Из кармана шорт Лойко достал гладкую кору дерева. На ней, будто тушью, был нарисован пузатый карапуз: волосы его развевались на ветру, он сидел верхом на дельфине. Хорошая была картинка, подробная и четкая, как в детских книжках.
Лойко начал рассказывать. Сначала слушать было трудно - из-за его шепелявости мы не всё понимали. Но потом привыкли и перестали это замечать.
- Это мама рисовала. Ее звали Зое. Она хорошо рисовала, лучше всех мужчин. На дельфине - это я. - Лойко засмеялся и смолк. - А мама умерла. Давно. И я живу с дедом. Мама меня любила. Она рисовала - для меня… и для него. Он пришел издалека. Из другой страны. Устал, болел. Дед его приютил, мама вылечила. Она Киро позвала, Киро вылечил. Киро был ведун. Он все травы знал и всех лечил. А мама была самой красивой. И Киро любил мою маму. Он выбрал ее в ведуньи. Только… мама не любила Киро, мама любила того, кто ушел, но обещал вернуться. Он оставил маме меня. Мама так и сказала Отцам. И они сказали: пусть. Но потом Киро умер. - Лойко погрустнел. - В тот день, когда я родился, ведун Киро пошел на охоту, наступил на подлую змею. А ведун не может наступать на змей, он их всегда чувствует. Тогда сказали, что это моя энко превратилась в змею, чтобы я отобрал жизнь у доброго Киро. А я не брал! Роса, я не брал!
- Конечно, не брал, Лойко…
- Но все решили, что я. Отцы за мной строго смотрели. Думали, я кедон.
- Кто?
- Злой человек, плохой. Им нельзя жить в Городе. Но многие думали, что я ведун. Что я не отобрал жизнь Киро, а освободил его энко от болезни: он любил Зое и был болен. А потом Солнце прогневалось, Дождь прогневался. Все наши козы умерли, все зайцы в лесу, все олени и кабаны. Не было еды. Долго. Люди сказали: надо послать кого-то к Богам, пусть вымолит прощение и вернет зверей в лес…
Не знаю, как это опять получилось. Я сидел рядом с Роськой, смотрел на картинку на гладкой коре, которую она держала в руках, слушал рассказ Лойко и вдруг почувствовал, что вокруг меня все совсем другое. Воздух другой, деревья другие, дома. И я совсем не удивлялся, что сижу не рядом с друзьями, а иду по городу из белых домов, вижу женщин, высоких и смуглых, которые отрываются от дел и смотрят мне вслед. Я вижу мужчин в холщовых рубахах ниже колен, подпоясанных красивыми поясами из кожи; детей с выгоревшими на солнце волосами. И вдруг я понял, что я - это уже не я, а светловолосый Лойко из племени анулейцев, сын чужеземца и Зое, которая рисовала так хорошо, что ей завидовали мужчины. У меня, Сережи Листа, опять случилась раздвижка сознания.
Совет Отцов всегда собирался в одном и том же месте. За домом вождя была специальная круглая беседка, вся увитая плющом и диким виноградом, так что сидящих в ней не было видно. Но слышно-то все равно было. Особенно если Отцы начинали спорить.
Конечно, подходить к этому месту нельзя никому, кроме Вождя, ведуна и Отцов. Но Лойко нарушил запрет. Когда тихо и печально протрубил рожок, возвещая о начале Совета и прося тишины в городе, Лойко уже сидел позади беседки, прислонившись спиной к платану. Со всех сторон его скрывали кусты акации и заросли хмеля. Эти заросли вплотную подходят к беседке Совета. Лойко все слышно. Будто он сам сидит на Совете, только глаза закрыл.
Лойко и сам не знал, зачем пришел сюда. Зачем ему непременно нужно было первым узнать, кого пошлют Отцы к Богам? Может быть, оттого что злой шепот за его спиной ("Если бы Лойко не забрал жизнь Киро, тот спас бы нас от мора!") незаметно сменился тихим перешептыванием:
- Лойко - новый ведун, он пойдет к Богам и спасет нас. Недаром он, едва успев родиться, спас страдающую энко Киро, которого околдовали Зое и чужеземец!
Но за десять лет, что Лойко прожил на свете, слишком много всего раздавалось за его спиной, и он перестал замечать эти слова. Нет, не из-за людской молвы нарушил Лойко запрет и пробрался в тайник у беседки.
Всему причиной был его дед. Он у Лойко еще не старый, он веселый и сильный. Свой гончарный круг дедушка крутит так ловко, что Лойко давно решил тоже стать гончаром. Вот как раз недавно исполнилось Лойко десять лет - пришло время выбирать ремесло, которое станет его на всю жизнь. Конечно, из-за голода дед, как и все, ослабел, но все равно не поддавался болезням и напастям. "Все, - говорил, - образуется. Солнце и Дождь не оставят нас". А вчера вдруг уронил на пол свой новый горшок. И даже поднимать осколки не стал, отвернулся, но Лойко успел увидеть, что дед плачет.
- Чувствую я, сынок, - сказал он хрипло, - тебя отправят к Богам за милостью.
И за весь день дедушка не проронил больше ни слова.
Конечно, это большая честь, если отправят его, Лойко. Это значит, что Отцы и все племя признает, что он ведун, ведь только ведуны говорят с Богами. И он, Лойко, сын Зое, самый достойный из всех. С плохим человеком Солнце и Дождь не будут разговаривать, даже на порог своего Небесного Дома не пустят! Он спасет свой народ, о нем сложат песню и будут петь ее детям.
Но вместе с чувством гордости навалилась на Лойко черная тоска. Уйдя к Богам, он никогда, никогда больше не прикоснется к жестким дедовым рукам, не сможет больше замешивать для него теплую красно-коричневую глину. Лойко больше не будет играть со своей маленькой Танкой, не увидит, как из котенка она вырастет в настоящую взрослую рысь - священное животное анулейцев. Он больше никогда, никогда, никогда не почувствует на своей лохматой голове тяжелую, горячую руку деда, а свою уже никогда не запустит в густую Танкину шерсть. Не прикоснется к огромным гладким валунам в старом городе. Не поймает на себе быстрый взгляд черноглазой соседки Олы. Не увидит, как отражается в капле росы паутинка. Не пробежится босиком по священной дороге. Не научится у своего друга Ботко делать свистульки из стручков акаций. Не полежит больше на бугорке с особенной шелковой травой - маминой могиле. Не увидит быстрый ход облаков в ветреный день. А ему еще надо успеть достроить город из разноцветных камней и отыскать в лесу цветок папоротника… Но самое главное - мама. Ведь если он уйдет сейчас к Богам, вместе с ним умрет и мамина энко. Как Киро умер, не оставив детей. Его одного, его, Лойко, оставила на земле красавица Зое, а если он уйдет к Богам, у него уже не будет детей, и мамина энко не сможет возродиться в следующих поколениях. Конечно, тело ее дало жизнь цветам и травам, что растут на могиле, но энко, душа Зое, умрет без Лойко навсегда. И энко дедушки тоже, ведь, кроме Лойко, у него никого нет.
Нет, не может быть, чтобы Отцы выбрали его. Ничего такого Лойко не совершил, чтобы быть достойным, наоборот! Да и не умеет он говорить с Богами, он обыкновенный мальчик. Дед просто наслушался дурацких разговоров на улице!
"Пусть я нарушу запрет, - думал Лойко, прячась в зарослях, - зато узнаю, что решат отцы и успокою дедушку, а то он все горшки перебьет".
Страх, что вдруг выберут его, Лойко старательно заглушал. Наконец Вождь заговорил, и Лойко весь обратился в слух.
- Старейшины родов, Отцы семейств, вы все знаете, что от нашего решения зависят судьбы ваших детей. Солнце и Дождь вашим мыслям. Говори ты, Фед.
Фед… У него волосы, как серебро, из которого его род век за веком делает наконечники для стрел и украшения для женщин. У него лучистые глаза и улыбчивый рот. У него чудесная внучка Ола, соседка Лойко.
- Что я скажу вам, дети Дельфина… Чем прогневили мы Богов, уже не узнать, но наше промедление только приближает голодную смерть наших детей. Нужен ведун, но его нет.
- Все говорят, что Лойко, сын Зое, новый ведун.
Это Дот. Он молодой, но самый старший из мужчин в своем роду. Он брат Киро.
- Сын Зое и чужеземца, - поправил Вождь. - Ты не должен забывать этого, Дот.
Лойко представил, как Вождь, говоря это, поглаживает свою густую русую бороду. Глаза у Вождя строгие и грустные. Все слушаются человека с такими глазами.
- Говори ты, Tax.
- Мне нечего сказать вам, братья, кроме того, что вам и так ясно. Дот говорит, что мальчика Лойко считают ведуном, но он не сказал, что многие из нашего народа уверены, что он кедон. Я не знаю, кого нам посылать к Богам, но знаю, из-за кого начался этот мор.
У Таха много детей. И язык у него хороший, может долго, красиво говорить. Если он уговорит совет, что Лойко - кедон, Лойко убьют. После него, его мамы и дедушки ничего не останется, даже песни, ведь имена кедонов не хранят в памяти. А после Таха останется много детей.
- Лойко недавно исполнилось десять лет, - будто только что поняв что-то важное, сказал Веш, самый улыбчивый из Отцов. - Я знаю, он ровесник моего племянника Ботко… Пришло его время выбирать ремесло…
- А тут мор, - вкрадчиво продолжал Tax. - Будто сами Боги говорят нам, что Лойко предназначено идти к ним.
- То есть что он ведун? - насмешливо уточнил Дот. Tax промолчал, и Лойко показалось, что он пожал плечами: думайте что хотите, я сказал, как есть.
- Но Лойко не проявляет себя как ведун, - возразил Ино, самый старший из Совета, отец семейства Лойко. - Ведунов видно сразу, они не похожи на остальных.
- Лойко тоже не похож!
- Чем? Тем, что кожа у него была белее нашей, когда он родился? Не забывайте, что его отец был из чужой земли и белокож. Солнце же приняло мальчика в свою семью, сейчас его не отличишь от других анулейцев.
- У Лойко очень громкий голос, Ино, громче всех.
- Мы не знаем, какими голосами обладают люди из племени его отца. Может, голос тоже достался ему по наследству?
- Кажется, старый Ино жалеет сына своей семьи и не хочет спасти других, - заметил Онго.
Онго можно понять: в его семье больше всего голодных смертей. Онго огромного роста. Молодые деревья он с корнем вырывает из земли, хотя лет ему уже немало. Но его силу никто не принимает за дар ведуна.
- Конечно, - спокойно согласился Ино. - Разве отец не должен жалеть своих детей? Если мы выберем Лойко, а его дед скоро умрет от горя и старости, одной семьей в нашем роду будет меньше. Мы потеряем искусных гончаров. Не забывайте еще, что Хвосты сильно виноваты перед гончаром Хотой: они убили его единственную дочь.
- Она сама лезла под стрелы, будто разум оставил ее! - вспылил Фед, чей сын был одним из тех Хвостов.
- Зое хотела спасти отца своего ребенка, мы не можем ее осуждать, - возразил ему Вождь. - Зое убила случайная стрела, никто не хотел ее смерти. Но мы виноваты перед Хотой. Хотя и он, и его дочь Зое тоже виноваты перед нами: не надо было пускать чужеземца в свой дом.
- Разве бы ты или любой из нас оставил умирать в лесу раненного зверем человека? - спросил Ино. - Нет, за Хотой и Зое нет вины.
- Не время разбирать дела давних лет, - перебил всех Онго. - Каждая минута приближает смерть к нашему порогу. Надо решить, кто пойдет к Богам.
- Надо отправить Лойко.
- Нельзя его отправлять.
- Если он ведун, это его обязанность, его предназначение!
- А если кедон… тем лучше для народа, если он уйдет. Может, мор и разразился из-за того, что он кедон.
- Хота не переживет.
- Лойко будет оплакивать один Хота. У него нет матери, нет жены, нет детей. Лучше пусть горюет один Хота.
- Ты говоришь жестокие слова, Tax.
- Если Лойко оставить, мы всегда будем мучиться вопросом, не кедон ли он.
- Пусть уходит сейчас. Так будет лучше для всех.
- Жизнь ребенка священна!
- Он же не умрет, Дот, он отправится к Богам!
- И он спасет свой народ.
- Все будут думать, что он ведун.
- Скорее всего, он и есть ведун.
- Это большая честь - в столь юном возрасте отправиться в Небесный Дом, чтобы спасти свой народ.
- Пока мор не унес сотни детских жизней, которые священны…
- Хорошо, - сказал Вождь, - пусть будет так. Tax и Онго, вы пойдете к Хоте и сообщите ему и мальчику. Ино, приготовьте Лойко одежду и рысь. Дот, Веш и Фед, сообщите народу. Да не оставит нас милость Дождя и Солнца…
Я вздрогнул - это Роська сильно сжала мне руку. Я тряхнул головой, отгоняя наваждение.
- Что с тобой? - прошептала Роська. - У тебя такое лицо…
- А дальше? - спросил Максим, сердито глянув на нас.
Лойко тихо улыбнулся:
- Меня подготовили. Надели золотую одежду, дали рысь. А я… плохо сделал, совсем плохо, но я не хотел к Богам. Ведь оттуда не возвращаются, а я не хотел без деда. Он и так ночами стонал и плакал, когда думал, что я сплю. Меня поставили в золотой круг, позвали огонь. А потом… я почти не помню. Больно было. - Он прижал руки к голой груди, к тому месту, где торчали вымазанные гуталином ребра. - И пятки жгло. Я подумал: это Солнце. Может, уже попросить его и вернуться к деду? А потом я провалился.
- Куда?
Лойко торжественно сказал:
- Меня спас Посланник. Не помню как. Я уже здесь проснулся. Он меня поил какой-то травой, как ведун. Радовался, что я ожил. Он сказал: "Теперь твое имя будет Ньюлибон. На другом языке это "заново рожденный". Ты должен был умереть, но не умер. Я спас тебя. Так велели Боги". И он меня просил. Говорил: "Твой народ столько плутает в лесах и не может выйти к морю, а я знаю дорогу. Я помогу. Только мне никто не поверит, надо, чтобы ты помог". Он прогнал мои волосы. Велел красить руки, ноги, живот - всё! Чтобы всегда было черное. И одежду дал. А одежду сам сделал. Как наши женщины. Я вернулся к деду, но как будто не Лойко, а другой мальчик. Посланник Богов пришел со мной в город. Он сказал всем, что Боги взяли Лойко, плохого и злого, сына народа крыс, а взамен дали меня - Ньюлибона, ведуна и проводника для него, Посланника Богов. И что я такой черный, потому что взял на себя всю копоть и грязь сердца Лойко, когда тот горел в огне. Все поверили. Никто не узнал Лойко. А я все про всех знал. Я все делал, как велел Посланник. Я подходил к каждому дому, клал руку на знак рода над входом и говорил, кто в доме живет, кто ссорится, кто нет, потому что нельзя ссориться, живя под одной крышей. И говорил, у кого какое ремесло и сколько детей. Все поняли, что я ведун, которого послали Боги. И мор прекратился, охотники стали приносить еду. Я сказал, что сам выберу дом. Я поселился у деда. Посланник Богов сказал, что будет жить среди нас и посмотрит, достойны ли анулейцы вернуться к морю. Теперь говорит всем, что, как только сойдет с меня копоть Лойко, сына народа крыс, так он и поведет нас к морю. А сам велит мне красить себя чернотой. Зачем? Посланники Богов такие странные. Может, он не понял еще, что мы достойны найти свое море? Он со мной о разном говорит. Говорит, что надо многое изменить, чтобы к морю вернуться. Говорит, что Отцы ссорятся между собой и поэтому толку от них нет. Пусть правит один Отец. И ведун тоже не нужен. Он сам, Посланник, будет говорить с Богами и лечить людей. Но люди не хотят, чтобы не было Отцов и ведуна. Посланник говорит: "Надо что-то придумать, Лойко, чтобы уговорить их…" Но я не знаю, как мы будем без Отцов и ведуна. Может, он что-то напутал?
- И давно вы так живете? - спросил Максим резко.
Лойко задумался, подсчитывая или вспоминая:
- Природа сделала свой круг. Потом еще пришла сестра Весна, а потом отдала нас брату.
Мы переглянулись.
- А-а, - понял я. - Весна ушла, пришло лето, а природа сделала свой круг… Это, наверное, все времена года прошли, то есть год.
- Да, скорее всего.
- Год и еще весна - лето… Полтора года, - задумчиво проговорил Максим. - Ты что же, Лойко, все это время красишь себя этой гадостью?
- Надо. Посланник прогоняет Лойко волосы, и Лойко никто не узнаёт. Даже дед, - грустно закончил он.
- Лойко, - распахнула глаза Роська. - Он что же, живет с тобой под одной крышей и не знает, что это ты? Что ты не погиб?
Лойко отчаянно замотал головой:
- Никто не погибал! Если бы не Посланник, Лойко ушел бы на небо к Солнцу и Дождю! В меня ведь не попала стрела, я не наступал на подлую змею, меня не растерзал зверь - я бы не умер! - Лойко помолчал. - Но с дедом мы никогда бы уже не встретились, ведь те, кто уходит к Богам, не возвращаются…
- Ты бы умер, - жестко сказал Максим. - Ты бы умер, как твоя мама.
- Нет, - твердо сказал Лойко. - Я бы не умер. - Потом он сник и заговорил как-то глухо. - Деда очень жалко. Он любил Лойко, жалел. У него никого нет, только чужой черный мальчик. Он теперь его тоже любит. Говорит "сынок", как Лойко говорил. И разговаривает со мной. Мне больно. Я слышу, как он скучает по Лойко. - Лойко опустил голову. - Но я не могу сказать ему, что я Лойко. Я должен помочь Посланнику. Народ ждет, когда он поведет нас к морю. Все этого хотят. В море живет энко анулейцев.
Вдруг что-то пискнуло у Лойко в кармане. Будто электронный будильник. Лойко ойкнул и вскочил.
- Посланник зовет меня. Надо уходить. Приходите еще сюда. Я знаю: вы из племени того, кого любила моя мать.
- Твоего отца? - в упор спросила Роська.
Лойко опустил пушистые ресницы и неловко сказал:
- Да, моего отца. Скажите ему, что я его жду. Вместо мамы.
Через секунду он уже выскочил из дома. Когда мы выбежали следом, над всей поляной стояла тишина, будто и не было никакого мальчика Лойко. Даже в лесу не было слышно его шагов. Наверное, он умеет ходить бесшумно.
3
- Боже мой! Ну какая ерунда! Этот Посланник просто издевается над Лойко! И обманывает весь народ!
- Ну почему же обманывает, Роса? - усмехнулся Максим. - Может, он в самом деле поведет их к морю…
Мы сидели в ангаре. После того как Лойко убежал, мы походили еще немного по брошенному городу, пожалели, что не спросили, почему люди отсюда ушли, а потом спохватились: время обеда давно прошло, пора возвращаться. В самолете не поговоришь, но только мы приземлились, как Роська с Максимом начали спорить. И сейчас, когда уже спрятали "Ласточку" и пришли в ангар, всё не могли успокоиться. Хотя о чем тут спорить? Максим просто дразнил Роську. Я давно заметил, что он, когда говорит ей наперекор, быстрее додумывается до правильного. Наверное, папа прав: "В споре рождается истина".
- В конце концов, он мог сделать это в целях безопасности: вдруг анулейцы чужеземцев убивают. А уж Посланника Богов точно не убьют.
- Почему бы тогда просто не вернуть Лойко таким, какой он был? - возразила Роська. - Вот я, Посланник, и вот мое доказательство, ведь вы отправили Лойко к Богам. Зачем весь этот маскарад дурацкий? Да и не убивают они никого. Отца Лойко ведь не убили, дали уйти.
- С отцом вообще не очень понятно, - пробормотал Максим и вдруг засмеялся: - А заметили, как он смешно говорит? Все звонкие согласные заменяет на глухие.
Я сидел на полу молча, поджав колени. Во-первых, я страшно устал, а во-вторых, что-то у меня не состыковывалось. Будто не могла решиться какая-то головоломка из всяких случайностей и мелочей.
- Листик, а ты чего молчишь? - ни с того ни с сего обрушилась на меня Роська.
- Думаю, - протянул я.
- Думает он! - обиделась Роська и села рядом со мной. Сердитыми глазами посмотрела на меня и на брата. - По-моему, анулейцев надо спасать. От этого Посланника. Сколько примеров в истории, когда какой-нибудь подлец обманывает такой народ… Ну, не совсем цивилизованный. Ради наживы.
- Думаешь, племя Лойко богатое? - спросил Максим. - Вряд ли. Ведь золота здесь нет, Листик?