего самой не пробовать, – зашипела на нее Хана, и малышка отпрянула, пряча плоды за спиной.
– Ладно, если уж она не умерла, то можно и нам попробовать? – вмешался Дуду.
– Подождем до завтра. Если они все-таки ядовитые, умрет только она, – беспощадно заявила Хана.
Орла пожала плечами, словно сказанное ее не касалось, и, подбежав к Собаку, обвила его шею цветочной гирляндой и закрепила голубым венчиком на длинном стебле. На этот раз, как Собак ни извивался, ему не удалось дотянуться зубами до цветов и волей-неволей пришлось смириться с украшением. Глядя на него, все залились смехом, даже Хана веселилась вместе со всеми.
– Ой, вы смастерили ему домик? – воскликнула Орла, заметив строение на краю поляны. – А как он туда попадет?
– Здесь есть дверца, смотри, – гордо заявил Дуду.
– Я тоже помогала ее делать, – вставила Нинне.
– Какой красивый… А можно мне тоже такой домик, для меня одной?
Том рассмеялся.
– Загоны нужны только для зверей.
– Да, но было бы так хорошо иметь свой домик… Мы можем посмотреть в книге и сделать такой же, правда? Как, например, домик Гензеля и Гретель…
– Но это же был домик из еды! – воскликнул Глор.
– Да нет, не тот. А тот, в котором они жили раньше – еще до того, как их мама и папа стали плохими и решили бросить их в лесу. Давайте попробуем, а? Я тоже буду помогать.
Она смотрела на Тома умоляюще, снизу вверх. Глаз с него не сводила. Ну что ж, он давно знал, что рано или поздно это произойдет. Дети шли и шли – и никто не жаловался просто потому, что все страшно уставали и были слишком напуганы. И только поэтому не задавались вопросами. Но куда они шли? Есть ли смысл в том, чтобы каждое утро снова пускаться в путь, без проводника, без дороги, не ведая цели? Конечно, всем хотелось остановиться. И вот вопрос возник сам собой, будто в игре. Ну, и что теперь?
Трудно в одиночку принимать решения, делать выбор. Он подумал, что обсудит этот вопрос с Ханой, как-нибудь вечером. А пока просто попробует переключить внимание.
– Гранах, дай-ка мне книгу. Тут есть еще одна сказка о доме, и я как раз хотел вам ее почитать… – он сел на землю и скрестил ноги.
Пока все остальные усаживались в круг, Том вдруг услышал знакомое монотонное жужжание. Днем поляну всегда наполняло множество звуков – птичье пение, щелканье, чириканье, – но этот звук выделялся из всех. Он был другой, ровный и долгий. Том поднял глаза и заметил золотистый блеск на одной из веток; послышался как будто металлический щелчок.
– Ну? – торопила его Нинне.
И он начал читать.
– Можно я кое-что спрошу? Я не очень хорошо понял… – сказал Глор этим вечером. Костер они не зажигали, Астер бледно сиял над самым горизонтом.
– Что именно? – спросил Том.
– В сказках, которые ты нам читаешь, там всегда есть эти… мамы. Только я не совсем понимаю: а что такое "мама"? Может, мне объяснит кто-нибудь? – Он медленно обвел всех глазами, словно ждал, что все сейчас начнут смеяться.
Том вздохнул. Ну вот, этого только не хватало. И что теперь делать?
"Сказать правду, – зашептал голос у него внутри. – Сказать ему все, что знаешь, это и будет правда".
"Но я не помню", – возразил другой голос.
"Нет, помнишь, – не уступал первый. – Помнишь!"
Том помотал головой, отгоняя назойливые голоса, и огляделся. Все уставились на него в ожидании. Свет заходящего Астера отражался в глазах детей. Он еще раз вздохнул и начал:
– Это женщина. Которая готовит тебе еду и говорит всякие вещи…
– И оставляет тебя в лесу, – тут же перебил его Дуду.
– Это не во всех сказках, – возразил Том.
– Да, не во всех, – подтвердил Ноль-Семь. – В некоторых она умирает в самом начале и оставляет тебя одного.
– Но тогда зачем она нужна? – включилась в дискуссию Хана. – Если в конце или даже в начале она все равно тебя оставляет?
– Она не то чтобы для чего-то нужна, – объяснил Том. – Она просто есть.
– Как небо? – спросила Орла. – Или вода, или Астер, или деревья? Есть – и всё?
Том молчал, подбирая слова.
– Мама есть у всех, – наконец сказал он.
Нинне бросила на него косой взгляд и насмешливо улыбнулась.
– Это неправда, – сказала она. – У Вылупков нет мамы.
– Да, но все же где-то… – начал было Том, но потом умолк и поднял руки – словно сдался. И правда, попробуй такое объясни.
– А у тебя она была? – Хана. Да уж, вопрос прямо в лоб.
Том сглотнул, помолчал немного.
– Думаю, да.
Вот она. Правда. От нее больно, но только в начале. Потом ничего. Наоборот, Том почувствовал, будто внутри у него разлилось тепло.
– И какая она была? – спросила Хана. Тому не нужно было смотреть в ее сторону, чтобы уловить враждебность, почти ненависть.
– Она была… красивая. Обнимала меня.
– Чтобы побороться? – Глор.
– Нет. Чтобы показать, что она меня любит.
– Значит, она не очень сильно тебя сжимала… – опять Глор.
– Не очень. Она обнимала меня… как раз в меру. Чтобы мне было хорошо. Как одеяло, только живое.
Дети обменялись взглядами. У них было одно одеяло на всех, в рюкзаке у Глора, и пользоваться им мог лишь тот, кто заболел.
– Значит, ты был болен? – тут же уточнила Нинне.