– Ему никогда бы не бывать наследником, если бы не козни Сетнанха. Мать Тотимеса – Мутнофрет – всегда была младшей женой, а теперь возомнила себя царицей. Все наши враги подняли головы. Но нам с тобой, Хатшепсут, ещё рано сдаваться. Отец подарил тебе твёрдый характер, воспитал не знающей страха, научил бороться и побеждать. Он очень любил тебя и жалел, что ты не родилась мужчиной… Что если мы сделаем тебя регентом?
– Меня – регентом? – удивилась Катя. – Но Перет-Амон сказал, что всё уже решено и регентом будет Сетнанх.
– Да. По крайней мере Сетнанх так и думает. Чтобы на законном основании стать регентом, он решил выдать за Тотимеса свою дочь Исет. И мы не можем помешать этой свадьбе. Но планы Сетнанха могут рухнуть, если ты, дочь моя, этого пожелаешь.
– Что же я должна сделать?
– Выйти замуж за Тотимеса. Стать его законной женой и царицей Египта.
– Выйти замуж за Тотимеса?! – вспыхнула Катя. – Но я… Но мне… Я не хочу выходить замуж!
Все Катины тайные страхи и опасения в один миг стали реальностью. Стоило только Кате попасть во дворец, как волею обстоятельств ей выпало "счастье" в неполные тринадцать лет сделаться женой фараона.
– Рано или поздно ты всё равно станешь женой. Все девушки рано или поздно выходят замуж. Я понимаю, что Тотимес тебе не пара: больной, некрасивый. Но интересы государства часто заставляют нас забывать о своих интересах. Ты уже взрослая и понимаешь, какая ответственность лежит на тебе, как на царевне.
– Я не хочу замуж! – воскликнула Катя. – Делайте что хотите, а за Тотимеса я не выйду!
– Девочка моя, – ласково произнесла Яхмес. – Тотимес тоже не горит желанием жениться. Он очень болен, и ему не до тебя. К тому же свадьба будет не сейчас, а не раньше чем через семьдесят дней.
– Через семьдесят дней? – с надеждой в голосе переспросила Катя.
– Конечно. Мумификация и все приготовления к погребению твоих отца и брата займут по меньшей мере семьдесят дней. Так что у тебя будет время собраться с духом, свыкнуться с мыслью о замужестве. Не печалься. Я, как мать, разделю с тобой все твои горести.
– Ну, если через семьдесят дней, то это другое дело, – повеселела и успокоилась Катя. Получалось, что выходить замуж за Тотимеса придётся не ей, а настоящей царевне. – Только я не поняла одного: неужели у Тотимеса будет две жены сразу?
– Чему ты удивляешься? – пожала плечами Яхмес. – Фараону положено иметь нескольких жён. Главное то, что ты – в силу своего происхождения – будешь старшей женой, царицей, и сможешь править от имени фараона, то есть станешь регентом… О помолвке мы объявим уже сегодня.
– Хорошо. Пусть будет так, – сказала Катя. – Если эта свадьба угодна Амону, мне остаётся только повиноваться.
– Ну вот и славно, – улыбнулась Яхмес. – Ступай к себе, дочь моя, и да хранят тебя бессмертные боги…
Как только Катя ушла, Перет-Амон подошёл к царице и вполголоса произнёс:
– Лучезарная отныне в опасности: она, как чёрная кошка, перебежала дорогу Сетнанху. Он не допустит, чтобы Хатшепсут стала регентом.
– Девочке незачем это знать, – ответила Яхмес. – Вдруг у неё всё получится?
* * *
Катя возвращалась к себе одна. В коридорах было темно, и идти было боязно. Вчерашних слуг и рабов сменили агенты Дома Покоя. Казалось, все они были на одно лицо: бесстрастные, угрюмые, молчаливые. Подглядывая и подслушивая, они стояли за каждой дверью, таились за каждым углом. Казалось, нигде во дворце от них нет спасения.
Лишь в покоях царевны, где хозяйничала Мерит, по-прежнему было светло и уютно. В саду щебетали птицы, журчала в фонтане вода. Сенмут дремал в тени тамариска.
"Хорош паж, – подумала Катя. – Хозяйку выдают замуж, делают регентом, хотят с ней разделаться, а он спит как ни в чём не бывало".
– Разбудить господина? – спросила Мерит.
– Пусть спит, бездельник, – ответила Катя. – Какой от него толк?
Уединившись в садовой беседке, Катя попробовала связаться с Константином Макаровичем. Спайфон молчал, и Катя забеспокоилась.
"Неужели с профессором что-то случилось?"
22. Полночные гости
В полночь Иван лежал на верхней палубе и, перед тем как уснуть, любовался звёздами.
Ветер стих. Все спали. На корабле бодрствовали только два человека: вперёдсмотрящий и кормчий. "Сокол" плыл по течению, и вокруг была потрясающая тишина. Лишь снасти скрипели да изредка всплёскивала волна у самого борта.
"Если всё будет нормально, – думал Иван, – послезавтра будем уже в Гизе. Интересно, сколько времени уйдёт у Клауса на расшифровку текста атлантов? И, главное, как поведёт себя Хатшепсут? Что если она в самом деле прикажет генералу избавиться от нас с Клаусом? Сможет ли Клаус убедить Лучезарную не делать этого?"
Мрачные мысли не давали заснуть. Внезапно Ивану почудился шум на корме, будто что-то мягко упало на палубу. Затем слева, за бортом, раздался всплеск и сухой шорох. Иван приподнялся на локтях и вгляделся во тьму. Вдоль левого борта мелькнула какая-то тень. Иван забеспокоился, бесшумно поднялся и стал наблюдать, прижавшись к стенке надстройки.
На "Соколе" появился чужак. И этот чужак явно замышлял что-то недоброе. Возникла вторая тень, за ней третья. Тот, кто был главным, жестом отдал какое-то приказание, и двое его подчинённых подняли с палубы связанного человека.
"Всё ясно, – подумал Иван. – Наши гости – суперагенты, какой-то "речной спецназ" Сетнанха. Они незаметно поднялись на палубу, оглушили кормчего и охранника. И всё для того, чтобы кого-то похитить. А кто интересует Сетнанха в первую очередь? Конечно, Клаус. Ведь без него экспедиция Лучезарной бессмысленна. Круто задумано. Сетнанх не был бы Сетнанхом, если бы не использовал все возможные шансы помешать царевне. А какие у нас шансы помешать Сетнанху?"
Иван пулей сорвался с места, на цыпочках пробежал десяток метров, отделявших его от агентов Дома Покоя, и бросился на главаря. Главарь встретил Ивана ударом ножа, но промахнулся. Нож просвистел у Ивана над головой.
В это время вперёдсмотрящий поднял тревогу. Генерал Нехси подоспел вовремя. Одним ударом он свалил главаря с ног, а затем бросился на его подчинённых. Но те не теряли времени даром. Бросив связанного человека – а Иван был уверен, что это Клаус – за борт, агенты Дома Покоя вдвоём набросились на генерала.
Рюгге надо было спасать. Оглушённый и связанный по рукам и ногам, он мог сразу пойти ко дну. Поэтому Иван, не раздумывая, вспрыгнул на борт, поискал глазами тело и, заметив его, нырнул в воду.
Иван не знал, да и не хотел знать, что в этот момент происходило на палубе. Главным для него было спасение Рюгге. Он подплыл к бесчувственному телу, приподнял голову Клауса над водой, так чтобы волна не плескала ему в лицо. Потом посмотрел вверх. И в это время две тени прыгнули с корабля в воду. Через секунду над водой показались головы.
"Видимо, на помощь Нехси пришли два его воина, и агенты Дома Покоя ретировались, оставив своего главаря на милость победителей, – подумал Иван. – Интересно, а нас с Клаусом кто-нибудь собирается вытаскивать из воды?"
Агенты Сетнанха поплыли к своей лодке, которая шла позади "Сокола". В лодке их ждал сообщник – четвёртый агент. Он помог своим товарищам забраться в лодку, сел на вёсла и погрёб к берегу.
В это время через борт свесилась могучая фигура Нехси.
– Эй, Джет! Где ты? Лови канат!
– Помогите мне поднять Ануба, – ответил Иван.
– Разве он не утонул? – удивился Нехси.
– Нет. Но он без сознания. Надо поднять его на борт и посмотреть, что с ним.
– Наверно, враги убили его, – ответил Нехси, делая какие-то знаки своим воинам. – Мы поймали их главаря и допросим его. Мои люди сейчас помогут тебе.
Два воина соскользнули по канатам вдоль борта, подтянули к себе тело Рюгге, и один из воинов, взвалив его себе на плечо, стал медленно подниматься на борт. Второй протянул руку Ивану.
– Ты смелый парень! – сверкнув зубами, воскликнул он. – Клянусь бессмертными, с таким товарищем я отправился бы на край света!
Иван протянул воину руку и вдруг понял, что теряет последние силы…
На палубе было шумно и многолюдно. Ивана встретили как героя. Нехси похлопал его по плечу, капитан Хапи долго тряс его руку, а только что проснувшаяся Хатшепсут одарила пажа жестом особой благодарности. Отовсюду слышались реплики:
– Вступил в поединок с врагом!
– Ночью!
– На середине реки!
– Спас человека!
Иван рассеянно принимал поздравления, а сам оглядывался по сторонам: искал Рюгге. Схваченный агент Сетнанха был привязан канатом к мачте. А Клаус, уже освобождённый от пут, лежал на палубе и не подавал признаков жизни.
– Он пришёл в себя? – спросил Иван.
Капитан Хапи покачал головой.
– Что ж вы стоите? – вырвалось у Ивана. – Надо спасать человека.
– Увы. Ануб умер, – ответил Нехси. – Он захлебнулся. Его сердце не бьётся.
Иван глубоко вздохнул, но ничего не ответил. Он ринулся в очередной раз спасать товарища. Теперь уже – от людского невежества. Клаус был без сознания. Его можно и нужно было привести в чувство, но никто не пытался этого сделать, ибо для всех этих людей Клаус был уже мёртв.
Самое время было вспомнить комплекс реанимационных мероприятий, которому Ивана научила мать.
"Не поленись, Ваня, выучи, – говорила она. – Вдруг пригодится?"
И ведь пригодилось же!
Проверив реакцию зрачка и убедившись в отсутствии пульса, Иван начал делать непрямой массаж сердца. Вокруг Клауса сразу собралась толпа недоуменных зевак.
– Ты хочешь оживить мертвеца? – с дрожью в голосе спросил капитан Хапи.
– Ануб не умер, – ответил Иван. – Дайте мне пару минут, и я верну его к жизни.
– Ты врачеватель? Знаешь магические заклинания? – осведомился Нехси.
– Знаю, – бросил Иван. – Но одними заклинаниями ему не поможешь. Дайте больше света! Расступитесь и принесите кто-нибудь факел!
Приказы Ивана были немедленно выполнены. Толпа расступилась. Воины принесли каждый по факелу, и на палубе сразу стало светло. Все затаив дыхание ждали, чем же кончится странный "магический ритуал".
Наконец веки Клауса дрогнули. Он хрипло вздохнул и открыл глаза. Толпа ахнула: паж Лучезарной сотворил чудо – вырвал человека из лап смерти.
– Ануб, как ты себя чувствуешь? – боясь, что Клаус заговорит по-немецки, быстро спросил Иван.
– А что случилось? – пытаясь подняться, спросил по-фивански Клаус.
Иван заулыбался. Кажется, всё было в порядке.
– Больному нужен покой, – объявил Иван. – Капитан, прикажите перенести его в вашу каюту.
Капитан Хапи пожал плечами. Нехси незаметно ему кивнул.
– Будь по-твоему, Джет, – ответил Хапи, жестом подзывая двух матросов. – Перенесите его.
Как только Ануба унесли с палубы, генерал начал допрашивать пленника, привязанного канатом к мачте.
– Как твоё имя?
– Патменх.
– Ты агент Дома Покоя?
– Старший агент.
– Ты знаешь, кто я?
– Разумеется, знаю. Ты – генерал Нехси и имеешь полное право распоряжаться моей жизнью и смертью.
– Ну, если так, тогда рассказывай всё по порядку.
– Сетнанх приказал доставить к нему этого человека живым или мёртвым.
– Вы получили приказ с голубиной почтой?
– Нет. Приказ привёз Ранхор – правая рука Сетнанха. Не мешкая я собрал своих людей, мы сели в лодку и поплыли за вами следом.
– Ранхор сообщил вам приметы Ануба?
– В этом не было необходимости. Один из моих людей знает Ануба в лицо. Он принимал участие в его поимке несколько недель тому назад…
– А Ранхор?
– Что Ранхор? Он взял свежую лошадь и поскакал дальше.
– Куда поскакал?
– Дальше на север. Куда именно – он не сказал, а я не спрашивал.
– Может быть, в Ра-Сетау?
– Может быть.
– На сколько часов Ранхор нас опережает?
– Часов на пять. И если он не свалится в пути от усталости, то выиграет ещё пять часов.
– То есть он вполне успеет подготовиться к встрече с нами?
– Вряд ли он сможет скакать двое суток без сна.
– Это всё?
– Всё, что я знаю.
– Ладно, Патменх. Надеюсь, ты ничего не скрыл от меня. Я подумаю о твоей участи.
23. Смерть под подушкой
В который уже раз Катя вызывала по спайфону Константина Макаровича, но профессор не отвечал.
Сенмут дремал в тени тамариска. Спал, а может, лишь притворялся спящим.
"Наверно, я зря волнуюсь, – успокаивала себя Катя. – Профессор не может быть постоянно на связи. У него куча дел во дворце и вокруг него. А сейчас, в связи со смертью фараона и его сына, дел только прибавилось. Он свяжется со мной сам, как только появится в своём кабинете".
В это время двери покоев царевны распахнулись, в прихожую вбежали слуги, и глашатай громовым голосом объявил:
– Его высочество Тотимес, да будет он жив, здоров и да преисполнится силы!
Мерит и мигом проснувшегося Сенмута как ветром сдуло. В сад, мимо фонтана, босиком по острым камням, лишь бы не попасться на глаза будущему фараону.
Катя, напротив, была вынуждена выйти встречать дорогого гостя.
В прихожую вошёл Тотимес – сутулый молодой человек с потухшим взглядом, всем недовольный, ничего не ждущий от жизни. Бледность его лица и замедленные телодвижения говорили о давней неизлечимой болезни. Долгое время Тотимес был прикован к постели и если сейчас поднялся, то, видимо, потому, что обстоятельства заставили его это сделать.
– Здравствуй, сестра! – сказал он, кривя губы в жалкой улыбке.
Катя не знала, как лучше назвать Тотимеса: братом или "высочеством". Всё-таки она выбрала первое.
– Здравствуй, брат мой! – ответила она торжественно и поклонилась.
– Оставь это, – поморщился Тотимес, жестом приказывая свите оставаться на месте. – Идём в сад, Хати. Мне всегда нравилось сидеть в твоей беседке. А сегодня у меня к тебе серьёзный разговор.
– Прошу, ваше высочество, – пригласила Катя, пропуская "брата" вперёд.
– Перестань оказывать мне знаки внимания, – бесцветным голосом сказал Тотимес, когда они уединились в беседке. – Будь прежней Хати, моей единственной подругой и советчицей.
– Охотно, – согласилась Катя.
– Наверно, ты хочешь знать, что привело меня сюда, – продолжал Тотимес. – Ответ прост: я не хочу быть фараоном.
– Я знаю об этом и понимаю тебя, – ответила Катя. – Утешься! Быть фараоном предначертано не тебе. Фактически фараоном будет Сетнанх. Тебе даже не придётся сидеть на троне.
– Но меня хотят сделать фараоном! Моя матушка Мутнофрет спит и видит меня владыкой Египта, – Тотимес перешёл на шёпот: – Она думает, что мы сможем победить Сетнанха… А ты сама посмотри: сколько в моей свите шпионов Дома Покоя. Меня, можно сказать, привели сюда под конвоем.
– Твоя матушка заблуждается, – заметила Катя. – Сетнанх сейчас очень силён. Так силён, что с ним могут справиться одни только боги. Если боги будут против Сетнанха, тогда ты победишь.
– Нет. Этому не бывать. Я боюсь Сетнанха. Боюсь так сильно, что не помогут и боги.
– Но ты любишь его дочь Исет?
– Люблю, и с этим ничего не поделаешь.
Катя отвернулась и произнесла с наигранным равнодушием:
– Тогда женись и отдай корону Сетнанху. Подумаешь, Египтом будет править другая династия.
– Хати, твоя ирония неуместна, – вздохнул Тотимес. – Каким бы жалким я тебе ни казался, знай, что я – сын своего отца. Я – сын Великого Тутмоса-освободителя! И я лучше погибну, чем отдам корону убийце моего отца и брата!
– Эти слова делают тебе честь, братец. Так чего ты от меня хочешь?
– Тебя прочат в регенты. Но для этого ты должна стать моей женой. Женой калеки. Не знаю, способна ли ты на такую жертву ради Египта?
Катя молчала, и Тотимес заговорил снова:
– Наша свадьба… Наш союз… Всё это будет понарошку, несерьёзно. Ты – моя сестра, и я буду любить тебя как сестру. Буду во всём тебя слушаться. Буду во всём тебе потакать. Ты будешь владычицей страны Та-Кемет. А Сетнанха пошлём пасти свиней, большего он не заслуживает.
– Ты не боишься, что нас подслушают?
Тотимес оглянулся на свиту. Было видно, что он боится, но не хочет в этом признаться.
– Они ничего не услышат. Лишь бы здесь, в саду, никого не было. Так что ты мне ответишь?
– Думаю, мне придётся стать твоей женой, придётся стать регентом. Но кто поддержит меня? Кто защитит меня от Сетнанха? Возможно, уже сейчас он замыслил избавиться от меня и часы мои сочтены.
– В самом деле, я слышал, все офицеры арестованы. Но где твой Нехси? Он один стоит десяти воинов. Призови его, и он не только защитит тебя, но и свергнет Сетнанха.
– Нехси далеко. Я отправила его в Ра-Сетау. По делу.
– Плохо. Во что бы то ни стало, нам нужно продержаться до его возвращения. Пожалуй, придётся объявить, что ты не желаешь выходить за меня замуж. Эта маленькая ложь спасёт тебе жизнь.
– Это не ложь, – потупилась Катя. – Я действительно не хочу выходить за тебя.
– Знаю, – кисло улыбнулся Тотимес. – Я больной, калека… Бывают минуты, когда я испытываю отвращение к самому себе.
– Ты добрый, – Катя отважилась погладить наследника по голове. – Ты честный. Ты сын своего отца. И ты хороший брат. Поэтому я люблю тебя.
– Телячьи нежности! – воскликнул Тотимес, вставая. – Сестра, ты забыла, что я – без пяти минут фараон!
Катя испугалась, вскочила, но Тотимес уже подмигнул ей. Глаза его улыбались.
– Это – для свиты, – вполголоса пояснил он. – Пусть думают, что мы с тобой поругались.
Катя, не веря, кивнула. А Тотимес, прихрамывая, пошёл к выходу.
Едва за ним и его свитой захлопнулась дверь, в саду появились Сенмут и Мерит.
– Почему вы убежали? – хмуря брови, спросила их Катя.
– На всякий случай, – за двоих ответил Сенмут. – Пажу лучше держаться подальше от господина и поближе к кухне. Кстати, о кухне. Пора бы уже позавтракать.
– Ты быстро освоился при дворе, – усмехнулась Катя. – Похоже, ты явился сюда только затем, чтобы спать и есть. А кто же будет восхвалять мою лучезарность?
– Конечно, я. Но для того, чтоб восхвалять, поэту нужно подкрепиться.
– Завтрака сегодня не будет, – сказала Мерит. – По случаю двойного траура кушать ничего нельзя. До обеда. Можно только пить воду.
– Воду так воду, – вздохнул Сенмут, доставая из-за пазухи спелые финики, которые он успел нарвать в саду.
"Вот пройдоха этот Сенмут! – подумала Катя, удивляясь находчивости пажа. – Но почему он так развязно себя ведёт? Забыл, где находится? Или думает, что Хатшепсут станет терпеть его выходки? В любом случае поведение пажа настораживает".
– Святотатец! – сказала Катя. – Как смеешь ты есть во время траура, в присутствии скорбящей царевны?!
– Если я сейчас не поем, то умру, – с улыбкой ответил Сенмут. – Тогда во дворце объявят не двойной, а тройной траур. И тебе опять придётся пить по утрам воду.
Катя нахмурилась и приказала служанке:
– Мерит! Сбегай в сад, нарви нам с тобой фиников. Надеюсь, этот прохвост оставил там что-нибудь.
Мерит убежала, а Сенмут, мгновенно став серьёзным, сказал:
– Лучезарная, боюсь, что скоро тебе придётся питаться лишь фруктами из твоего сада.